О капитане.

Этот человек занимает в моей судьбе особое место. Будучи знаком с ним всего один год – с середины девяносто пятого по середину девяносто шестого, я с полным основанием считаю его своим учителем и смею надеяться, что он считал меня не последним своим учеником. Без всяких скидок, до сущего зазнайства горжусь, что на сайте Универа в кратком резюме и списке защит его диссертационного совета значится: «за время существования совета было защищено более 40 диссертаций, в том числе…», а дальше пять работ и первая - моя.

Как я уже писал в рассказе о человеке, который не знает, что он настоящий, наша страна богата на «самородки». На талантливых людей, мастеров с большой «М», которые м-о-г-у-т. Так вот, этот человек  - огромная, почти невозможная редкость даже для нашей страны. Сейчас узнаете почему. Я расскажу малую толику того, что следовало бы рассказать людям о нем, но надеюсь, что вы сможете оценить, перед какой вершиной вы, задрав голову, стоите. Уверен, что его жизнь заслуживает большого труда настоящего биографа. Питаю слабую надежду, что мой рассказ подтолкнет профессионала к работе – более благодатной почвы для работы сыскать трудно.

Началось мое знакомство с ним вполне обыденно. Я послал на три буквы тогдашнего ректора провинциального университета, где писал свою диссертацию по алгоритмам поиска в больших базах данных и ректор честно сказал мне, что хрен меня теперь кто возьмет защититься. Правды ради надо сказать, что половина вины в создавшемся положении дел была всяко заслуженной, но на всю вторую, ректорскую половину я «оттянулся по полной». Ну приятно же смачно послать большого начальника! За что и поплатился. Меня с моим опусом в течение полугода послали все окрестные университеты и институты.

Я был молод и не унывал, тем более, что будучи не самым бесталанным кодером, к своему «диссеру» относился с долей иронии. Созвонился со своим старым армейским сослуживцем в милом сердцу Питере и он порекомендовал меня тому самому настоящему человеку.

Через несколько дней я был на месте и нашел его в новых корпусах Универа в Ломоносове. Я ничего о нем не знал. Впервые видел. Никакого Гугла тогда не было, а рассказать было некому. Меня искренне удивили и даже насмешили его, очень мягко говоря, странные имя и отчество: подумал, что его дед и отец были знатными оригиналами. Так вот, придя в пустые, неуютные, всего десять лет как построенные, но уже кажущиеся заброшенными корпуса факультета и найдя его в таком же неприкаянном кабинете, я был почти уверен, что тут меня тоже пошлют, как много раз до. Кстати, выглядел он тоже старым и каким-то взъерошенным, неухоженным, бедным человеком.

Профессор середины девяностых: об этом я скажу ниже.

Представился, пожал его небольшую сухую руку и, после пары не запомнившихся фраз, вручил ему папку и диск со своей работой. Спросил, когда можно узнать его «диагноз». Он ответил, что дня три-четыре ему вполне хватит для ознакомления. Я поблагодарил, развернулся через левое плечо и отбыл пить пиво к друзьям на Жуковского в твердой уверенности, что пошлет и ну на фиг, надо будет, защищу в Стэнфорде. Тут в отличие от абзаца выше не хвастаюсь - меня тогда звали работать в Силиконовую долину.

Через три дня с телефона в коммуналке друзей на упомянутой улице, набрал его кабинет. Он сразу взял трубку и, поздоровавшись, сказал: «Я прочел вашу диссертацию. Беру вас. К Новому году защититесь». Сам факт того, что меня не послали был чем-то из ряда вон. Но к новогодним?! Сказано было в середине сентября. Невероятно. И еще совершенно невероятным для меня был тот факт, что кто-то, кроме меня прочел мою диссертацию. У меня были оппоненты, мой «штатный» руководитель, американцы читали, но в чем я уверен на все сто – так это в том, что прочел и понял мой «диссер» только и исключительно он.

