«Русская литература, как зеркало русской революции» (3)

Продолжение лекции Роготнева Ильи Юрьевича. Филолога. Кандидата. Взгляд Ленина и Бонч-Бруевича на участие русских сект в  Революции (почитателям Пыжикова, может быть занятно), Достоевский и Церковь, взаимодействие религиозных концепций и социального устройства Мира...

Но предисловием позвольте на критику этой замечательной лекции ответить, процитировав дискуссию... Не только того ради, чтобы в тему ввести, но и примера для... Как надо лясы точить, чтобы и пользу, и удовольствие получать.

Kvazar_Old С удо­воль­стви­ем читаю ваши ком­мен­та­рии. Но, к со­жа­ле­нию, такие вещи надо раз­во­ра­чи­вать. Пишите статьи.

vitalium Спа­си­бо на добром слове...

***

Свернув начало дискуссии (обстоятельный разговор, всё-таки несколько вне темы этой статьи), свой ответ опубликую здесь. Ибо касается он той практической пользы, которую можно извлечь не только из этой лекции но и всей серии статей. Как минимум.

***

vitalium Если Вы считаете что мои оценки недостаточно обоснованы, то покажите в чём.

Личные оценки не нуждаются в обосновании. "Хоть горшком назови..." Но из-за того, что лектор не использует "зеркало" и "отражение" так, как это предписано диаматом, бредом его лекция не становится. И совершенно не важно научен диамат или нет (это тема для отдельного разговора). Здесь речь идёт всего лишь о дефинициях. Лектор, читая лекцию простым обывателям, воспользовался общепринятыми смыслами слов. Нигде их не меняя и не пытаясь выдать свои выводы за продолжение сокровенной мудрости Гегеля и Маркса. 

И "Греховность"  толстовства со злостью Ленина на Толстого, может быть, и были бы неуместны, но только в том случае если бы лекция была учебной, а не попсовой (да и тогда об этом можно было говорить лишь со всем курсом ознакомившись, может быть в других лекциях необходимые пояснения даны). И просвещая нас, простых обывателей, конечно можно делать поясняющие ремарки, но тогда это была бы уже другая лекция. И содержанием, и объёмом. 

И, быть может, я бы не смог из неё ни сам полезную информацию получить, ни рекомендовать, ни в работе использовать... 

Одна из целей которой - помочь моим читателям ориентироваться в лабиринтах  отражений современного буржуазного общественного сознания. Другого способа, кроме как самому знакомиться с первоисточниками не существует. Даже у изучивших мои будущие произведения. Если они будут написаны, они лишь помогут составлять своё собственное представление... И лишь только если в ходе своей работы выясню, что объективная реальность действительно существует, помогу читателю её увидеть. Такой, какой её вижу я... 

1

Ленин не может принять религиозных аспектов революционного движения. Они для него слабость, болезнь. Ему скучно, ему не хочется писать об этом, его раздражает богоискательство Луначарского и других. В том числе, отчасти и Горького, но не может же Ленин это не фиксировать. Не рефлексировать это. 

Религиозный аспект он фиксирует и объясняет. Русская Революция есть крестьянская буржуазная революция. Я не думаю что он иначе смотрел на Революцию 17-го года. Понимал же он, что стихия этой Революции крестьянская. 

Хоть пролетариат и должен стать гегемоном. Крестьянская буржуазная должна трансформироваться в крестьянскую пролетарскую. Вот в чем политический замысел Ленина. И задачу эту Ленин должен был ставить перед партией давно. 

Стало быть, он должен был готовить какое-то решение религиозного вопроса. Он эту тему, в отличие от Бердяева не любит, он не хочет в ней разбираться. Ему нужна какая-то экспертная поддержка. 

Всем известно, что такой эксперт у Ленина был. Это его секретарь Владимир Дмитриевич Бонч-бруевич. В отличие от Луначарского он разбирался не в религиозности вообще, а в "странной" религиозности. В русском сектантстве. 

О том как большевики, а именно Ленин и Бонч-бруевич относились к русским религиозным сектам, о сектантских подтекстах Русской Революции в целом, можно прочесть в работах Александра Эткинда. Исследователя достаточно глубокого, достаточно компетентного. 

Эткинд тонко, остроумно вписывает духовную историю мистического сектанства в контексты русской интеллектуальной культуры. Он показывает как сплетены оказываются хлысты, скопцы, Пушкин, Достоевский, Ленин, Бонч-бруевич, Распутин Александр Блок

Процитирую Эткинда: 

"То, что социалисты-этнографы, вплоть до Пурговича (в Инете фамилию не нашёл - пишу, как слышу) и Бонч-бруевича с воодушевлением называли сектантскими общинами, вовсе не являлась общинами в народнической смысле слова. В самом деле ни в одном из этих случаев не было и намека на прямое самоуправление, на сентиментальные акты полюбовного передела земли и имущества в соответствии с крестьянскими нуждами. Наоборот всякий раз описывалась жесткая иерархическая организация, коллективизация земли, орудий производства, иногда и личного имущества. Безусловное отчуждение продуктов труда, централизованное распределение потребительских ценностей, и наконец, массовая идеологическая индоктринация." 

