Научный экономиксизм о кризисе восьмого года

Пропаганда лучше всего работает тогда, когда заданные сообщения переслаиваются с наглядными и удобопроверяемыми… явлениями.

Именно поэтому я регулярно обращаю внимание на необходимость контроля как корректности (достоверности) исходных данных, так и их полноты.

Сказка о лимоне, потянувшем за собой Кризис «Величайшей депрессии» (в терминах Авана), официально провозглашённый в восьмом году, оказалась сюрпризом для увешанной степенями/регалиями современной экономической «науки» (в которой в качестве кукушонка выступает экономиксизм).

Но очень скоро профессионалы оправились и НЯП году в четырнадцатом выдали на-гора уже популярное изложение проблемы. Феликс Мартин (перевод: Николай Головин, издание 2017 г.) «Money [Неофициальная биография денег]» (#494092).

Для затравки процитирую как бы не единственное вменяемое отступление:

Мысль о том, что человек может стремиться к накоплению денег ради денег, древним грекам представлялась откровенным абсурдом. Впрочем, и сами деньги были для них не вполне понятной новинкой. В их понимании, не таком уж далеком от современного, деньги были одним из способов организации общественной жизни, и ничто не мешало им подвергать этот способ критическому анализу. Особенно пристального внимания удостоилась революционная идея, которую спустя две тысячи лет сторонники Локка заметут под ковер, – об универсальном характере экономической ценности. Греки сумели непредвзято взглянуть на положительные и отрицательные стороны этой концепции – преимущество, которого не имели мыслители будущего, родившиеся и жившие в монетарном обществе. Блестящей иллюстрацией опасений, испытываемых древними греками, служит один из самых известных мифов – миф о царе Мидасе.

Мидас был правителем Фригии и владельцем прекрасного сада, где «растут дикие розы с шестьюдесятью лепестками. Запах их гораздо сильнее запаха прочих роз». Однажды днем Мидас обнаружил у себя в саду резвящегося среди роз сатира по имени Силен, который отбился от свиты Диониса. Мидас велел схватить Силена, чтобы выпытать у него древние тайны. Первым делом он спросил у сатира, что для человека лучше всего на свете. Силен сразу догадался, что царь – деспот, к тому же жадный и не слишком умный. Поэтому он дал Мидасу совсем не такой ответ, какого тот от него ждал, – не конкретный, а абстрактно-философский: лучше всего для человека вообще не рождаться на свет. Ну а если уж не повезло и ты все-таки родился, в этом случае самое лучшее – поскорее скончаться. Нечего и говорить, что Мидаса подобный ответ не устраивал, о чем он немедленно сообщил Силену. «Ладно, – сказал сатир, – будь по-твоему. Если ты меня отпустишь, я исполню одно твое желание. И если ты мудр, то сам выберешь, что для тебя лучше всего на свете!» Мидас, разумеется, считал, что в жизни нет ничего лучше богатства, и пожелал, чтобы все, к чему он ни прикоснется, превращалось в золото. Сатир исполнил свое обещание, и поначалу Мидас был в восторге. Стоило ему отломить от дерева веточку, и она в его руках мгновенно превратилась в золотую! Он поднял с земли ком глины и понял, что держит в руках увесистый слиток золота. Взял в руки яблоко, и, разумеется, оно тут же стало золотым – точь-в-точь как знаменитые яблоки Гесперид. Жадный царь был опьянен своим новым даром: «сам постигает едва совершенье мечты, претворяя в золото все». Чтобы отпраздновать нежданно свалившееся богатство, Мидас повелел устроить пир. И вот на пиру и выяснилось, что его дар – на самом деле не дар, а проклятие. Взятый в руку хлеб превращался в золото, а поднесенное к губам вино расплавленным металлом лилось мимо губ. В более поздних версиях мифа Мидас совершил страшную ошибку, поцеловав свою дочь, отчего та превратилась в холодную сияющую статую. Проклиная себя, царь «этой нежданной бедой поражен – и богатый и бедный, – / Жаждет бежать от богатств и, чего пожелал, ненавидит». Он молил богов, чтобы они избавили его от ужасного дара, – и, к счастью для царя, Дионис сжалился над ним. Он повелел Мидасу отправиться к истоку реки Пактол в Лидии и искупаться, чтобы смыть с себя проклятие. Мидас так и поступил, передав свой «дар» реке, и она стала источником серебра и золота, из которого в Древней Греции чеканили первые монеты, – иными словами, река стала источником сомнительного приобретения, которым впоследствии будет пользоваться практически все человечество.

