Помимо морали, есть еще одна веская причина любить своих врагов

Так случилось, что сегодня в этом блоге случился день философской мысли... Не сказать, чтоб специально подгадывал, скорее -  в очередной раз так совпало. Есть у меня в подписках один туземный журнал под названием ПСИХИ (PSYCHE). 🤣 Достаточно давно на него подписан, но очень редко заглядываю. Наблюдаю одним глазком в каком направлении развивается западная философская мысль.. Редко заглядываю, но как оказалось - метко :)

Статья достаточно любопытна с точки зрения надсистемной аналитики, об этом ещё немного скажу в авторском комментарии. Надеюсь, вы туда сразу не побежите... ну по крайней мере хотелось бы в это верить.

Если будете читать, то обратите внимание на свои ассоциации.

---

Желание добра своим антагонистам может рассматриваться как моральное обязательство или ошибочный идеал. Но это может служить вашим интересам.

Вы слышали, что сказано: «Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших и молитесь за гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного…

— из Евангелия от Матфея, Новый Завет

Вот что должен делать
Тот, кто искусен в добре,
И кто знает путь мира…
Пусть они не делают ни малейшего дела,
Что мудрые потом обличат.
Желая: В радости и в безопасности
Пусть все существа будут в покое.

— из Карания Метта Сутты: Слова Будды о любящей доброте; перевод с пали Сангхой Амаравати © 2004.

Идея о том, что вы должны любить своих врагов, может показаться озадачивающей, если не сомнительной последовательностью. В конце концов, как можно любить врага? А даже если и да, то зачем? Разве чувства ненависти и вражды не были бы более уместны для врага, как и для любого, кто стремится причинить вам вред?

Тем не менее, это руководство встречается во многих различных религиозных и этических традициях. В западной мысли она, пожалуй, наиболее тесно связана с христианством и, в частности, с учением Нового Завета. В этом контексте враг — это не просто жестокий противник, с которым можно столкнуться на войне, а скорее любой, кто причиняет вам зло, плохо с вами обращается или активно желает вам зла. Кроме того, предписание любить своих врагов вытекает из более общего принципа, заключающегося в том, что вы должны относиться ко всем людям с любовью и добротой. Другими словами, это следствие заповеди практиковать вселенскую любовь.

Любить своих врагов в рассматриваемом смысле не значит развивать к ним такое же чувство любви, какое вы могли бы испытывать к своим самым близким. Это скорее освобождение от недоброжелательности и активное желание добра врагам (например, посредством молитвы за их благополучие). Соответственно, принцип любви к врагам гораздо менее требователен, чем может показаться на первый взгляд.

Тем не менее, может показаться, что руководство слишком требовательно. Многие из нас уже изо всех сил пытаются простить даже самых близких нам людей перед лицом предполагаемых проступков. Итак, даже если в наших силах любить наших врагов, возникает реальный вопрос, why мы должны пытаться делать что-то столь трудное.

Кто-то скажет, что вы должны любить своих врагов только потому, что этого требует мораль. Действительно, именно такого ответа можно было бы ожидать от христианской традиции. Но есть и менее очевидный ответ: любить своих врагов следует не только (или, по крайней мере, не только) для того, чтобы следовать велениям нравственной традиции, а скорее из корысти и, в частности, из уважения к собственному психологическому благополучию. Если смотреть под этим углом, руководство любить своих врагов больше не кажется таким гнетущим и невероятно требовательным. Наоборот, она представляет собой путь к свободе; средство избавления себя от груза обиды и враждебности.

Ницше говорит, что мы можем различать то, что он называет «моралью господ» и «моралью раба».

Приближаясь к этой идее, давайте сначала рассмотрим совершенно другую точку зрения, основанную на трудах философа Фридриха Ницше. Эта точка зрения представляет собой редкий и мощный вызов не только точке зрения, согласно которой мораль требует от нас любить наших врагов, но также и точке зрения, что это служит нашему благополучию.

В «Генеалогии морали» (1887) Ницше говорит, что мы можем провести различие между тем, что он называет «моралью господ» и «моралью раба». «Мораль господ» ценит такие черты, как сила, мужество, могущество, богатство и гордость; их он определяет как «хорошие», а противоположные черты — как «плохие». Между тем «рабская мораль» ценит такие черты, как кротость, смирение, бедность и жалость; их он определяет как «хорошие», а противоположные черты — как «злые». Ницше считает, что христианская мораль относится ко второму типу.

По мнению Ницше, принципы христианской этики — это не продукты божественного откровения, а скорее чересчур человеческое творение народа, когда-то угнетенного и угнетенного, а именно евреев в дохристианской Римской империи. В самом деле, Ницше сказал бы, что неудивительно, что у угнетенных людей разовьется такая мораль, учитывая условия, в которых они жили. Конечно(мысль идет) вы закончите тем, что цените слабость и бедность выше силы и гордости, когда вы не находитесь в положении господства и силы. Поэтому Ницше восхваляет прародителей «морали рабов» как пример своего рода гениев, превративших сами черты и поведение, навязанное им, в моральные добродетели, а также превратив поведение и черты их угнетателей в моральные пороки.

Как эта точка зрения связана с идеей о том, что мы должны любить наших врагов? Во-первых, это ставит под вопрос, действительно ли мы морально обязаны это делать. В конце концов, с точки зрения Ницше, предписание любить своих врагов не является объективным моральным принципом, переданным от Бога. Скорее, это полностью человеческая конструкция; часть этического кодекса, созданного порабощенным народом, который сублимирует «рабские» черты (например, доброжелательность к тем, кто плохо с нами обращается) в морально-добродетельные. Во-вторых, это ставит под сомнение идею о том, что стремление любить наших врагов отвечает нашим собственным интересам. Возможно, угнетенному народу полезно думать, что любить своих врагов морально правильно, поскольку это позволяет им переосмыслить как правильное моральное поведение. Способ действия, который им навязывают. Однако из этого не следует, что наставление любить своих врагов предлагает общий путь к человеческому процветанию.

