Шовинизм или Интернационализм?

Языковая политика дореволюционной России не получила развитого правового и тем более конституционно-правового оформления, в разных регионах империи и разное время она предполагала различную степень языковой автономии, пределы которой колебались от полного невмешательства со стороны центральных властей в языковую жизнь подданных до запрета на использование какого-либо из языков в различных сферах публичной и официальной жизни. Говорить об относительно целенаправленной языковой политике государства можно, начиная лишь со времен Петра I. Политика признания в качестве официальных языков европейских языков существовала вплоть до середины XIX века и была тесна связана с территориальными приобретениями России в этот период. Так, в Эстляндии, Лифляндии, Курляндии ещё и в первой половине XIX века немецкий язык использовался и для административных нужд, и в сфере образования. Требование сдачи письменного экзамена по русскому языку для поступавших в Дерптский университет было введено только в 1845 году. Использование местных языков - латышского, эстонского, ограничивалось обиходной сферой и непосредственно было связано с низким социальным положением их носителей. В Великом княжестве Финляндском функции официального языка в тот же период выполнял шведский язык. В Царстве Польском польский язык сохранял все основные сферы функционирования вплоть до восстания 1830 года и только после него в учебных заведениях было введено обязательное обучение русскому языку. После присоединения Кавказа не встречало препятствий употребление местных языков для административных нужд, использовались они и в сфере образования. Так, по положениям 1835 и 1848 гг. в первом и втором начальных классах уездных училищ обучение велось на местных языках (армянском, грузинском, азербайджанском), русский преподавался как предмет, а с третьего класса - он становился языком обучения, но местные языки продолжали изучаться.

Со второй половины XVIII века в Поволжье, Приуралье, Сибири повсеместно учреждались государственные и миссионерские школы для инородцев. Поскольку значимую роль играла конфессиональная (а не национальная) принадлежность и, следовательно, знание определенного богослужебного языка, через школы решались одновременно две проблемы: обучение церковно-славянскому и русскому языкам и приведение к православию язычников. Святейший Правительствующий Синод предписывал «в школах и церквах наставление производить на их природном языке дотоле, доколе все их прихожане от мала до велика разуметь будут совершенно российский язык». Многое для развития бесписьменных языков народов России было сделано православными русскими миссионерами при переводе на них Библии. Так, еще в 1775 году появилась грамматика вотского языка В. Пуцек-Григоровича; в 1819-1820 гг. православными миссионерами была введена на базе русской графики письменность для якутского языка; с середины XIX века также миссионерами вводилась письменность на русской основе для алтайского (ойротского) языка; для абхазского языка П. К. Усларом был создан в 1862 году алфавит на основе русской графики.

Таким образом, на протяжении XVIII и первой половины XIX века у государства отсутствовала разработанная, целенаправленная языковая политика и правовое регулирование носило фрагментарный характер. Государство весьма индифферентно относилось к использованию местных языков даже в сфере официального общения и образования и практически не вмешивалось в существовавшую социолингвистическую ситуацию. Официальное общение на новых территориях велось, как правило, на русском языке, либо в случае необходимости через переводчиков, но преимущественное положение русского языка в правовом отношении никак оформлено не было. Оно рассматривалось как данность, не нуждающаяся в каком-либо правовом оформлении. Но осознание неоспоримости его положения между тем сочеталось с весьма гибким подходом к разрешению возникавших языковых проблем, в целом носившим прагматичный характер.

Источник: https://superinf.ru/view_helpstud.php?id=787