Кулаки как паразитартный класс на селе.

Сейчас пойдут истории "а вот мой дедушка... говно ваша статья".

Спасибо за статью,  забрал в закладки.

Н-дя, а начать следовало... все жеж таки вот такъ: Двоюродные бгатья исТорыков Юриков бедных Йориков — физики — любую дискуссию нанайских мальчикофф и деффачек (сумрачных гениев (sic!)) начинают со слов «договоримся о терминах» т.е. словах или словосочетаниях, являющихся сегодня названием некоторого физического понятия в нашем публичном доме клубе колхоза кибуца "Нью-сорокалетний пеший эротический путь по пустыням смыслов в Же и... оппу".

Был когда-то такой фильм в конце 80-х - "Джек Восьмеркин - американец". Там еще Лев Дуров ярко сыграл такого вот типичного кулака-мироеда.. 

Вот только в процессе борьбы с мироедами вместе с водой выплеснули младенца. Вместо того, чтобы обрубить спекулятивные схемы скупки и продажи зерна, предложив взамен господдержку, вчистую разорили устойчивые хозяйства, ориентируясь как раз не на фактор ростовщичества, а банально на имущественное состояние. Сытый? Дом крепкий? Скотина при доме есть? "На кол". И происходило это просто потому, что на местах "власть народа" нередко оборачивалось "властью голодранцев". 

Есть мнение, что необходимые процессы вполне можно было провести и с меньшими потерями, в первую очередь - человеческими. Выше, вон, уже говорили про выселение людей в голое поле с гарантированной смертностью в итоге - так я и про это тоже. Впрочем, с моей точки зрения оправдание людоедства при любой власти и любом социальном устройстве - явление однозначно вредное, как для государства, так и для личной кармы. Как минимум, потому что сразу выносит вопрос в область расчеловечивания. Как максимум - потому что это гнусно. Можно принять аргумент - "не успели еще научиться, делали как могли и понимали" или "ошиблись, потом учли ошибку". Но аргумент о "лишних людях, которых надо было рационально утилизировать" дурно пахнет и скверно выглядит.

Говно какое-то а не статья. Если кулак такой плохой - зачем же "хороший" бедняк брал у него то семена, то лошадь?

30 января 1930 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». С этого момента принято отсчитывать начало одного из наиболее драматических событий в истории довоенного СССР – раскулачивания, которое до сих пор остается предметом жарких эмоциональных обсуждений. Что же из себя представляло раскулачивание? Со стороны либералов мы слышим заявления о войне против крестьянства, со стороны патриотов-сталинистов – рассуждения о подавлении кулацкого террора, направленного против столь необходимой стране коллективизации. Оставим идеологию и эмоции в стороне и обратимся к сухим фактам.

Раскулачивание рассматривалось государством как кампания по уничтожению кулачества как класса. Производилось оно следующим образом. Сразу же после выхода постановления на территориях, где проводилась сплошная коллективизация, создавались специальные «тройки», состоявшие из первого секретаря райкома партии, председателя райисполкома и уполномоченного ГПУ. Они рассматривали вопрос о принадлежности того или иного крестьянина к кулацкому классу.

Кулаки разделялись на три категории.
К первой принадлежали организаторы и исполнители террористических актов и антисоветских восстаний – они передавались органам ГПУ для выяснения меры их личной вины, а члены их семей выселялись в отдаленные районы страны.
Ко второй относился «оплот кулачества в деревне», они с членами семей тоже выселялись в отдаленные районы.
К третьей категории принадлежали все остальные кулаки, которые вместе с семьями выселялись за пределы колхозных земель, но в своем районе (то есть они не попадали в спецпоселения).
Имущество выселенных конфисковывалось и становилось колхозным, переселенцам выдавались небольшие средства для устройства на новом месте.

Прибывшие на новое место кулаки (главным образом, второй категории) и члены их семей приобретали статус спецпереселенцев. В число спецпоселенцев входили не только кулаки, но и выселенные из городов антиобщественные элементы (бродяги, пьяницы), а также лица, совершившие не тяжкие правонарушения, которым лагерь заменили спецпоселением. Жили они в спецпоселках, построенных в местностях, где ощущался недостаток рабочей силы, находящихся не ближе 200 километров от границ, железных дорог, городов и селений.

