Идеология казачества как основа украинской националистической идеологии

Продолжение текстов «Процессы этногенеза на Украине – что было, что стало, на чем сердце успокоится. Часть I», «Процессы этногенеза на Украине – что было, что стало, на чем сердце успокоится. Часть II», «Процессы этногенеза на Украине – что было, что стало, на чем сердце успокоится. Часть III», «Процессы этногенеза на Украине – что было, что стало, на чем сердце успокоится. Часть IV»,  «Процессы этногенеза на Украине. Часть V. Донбасc». «Процессы этногенеза на Украине. Часть VI. Новороссия».

Завершив обзор этнорегионов Украины, рассмотрим историю основных идеологических установок, определяющих содержание массового сознания населения тех территорий Центральной и Южной Украины, которые стали эпицентрами этногенетических процессов. Для внешнего наблюдателя, знакомого с реальной историей, эти установки видятся не просто безосновательными, но и неубедительными. Тем не менее, так хорошо уже знакомый всем нам идеологический нарратив украинства постепенно захватывает бывшее малороссийское общество и воспринимается им как безусловная истина. Отрицание, неприятие этого нарратива воспринимается плевком в самую глубину души народной и должно караться не просто смертоубийством, а публичным растерзанием, подобно убиению Олеся Бузины на глазах прохожих – типа: «пусть спасибо скажет, что пристрелили, а не палками забили», как в свое время во Львове забивали палками на улицах всякую там польскую профессуру и просто евреев. Это странное воздействие доморощенных мифологем, приводящее в лихорадочное душевное состояние бывшее малороссийское население, хорошо описал Константин Паустовский:

«Слухи при Петлюре приобрели характер стихийного, почти космического явления, похожего на моровое поветрие. Это был повальный гипноз.

Слухи эти потеряли свое прямое назначение — сообщать вымышленные факты. Слухи приобрели новую сущность, как бы иную субстанцию. Они превратились в средство самоуспокоения, в сильнейшее наркотическое лекарство. Люди обретали надежду на будущее только в слухах. Даже внешне киевляне стали похожи на морфинистов.

При каждом новом слухе у них загорались до тех пор мутные глаза, исчезала обычная вялость, речь из косноязычной превращалась в оживленную и даже остроумную.

Были слухи мимолетные и слухи долго действующие. Они держали людей в обманчивом возбуждении по два-три дня.

Даже самые матерые скептики верили всему, вплоть до того, что Украина будет объявлена одним из департаментов Франции и для торжественного провозглашения этого государственного акта в Киев едет сам президент Пуанкаре или что киноактриса Вера Холодная собрала свою армию и, как Жанна д’Арк, вошла на белом коне во главе своего бесшабашного войска в город Прилуки, где и объявила себя украинской императрицей.

Одно время я записывал все эти слухи, но потом бросил. От этого занятия или смертельно разбаливалась голова, или наступало тихое бешенство. Тогда хотелось уничтожить всех, начиная с Пуанкаре и президента Вильсона и кончая Махно и знаменитым атаманом Зеленым, державшим свою резиденцию в селе Триполье около Киева.

Эти записи я, к сожалению, уничтожил. По существу, это был чудовищный апокриф лжи и неудержимой фантазии беспомощных, растерявшихся людей.»

Очень большую роль в формировании стереотипов самовосприятия и поведения населения Центральной и Южной Украины сыграл миф о казачестве. Положение казака было очень привлекательно для зависимого крестьянского населения и переток активных, агрессивных, непокорных людей из крестьянской среды в казацкие сообщества происходил постоянно. Образ казака был привлекателен отождествлением с образом вольности, независимости, обеспечиваемых силой военного сословия. Идеализировало образ казачества не только стремившееся влиться в него крестьянство, но и образованная часть общества, включая даже польское, с которого, кстати, эта идеализация и началась как направление литературной деятельности.

Польский поэт XVI века Бартош (Варфоломей) Папроцкий, был первым, но далеко не единственным воспевателем романтики казачества. Идею подхватили его современники - польский историк, богослов и религиозный писатель-полемист Ян Ласицкий и познанский хорунжий Иван Горецкий, описавшие в романтическом духе свое и ряда других польских шляхтичей участие в походе запорожского гетмана Ивана Свирговского в 1576 году по приглашению молдавского господаря Ивана Воды Лютого. Папроцкий же на фоне печальных реалий политической жизни Речи Посполитой (грызня магнатов и откровенно бандитское поведение зависимой от них бедной, но вооруженной шляхты – частных армий магнатов и их поддержка при голосовании в Сейме) стал в целях пропаганды противопоставлять ей в своих политизированных идеализациях своеобразную «легенду о динозаврах» - «свежую и здоровую» среду Войска Запорожского с его «простыми и крепкими нравами», воинской доблестью и товарищеской взаимовыручкой.

