Бесы. Революционный сиквел и предложение заинтересованного читателя.

"...Рубить головы всего легче, а иметь идею всего труднее!.." 

(Ф.М. Достоевский)

Вчера мне было предложено кричать УРА и бросать в воздух чепчики. Предметом восхищения должна   стать   героическая  суть "комиссаров в пыльных шлемах",  которые "не от мира сего", и  "построили то, чем мы пользуемся сегодня". Впрочем, процитирую  полностью:

Уточню на всякий случай ещё раз - речь идёт о чём-то грандиозном, чем мы пользуемся ежедневно, построенном именно героями повести "Шоколад". Действие  происходит, если не ошибаюсь,  в 1918 году. Тем более, что автор - Тарасов Родионов - большевик с 1905 года - ничего не придумывает - произведение его автобиографично, а потому вполне аутентично.

Ну что ж, откроем книгу и прочитаем нетленку, окунувшись в восхитительный мир мировой революции вместе с героем повести - начальником ГубЧека товарищем Зудиным:

"Я убил сотню арестованных,-- отчетливо отбивает слова Зудин, и его голос звонок, как медь,-- и совершенно не считался с их виновностью. Разве вообще виновность существует? Разве буржуй виноват, что он буржуй, а крокодил виноват, что он крокодил?! Разве десятки наших зверских врагов контрреволюционеров -- если им удается честно и глубоко перевернуть свои убеждения динамитом мысли и чувств -- не принимаются нами охотно в наши ряды, как кровные братья по общей борьбе, и разве в то же самое время мы не сажаем за решетку, быть может, очень талантливых молодцов, сделавших в прошлом очень многое для революции и теперь тоже по-своему искренне ей преданных, но по своей глупости, упрямству и классовой подоплеке являющихся на деле нашими злейшими врагами и авангардом капиталистов?! Разве не так?!"

Ну что, читатель, восхитился пониманием, КАК надо строить светлое будущее? Чувствуешь тяжёлую поступь революционного правосознания? Нет-нет, не пытайся оперировать понятиями "вина", "закон", доказательства" и прочими никчёмными буржуазными "девайсами". Давай - проникайся глубже. Перед тобой "метОда" и чертежи того самого "Светлого будущего", которое собираются строить уже в наше время современные марксисты, ни на миллиметр не отступая от оригинала - цитаты их обещаний я приложу ниже. А хотите знать отношение настоящего кондового революционера к семье? Извольте:

 "Но разве мог он поступить иначе? Променять борьбу и страданья свои за счастье всего человечества, за счастье всего мира -- на канареечную заботливость о любящей самочке? Не чересчур ли много и так уже он заплатил тем, что вообще связался семьей, что ради голодного писка детишек,-- как хорошо было бы, если бы у рабочих совсем не бывало детей!.."

На этом строительство "светлого будущего" можно было бы считать оконченным. Любые аналогии революционеров тех времен с героями Достоевского "Бесы" и современными "чайлд-фри" можно  считать случайными, если бы  не единство финансирующего центра, заинтересованного в кровавой бане в России. Однако остаётся вопрос: а что же такое всё-таки построил  товарищ Зудин и другие зудинообразные, чем я пользуюсь сегодня?

Во всей повести я не нашел ни единого слова про СТРОИТЕЛЬСТВО, которым мне вменяется восхищаться. Надеюсь, комментатор не настолько циничен, чтобы считать таковым  горы  трупов. Обобщая, скажу, что, перечитывая произведения революционеров тех лет, я вообще ничего не смог найти именно про строительство "того, чем мы сейчас пользуемся". Легендарный Павка Корчагин, кажись, единственный, кто боролся с узкоколейкой. Остальные предпочитали строить светлое будущее исключительно пистолетом Маузера и винтовкой Мосина.