Их не принимали в профсоюзы и в партию, из их зарплат удерживались деньги для содержания администрации спецпоселения (в которую, кстати, входили и активисты-спецпоселенцы), наконец, они были лишены избирательных прав. Однако у них были и льготы – вплоть до 1934 года они освобождались от всех налогов и сборов, а также от военной службы, в том числе и в годы войны.

С 1933 г. прекращаются массовые высылки и по сути прекращается раскулачивание как кампания всесоюзного масштаба. В том же году начинается постепенное возвращение спецпоселенцам гражданских прав. С 1933 г. государство возвращает избирательные права детям спецпоселенцев, достигшим совершеннолетия. С 1935 г. дети спецпереселенцев, окончившие среднюю школу, могли покинуть поселение для поступления в техникум или вуз. С того же 1935 г. избирательные права возвращаются всем бывшим спецпереселенцам.
 
Всего за два года кампании (1930–1932) было переселено около двух миллионов человек, то есть около 400 тысяч семей, или около 2% от тогдашнего населения СССР. Власть сама признавала, что при раскулачивании были допущены ошибки и кулаками были объявлены те, кто ими не являлся, и делала попытки выявить «неправильно высланных» и освободить (хотя, естественно, освободили далеко не всех). Немало кулаков сумело избежать репрессий и депортации, распродав или бросив свое имущество и уехав в города, где они выдавали себя за середняков или бедняков. Такое «самораскулачивание» приобрело довольно широкий размах.
 
Одним словом «раскулачивание» были названы две разных государственных кампании, в каждой из которых в термин «кулак» вкладывалось свое особенное значение (именно поэтому и была произведена классификация кулаков на категории).

Первая кампания – это военно-полицейская операция по обезвреживанию и наказанию организаторов и исполнителей террористических актов, то есть «кулаков первой категории» (в которую фактически включали всех активных деревенских антисоветчиков, ассоциируя их с кулаками лишь в силу необходимости рассматривать конфликт через призму официальной классовой теории).

Понимаю, что для многих современных людей, особенно молодых, которые учили историю по учебникам, изданным фондом Сороса, существование в советской деревне 1920–1930-х гг. терроризма будет откровением. Но если мы заглянем в газеты того времени, в исследования современных историков коллективизации, наконец, в рассекреченные в наши дни документы ОГПУ конца 1920-х – начала 1930-х, то мы увидим:

начиная с 1927 г. регулярно с мест поступали сообщения об убийствах коммунистов, советских служащих, работников милиции и даже учителей, приехавших из городов. Статистика сообщала, что в 1927 г. был зафиксирован 901 случай так называемого кулацкого террора, а за семь месяцев 1928 г. – уже 1049 случаев.

Кстати, терроризм везде в современном мире считается тяжким преступлением независимо от того, каковы мотивы террористов.

Вторая кампания – это операция по расформированию класса кулаков, превращение их в спецпоселенцев, с тем чтобы после «трудового перевоспитания» они и их дети вернулись в состав обычных граждан Советской страны. Здесь под кулаками (точнее, «кулаками второй категории») понимались члены отделившихся от крестьянского общества (общины) индивидуальных крестьянских хозяйств, систематически использовавших труд наемных работников – батраков. Конечно, в реальности в разряд таковых попадали и просто зажиточные крестьяне, использующие лишь труд членов своей семьи, и даже не очень зажиточные, особенно если те деятели администрации, которые занимались раскулачиванием, имели с ними личные счеты, но это была ожидаемая и объяснимая аберрация, связанная с человеческим фактором.
 
Однако если вина кулаков-террористов была очевидной – они совершали такие уголовные преступления, как убийства, поджоги, избиения, строго наказуемые в любом обществе, в том числе и демократическом, – то вина всех остальных кулаков не совсем понятна. Современные либералы склонны вообще отмахиваться от этого вопроса, считая, что никакой вины перед государством у них и не было и, более того, ничем они государству не были обязаны. По мнению либеральных обличителей коллективизации, кулаки пали жертвой революционного утопизма большевистского руководства, которое пожелало перестроить жизнь в согласии со своими теоретическими установками.

