Постмодерн-​спик. Труд­но­сти пе­ре­во­да. (За­глав­ная ста­тья серии)

Что если я скажу вам, что мы го­во­рим на раз­ных язы­ках? Что мы го­во­рим на них сразу од­но­вре­мен­но? Что мы не по­ни­ма­ем раз­ли­чий язы­ков и не умеем пе­ре­во­дить их?

 

Вы ска­же­те, что, ко­неч­но, об этом вы зна­е­те и  от­лич­но всё по­ни­ма­е­те.

 

Нет, эта кро­ли­чья нора на­мно­го глуб­же.

 

Раз­ли­чия между язы­ка­ми про­сто ги­гант­ские, чу­до­вищ­ные. Вы пред­став­ля­е­те себе театр «Ка­бу­ки»? Люди в стран­ной одеж­де, в стран­ных рас­кра­шен­ных мас­ках де­ла­ют стран­ное. Они то ска­чут по сцене, то за­ми­ра­ют в вы­чур­ных позах. Ино­гда они кри­чат непо­нят­ное. Че­ло­ве­ку ев­ро­пей­ской куль­ту­ры по­нять дей­ствие со­вер­шен­но невоз­мож­но. А мест­ные смот­рят с ин­те­ре­сом. Они по­ни­ма­ют этот язык.

 

Те­перь по­смот­рим фраг­мент из ев­ро­пей­ско­го кино.

 

Круп­ным пла­ном по­ка­зы­ва­ют глаза. Затем на экране хлеб. И потом опять глаза че­ло­ве­ка круп­но.

 

Это озна­ча­ет «голод».

 

Это ведь театр «Ка­бу­ки». Он ровно так же не по­ня­тен для лю­бо­го, ко­то­рый не знает языка об­ра­зов, ко­то­рым изъ­яс­ня­ет­ся со­вре­мен­ное ки­но­ис­кус­ство. Возь­мем ев­ро­пей­ца из 15 века и по­ка­жем ему любой наш фильм. Он не пой­мет в нем ровно ни­че­го. Как вы не по­ни­ма­е­те «Ка­бу­ки». Как вы не по­ни­ма­е­те речь на вьет­нам­ском языке. Вы на­столь­ко не по­ни­ма­е­те вьет­нам­скую речь, что не спо­соб­ны раз­ли­чить в ней даже лек­си­че­ских еди­ниц, она сли­ва­ет­ся для вас в сплош­ное мя­у­ка­ние.

 

По­ла­гаю, че­ло­век из про­шло­го пой­мет, что здесь люди едят, здесь де­рут­ся, тут за­ни­ма­ют­ся лю­бо­вью. Но это по­ни­ма­ет и ваша со­ба­ка, когда на­блю­да­ет за вами. А че­ло­век про­шло­го не пой­мет, кто эти люди, зачем они де­ла­ют это, о чем это во­об­ще. Это аб­со­лют­но дру­гой язык, со­вер­шен­но дру­гой язык спе­ци­фи­че­ских об­ра­зов. Он ро­дил­ся из са­мо­го фор­ма­та этой ком­му­ни­ка­ции, из ис­то­рии его раз­ви­тия.

 

Срав­ни­те это с язы­ком га­лак­ти­ки Гу­тен­бер­га. Так при­ня­то на­зы­вать куль­ту­ру и ци­ви­ли­за­цию пись­мен­ной речи. Она про­изо­шла из фо­не­ти­че­ско­го ал­фа­ви­та. Ко­то­рый тре­бо­вал жест­ко­го со­блю­де­ния пра­вил – по­ряд­ка букв, по­ряд­ка слов. Есть пред­по­ло­же­ния, что сама со­вре­мен­ная ло­ги­ка была след­стви­ем фо­не­ти­че­ской пись­мен­но­сти. Ее упо­ря­до­чен­ность и стро­гость ро­ди­лись из языка, ко­то­рым пишут.

 

Книги раз­нес­ли этот язык по­все­мест­но. Этот язык стал для людей новым, потом нор­ма­тив­ным, потом един­ствен­ным, а потом опять лишь одним из. Мы ду­ма­ем те­перь на этом языке, он род­ной для нас. Как ду­ма­ли люди до пись­мен­но­сти? Мы про­сто этого не знаем. Мы за­бы­ли, можем лишь пред­по­ла­гать. Но они точно не стро­и­ли в го­ло­ве пред­ло­же­ний из слов в том по­ряд­ке, ко­то­рые пред­пи­сы­ва­ют пра­ви­ла пись­мен­ной за­пи­си.