Американцам нужна была последняя глава,  был вывод, мой алгоритм, это они поняли сразу, а как я к выводу пришел – наплевать. Оппоненты и все остальные, включая «штатного» руководителя, уверен, если и начинали, то не дочитали и не поняли. Не потому, что тупые, а потому, что в девяносто пятом это было никому не нужно. В более сытые годы в чужую, не руководителем данную тему, никто не вникал, а уж тогда когда, когда защищался я – подавно.

Почему я так думаю? Потому, что никто ни разу не задал мне настоящих, хороших, «шершавых» вопросов по теме. Только на самой защите и только старые прикладные математики и программисты, помнящие еще академика Глушкова, а у тех времени не было.

Так вот, положив трубку, я поставил рекорд скорости перемещения на метро и электричке. Через два часа я сидел перед ним. Объяснил, что вообще-то писал «диссер» не по специальностям его совета «Математическое и программное обеспечение ЭВМ» или «Математической кибернетике», а по «Автоматизации в производстве». Не было у нас в регионе нужных советов. Значит, кандминимум (это экзамен такой) по специальности у меня другой и вообще все вот это вот. Он посмотрел на меня недоуменным взглядом как на студента – первокурсника и ответил, что у вас, молчел, есть целых две недели – в начале октября экзамены. Вы не совсем тупица (этой фразы я никогда от него слышал, сам додумал)? Готовьтесь. Сдадите. И добавил, что мол сдавайте-ка вы оба экзамена: и программное обеспечение и маткибернетику. Чтобы наверняка.

Ну офигеть! Вы, дорогой читатель кто по специальности? Допустим, инженер – механик. Вам говорят: через две недели экзамен на инженера – электронщика. Как хошь, но сдай. «Ты-ж-инженер». Так вот маткибернетика это… как вам сказать… такой заумной зауми поискать. Круче только спецразделы математики вроде топологии. Там вообще без поллитра и Перельмана никто никогда не разбирался. А я программист. Кодер. Численные методы. Деревья сбалансированные. Алгоритмы на уровне «если-не-лево-то-право». Сплайн (это такая гнутая линейка, выраженная простыми формулами) для меня – верх научной мысли.

Отказаться? Нет уж. Не на таковского напали. Взыграло ретивое. Что я, хужее столичного глухаря? В общем, две недели я не помню совсем. Готовился. Нахватался по верхам и сдал с перепугу. На две, блин, пятерки. И «за уши» никто меня не тянул, ибо все экзаменаторы в первый раз видели, в отличие от своих аспирантов, которые к ним два-три года ходили-учились.

Кстати, когда печатал и переплетал диссертацию, то вставил в нее аж четыре титульных листа по принципу «не нужное вырвать». Два листа – кандидат технических, первый: диссертация написана в провинциальном университете, второй: тоже, но в столичном и два листа – тоже самое, но кандидат физмат наук. Вообще-то физмат круче считается, но поскольку мой новый руководитель был доктором технических наук, я решил, что буду именно кандидатом технических, а физмат оставил «про запас», на случай возникновения каких-то аппаратно-бюрократических трудностей.

В общем, октябрь – экзамены, ноябрь – предзащита, двенадцатого декабря – я кандидат технических наук и защитился не где-то, а на лучшем факультете прикладной математики в стране (привет москвичам).

Все это время я плотно общался с моим героем и чем дальше, тем больше убеждался, что это не просто выдающийся ученый, а редко, почти никогда не встречающийся в природе, универсал. Сейчас я вам расскажу, как могу о нем, а потом дам сравнение с парой живших до него ученых. Это чтобы вы не думали, что я сошел с ума, зазнался до медного звона и сравниваю несравнимые вещи.

Итак, загибайте пальцы хором, ибо рук и ног одного человека никак не хватит.

Первая сторона, с которой я его узнал: ученый.

