Постмодерн-спик. Минус – это плюс. Люди "не"

Этот текст посвящен людям, которые не делают и гордятся свои недеянием. Не пьющим, не курящим, не едящим мяса, не ходящим в фастфуд, не покупающим колу, не смотрящим телевизор и прочая, и прочая не.

 

Феномен этот вполне постмодернистский. Он находится внутри дискурса «свободы от», о котором я писал в более широком смысле. Вспомните, этого ведь не было массово раньше. Однако, встречалось, например, в брачных объявлениях – «без в/п». Явление существовало, но не было в трендах. Когда кумушки обсуждали сомнительный выбор одной из них в выражениях: «Он хотя бы не пьет», от этого веяло крайним унынием и смирением под альтернативой остаться в старых девах. Как положительное качество трезвенничество ведь не воспринималось, лишь в прямом смысле – как отсутствие отрицательного.

 

Постмодерн не свалился внезапно с неба, зерна прорастали. И на нивах СССР в том числе.

 

Никто не лишен амбиций, всем хочется признания. Я тоже пишу эти тексты отчасти из самолюбования. Но в мире глобальных коммуникаций найти предмет для гордости собой неимоверно сложно. Вы умеете что-либо делать хорошо? Но вам покажут мирового чемпиона, сравнения с которым вы не выдерживаете. Вряд ли вы даже в своем городе входите в число лучших ста в своей сфере. Вы очень обычны, вы лишены выдающихся талантов, вы серость, увы. Об этом мир говорит вам каждый ваш обычный день.

 

С этим не так-то просто смириться. И особенно, когда подлая пирамида Маслоу закинула большинство общества на ту ступень, где кругом постмодерн, а хочется чего-то этакого. Ей богу, пока голодаешь, мысли об отказе от мяса в голову прийти не могут.

 

И вот мы видим вокруг людей, которые стали убежденно считать собственными достоинствами отрицание и неделание. Можно было бы простить им эту маленькую слабость, но… К сожалению, это лекарство от пессимизма тоже дает неприятные побочные эффекты.

 

Тоталитарность. Дело в том, что свобода от кардинально отличается от свободы для наличием стальных решеток. Если вы не пьете, то не пьете вы каждый день 24 часа. Непьющий знает, сколько времени он провел в своей клетке, и он намерен держаться за ней еще долгий срок. А если вы пьете, то вас это совершенно ни к чему не обязывает. Вы ведь пьете, когда у вас есть желание и возможность. Не выпив сегодня, вы не теряете ничего. В отличии от. Вы можете не пить год просто потому, что у вас не было подходящего повода, но это ничего не меняет – вы остаетесь самим собой, пьющим. У вас не будет угрызений совести, если вы вчера выпили или если не выпили. У вас есть свобода для.

 

Речь, конечно, не про алкоголиков. Они ведь есть и среди пьющих, и среди непьющих, поэтому под это разделение они не попадают.

 

Сознательно ограничивающий свою свободу человек находится под гнетом тоталитарности этого решения. И тем больше он будет себя наказывать, тем больше страшиться отступиться хоть раз, чем большее значение он своему «качеству» придает, чем больше он ассоциирует собственную личность с «качеством». Идеальная тюрьма.

 

Такие люди иногда пытаются объединяться с себе подобными. На самом деле объединение на основе отсутствия признака невозможно. Вы ведь не можете дружить с кем-то на базе того, что вы оба не любите яблоки или не носите очков?

 

Но потребность в подкреплении сводит все же отказников, то центральное место занимает сама тоталитарность. Посмотрите какую-нибудь лекцию Жданова. На эти одухотворенные лица. Тоталитарная секта as is.

 

В этом месте возникает экстремизм. И дело даже не в самой нетерпимости. Они ведь сначала взращивают нетерпимость к мясу или к табаку в самих себе. Пропитываются ей, отливают из нее решетки и противотанковые ежи. А потом неизбежно проецируют ее вовне:

 

- А я веган.

 

И смотрит на вас как на врага народа.

 

Но нетерпимость тоже не может быть объединяющей. Так например, на гей-парад не приходит много народу, чтобы этих педерастов побить, хоть бы в городе и нетерпимы были бы сотни тысяч.

 

Единственный способ совместной деятельности для таких людей – это экстремизм. Нельзя ведь вместе не носить шубы. Зато можно сообща обливать краской тех, кто шубы носит. Можно побить кого-нибудь или поджечь что-то из-за полиэтиленовых пакетов. Не было еще такого? – Будет.

 

В таком отношении есть и серьезный религиозный момент. Характерно, что содержание в нем выхолощено, оставлена лишь форма. Схимники не уходили от мира, они приходили к богу. Да, их отказ от мирского производил впечатление на аудиторию, но целью всегда были добытые откровения. С людьми «не» иначе. Они воспринимают свою схиму как элемент святости, они демонстрируют ее как стигматы. Но ведь ответа с той стороны нет и не ожидается. Ни достичь просветления, ни покинуть колесо они не хотят.

 

Их путь никуда не ведет. Сам путь и есть цель пути. Чего же на этом пути возможно достичь? Ты не пил еще один месяц – не слишком-то большое достижение. Поэтому хочется большего. Большей святости через новые самоограничения. Возгонка по спирали.

 

Кстати, ислам сегодня самая постмодернистская религия. Там с запретами полный порядок. Из них отлично выстраивается уютный самодостаточный внутренний мирок. В христианстве же после иконоборчества и отказаться толком не от чего.

 

Тут ведь какое дело? С высшими целями кризис везде. Реальность показывает человечкам, что единственная легальная высшая цель – сказочно разбогатеть, недостижима. Как тогда сложить мировоззрение? Жесткая структура системы запретов – это ответ. Поэтому бывает, что некоторые много сидевшие заключенные не могут найти себя на воле – не из чего сложить новое мировоззрение, лучше уж вернуться к знакомому.

 

Вот так русские девочки из Москвы вдруг принимают ислам и отправляются в халифат. Это постмодерн.

 

Не надо только думать, что я отношусь к людям «не» с ненавистью. Они не виноваты. Freedom from – это официально продвигаемая идеология. В «ценности» нам записывают все новые и новые ограничения. Мы все под этим прессом. Не все выдерживают. Sad but true.