Патриоты-сталинисты в общем-то не отрицают, что никакой особенной вины за кулаками, не участвовавшими в борьбе против советской власти, не было. Патриоты лишь не согласны с тем, что сталинские планы коллективизации были утопичными и разрушительными для деревни и страны. Напротив, они доказывают, что без коллективизации стала бы невозможной индустриализация и победа в Великой Отечественной войне. Но кулаки и тут предстают как жертвы, пусть и необходимые и оправданные в исторической перспективе. За какую же такую вину, которая была известна современникам, но не известна нам, пострадали кулаки? Для того чтобы это понять, нужно разобраться с тем, когда и с какой целью была создана социальная группа кулаков, которая была подвергнута репрессиям в 1930–1932 гг., и что она из себя представляла.

Кто такие советские кулаки?

Вопрос этот может показаться странным. Разве не внушают нам постоянно, что класс сельских фермеров-буржуа, или, как их назвали большевики, кулаков (хотя в русской деревне кулаками называли не только фермеров, но и сельских ростовщиков и вообще всех деревенских богатеев), никто не создавал, он возник сам по себе, по мере разложения общины и выделения в ней зажиточных крестьян, прибиравших к рукам землю, средства производства и бедных крестьян, превращавшихся в сельских пролетариев – батраков? Реформа Столыпина, по которой был разрешен выход из общин и частное землевладение, лишь подвела юридическую базу под существование кулачества.

Все это, возможно, и так, но только вот дореволюционные кулаки не имели никакого отношения к тем кулакам, которых раскулачивали и выселяли в 1930-х. Специалисты по истории российского крестьянства однозначно заявляют: старое кулачество погибло – и как класс, и даже физически – в 1917–1921 гг.

Летом и осенью 1917 г., после того как царский режим пал, а Временное правительство не смогло установить сколько-нибудь твердую власть, село фактически перестало подчиняться государству. Русские крестьяне начали «черный передел», о котором они мечтали несколько столетий. Сначала крестьянские общины присвоили 44 миллиона десятин помещичьих земель, при этом сжигая помещичьи усадьбы и убивая помещиков и членов их семей, если те не успевали скрыться.

Затем пришел черед «фермеров», которые некогда воспользовались правами, данными им реформой Столыпина, и вышли из общины, превратив свой надел в частную собственность. Под дулами винтовок и вилами они возвращались в общины, а их земли обобществлялись. Свои требования крестьяне выразили в наказах, которые легли в основу декрета «О земле», принятого II съездом Советов и проводимого в жизнь большевистским Совнаркомом.

Этот декрет провозглашал два принципиальных тезиса:
Право частной собственности на землю отменяется.
Наемный труд не допускается.
 
Таким образом, декрет «О земле» провозглашал передачу всей земли в России государству и право коллективных хозяйств (земледельческих общин, коммун и т.п.) пользоваться ею, но только с использованием своего собственного труда. Недаром этот декрет получил название закона о социализации земли. Как видим, он подводил юридическую базу под уничтожение кулачества как класса. Кулак – это ведь сельский буржуа, который, имея землю в частной собственности, нанимает для ее обработки батраков-пролетариев, а если земля больше не является частной собственностью и наемный труд запрещен, то невозможно и существование кулака.

Те немногочисленные кулаки, которые умудрились сохранить свои хутора и выселки и после декрета «О земле», воспользовавшись состоянием безвластия, которое царило в годы гражданской войны, были раскулачены и частично уничтожены продотрядами и комбедами, созданными Советской властью в 1918 г., которая, после того как в городах начался голод, взяла решительный курс на изъятие «хлебных излишков из рук кулаков и богатеев», как говорилось в соответствующем декрете 1918 г.

Сопротивляясь, кулаки организовывали вооруженные выступления против коммунистов или переходили на сторону белых, что в конце концов привело к тому, что практически все они были уничтожены к концу гражданской войны. Как замечают историки: «Можно с уверенностью утверждать, что к 1922 г. дореволюционных кулаков в российской деревне не осталось».

Откуда же в советской деревне снова появились кулаки?

С введением НЭПа государство пересматривает некоторые положения аграрной политики. В 1922 г. ВЦИК принял закон о трудовом землепользовании и новый Земельный кодекс РСФСР. По этому закону отдельные крестьяне (конечно, вместе со своими семьями) снова получили право выделиться из коллективного хозяйства (общины, коммуны, ТОЗа) и получить отдельный участок земли, который уже не подвергался общинным переделам, но закреплялся за данной семьей и для обработки которого крестьянское хозяйство могло при определенных условиях нанимать работников-батраков. Эти «отделившиеся» от общины крестьянские семейства, вскоре превратившиеся в зажиточных, во многом за счет применения наемного труда и получили прозвище кулаков, поскольку напоминали крестьянам-общинникам столыпинских отрубщиков и хуторян. Власть, которая мыслила категориями классовой теории и везде стремилась найти буржуа и пролетариев, также признала их сельскими буржуа наподобие дореволюционных кулаков-фермеров.