Крупный авторитет в области нелинейных систем управления. Весь мир пользуется его методологией сечения пространства параметров. Я могу попытаться объяснить на пальцах что это такое, но боюсь, большинство не поймет, а меньшинство посмеется над моим невежеством. В общем, большинство систем автоматического управления, что медицинские роботы, что крылатые ракеты, имеют внутри себя намертво вшитые формулы, которые именно он выводил и обобщал.

За свою долгую жизнь он подготовил полсотни кандидатов и почти десяток докторов наук.

Заслуженный деятель науки и техники. Член хреновой горы зарубежных академий, что выглядит почти невероятным, учитывая род его деятельности, о котором я вам расскажу ниже.

Количество его научных работ приближается к полутысяче. Это не считая переводов на все языки мира, которые используются в университетах, обладающих специалистами, которые в состоянии понять, о чем идет речь. В общем, точкой отсечения можете назвать – венгерский и румынский языки.

Сюда же позвольте добавить еще то, что он был вовсе не кабинетным ученым, а изобретателем. Имел ряд патентов на изобретения, которые до сих пор используются в системах автоматического управления опять же по всему миру. Что мы там читали, про изобретателей, ставших миллионерами благодаря запатентованным новинкам? Как в этом смысле обстояли дела у него – узнаете ниже.

Ну и вишенку вам в торт со всего размаха: тот самый лучший факультет прикладной математики страны создал он. Не один, конечно, а с группой единомышленников, стоявших у истоков, но его вклад далеко не самый маленький.

Следующая его сторона: военный.

Держитесь за стул! Капитан первого ранга. Вот откуда заголовок рассказа. Я все думал, какую его сторону вынести в заглавие и понял, что эта – главная. Именно ей он посвятил лучшие годы жизни и до старости на официальных фотографиях предстает в черной парадной форме с тремя большими звездами на погонах с двумя золотыми просветами.

Давным - давно, в трудные послевоенные года он закончил Дзержинку. Ту самую, под адмиралтейским шпилем. Закончил не абы как, а сталинским стипендиатом. Пока мог служить – на кораблях, в военно-морских училищах.

Начал, как все с безусого лейтенанта. Балтфлот. Потом, командир какой-то там по номеру электротехнической части и так далее, как все. С нарядами, личным составом, тревогами, походами, «полундрой» и пиратами карибского моря (зачеркнуто).

Послевоенные годы, говорите? Мирное время. Ага-ага. Две медали «За боевые заслуги», одна «За воинскую доблесть». Почитайте статуты этих наград. Поинтересуйтесь ,за что их давали. Вот ни разу не «Ветеран труда», без всякой попытки как-то принизить эту награду. Заслуги у него именно что боевые и доблесть воинская.

В общем, служил он, пока мог и так, что дай Бог каждому! Я недостойно кратко описал эту сторону его жизни. Просто о ней почти и ничего неизвестно и потом… Возьмите сами, откройте, хотя бы прозападную Википедию и найдите о ком идет речь. Кстати, там он обозначен именно как «военный деятель».

Третья его сторона: писатель.

Как вы понимаете, те самые три месяца перед защитой и несколько последующих, требовавшихся для оформления необходимых бумаг, я неоднократно был у него дома. В коридоре у него тогда громоздилась внушительная стопка книг в черном переплете, на котором значилась золотыми буквами его имя и фамилия, ниже – название «История казачества». Его предки были южноуральскими казаками.

Я сказал ему, что мои предки – из донских казаков и он тут же подарил мне один из своих двухтомников. Первый том я сейчас держу в руках. На развороте его фотография в парадной форме с наградами и подпись: «… на добрую память от автора. 19.9.1996».