Напротив, Ницше утверждал, что самые здоровые люди — это те, кто культивирует такие добродетели, как мужество, гордость и сила. И он утверждал бы, что те, кто олицетворяет эти добродетели, скорее презирают своих врагов, чем проявляют к ним сострадание. На самом деле Ницше язвительно относится к состраданию в целом — mitleid по-немецки, что также переводится как «жалость» или «сочувствие», — утверждая, что оно служит только для того, чтобы сделать страдание заразным.

Есть что-то соблазнительное в этом направлении мысли. С определенной точки зрения стремление любить своих врагов может показаться слабым и подобострастным; способ действия, как его видит Ницше, подходящий только для тех, кто, в сущности, не может действовать иначе. При этом я хочу представить точку зрения, которая, по моему мнению, в конечном итоге является более убедительной. Она отличается как от христианской концепции о том, что нужно любить своих врагов, потому что этого требует мораль, так и от ницшеанской идеи о том, что любовь к своим врагам есть своего рода раболепие, подрывающее человеческое процветание.

Практика прощения по отношению к тем, кто обидел вас, может привести к чувству благополучия.

Моë мнение основано на фундаментальной идее буддизма, а именно на том, что цель этики состоит в освобождении от дуккхи, термина, часто переводимого как «страдание». Избегание страданий, или дуккха, является центральной концепцией буддизма (точно так же, как это было в индуизме и джайнизме до него). Основная идея состоит в том, что для того, чтобы избежать страданий, нужно жить правильно, а именно, следуя учению Будды.

Термин дуккха не имеет прямого перевода на английский язык: он может означать боль, беспокойство, неудовлетворенность, дискомфорт и т.д. Но один вид дуккхи, которого буддист, безусловно, старался бы избегать, — это беспокойство, возникающее в момент, когда с другой стороны кто-то ставит себя на место антагониста. Мысль здесь состоит в том, что чувства ненависти и обиды всегда тяготят душу, а, следовательно, влекут за собой страдания, которые необходимо облегчить. Более того, ключевое буддийское понимание состоит в том, что это страдание можно облегчить или вовсе избежать именно благодаря проявлению любящей доброты даже к тем, кто обидел вас, - заставляя себя, через медитацию и размышление, любить своих врагов и желать им добра.

На самом деле существует множество эмпирических данных, полученных из современных исследований в области психологии, которые говорят в пользу этой точки зрения. В частности, есть много свидетельств того, что практика прощения по отношению к тем, кто обидел вас, может привести к большему ощущению благополучия. Однако можно и априори оценить силу этой идеи. Рассмотрим несколько советов Буддхагхоши, буддийского ученого и комментатора V века, в его работе «Висуддхимагга» 

Он сравнивает затаивание чувства гнева с хватанием горячего уголька с намерением бросить его в кого-то другого — первый (и, возможно, единственный) человек, который обожжется, — это вы. 

Суть интуитивно сильна: гнев и негодование в первую очередь ранят человека, который держится за эти эмоции; путь к миру и спокойствию, тем временем, включает в себя отпускание этих негативных эмоций даже по отношению к тем, кто причинил вам зло. Мы могли бы также отметить, что интуитивно это является признаком ницшеанской позиции, изложенной выше. Ибо то, что эта позиция не может признать, — это именно эмоциональное бремя, которое сопровождает неспособность отпустить и простить.

В древнегреческой философии есть родственная идея, а именно, что для хорошей жизни необходимо найти состояние атараксии — спокойствия и безмятежности, место, свободное от беспокойства и стресса. Это была не только вера, общая для различных греческих философских школ (пирронизм, стоицизм, эпикуреизм и т.д.), но и очевидная параллель с буддийской идеей о том, что хорошая жизнь предполагает избегание страданий. Более того, это помогает продвигать мысль о том, что мы должны проявлять любящую доброту по отношению к нашим врагам в интересах нашего собственного благополучия. 

В конце концов, если человек постоянно обременен обидой и гневом, он не достиг состояния атараксии. 

Однако те, кто проявляет любящую доброту к своим врагам — и тем самым, по крайней мере в некотором смысле, освобождает себя от этих врагов (ибо, возможно, у человека есть враги только тогда, когда есть взаимная неприязнь) — тем самым приближаются к состоянию спокойствия и умиротворения.

Римский император и философ-стоик Марк Аврелий советовал, что лучшая месть врагу — не быть таким, как он. Как я интерпретирую это замечание? На самом деле утверждение состоит в том, что лучшая реакция на агрессора — избегать мести. Вместо этого следует сосредоточиться на том, чтобы самому быть хорошим человеком, т.е. желать добра даже врагам. Если вы сделаете это, вы, вероятно, лишите себя удовольствия от мести. Но наградой может быть легкость души, которой вы не имели бы иначе, и наоборот - имели бы тот самый мир и покой, которые необходимы для хорошей и качественной жизни.

Alex Moran 17 июля 2023

Эта статья стала возможной благодаря поддержке гранта Aeon+Psyche от Фонда Джона Темплтона. Мнения, выраженные в данной публикации, принадлежат автору и не обязательно отражают точку зрения Фонда. Спонсоры Aeon+Psyche не участвуют в принятии редакционных решений.