Однако если мы заглянем в законы Советского государства того периода, то обнаружим, что они существенно отличались от сельских буржуа.

Первое и самое важное – они не были владельцами земельных участков, на которых жили и которые обрабатывали. В Земельном кодексе 1922 г. ясно говорилось, что все земли сельскохозяйственного предназначения принадлежат государству и находятся в заведовании Народного комиссариата земледелия (министерства сельского хозяйства). Крестьян, в том числе и отделившихся от общины, закон объявлял «землепользователями», которым бессрочно и бесплатно предоставляется право вести сельское хозяйство на государственной земле. Государство в лице земельных органов выдавало им участки земли. Землю эту нельзя было продать, завещать, подарить, отдать под залог. Самая попытка сделать это заканчивалась для землепользователя не только уголовным наказанием, но и тем, что этот участок отбирался у его семьи навсегда. Аренда разрешалась в исключительных случаях.
 
Главнейшей обязанностью землепользователей была сельскохозяйственная обработка земли (если она прекращалась, то участок у землепользователя государство отбирало) и выплата сельскохозяйственного (продовольственного) налога государству (строго определенного государственными органами количества сельхозпродукции или денежного ее эквивалента). До 1923 г. налог вносился только продукцией, прежде всего хлебом. С 1923 по 1924 г. он вносился частично продукцией, частично деньгами, а с 1924-го – преимущественно деньгами. Налог был прогрессивным, поэтому большая его часть ложилась на зажиточных землепользователей, и особенно использующих батрацкий труд, то есть кулаков. Крестьяне-бедняки вообще были от него освобождены и, более того, получали материальную помощь от государства. Оставшиеся после выплаты продналога излишки крестьяне могли продавать на рынке, но и тут были свои правила: государство покупало хлеб по фиксированным невысоким ценам, поскольку ставило своей целью обеспечение всего населения страны недорогими продуктами. Частично государство оплачивало сельскохозяйственную продукцию промышленными товарами.

Такова была тогдашняя социальная реальность, если глядеть на нее не через призму идеологии, а непосредственно, воспринимая вещи, какими они были на самом деле. Исходя из них понятно, что кулак в деревне 1920-х гг. (или индивидуальный трудовой землепользователь, как правильнее его называть и как его именовал закон) – никакой не буржуа, то есть частный собственник средств производства, а пользователь или распорядитель государственной земли, имеющий определенные права и обязанности, даденные и возложенные на него государством. Среди его прав главнейшее – право на более или менее свободную трудовую обработку земли с применением батрацкого труда лишь в самом крайнем случае и при условии, что сам кулак работает наравне с батраком; среди его обязанностей главнейшая – значительную часть результатов труда сдавать государству или продавать по твердым ценам.

Бухаринский курс опоры на кулака

В 1925 г. в партии развернулась дискуссия между двумя фракциями – левой, которую возглавлял Л.Троцкий, и правой, которую возглавлял Н.Бухарин. Левые предлагали программу сверхиндустриализации, то есть скорейшего создания в СССР собственной индустрии за счет высокого налогообложения деревни, и прежде всего ее наиболее зажиточного слоя – кулаков; правые же, напротив, предлагали всячески поддержать крестьян, особенно зажиточных, в их стремлении обогащаться, с тем чтобы обеспечить города сельхозпродукцией и постепенно переходить к медленной поэтапной индустриализации и медленной коллективизации сельского хозяйства сугубо на добровольной основе. Партийное большинство и, главное, «аппаратная фракция», которую возглавлял Сталин, взяли сторону Бухарина и правых, что и предопределило крах троцкистов.

Такой выбор был не случаен. За программой сверхиндустриализации Троцкого стоял его тезис о невозможности построения социализма в отдельно взятой стране и расчет на скорейшую пролетарскую революцию в странах Западной Европы, прежде всего в Германии. Сталин, как здравомыслящий, реалистично рассуждающий политик, не верил в эту перспективу и, напротив, справедливо считал, что налицо все симптомы падения революционной активности в Европе. А это значило, что нужно как-то обустраивать жизнь в Советской стране своими силами, не надеясь на помощь победоносных немецких и французских пролетариев. Обустройство же это предполагало в первую очередь обеспечение городов сельхозпродукцией, и прежде всего хлебом. Во вторую очередь – экспорт зерна за рубеж для закупки там необходимых технических средств для начала индустриализации.
В этих условиях Сталин, поверив заверениям Бухарина, сделал ставку на деревенского кулака, а не на общину.

