Совместимы ли коммунистические убеждения с религией?

Периодически в левом движении возникают споры вокруг того, можно ли сочетать коммунистические убеждения с религиозной верой. Ведущие левопатриотические организации Русского мира – КПРФ и КПБ – этот вопрос давно решили положительно, открыв ворота в партию людям верующим. Однако не всем эта новация нравится. Возражения обычно приводятся в том духе, что раз назвался коммунистом, то будь любезен, исповедуй диалектический и исторический материализм, а это, дескать, с религией несовместимо.

А мне вот кажется, что коммунист это тот, кто за построение справедливого общества. А верит ли он при этом в каких-то богов, или не верит, разделяет ли он материалистические философские взгляды или не разделяет – это вообще дело десятое.

Материализм это про то, как устроен мир. Диалектический материализм по Марксу – про то, как мир можно изменять: «Философы лишь различным образом объясняли мир. Но дело заключается в том, чтобы изменить его». Но никакой материализм не даёт ответов на вопросы: а как именно его изменять? В какую сторону? А главное – зачем? Чтобы сделать мир более справедливым, более правильным, более честным, благородным? Но материализм не знает таких категорий: "справедливость", "правильность", "честь", "благородство". Он знает только категорию "факт". А всё вышеперечисленное – это из сферы идеалов, то есть из совсем другой епархии. Не материи, а духа.

И если человек разделяет некие идеалы, в данном случае идеалы коммунистические, то он всяко идеалист, даже если он называет себя "материалистом". В этом смысле советский идеологический официоз делал большую ошибку, когда провозглашал целью «полную победу научно-материалистического мировоззрения». Да, материализм – основа научного подхода к окружающей реальности. Наука по вполне понятным причинам не может не быть материалистической. Но мировоззрение человека нельзя свести единственно к научной компоненте.

Наука стоит вне этики, вне морали, она не определяет, что правильно, а что неправильно, что есть Добро и что есть Зло, где Честь, а где Подлость. Здесь полномочия науки кончаются, и начинается сфера идеального. И если у человека эту сферу отнять, он перестанет быть человеком. А значит любое "чисто научное" мировоззрение неполноценно. Полноценность и завершённость любой идеологии – в том числе и коммунистической – придаёт та её часть, где определяются идеалы, к которым надо стремиться, то есть духовная компонента идеологии. И это уже сто лет тому назад понимали русские рабочие, которых атеисты-агитаторы пытались вовлечь в революционное движение:

«Агитаторы-революционеры, стремясь к скорейшей организации экономических и политических выступлений, старались избегать бесед на религиозные темы, как отвлекающих от сути дела, но участники кружков снова и снова поднимали эти вопросы. “Сознательные” рабочие, ссылаясь на собственный опыт, доказывали, что без решения вопроса о религии организовать рабочее движение не удастся. Наибольшим успехом пользовались те пропагандисты, которые шли навстречу этим запросам»

Иванов А.В. Религиозная составляющая мотивации членов РСДРП(б) накануне 1917 // Учёные записки Российского государственного социального университета. №4, 2008.

Что мешает, к примеру, проводить исследования человеческой психики на предмет, как на неё воздействовать, чтобы побудить человека к определённому поведению без его желания. Проще говоря, найти ту "кнопку" в сознании, нажимая на которую можно скрытно для самого человека управлять им, превратив его в некое подобие киборга. Если стать на точку зрения "чистой науки", то никаких препятствий для этого вроде бы нет: наука изучает любые материальные объекты, в том числе и человеческое поведение. Однако в СССР при всём бурном развитии разнообразнейших областей науки, именно это направление не развивалось. Да и в дореволюционной России тоже. Зато на Западе за последние сто с лишним лет вышли мегатонны литературы, научной и попсовой, о массовой психологии, о пиар-технологиях, разнообразнейших "коучингах" по "личностному росту", коммерческому успеху и т.п. – и всё это в итоге сводится к техникам манипулирования индивидуальным и коллективным сознанием.

Наука развитию этих и любых других, мягко говоря, сомнительных технологий не препятствует, оно может быть блокировано только набором определённых культурных "табу", находящихся уже по ту сторону "научного мировоззрения". В русской культуре такой этический блок есть, а в культуре европейской он отсутствует, или по каким-то причинам перестал работать. Здесь вспоминается культовый советский детский сериал о приключениях Электроника. Европейские мафиози, пытающиеся похитить уникального человекоподобного биоробота, озабочены лишь одним вопросом: «где же у него кнопка?» А советским людям даже не приходит в голову попытаться им управлять, с Электроником общаются на равных.

Однако и в европейской культуре до некоторого момента такой этический блок существовал. Классик западной социологии Вернер Зомбарт показывает, как постепенно и медленно в европейской культуре менялось отношение к использованию рекламных технологий. Пионерами здесь стали еврейские торговцы. Но даже в такой коммерчески ориентированной стране, как Англия, в среде купцов-христиан долгое время считалось недостойным прибегать к манипулятивным уловкам по привлечению внимания клиентов. На это в христианской среде смотрели, как на форму магии, а значит, нечто, априори неприемлемое для доброго христианина.