Частично это была правда. Были и простые (даже очень простые, с явным перебором) нравы, и воинская доблесть, и товарищеская взаимовыручка. Но были и тотальный эгоизм, и беспредельный цинизм, и предательства, убийства, подлоги, подставы – все, что только можно использовать в конкурентной борьбе за власть и богатства. Главное же - казацкая верхушка глядела на малороссийское крестьянство и казацкую бедноту не как на своих собратьев, а как на население, обязанное подчиняться им по праву силы.

Казачество черпало все свои идеи и идеалы у польской шляхты. А в Польше искали идеологическое обоснование обособленности шляхты от «грязного быдла» - собственного народа, которым шляхта помыкала как завоеванными рабами. В Западной Европе аристократию связывали с франками, которые завоевали остальные народы. Фактически это было не совсем так, аристократия завоеванных франками германских, кельтских, латинских, иберийских, славянских и иных племен уничтожена была только частично. Другая часть в общеевропейскую аристократию влилась. Но как идеологическое клише такое представление имелось. Его поляки в Европе и позаимствовали.

Католический священник и историк Ян Длугош в конце XV века в хрониках великих королей Польши написал о сарматах как о древнем и славном племени воинов, которых он назвал предками поляков. Идею подхватил Алессандро Гваньини - итальянский авантюрист на польской службе. В книге «Описание Европейской Сарматии», фактически украденной у его подчиненного Матея Стрыйковского, он подтвердил происхождение шляхты от сарматов. Происхождение польского простонародья выводилось от завоеванных сарматами скифов – «диких, некультурных, примитивных людей».

Более того, чтобы не заморачивать себя сложными логическими конструкциями, польская шляхта считала себя по Библии потомками сына Ноя Иафета (прародителя ариев), а крестьян — потомками его другого сына Хама, что даже нашло отражение в польском языке: хам — имя нарицательное крестьянина. Один из великих польских поэтов-романтиков Зыгмунт Красинский в середине XIX писал англичанину Генри Риву: «Верь мне и знай, что кроме аристократии в Польше ничего нет: ни способности, ни светлых умов, ни самоотверженности. Наше третье сословие — вздор; наши крестьяне — машины. Только мы и есть Польша». На этом и была выстроена идеология «сарматизм», разделившая польский народ как бы на два этноса – завоевателей сарматов-шляхту и завоеванных скифов-быдло.

Также смотрела на окружающих и казацкая старшина. Правда, оставалось не определено, какой именно «великий и благородный народ» какое именно «презренное и подлое быдло» завоевал на Украине. Но казацкая старшина по этому поводу головы не ломала – она видела себя шляхтой и уподобляла себя шляхте, относясь к собственному «быдлу» и уж тем более к «быдлу» великорусскому также, как и польская шляхта относилась к своему польскому «быдлу»: «вы – не мы». Поэтому никакого искреннего отношения к великороссам как к братскому народу у казацкой старшины не было никогда (что мы покажем в следующем тексте). У простого народа – было. А у этих хитрованцев – только одни слова. Более того, поскольку польская шляхта смотрела на восточных славян как на дикарей, которых завоевывают подобные испанцам в Америке благородные и культурные поляки-конквистадоры, казацкая старшина смотрела на свой и тем более соседний черный люд ровно также. Соответственно, казацкую старшину захватила и польская идея: «мы – еуропейцы, а вы, москали - азиаты». И ныне истошное «еуропейство» сегодняшних потомков «древних укров» - все то же самое пятисотлетнее обезьянье копирование «еуропейства» поляков, которых «истинные еуропейцы» тоже за своих не считали. Чего стоит одно описание французской стороны истории бегства с престола польского короля Хенриха Валезы (Генриха Валуа) в XVI веке. Соответственно, и поляки смотрели на украинских «еуропейцев» мягко говоря со скепсисом. Украинцы же преодоление своего комплекса неполноценности видели в решительном отмежевании от «этих варварских азиатов – русских».    

Идею о том, что украинец – не территориальное, а этническое наименование впервые сформулировал граф Ян Потоцкий в 1796 году в книге «Историко-географические фрагменты о Скифии, Сарматии и славянах». Украинцы в ней — особый, отличный от русских народ. Продолжил его дело Тадеуш Чацкий, на русской службе - Фаддеей Феликсович. В 1801 году в журнале «Новый дневник Варшавский» он опубликовал небольшую статью «О названии Украины и начале козаков», в которой говорилось: «Украину … можно назвать отчизной укров. Эта орда варварских славян, как и другие под разными названиями, но с таким же языком и обычаями, пришла в Европу из заволжских областей, а перешедши Днепр в первых от рождества Христова веках, осела частично в древней Сарматии...». Фантастика чистой воды, но это именно те слова, которые были так необходимы.