Идея колхоза но не коммуны, образ государства, но не общины. Это оценка Эткинда. Я был обязан предоставить ему слово для этих остроумных наблюдений, поскольку в дальнейшем я буду пользоваться материалами, которые он собрал, но излагать концепцию, может быть, несколько иную.

2

О Владимире Дмитриевиче Бонч-бруевич и его брате Михаиле Дмитриевича, кажется, хороших исследований нет. Опираться на слухи и домыслы совершенно не хочется. Но мы точно знаем, что он очень профессионально занимался сетками. И был, пожалуй, по данным вопросу самым компетентным специалистом своего времени. 

Мы знаем, что Ленин консультировался с ним по тектоническим проблемам и даже назначил его своим секретарем. Впоследствии Бонч-бруевич стал автором рассказов "Ленин и дети". То есть проявил себя как достаточно умелый политтехнолог. Сектовед, личный секретарь Ленина - к этой личности стоило бы приглядеться, даже если бы у него не было брата Михаила Дмитриевича, представителя военной элиты Российской Империи, вошедшего в военную элиту СССР.

 И так Владимир Дмитриевич Бонч-бруевич утверждал: "С политической точки зрения "хлысты" и потому заслуживают нашего внимания, что является страстными ненавистниками всего, что исходит от правительства. Я убежден что при таксическом сближении революционеров с "хлыстами" мы можем приобрести там очень много друзей. Хлыстовские пророки это народные трибуны, прирожденные ораторы, подвижники, подвижные и энергичные руководители всей пропаганды". 
А вот как свидетельствует Владимир Дмитриевич об интересе к теме Владимира Ильича: "Владимир Ильич очень интересовался рукописями сектантов, которые я собирал. Особенно заинтересовали его философские сочинения. Как-то раз, когда он особенно углубился в их чтение... вообще очень интересно, что Ленин занимался чтением сочинений русских сектантов... сказал мне - как это интересно. А ведь это создал простой народ. Вот наши приват-доценты написали пропасть статей обо всякой философской дребедени. А вот эти рукописи, созданные самим народом имеют во сто раз большее значение, чем все их писания". 

Александр Эткинд подмечает: "Удивительно до чего буквально: и мыслью, и интонацией совпадали в этой экзотической области слова Ленина и Блока. Этот след, имя Александра Блока нам тоже понадобится. 

Эткинд А.М.. Книги онлайн    книги Эткинд Александр  (эмигрант с диссидентским душком, но занятно)

Религиозное сектанство развивалась у нас, и это, по-видимому, универсально, в двух парадигмах. В двух линиях: мистической и рациональной. Мистические секты "хлысты" и близкие к ним "скопцы", "прыгуны" и другие чаяили радикальной свободы в мистическом опыте. В своих общинах они не только устраивали коллективные радения, но и имели своих пророков. А очень часто лжехристов и  лжебогородиц. То есть религиозных самозванцев.

Рациональные секты: "духоборы", "молокане" напротив чаяли свободы от церковной условности, мистического тумана, от избыточной ритуалистики. 

Впрочем, как бы странно это ни выглядело, мистическая сектанство очень легко перетекало в рациональное. Они друг с другом взаимодействовали. И ищущие представители русского народа нередко блуждали, так сказать, между сектами. 

3

Толстовство в сущности было интеллектуальной вершиной рационального религиозного инакомыслия. Экстатическое хлыстовское  начало воплощали преимущественно поэты: Клюев, Белый, Блок. Последний был если не зеркалом, то медиумом революционного духа. Блок считал, что понимает большевизм в чем-то лучше чем сам Ленин. 

По воспоминаниям Евгении Книпович, которая была ему очень близка в последние постреволюционные годы, Блок утверждал, что стихия большевизма шире стихии марксизма.

Большевизм Блока это хлыстомарксизм, синтез марксизма и экстатического мистического сектанства. Стоит лишь прочитать знаменитую поэму "Двенадцать". Впрочем, я здесь не хочу ее касаться. 

Есть еще одна глубокая тема - Достоевский. Поскольку тему эту как бы не явно перед нами разворачивал Бердяев. Бердяев противопоставляет Достоевского и Толстого. В текстах Достоевского наш исторический грех, социальное и экзистенциальное восстание против Рима - вот что такое дух русской революции - сплетается с темой религиозного инакомыслия. 

Бонч-Бруевич возводит происхождение русских сект к гностической ереси, с характерной для антиклерикальной историографии симпатией к средневековым религиозным диссидентам. Историко-генетические гипотезы Бонч-бруевича, в общем, могут быть подвергнуты критике, но связь между русскими сектами и гностицизм есть: и первые, и второй находятся в зоне ереси. 