И здесь ещё одно важное различие между научно-материалистической и этико-идеалистической компонентами мировоззрения. Научный подход не имеет границ, он по определению глобальный и "общечеловеческий". А взгляд с позиции той или иной системы идеалов, будь она религиозной или светской, всегда исходит и принадлежит оптике конкретной культуры, а не абстрактному "человечеству". Общечеловеческая наука есть, а вот "общечеловеческие ценности" – миф, их никогда не существовало. Да, мы знаем, что отдельные религиозные или идеологические системы претендовали и претендуют на универсальный статус, но им никогда не удавалось этого достичь.

Чисто научное мировоззрение возможно лишь в отношении материального мира, то есть мира мёртвой материи – физической, химической. Но человеческое общество состоит из живых людей с их представлениями, убеждениями, идеалами, планами, фантазиями – со всей сферой идеального, носителем которой является человек. И сфера идеального в этом обществе играет роль никак не меньшую, чем материальное. «Идеи становятся материальной силой». А значит и сугубо научный метод познания – поиск законов, закономерностей – относительно человеческого общества работает слабо. Здесь, выражаясь словами одного литературного героя, случайностей может быть гораздо больше, чем закономерностей.

Несмотря на претензии марксизма на "чистую научность", его отцы-основатели и их последователи довольно легкомысленно отнеслись к определению законов развития общества, поспешив назвать "законами" то, что на это громкое имя никак не тянет. Взять хотя бы ту же пресловутую "трёхчленку", то есть тезис об обязательной для всего человечества последовательной смене нескольких эксплуататорских общественных формаций: рабовладение – феодализм – капитализм. Однако в реальной истории человечества нигде, кроме Западной Европы, она не встречается. Но вынужденно отрабатывая идеологический заказ сверху, советские историки старательно пытались выискивать то феодализм в Древней Руси, то капитализм в царской России. И выглядели эти потуги весьма бледно, а зачастую и смотрелись откровенной халтурой.

Или положение о неизбежном перерастании развитого капитализма в социализм. Как мы видим, в самых развитых капиталистических странах этого так и не произошло. Зато совершенно неожиданно социалистическая революция случилась в отсталой России. И Ленину задним числом пришлось придумывать оправдание хотя бы формально не нарушающее канонов "исторического материализма": дескать, в мировом империализме Россия была его "слабым звеном". Оправдание, прямо скажем, довольно сомнительное. Капиталистический сектор хотя и присутствовал в экономике Российской империи, но занимал там ничтожную долю, и предреволюционную Россию не только "империалистической", но и капиталистической назвать по-большому счёту нельзя. А потом социалистические революции случились там, где никакой "исторический материализм" их никак не ожидал: в Монголии, Китае, Вьетнаме, Корее, Лаосе, Афганистане, Йемене, Ливии, Анголе, на Кубе. Назвать эти страны "слабыми звеньями империализма" было бы просто смешно.

И, тем не менее, никаких выводов из этого марксистскими ортодоксами не было сделано, они продолжают свято веровать в непогрешимость своего учения и его основателя. Объяснение этому может быть такое: марксизм не сводится только к научному мировоззрению, в нём присутствует скрытая, недекларируемая, или даже неосознаваемая (квази)религиозная компонента. Недаром Бакунин насмехался над "попами марксистского прихода". А если марксизм это эдакий современный вариант религиозного мировоззрения, тогда становится объяснимой его крайняя нетерпимость к другим религиям – это не что иное, как ревность к конкурентам. Отсюда и упрёки в "профанации коммунистического учения", звучащие сегодня в адрес КПБ и КПРФ, когда они выдают партбилеты верующим людям.

Однако русский большевизм далеко не сводится к единственно марксистской доктрине, его корни растут и из русского народничества, и из того, что Макс Вебер называл "архаическим крестьянским коммунизмом". Как известно, народническая идеология не предполагала обязательного атеизма и материализма, а среди народников было много верующих. Ну, а среди русских крестьян неверующих практически не было. И этот народническо-крестьянский бэкграунд большевизма задаёт совсем иной, чем у марксистов-ортодоксов, вектор отношения к религиозному сознанию и идеалистической философии – гораздо более плюралистичный и терпимый.

А если бы коммунистическая идеология сводилась к одному диалектическому материализму, то и компартию наверно надо было бы переименовать в партию диалектических материалистов. Только в конце 80-х те же самые советские профессора философии, всю жизнь преподававшие тот самый диамат, опираясь на него же, как дважды два доказывали, что, дескать, СССР – “ошибка истории”, что, якобы, “в октябре 1917-го мы свернули не туда”, потому как Маркс запретил строить социализм в отсталой стране. Не созрели у нас, мол, для этого условия, и надо возвращаться на "столбовую дорогу цивилизации" – строить нормальный капитализм. А в Европе, где по всем законам этого самого диамата социалистические революции уже давно должны были произойти, они всё никак не происходят.

И остались мы в итоге без коммунизма, зато вот с тем материализмом, который мы сейчас имеем: "конец истории", глобальное торжество "либеральных ценностей", все поют и танцуют в общем гей-параде. Вам такой материализм нравится? Мне нет.

Так может быть уже пора определяться, господа-товарищи: вам шашечки или ехать? Что важнее: материалистическая философия или социальная справедливость?