Имея протекцию князя Адама Чарторыйского (члена «Негласного комитета» Александра I), Чацкий в 1803 году был назначен школьным инспектором Волынской, Подольский и Киевской губерний, где открыл гимназии и преподавал в них. Был он человеком очень грамотным, великолепным знатоком польской культуры и почти не скрывающимся русофобом. При переиздании его статьи на русском языке в 1811 году рядом со словом «укры» было поставлено в скобках «угры», т.е. венгры, которые в степях Причерноморья закрепиться не смогли – выбили тюрки-огузы (торки). Чацкий готовящийся перевод видел и против «угров» не возражал – знал всю шаткость своих утверждений. Нужно отметить, что у Чацкого все же была маленькая зацепка. Монах Корвейского бенедиктинского монастыря Видукинд в X веке в книге «Деяния саксов», написал, что маркграф Восточной Саксонской марки Геро I Железный и герцог Конрад Лотарингский в 954 году воевали со славянским племенем «uchri», которые не выплатили дань в «особо крупных размерах». Но ходили они в земли современных Мекленбурга и Померании, т.е. «uchri» жили среди западных, а не восточных славян.

Идеи Чацкого пытался творчески развивать Михаил Грушевский, но ему сильно мешала как собственная образованность, так и образованность окружающих. В первом томе «Истории Украины-Руси» он пытался найти и выпятить отличия от северных племен кривичей, словен и вятичей «племен украинских». Но после него химера образованности была с презрением отброшена и «древние укры» уже писали Ригведу, строили первые города Малой Азии, производили из себя все индоевропейские народы, были в отличии от презренных монголо-тюркско-угро-русских настоящими истинными ариями (привет вам - татары, венгры, эстонцы, финны и прочие, как и мы, недочеловеки).

Конечно, к началу ХIХ века казацкая старшина уже стала русским дворянством и нужды в украинском варианте идеологии «сарматизм» у этого слоя людей не было. Но быстро рос слой разночинцев, рос образовательный уровень мещанского и купеческого сословий местного населения. На идеологическое обоснование преимущественных прав местных перед «пришлыми» запрос был. В XIX веке казаков уже не было в той форме, в которой их сообщества существовали ранее во все еще пока Малороссии. Но внук Антиоха Кантемира Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский; сотник Киевского полка, историк Пётр Иванович Симоновский; историк, этнограф и фольклорист Николай Андреевич Маркевич, и не только одни они начали активно развивали старую легенду Папроцкого со товарищи о «благородных лыцарях», «защитниках православия» и «охранителях хлеборобов, бедных вдов и сирот», о первой «демократии», о первой «конституции» и всего самого светлого и чистого в пределах Российской империи – источнике всего самого косного, дикого, варварского и тиранического.

Про «благородных лыцарей» их гетман Демьян Многогрешный, избранный после растерзания толпой казаков его предшественника - Брюховецкого, говорил: «Желаю прежде смерти сдать гетманство. Если мне смерть приключится, то у казаков такой обычай: гетманские пожитки все разнесут, жену, детей и родственников моих нищими сделают; ...когда я лежал болен, то казаки собирались все пожитки мои рознести по себе». О лыцарях хорошо помнят российские городки и деревни, куда казаки ходили «за зипунами» и полоном для продажи на крымских и турецких рынках. В Смутное время черкасы украинские были на стороне всех лже-дмитриев и поляков. В отряде, убившем Сусанина, этнических поляков не было совсем. Это были казаки. И именно в это время появляется само понятие «Украина». Тот же Чацкий писал: «Имя Украины новое: не переходит последних лет XV века. При Александре (Александр Ягеллончик) называлась «pusta kraina» (пустая земля), потом Украина. Король Стефан (Баторий) пограничные земли с Турком называл Украиной» и «До правления Сигизмунда I нигде в актах я не читал упоминания слова Украина».

Про «защитников православия» православный шляхтич Адам Кисель и униатский митрополит Рутский писали, что у запорожских казаков «нет никакой веры», а Православный митрополит и основатель киевской духовной академии Петр Могила относился к казакам с нескрываемой враждой и презрением.

«Охранители хлеборобов, бедных вдов и сирот»? «Насилие, захват, обман, вымогательство, взяточничество - вот содержание того волшебного котла, в котором перекипела более удачливая часть казачества, превращаясь в благородное дворянство» - писала Александра Яковлевна Ефименко – украинский историк и этнограф ХIХ века (первая женщина -  почётный доктор русской истории). Пантелеймон Кулиш - один из крупнейших деятелей украинского просвещения: «… розбивали по Черному морю христианске купецтво заодно с бусерменским, а дома плиндрували руськи свои городи татарским робом».

Подводя итог описанию украинского мифа о «золотых казацких веках» приведем слова Михаила Александровича Максимовича – собирателя и издателя произведений малоросской народной поэзии, истории и быта: «Массу ее (Малороссии) составляли не одни племена славянские, но и другие европейцы, а еще более, кажется, азиатцы. ... Отвага в набегах, буйная забывчивость в весельи и беспечная лень в мире; это черты диких азиатцев - жителей Кавказа, которых невольно вспомните и теперь, глядя на малороссиянина в его костюме, с его привычками». Напомним и слова Тараса Шевченко: «Чого ж вы чванитесь, вы - сыны сердешной Украины».