Для этого были, впрочем, и прагматические основания. Кулацкие хозяйства, хотя и считались индивидуальными, на самом деле были достаточно крупными. Как правило, кулаками в деревне становились многодетные крестьяне, их семьи могли состоять из 20 человек, поскольку дети со своими семьями не отделялись и оставались жить общим хозяйством с родителями. Всем им полагалась земля, так как по советским законам, в отличие от дореволюционных, землю выделяли по едокам, а не по душам, и женщинам земля также полагалась. Кулакам сподручнее было использовать машины и механизмы для обработки земли и получения урожая (не говоря уже о том, что у них были и деньги для закупки машин и механизмов).

Действительно, в 1920-е гг. кулацкие хозяйства были механизированы в большей степени, чем общинные и коллективные. Не случайно в постановлении 1929 года «О признаках кулацких хозяйств, в которых должен применяться Кодекс законов о труде», одним из важных признаков кулацкого хозяйства считалось наличие сложных сельскохозяйственных машин с механическими двигателями. По данным 1927 г., 3,2% кулацких хозяйств обладали 21,7% машин, тогда как бедняков в деревне было 26,1%, а им принадлежало всего лишь 1,6% машин.

Понятно, что кулацкие хозяйства в связи с этим были экономически эффективнее: 3%-ная кулацкая прослойка сдавала и продавала государству около 30% всего хлеба, сдаваемого и продаваемого деревней. По этой причине Сталин поддержал группировку Бухарина, взявшую курс на поддержку кулака. Конечно, официально этот курс назывался не так, а, как бы сейчас сказали, более политкорректно: «лицом к деревне», и свой лозунг «Обогащайтесь!» Бухарин формально адресовал не только кулакам, но и всем крестьянам. Но всем и в стране, и за рубежом было понятно: это именно курс на поддержку кулачества. Кулак имел полное право, следуя призыву Бухарина, увеличить эффективность своего хозяйства за счет найма новых батраков, и фракция Бухарина шла в этом ему навстречу.

В 1925 г. Совет народных комиссаров выпускает «Временные правила об условиях применения подсобного наемного труда в крестьянских хозяйствах» и инструкцию к ним. Эти документы значительно расширили права кулаков по эксплуатации наемных работников. Конечно, права батраков тоже были в законе оговорены: кроме права на подписание трудового договора и на зарплату не ниже определенного минимума, которые у них уже были, согласно кодексу 1922 г., батрак или батрачка получали теперь право на страховку за счет кулака, право на один выходной день в неделю и на выходные в праздники, право на одноразовое питание за счет кулака, на выходное пособие в случае увольнения без предупреждения, на двухнедельную плату в случае болезни или родов, на членство в профсоюзе и т.д. Закон запрещал труд детей до 14 лет и использование подростков и беременных на тяжелых работах.

Но при всех ограничениях, налагаемых на кулака, закон фактически был составлен и в его интересах. Кроме того, в том же 1925 г. принимается подготовленное Рыковым – сторонником Бухарина – постановление, которое снижало на 40% размер сельхозналога и расширяло возможности получения кредита для крестьян. Понятно, что и эти меры были выгодны кулачеству, поскольку налог был прогрессивный, и именно на кулаков он ложился тяжким грузом.

Итак, в 1925 г. советское государство поворачивается лицом к кулаку (отделившемуся от общины землепользователю, использующему наемный труд). С ним заключается своеобразный договор, не отраженный в официальных документах, но понятный каждому из современников тех событий на правах «неявного знания».

Суть договора была проста: государство разрешает кулаку обогащаться за счет усиления эксплуатации батраков и к тому же защищает его от гнева бедняков (поскольку небогатая часть деревни восприняла этот закон негативно, гнев на кулаков был большим и он мог вылиться в стихийные расправы с ними). Кулаки, в свою очередь, обязуются обеспечивать город сельхозпродуктами, прежде всего хлебом, по твердой, выгодной государству цене и выплачивать повышенный (доходивший до 25%) налог. С точки зрения государства кулаки, отделившись от общины и решившись нанимать батраков, самим фактом этого молчаливо соглашались выполнять условия данного негласного договора, ведь именно от государства кулаки получали все то, что делало их сельхозпроизводителями и приносило им прибыль, – и землю, и право на найм батраков. В глазах государства это не был договор между двумя равноправными и свободными субъектами, ввиду того, что кулаки были фактически государственными землепользователями со своими обязанностями.