Основная тема мифа о Мидасе – это деньги и тенденция сводить все, что окружает человека в мире, к единственному измерению: универсальной экономической ценности. Прикосновения Мидаса (деньги) сводят все разнообразие жизни – ветку, яблоко, хлеб и вино, даже близких людей – к одной-единственной безжизненной субстанции. В природе существует множество материалов, а в традиционном обществе – множество измерений общественной ценности. Но монетарное общество насаждает искусственную одномерность. Денежная логика, поняли древние греки, требует, чтобы всему была назначена цена и чтобы все думали обо всем только в одном измерении – с точки зрения ценности. Сама по себе идея единой экономической ценности представлялась грекам не менее привлекательной, чем представляется живущим сегодня людям. Единая мера, которую можно использовать как критерий оценки любого решения, – отличная вещь для организации сложной экономики. Однако у греков она вызывала и опасения. Правда ли, что деньги можно использовать для решения всего спектра вопросов – от того, сколько куриц отнести на рынок для продажи, до того, за кого выдать замуж дочь? И это не говоря уже о том, правильно ли человек живет, не нарушает ли божественный порядок мироздания? Аристофан, пытаясь сгладить опасения, пошел традиционным путем комедии, описав, как Геракл объясняет Дионису, что теперь переправа через реку Стикс платная и Харон требует деньги вперед. Даже в загробном мире деньги использовались для организации повседневной деятельности.

Впрочем, миф о Мидасе гораздо более категоричен. Повсеместное применение новой идеи экономической ценности создает серьезную проблему: в ней нет никаких встроенных ограничений на потребление, накопление и погоню за высоким положением. Мидас ведь не просто хотел немного золота. Он хотел превращать в золото все, к чему бы он ни прикоснулся, потому что только это гарантировало ему, что он останется самым богатым человеком в любых условиях, а это лучшее, чего может пожелать для себя человек. В традиционных обществах существовали ограничения, определяемые общественными обязательствами земледельцев перед вождями, вождей перед жрецами и так далее. А вот денежное общество, опасались греки, подобных ограничений не предусматривает. Не существует предела накоплению богатства, а поскольку статус в денежном обществе – вещь по определению относительная, а не абсолютная, то подобное общество рискует превратиться в бесконечное соревнование всех со всеми. «Но никогда никто сыт не бывал тобой», – говорит герой Аристофана Хремил богу богатства Плутосу. «Всем другим на свете пресыщаются» – и чем-нибудь нематериальным вроде почета, и чем-то вполне приземленным вроде чечевицы.

Но самое интересное как всегда кроется в не-сказанном. Привожу конспективный список околокритических с точки зрения моего опыта пропусков.

Автор последовательно придерживается принципов антропоморфизма (что с буржуазного деятеля возьмёшь?), уверенно распространяя привычные понятия на события древней истории. При этом демонстрируя то ли отсутствие знания определения денег как знака труда, причём — специфически-человеческого труда (известны свидетельства того, что это знание было живо на Западе ещё во второй половине прошлого века, но определения я рекомендую брать у Сергея Фёдоровича), то ли навык искусной маскировки этого знания.

Хотя… Ждать от буржууина хотя бы упоминаний потенциальных антагонистов из «второго мира» (Аленксандра Дмитриевича Нечволодова или Сергея Фёдоровича Шарапова) было бы верхом наивности.

В контексте темы (симптомы грядущего мирового экономического кризса) отдельно, особо исугубо доставило неупоминание Линдона Ларуша.

Как и отсутствие упоминаний в ряду масштабных экономических кризисов прошлого любимого примера Алекса — падения дома Барди. Упоминаний… прогрессивной технологии QE явным образом да по имени тоже не встретилось, одни эвфемизмы.

Естественно, атрибуты посвящённых (имя «Фабиана»), и тем паче — источники их компрометирующие (классический памфлет Ларри Ханнигана также отсутствуют.

Базовые определения: деньги и капитал (И-23)

Изначально я любил процесс тролления (в правильном смысле термина, цитату можно посмотреть здесь) мастеров построения глубокомысленных выводов на твёрдой воздушной платформе вопросами о формулировке базовых понятий предлагаемого построения. С закономерным результатом… И тут однажды произошло Страшное. По подсказке НЯП тов. Кесарь я ознакомился с научным наследием кн.