С рождения мы смотрим наружу, ловим внешние впечатления, потому что это гораздо легче, чем улавливать внутреннее. Во-первых, получение информации снаружи – это пассивный процесс, во-вторых, внешние впечатления более яркие, более сильно ощущаются.
То, что ребенок видит, он автоматически считает своим и пытается заполучить/подчинить. Если ему действительно удается заполучить/подчинить, это становится его территорией. Примерно так же ребенок обнаруживается свое тело: дотягиваясь рукой до игрушки, обнаруживает длину руки, ударяясь ногой или лбом о препятствие, обнаруживает одновременно ногу/лоб и само препятствие. Сталкивая кошку, обнаруживает силу руки. Когда понимает, что не может сдвинуть кровать, обнаруживает собственную слабость. В итоге он находит свое тело, получает представление о своей силе и ловкости, по боли от столкновений находит границы тела.
«Территорией» ребенка становится все, на что он может влиять/управлять. Только в отличие от тела «территория» не отзывается болью. «Территорией» становится мама ребенка, сестры и братья, отец и бабушки-дедушки, игрушки, дом, двор. Изначально ребенок их воспринимает как «мое» и «продолжение меня». Те, кто не сопротивляется, подчиняется сигналам ребенка, так и остаются его «территорией», продолжением его самого. И весь мир по умолчанию ребенок считает «своим», продолжением себя. Из статуса «моя территория» члены семьи выходят, только когда начинают сопротивляться, и ребенок обнаруживает, что никакие его воздействия – руками, криком, слезами – не помогают ему их подчинить. Только тогда – методом исключения неподчиняющегося – он исключает их из «моего», начинает воспринимать как субъектов, а не как объекты.