Кулацкая стачка и кулацкий террор

Весь 1926 г. этот договор соблюдался. Но уже в 1927 г. кулаки начинают срывать план по хлебозаготовкам. Осенью 1927 г. государству удалось купить всего лишь 2,4 миллиона тонн хлеба против 5,8 миллиона за тот же период прошлого года. Цена, которую предлагало за хлеб государство, не устраивала кулаков, в руках которых были сосредоточены основные запасы хлеба. Промтовары им не были нужны, в лавках крестьяне покупали лишь табак, керосин, спички, мыло, но ими запаслись вдоволь в период НЭПа.

Хлеб у кулаков был. В 1927 г. в России был хороший урожай. Но продавать его по низкой цене государству для обеспечения города они не желали. Они предпочитали прятать хлеб, дабы на следующий год, когда государство вынуждено будет поднять цены, продать его дороже. Если кулаки и продавали хлеб, то преимущественно частным торговцам, которые в городе перепродавали его на 50–100% дороже. Результатом этого стал городской продовольственный кризис 1928–1929 гг., про который сегодня мало кто вспоминает, поскольку это несколько портит благостную историю, которую твердят наши антисоветчики, – про злого Сталина, который ни за что обидел крепких хозяев. Но для горожан того времени (да и для деревенских бедняков, на которых кулацкий срыв хлебозаготовок тоже сказался) это был шок.

Люди уже отвыкли от очередей и талонов, которые, казалось, навсегда ушли в прошлое вместе с гражданской войной и послевоенной разрухой. И вот вдруг на одиннадцатом году Советской власти, когда нет никакой войны и никакой интервенции, в городах снова не хватает хлеба, хлебобулочных изделий, затем исчезают с прилавков другие продукты питания: мясо, молоко, чай, сахар, наконец – продовольственные товары.
В городах растет возмущение, в ЦК, в Верховный Совет шлют письма недоумевающие граждане. Партийные оппозиционеры распространяют листовки – Троцкого всего лишь год назад выслали из СССР, троцкистские фракции в парторганизациях многочисленны и сильны.

Население городов требует введения карточной системы, чтобы хоть как-то победить спекулянтов и иметь гарантированный кусок хлеба. На местах карточки вводятся уже в 1928 г., а 21 февраля 1929-го эта практика распространяется на всю страну. Сначала вводятся карточки на хлеб, затем на другие продукты вплоть до картофеля. Владельцы карточек делились на категории, больше всех получали рабочие, которым выдавали карточки 1-й категории, затем совслужащие – обладатели 2-й категории, затем пенсионеры, безработные, имевшие 3-ю категорию. Совсем не получали ничего лишенцы – бывшие дворяне, священники и т.п. Была создана сеть общепита – столовых, зачастую закрытых, для работников определенного ведомства, где можно было получить обед по сниженной цене. Столовые открывались на заводах, в учреждениях, люди приходили туда целыми семьями.

Сталина очень беспокоила эта ситуация. Существует распространенная точка зрения, которую разделяют и патриоты-сталинисты, и либералы-антисоветчики, что коллективизация и раскулачивание были нужны Сталину для проведения ускоренной модернизации. Это мнение еще в 1930-е гг. высказал непримиримый враг Сталина – Троцкий, который упрекал вождя СССР в том, что он «украл», видоизменив, его идею сверх­индустриализации. И.В. Сталин был категорически не согласен с такими утверждениями. В своей знаменитой ночной беседе с Черчиллем Сталин так объяснял необходимость коллективизации:

 «…Чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо пахать землю тракторами. Мы должны были механизировать свое сельское хозяйство».