Два тома, по шестьсот страниц каждый. Читается на одном дыхании. Начиная от почти мифических бродников и Ильи Муромца и до конца двадцатого века. По векам, подробно и методично. Пересказывать книгу и даже давать резюме я не будут. Кто захочет – найдет и прочтет. Скажу только, что это фундаментальный труд. Я не представляю, как бы я мог собрать и систематизировать такую прорву фактического материала с фотографиями, копиями гравюр и старинных документов. Длиннющий список использованных источников со ссылками, начиная от Радзивиловской летописи и до современных авторов. Каждый, кто писал что-нибудь, начиная от диссертации или даже простенькой научной статьи в цитируемом журнале сразу видит, работал автор с источниками или вписал их для солидности. Такой «плотности» работы с источниками за все время своей научной и околонаучной работы я не видел.

Вы удивитесь, если я скажу, что он был членом Союза писателей России? Уже нет? Ну, я так и думал.

Кстати, после написания им «Истории казачества» с ним произошел случай, который можно отнести к разряду курьезных, но ярко высвечивающих тогдашние, а зачастую и нынешние  российские реалии. Через некоторое время после того, как была опубликована его книга, к нему  прибыл… Нет, не так – «явился» персонаж в лампасах и клоунской форме. Сказал, что вот, мы (кто?!) возродили Петербургский казачий круг. Перемежая речь криками «любо» и взмахами вострой шашки (это я придумал, для яркости), этот странный человек предложил ему вступить в только что созданный «круг»… рядовым. Оцените юмор и одновременно горькую иронию ситуации – перед капитаном первого ранга стоит ряженное чмо (интересно, оно вообще служило?) и предлагает идти «рядовым» в свой цирк. Вот как на это отвечать? Он вежливо отказался, а вы представьте его лицо, когда он рассказал мне об этом случае. Оно даже брезгливости не выражало. Скорее сочувствие к убогому.

Кстати, в Вики написано, что он был произведен в казачьи полковники с правом ношения погон и оружия и пометкой, что эта информация проверена. Может быть, может быть. Только если я хоть что-то понимаю в этом человеке, то появление его в этой форме с шашкой на боку было бы сродни тому, как если бы кто-нибудь из наших суровых государственных мужей, появился на Невском в балетной пачке.

Четвертая сторона: художник.

Дальше, я так понимаю, вы уже не будете ничему удивляться. Он - художник.

Долгое время он писал картины. Преимущественно – спокойные русские пейзажи. Насколько он «настоящий мастер»? Не мне это оценивать. Только его картины выставляются не только в России, но и в Германии, Франции, Голландии.

В тот год, когда я плотно общался с ним, была организована его большая выставка в Манеже. Так вот, какие-то иностранцы, не помню точно кто, по-моему, американцы, предложили ему купить всю выставку сразу. За большие деньги. Он отказался. На вопрос: «Почему?», он спокойно поднял на меня глаза и ответил: «Я хочу, чтобы мои картины остались в России». Соотнесите эту фразу с тем, что вы прочтете ниже, не забыв вспомнить об его изобретениях и патентах.

Потом к нему пришли какие-то журналисты и предложили написать статью о выставке. Он выдал еще одну фразу, которую я часто вспоминаю: «Я отказался. Тому, кто был на выставке, статья не нужна, а тому, кто не был, статья не поможет». Слава, популярность? Нет, не надо. Достаточно того, настоящего, что есть. С тех пор я получил своеобразный камертон и очень осторожно отношусь к людям, стремящимся к максимально возможной известности.

Кстати, будучи художником, он дружил с Ильей Глазуновым. Когда он сказал мне это, я будучи в те времена (да и сейчас, чего греха-то таить), весьма беспардонным типом, ответил, что мне не нравится Глазунов.

-Возможно, но знаете, чем отличается настоящий художник? – спросил он.

-Нет.

- Когда вы смотрите на его картину, вы сразу понимаете, что это написал такой-то.

Так я получил еще один камертон. Если я вижу картину и она мне нравится, то сначала я спрашиваю, кто ее написал, а потом на любой выставке узнаю его руку, если он, конечно настоящий мастер. Руку моего героя я узнал сразу, как только увидел ряд сканов его картин, вбив поисковый запрос в Яндексе. Часть из них была выставлена на той самой выставке. Все они остались в России.