А вот то, "чем мы сегодня пользуемся", удалось построить только тогда, когда героев Тарасова-Родионова (и его самого) вдумчиво рассадили по лагерям, а самых беспокойных - отправили на совещание к вождю мирового пролетариата. Кстати - очень даже пророчески - шлёпнули собственные товарищи и Зудина:

"- Ну-с, так вот,-- встрепенулся Степан, снова прищуря глаза и обращаясь к секретарю,-- запишите-ка такого рода постановление: "Бывшего предгубчека Зудина... за отрыв его от рабочих и партийных масс... и за прием на службу в чека... белогвардейской шпионки и взяточницы... бывшей балерины, гражданки Вальц... от которой Зудин принял для семьи своей чулки и шоколад... и за недостаточный надзор за вверенным ему... Зудину, аппаратом губчека, следствием чего... явилось взяточничество сотрудника, гражданина Павлова... и других, следствие по делу которых еще продолжается"...-- Написали? Так вот: "Каковыми преступлениями своими он, Зудин... подорвал доверие рабочих масс к советской власти... и в острый момент белогвардейского наступления... внес губительное разложение в дружный фронт трудящихся...-- вышеупомянутых: Зудина, бывшего предгубчека, а также сотрудника его, Павлова... и бывшую балерину Вальц... расстрелять... Точка. Приговор привести в исполнение немедленно. Члены судебной комиссии..."

Зато оцените, с каким иезуитством всё это преподносится и оформляется (Цитата будет длинной, но она того стоит, ибо там прилежно изложена вся революционно-людоедская философия, которой мне предлагается восхищаться):

"Ткачеев вздыхает.

-- Тяжелое, товарищ Зудин, это дело! Вы не подумайте, что мы с ненависти там какой или мести: выхода нет больше! -- и поднял Ткачеев на Зудина свои глубоко запавшие замученные глаза. -- Конечно, этот Шустрый много ерунды натрещал. Но ведь и он парень хороший, честный такой, убежденный и искренний; недалекий немножко -- ну, да где же всем за звездами гоняться. Конечно, мы с ним не согласились.

-- А я было думал... -- как бы пугаясь чего-то мелькнувшего, дернулся Зудин.

-- Нет, мы рассуждали просто: конечно, ты виноват, ты был виноват. Ты обострил недоверие рабочих так, что может погибнуть все наше дело. Ты понимаешь: не мы, а наше дело! И дернула тебя нелегкая пожалеть эту бабу. Мало ли этой жалкой сволочи осталось нам по наследству. Ведь ты же старый революционер?! Ты должен был глядеть только в главное, и поэтому: мимо, мимо бы! Но, разумеется, эта старая гниль очень прилипчива. Себя поскребешь,-- все мы, пожалуй, такие же, за самыми малыми исключеньями. А когда вскинешь после этого взгляд на ту гору, на которую мы так дерзко влезаем,-- даже самим себе противны делаемся. Много уже липнет к нам этой слизи. И все это было б, конечно, сущей ерундой, если бы мы были одни. Какие есть, такие и есть. Черного кобеля не отмоешь добела. А то ведь мы тащим: мы вожди! Стоишь иной раз на площади на митинге и прищуришь глаза: сколько под тобой этих самых голов, голов, голов, словно волны на море, -- не видать им конца-краю. И ведь, знаешь, революцию-то, переустройство мира на новых началах делают вот они, эти самые головы, а не мы одни. Это, товарищ, мираж, самообман, будто мы, вопреки им, свою волю творим. Предоставим думать так дурачью. Ни черта не можем мы делать насильно. Нет, мы лишь сковываем в единую волю их стихийные желания. Мы сберегаем от непроизводительных затрат и тем увеличиваем в тысячи раз и направляем в нужную цель напор нашей классовой силы. Только то мы делаем и можем делать, что подпирается вот самыми простыми и грубыми желаньями вот этих тысяч голов. Самая возвышенная идея растет из корней самого узкого и жадного интереса масс. И это правильно и это хорошо.

-- Ребята, хотите сытой и привольной жизни? Чтоб не трястись в драных опорках над черствыми корками хлеба! Чтобы жандармы не гноили бы больше рабочих по тюрьмам! Я говорю вам: хотите?!

Рев идет, пена брызжет у них по губам.

-- Я укажу вам, как это сделать, чтобы всем их раздобыть. За мной все! Разбивай это! Бей то! Наворачивай третье! -- и рушатся бетонно чугунные стены, стальные балки трещат, как гнилые лучины, потому что это делают они, массы, которые сами порою мало что знают, но верят, что сейчас вот все они получат желанную сытость и волю.