Думаю, так оно и было, больше всего Сталина напугал именно голод в городах. Как человек старшего поколения, Сталин прекрасно помнил, что роковые события 1917 г. – когда в одночасье рухнула целая империя и на ее пространстве на четыре долгих года утвердился кровавый хаос – были спровоцированы такой же кулацкой забастовкой. В 1915 г. в России, уже год ведущей изнурительную войну, начался экономический кризис. Хотя был хороший урожай, крестьяне, и прежде всего кулаки, не пожелали продавать хлеб государству по низкой цене. Чтобы избежать голода в городах и недоснабжения армии, царское правительство вводит продразверстку и создает прод­отряды, перед которыми ставилась задача изъять у крестьян 772 миллиона пудов хлеба. (Это только полуграмотные либералы рассуждают о том, что продразверстку ввели злыдни-коммунисты; как видим, и царские министры не видели другого способа для снабжения города и армии хлебом.)

Однако продразверстка была сорвана в силу коррумпированности царских чиновников. В отличие от большевистских комиссаров, они, получив от кулака мзду, выдавали ему справку, что по бедности он не подлежит продразверстке, и город так и оставался без продуктов. Февральская революция, кстати, и началась с голодных очередей в Петрограде, на складах которого закончилось продовольствие.

Предложение Бухарина и Рыкова пойти на уступки кулакам, повысить закупочные цены до уровня, который кулаков устраивал, для Сталина были неприемлемы. Он совершено справедливо считал, что если государство поступит так, то оно навсегда станет объектом кулацкого шантажа и так и не решит продовольственной проблемы (не говоря уже о проблеме индустриализации). А не решить этой проблемы – значит утерять власть и снова ввергнуть страну в хаос.

Решение же состояло в реформе сельского хозяйства, а точнее, в отказе от ставки на кулака, который оказался крайне непрочным союзником, и в ставке на коллективные хозяйства. Кулак не справился с ролью назначенного государством землепользователя, обязанного снабжать город сельхозпродукцией, и поэтому он должен ответить за это. Причем не по отдельности, а как класс, ведь не по отдельности, а всем классом кулаки получали от государства в 1922 и 1925 гг. особые права, ставшие залогом их обогащения. Государство законодательными актами 1922 и 1925 гг. сформировало социальную страту постреволюционных кулаков, поэтому государство и имело полное право эту страту расформировать.

Раскулачивание выглядело в глазах абсолютного большинства советских людей того времени (естественно, кроме самих кулаков и их родственников) как вполне справедливая и обоснованная кампания.

Более того, как кампания по-своему еще и гуманная, как бы парадоксально это ни звучало сегодня.

Ведь, во-первых, кулачество за свою попытку удушить государство костлявой рукой голода – то самое государство, которое и дало кулачеству возможность обогатиться – было лишь поражено в правах и после пребывания в спецпоселениях вернулось к нормальной жизни (для детей кулаков это возвращение произошло даже гораздо раньше – в конце 1930-х гг.).

И во-вторых, выселяя кулаков в отдаленные районы, Сталин фактически спас их и членов их семей от внесудебных расправ со стороны деревенской бедноты, которые уже начались по всей России. Беднота была крайне озлоблена против бывших «хозяев жизни». Тут накопилось многое – и обиды бывших батраков, и ненависть к богатству, нажитому не только своим, но и чужим горбом, и месть за кулацкий террор, и, наконец, простое понимание того, что если бы не срыв кулаками хлебозаготовок, вызвавший голод в городах, коллективизация могла бы начаться гораздо позже и пройти гораздо менее болезненно.

Это понимали современники, но потомки об этом уже забыли.
http://pomnimvse.com/639pb.html
Оригинал статьи в газете Советская Россия
http://moole.ru/blog/pravda/news/402472-chto-ta%20koe-raskulachivanie.html

Россия будет плохо жить, пока тяга к революциям будет сильна. Халявщики вместо того чтобы вкалывать, хотят взять и поделить. Лентяи завидуют тем, кто чего-то добился. 

Революция была крайне отрицательна еще из-за того, что нарушила связь поколений. Резкие потрясения вносят дисбаланс.

Статья абсурдна. Защита лентяев и алкашей, которые отобрали все у трудяг.

Семья моего прадеда вставала в полном составе с петухами и пахала на своём поле до темноты. А в урожай нанимали людей. Из-за этого попали в разряд классовых врагов. Хозяйство отобрали, прадеда и деда отправили в трудовой лагерь. Прадед там умер. Дед вышел, устроился на завод. Больше никогда землёй не занимался. Очень неплохая, действенная методика отбивать у крестьян желание возиться с землёй.

Моя бабушка была из совсем бедной семьи, но даже она рассказывала, что под раскулачивание попадали все, кто хоть что-то имел. Даже если в доме был большой сундук, то в этот дом приходили.