Как ни странно религиозная инаковость, странность в обилии обитает и внутри Церкви. Помимо догматических основ, помимо религиозного мейнстрима, религиозного официоза существует значительная серая зона идей и практик, отношение к которым у Церкви в её иерархической и соборной ипостаси не сформировано.

Нет окончательной оценки. Поэтому всегда под сомнением эти идеи и эти практики. И своего рода ключевой фигурой в русской культуре в рамках этой серой зоны идей и практик, которые вроде бы неофициальны, но и нееретичны, конечно является Достоевский. 

4

Сегодня доминирует тенденция целиком воцерковить Достоевского, представить его глубоким выразителем соборного православного мирочувствования. Между тем религиозные мыслители, жившие в досоветскую эпоху и разбиравшийся в вопросе, а тогда в этих вопросах умели разбираться очень тонко, никогда не смотрели на Достоевского, как на сусального выразителя церковных истин.

Богословие Достоевского всегда тяготело к идеям подозрительном с точки зрения ортодоксов, к оппозиции богословию школярскому.

Если Толстой был патриархом ересей, пророком по ту сторону церкви, то Достоевский был, если говорить метафорически, патриархом теневой церкви. 

Достоевским в своем творчестве проповедует целую систему теневого богословия. назову три темы: хиллиазм, апокатастасис и воскрешение мертвых. Не путайте с воскресением мёртвых. 

От Достоевского линия религиозной странности идет к Владимиру Соловьеву. Который однако уже окончательно срывается в ересь. 

5

Ни один из профессиональных религиозных мыслителей, исключая разве что Николая Фёдорова не достигал такой полноты и глубины  религиозного смысла, как Достоевский. 

Хиллиазм подозревался в еретичности всегда. Народные секты часто носили хиллиастический характер. И разумеется, существует прямая связь между хиллиазмом и коммунизмом. 

Мне хотелось бы через Достоевского показать,что хилиазм не частная экзегитическая концепция, вариант толкования 20-й главы Апокалипсиса, а определенная историософия. И в этой историософии происходит встреча восстания против Рима и религиозного диссидентства. 

Точнее религиозная инаковость неотделима от восстания. 

Я не стану разъяснять основы хилиазма, я занимался этим вопросом достаточно подробно и могу с уверенностью утверждать следующее: первое - вера в тысячелетнее царство христово на Земле никогда не была осуждена никакими Великими Соборами или даже Поместными Соборами. Эту веру разделяли многие отцы церкви, В том числе ученики учеников самого апостола Иоанна Богослова. 

Второе - сама тема благодатного тысячелетия не эгзогетича, а историософична. То есть, это не просто вопрос толкования Писания. Если 20 глава Апокалипсиса, в которой рассказывается о царствовании Христа и первом воскресении мертвых, если это глава читается буквально, то Земля и Мир Земной спасаются. Они как бы потенциально вмещают в себя победу над смертью, царство Христово, первое воскресение.

Если же читать этот фрагмент аллегорически, а аллегорическое толкование такое: тысячелетнее царство, о которым здесь написано это сама Церковь. А церковь уже существует. В ней мистически царствует Иисус Христос, святые, которые есть воскресшие. Именно об этом первом воскресении будто бы и говорится.

Если я читать аллегорически, то Земной Мир обречен быть неполным, несчастным, несправедливым, отчужденным. А спасение только на Иной Земле на Ином Небе. 

В Христианстве как бы задаются 2 историософские парадигмы: хиллиазм, который идет от откровения Иоанна Богослова, и амилленаризма, который оформлен в учении Блаженного Августина о двух Градах: Граде Земном и Граде Небесном. 

О том что Град Небесный никогда на Земле не воцаряется. О том, что, между Градом Земным: государствами, царствами и Градом Небесным есть противоречие. 

Третье. Хиллиатическая историософия потому всегда вытеснялось в зону ереси, что она противостоит тому, что в русской традиции принято называть идеей Рима: цивилизации, государства, претендующего на универсалистскую роль.

Тысячелетнее Царство созидается сокрушением всех прежних царств и массовым цареубийством. Цитирую - "и звери, и птицы напитались их трупами" Трупами царей - так сказано в Апокалипсисе. 

Один из крупнейших христианских интеллектуалов поздней античности Евсевий Кесарийский посвятил жизнь построению богословского синтеза христианства с идеей Рима и был любимчиком Константина Великого, который сделал христианство государственной религией.

Его, Евсевия, сочинения лежат по сути в основе концепции "хиллиазм это ересь". Но не все помнят, что Евсевий вообще отрицал каноничность откровения Иоанна. Он не просто говорил что нужно как-то по-другому читать эту книгу, он говорил, что эта книга вообще неканонична. Её вообще не нужно признавать