-- Но стены разбиты, воля завоевана, а сытости все нет -- как нет. Ты пачками ловишь усталые, злые глаза недоверья. Но разве ты их обманываешь?! Разве ты сам-то не знаешь, что путь к этой сытости хоть и труден, но верен. И ты смотришь уверенно, открыто и честно им прямо в глаза, потому что ты прав, ты им не лжешь. Ты один твердо верен самому широчайшему интересу. Понемногу все успокаиваются.

-- Где же сытость?

-- Товарищи, вы слишком нетерпеливы. Вы встали всего лишь на первую ступеньку. Запаситесь выдержкой и злостью к врагам, чтобы таким же стремительным, дерзким напором дружно подняться -- и дальше. Или вы не видите, что желанная сытость к вам ближе?

-- Видим, видим, конечно, -- кричат они восторженно, но они ровно ничего еще пока не видят и не могут так скоро увидеть, они только искренно верят, что видят.

 -- Масса никогда не поймет длинных оправданий. Масса понимает лишь односложное: да или нет! И все дело,-- понимаешь ли, все великое дело борьбы за счастье миллионов людей, все что уже добыто столькими жертвами, с такими усилиями, страданиями и кровью нескольких поколений,-- сейчас вот разлетится, как дым как мыльный пузырь, из-за ничтожнейшей детской неосторожности одного несчастного товарища, который устал, оторвался и совсем позабыл, кто он и где он находится. Ну, скажи, что же с ним делать, чтобы спасти все великое дело?!

-- Убить,-- глухо, зловеще произносит Зудин.

-- Да, убить! -- подтверждает Ткачеев.-- И мы убиваем тебя, чтобы спасти наше дело, и зная, что все это сам ты должен понять....И мы обязаны примерно тебя наказать, дав урок остальным. О, конечно, в другое время мы смогли бы все это не спеша разъяснить, а тебя перекинуть в другую работу. Но сейчас, сам видишь, времени нет. Времени нет. Надо мгновенно вернуть подорванное тобою доверье. И двинуть всю массу в бой, в смертельный бой. Вот почему теперь мы отвечаем на это громоносным кровавым ударом. Мы кричим им всем и себе, прежде всего:

-- Беспощадный террор! Кровавый ужас! Всем, кто сейчас забудется, всем кто устанет, кто имел наивную дерзость встать для революции впереди миллионных масс всего мира, не рассчитав своих сил!

-- И ты посмотри, как мы поэтому твердо и исторически неуклонно, точно стальной острейший резец, движемся все вперед и вперед несокрушимейшим клином. Пусть мельчайшие крошки нашего стального острия незаметно отскакивают, ломаясь от внешних ударов,-- борьба требует жертв. Пусть порой и внутри что-то жалобно хрупает,-- но сейчас же следующий заступает опустелое место, и острый стилет неотвратимо и быстро ползет. И ты подумай только: на гребне какой гигантской, всемирной волны мы построили из самих себя этот дерзкий клинок и как верно мы режем, уж казалось бы, такой затвердевший десятками тысяч годов гнойный мозоль на теле всего человечества,-- эксплуатацию одним человеком другого. И знаешь, мы быстро добьемся своей цели, если только останемся искренни, честны и крепко спаяны со своим классом, а также беспощадны и к другим и к себе. Вот какова, Зудин, вся наша и твоя доля!"

Предложение заинтересованного читателя:

Перечитав "Шоколад" (первый раз  с ним познакомился лет пять назад),  предлагаю обратиться с коллективным письмом ко всем современным горячим поклонникам революционного террора: вместо того, чтобы как в 1917 сначала стрелять во всех окружающих, а потом - друг в дружку, может, сразу перейдете к этапу №2? Честное слово -  настреляетесь! 

Судя по комментариям к моимстатьям - у нас зудиных - целое гнездо! Вот и займитесь ими, раз у вас зудит. А простых людей оставьте в покое.  Не верю я в Счастье, которое обязательно наступит после уничтожения некоторой части населения. Ну а  мы,  оставшиеся таким образом  за бортом процесса "строительства Счастья для всего человечества",   будем честно подносить патроны и прикапывать революционных карателей   по периметру строительной площадки. И каждый будет при деле. И все будут счастливы:  вы - потому что,  убивая кого-то, по своему мнению, вы что-то строите, а мы - потому что бесов становится всё меньше. Разве ж это не счастье?

P/S/ Обещанные комментарии современных "зудиных", у которых свербит в одном месте и указательный палец правой руки нервно сокращается