 

Мы ду­ма­ем сло­ва­ми, мы со­став­ля­ем пред­ло­же­ния, мы пы­та­ем­ся хо­ро­шо сфор­му­ли­ро­вать мысль. А что такое «хо­ро­шо сфор­му­ли­ро­ван­ная мысль»? – Это та, ко­то­рая при­ня­ла окон­ча­тель­ный вид, при­год­ный для за­пи­си на бу­ма­ге.

 

Вы когда-​нибудь чи­та­ли ки­но­сце­на­рии? По­про­буй­те пару стра­ниц оси­лить. Если от­но­сить­ся к этому как к ли­те­ра­тур­но­му про­из­ве­де­нию, то по­ка­жет­ся, что его на­пи­сал ум­ствен­но непол­но­цен­ный. Потому-​то ки­но­сце­на­рии не из­да­ют и не про­да­ют в виде книг боль­ши­ми ти­ра­жа­ми. Они непри­год­ны в ка­че­стве книг.

 

А ки­но­сце­на­рий – это пе­ре­вод. По­про­бу­ем пе­ре­ве­сти ки­но­фраг­мент «Голод» на пись­мен­ный язык? Соб­ствен­но, я уже дал один ва­ри­ант. И это было адап­ти­ро­ван­ным пе­ре­во­дом. Как если бы мне при­шлось при пе­ре­во­де с ан­глий­ско­го от­рыв­ка из Конан-​Дойля для кре­стья­ни­на сред­них веков де­лать снос­ки и про­стран­но объ­яс­нять там каж­дое вто­рое слово. Что такое «Таймс» и во­об­ще га­зе­та, что такое «вок­зал», а за­од­но и «поезд»…

 

Пря­мой под­строч­ник вы­гля­дел бы так: «Глаза, хлеб, глаза». Во­об­ще невоз­мож­но прямо, под­строч­ни­ком пе­ре­ве­сти ви­зу­аль­ный образ «на экране глаза че­ло­ве­ка». В пись­мен­ном языке нет для этого по­ня­тий. Вы по­ня­ли мою адап­та­цию толь­ко по­то­му, что вы от­лич­но по­ни­ма­е­те ки­но­язык. Вам не по­тре­бо­ва­лись снос­ки. Они там под­ра­зу­ме­ва­лись, но зна­е­те, что такое «Таймс», «вок­зал», «экран» и «круп­ный план».

 

Вы по­ни­ма­е­те, какая неве­ро­ят­ная про­пасть между пись­мен­ным язы­ком и язы­ком ки­но­об­ра­зов? По­то­му и ки­но­сце­на­рии невоз­мож­но чи­тать. Это не пе­ре­вод с од­но­го языка на дру­гой, и даже не ин­тер­пре­та­ция, это под­строч­ник. Вы­гля­дя­щий неле­по из этой дикой раз­ни­цы.

 

И мы, гос­по­да, хо­ро­шо по­ни­ма­ем оба этих языка, мы спо­соб­ны ими изъ­яс­нять­ся, сме­ши­вая их на лету в любых про­пор­ци­ях. Но не все за­ме­ча­ют, что раз­го­вор идет на смеси фарси с чу­кот­ским. И если бы толь­ко…

 

Дру­гой язык – это язык нар­ра­ти­ва. Вот при­мер. Боль­ше­ви­ки в пе­ри­од граж­дан­ской войны ис­поль­зо­ва­ли про­па­ган­дист­ское вы­ра­же­ние «гидра контр­ре­во­лю­ции». Пой­мем это на­пря­мую по пра­ви­лам ма­те­ри­а­ли­стич­но­го мира пись­мен­ной ло­ги­ки. Гидра – это такая вод­ная ме­лочь, до ко­то­рой ни­ко­му осо­бо­го дела нет. И?

 

Но это от­сыл­ка к мифу о по­дви­ге Гер­ку­ле­са – о по­бе­де над лер­ней­ской гид­рой. Вы зна­е­те этот нар­ра­тив. И тогда вы­ра­же­ние озна­ча­ет сле­ду­ю­щее:

 

1. Контр­ре­во­лю­ция – зло, а боль­ше­ви­ки добро. Ибо имен­но так сле­ду­ет из нар­ра­ти­ва.
2. Она имеет много голов: де­ни­ки­ны, кор­ни­ло­вы, ин­тер­вен­ты.
3. Борь­ба с ней – по­двиг, сле­ду­ет про­явить са­мо­от­вер­жен­ность и храб­рость.
4. За нами сила. Ибо наша сто­ро­на – сто­ро­на Гер­ку­ле­са.
5. По­бе­да оста­нет­ся за нами, как и было в мифе.