Статья то она ни хорошая, ни плохая. Она (в хорошем смысле этого слова) провокационная .
То есть это неполный набор фактов, который нарочито шит белыми нитками. Нарочито, так, что бы все могли высказать свои мнения, критикуя или поддерживая автора.
В этом смысле статья попала в точку.
Для большинства людей, события той эпохи это уже история, которая в нашей стране всегда изучалась как набор более или менее достоверных фактов, соединенных той или иной идеологической конвой. Все это называлось- Историческая концепция. Для того, что бы декларируемые причинно-следственные связи были бы, в исторической концепции, убедительными, иногда некоторые факты истории авторами умалчивались, а иногда и дописывались. Но это был конечно не основной прием фальсификации прошлого, так как факты, особенно факты недавней истории,  легко проверяются. Основным приемом было фальсификация причинно-следственных связей, замена, например, причины явления на видимое следствие. Или неплохой прием это подмена мотивации поведения масс людей, или отдельных социальных групп.
Я не хочу спорить со статьей, и с весьма разумными доводами её комментаторов, просто прошу посмотреть на те события с другой точки зрения, с точки зрения тех людей, которые просто попали в эту мясорубку, как кур в ощип.
Вот представьте себе; жили люди жили, строили планы на будущее, рожали детей, обзаводились хозяйством и вдруг бац! Им говорят: «Извините, вы не вписались в новые, прогрессивные хозяйственные отношения. Вы не эффективные собственники, поэтому землю у вас надо отобрать, а самих вас отправить на войну, может хоть там вас убьют, что бы вы под ногами прогресса не путались»
А вот «эффективные собственники»  того периода вели себя так же как нынешние, глумились на простаками, гнобили друг друга, предавали власть, прожерали ресурсы, словом вели нормальную жизнь экономической элиты.
И результатом окулачивания села стал не голод 1920-21 года, а голод, который начался в первую мировую войну, в которую Россия вступила не создав стратегических резервов. А не создала она эти резервы, потому что всю пшеницу то вывезли на экспорт во Францию, сложив там и все вырученные «денЮжки». А когда немцы стали угрожать французам (точнее французским банкстерам), то придумали послать на бойню народ, защищать эти денЮжки, которые у них допрежь и отобрали.
А потом убрали Царя, и стали делить землю тех, кто был в это время с оружием на фронте. Здесь ключевое слово «С Оружием». Вот они и проявили тогда наконец свою "классовую непримиримость". которую, как водится, потом просто выдумали. И пошли они с фронта домой за правдой, а многие винтовки прихватили, не бросать же добро.
Собрать их обратно для войны можно было только пообещав им всеобщую победу, и справедливый делёж земли после неё. Пообещали? – да, обманули? – тоже да!
Ну знаете, как говорит народная мудрость, «Если пьянку нельзя предотвратить, то ее надо хотя бы возглавить.»
Конечно, технологии села того времени были убогими, да еще и климат специфический, но разве реформы должны заключаться в том что бы всех невписавшихся истребить, и их собственность поделить. В этом смысле что закулачивание, что раскулачивание ничем друг от друга не отличались. Но, закулачивание было первым, а раскулачивание, все таки, его  следствием.
Вот поэтому мне и интересны воспоминания предков АШашников. Более интересны, чем диванные концепции и теории, которые суть простой перепев того, что я читал и сейчас,  и даже и в советское время.  Между прочим, скажу вам по секрету, что в советское время была доступна практически любая историческая информация, но она была доступна не в массах, не так как сейчас, но тот кто хотел, мог ее добыть и прочитать, проблем то не было.

Кому интересно посмотрите фильм: «жила была одна баба»
Смотреть его очень тяжело, так как он, мягко говоря, не приключенческий,
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%96%D0%B8%D0%BB%D0%B0-%D0%B1%D1%8B%D0%B...
вот на него ссылка.  

А вот его анонс:

Фильм рассказывает о жизни русской деревни в 1909—1921 годах через судьбу тамбовской крестьянки Варвары. Она выходит замуж, становится вдовой, пытается устроить личную жизнь. Одновременно разворачиваются исторические события — Первая мировая война, Октябрьская революция, Гражданская война и Тамбовское восстание. Крестьянская Россия уподоблена граду Китежу, который медленно, но неумолимо уходит под воду