 

Вот эту пачку смыс­лов вки­ды­ва­ют в го­ло­вы всего через един­ствен­ное слово. Через нар­ра­тив, ко­то­рый уже есть у вас в го­ло­ве.

 

И это не пря­мой смысл. Но вы хо­ро­шо по­ни­ма­е­те и этот язык. Язык ал­лю­зий и кон­но­та­ций. К тому кок­тей­лю из фарси с чу­кот­ским при­ме­ши­ва­ет­ся еще и ста­ро­нор­веж­ский.

 

Что важ­нее, пря­мой смысл или кон­но­та­ция? Как вы раз­ли­ча­е­те, на каком языке ска­за­но слово, как его пе­ре­во­дить, как его ин­тер­пре­ти­ро­вать? Ведь во мно­гих, мно­гих слу­ча­ях за пря­мым смыс­лом стоит лишь нечто крат­кое и скуч­ное. Но это же слово от­сы­ла­ет вас к нар­ра­ти­ву. А там древ­няя и чу­дес­ная ис­то­рия, в ней ты­ся­чи кра­сок и сотни смыс­лов. И у вас где-​то в глу­бине ра­бо­та­ет еще спо­соб мыш­ле­ния до­пись­мен­ной эпохи. Когда спо­со­бом ком­му­ни­ка­ции и мыш­ле­ния был миф.

 

Вы мо­же­те про­из­не­сти длин­ную фразу с пря­мым смыс­лом: «Иван Ильич – до­стой­ный че­ло­век», но упо­тре­би­те одно при­ла­га­тель­ное, ко­то­рое на дру­гом языке имеет со­вер­шен­но дру­гой смысл. Оно вклю­ча­ет в го­ло­ве слу­ша­те­ля цепь ас­со­ци­а­ций и кон­но­та­ций, ко­то­рые Ивана Ильи­ча уни­что­жа­ют. Это речь на несколь­ких язы­ках од­но­вре­мен­но. И за­да­ча в том, чтобы пра­виль­но ее пе­ре­во­дить и по­ни­мать.

 

Имен­но на этом ос­но­ва­но НЛП. Вам го­во­рят слова, ко­то­рые на одном языке ней­траль­ны, а на дру­гом – это атака. Она вклю­ча­ет ваши нар­ра­ти­вы, ваше об­раз­ное мыш­ле­ние, дру­гие языки, и ис­пол­ня­ет­ся за­ло­жен­ная про­грам­ма. Ма­стер­ская атака не дает вам даже за­ме­тить этого. То есть, вы не су­ме­ли сде­лать пра­виль­ный пе­ре­вод своим пря­мым со­зна­ни­ем, ин­тер­пре­та­ция про­изо­шла в под­со­зна­нии, неза­мет­но для вас.

 

Че­ло­ве­че­ство за свою ис­то­рию на­ко­пи­ло очень при­лич­ное ко­ли­че­ство нар­ра­ти­ва. И всеми из­вест­ны­ми сред­ства­ми ком­му­ни­ка­ции по­ста­ра­лось вло­жить его в каж­дую го­ло­ву, глу­бо­ко и ос­но­ва­тель­но. Поле, на ко­то­ром дей­ству­ет этот язык, очень об­шир­но. И кон­но­та­ции стали важ­нее пря­мых смыс­лов.

 

Ком­му­ни­ка­ция идет на мно­гих язы­ках сразу. Пе­ре­вод, под­строч­ник, ин­тер­пре­та­ция - все эти спо­со­бы мы при­ме­ня­ем, чтобы по­нять, о чем идет речь. Обыч­но это про­ис­хо­дит глад­ко и без уси­лий. И так же глад­ко про­хо­дят и ошиб­ки пе­ре­во­да.

 

В серии ста­тей про постмодерн-​спик я, в сущ­но­сти, за­ни­ма­юсь пе­ре­во­дом по­ня­тий. Я на­зы­ваю это «лож­ны­ми сущ­но­стя­ми», но это не все­гда имен­но так. За­ча­стую это про­сто непра­виль­ный пе­ре­вод. Люди по­ни­ма­ют нечто прямо или под­строч­ни­ком, а надо дать вер­ную ин­тер­пре­та­цию. Надо по­нять, на какие имен­но глу­би­ны со­зна­ния дей­ству­ет зна­че­ние на дру­гом языке, каких де­мо­нов про­буж­да­ет оно.

 

Про­дол­же­ние сле­ду­ет.