Пятая сторона: поэт.

С этой стороны я его почти не знаю. Прочел всего одно его стихотворение, которое опубликовано на сайте Университета. Я вообще не поклонник поэзии, но для тех, кто ценит, скажу, что он выпустил с десяток поэтических сборников со своими стихотворениями и поэмами.

Во время подготовки этого текста, честно хотел почитать его стихи, чтобы хоть как-то описать эту его сторону. Зашел на наш главный тематический портал «стихи.ру». Его стихов там нет. Кто угодно есть. Даже под его фамилией (однофамильцы). И по названиям, схожими с его поэмами и стихотворениями. Попробовал почитать. Свернуло с души и желудка. По сравнению с его стихотворением, что я прочел на сайте Универа – днище. Господа сетевые стихоплеты, может вы сподобитесь разместить на своем портале и его стихи тоже? Будет что-то в противовес имеющейся «творче».

Материальная сторона: нищий.

Судя по тому, в какой квартире он жил в Пушкине, получил он ее в конце шестидесятых, начале семидесятых. Большая, трехкомнатная квартира. Только к середине девяностых, кроме него самого и жены, там жил его больной сын с женой и внучкой, в которой мой герой не чаял души.

Когда я впервые оказался у него дома, я был поражен какой-то диккенсовской нищетой. Типовая советская мебель, какие-то потертые коврики, кругом картины и книги, как на складе, заваль бумаг на столе. Долгие годы, все деньги он тратил на работу  и лечение сына-инвалида. У него не было ничего, что составляло бы даже скромное советское «богатство». Все его костюмы и обувь знавали лучшие времена, только парадный военно-морской мундир, который я увидел в приоткрытом шкафу, выглядел так, как должно – с иголочки.

В начале двухтысячных на НТВ вышла передача о «новых бедных». Одним из персонажей этой передачи был он – человек, внесший огромный вклад в нашу науку и культуру. Помните, я говорил вам, что расскажу о материальных выгодах от его патентов и картин? Вот, рассказываю. Выгоды для него были равны нулю. Он даже не смог за всю свою жизнь сделать так, чтобы у его сына – инвалида появился отдельный угол. Его картины остались в России, его изобретениями пользуется наш военно-морской флот, его научные работы переведены всеми, кому не лень, включая венгров, а он…

Умер в нищете в 2008 году, когда мы уже «с колен встали».

Вот такая история о настоящем капитане.

Ну вот, а теперь подумайте, с какой исторической личностью можно сравнить человека, обладающего столь универсальным гением? Человека, который достиг таких явных, выдающихся успехов в столь разных областях?

Мне на ум приходят две фамилии: Ломоносов и да Винчи. А вам?...

Когда-то, получив новенький диплом кандидата наук, я приехал к нему домой. Он подписал мне книгу, которую я держу сейчас в руках, угостил чаем с немудрящим печеньем на своей стандартной советской кухне и сказал: «Вы сделали хорошую работу, жду вас через два года с докторской».

Я что-то неловко и стыдно промычал в ответ, потому, что не собирался писать докторскую. У меня была альтернатива. Как я тогда думал – путь к успеху. Даже два пути: один – в Силиконовую долину, другой – в Сибирь, работать на крупную нефтедобывающую компанию. Я выбрал второе.

С тех пор я чувствую, что обманул его, хотя ничего не обещал. Я несколько раз говорил себе, что возьмусь за докторскую, даже как-то устроился экспертом в бывший институт Глушкова (скорее «на руины» института), но вот уже больше двадцати лет «воз и ныне там».

Конечно, у меня есть куча «отмазок», вот только на ум приходят его слова из послесловия к Истории Казачества:

«Каждому человеку отпущен судьбой короткий срок, чтобы промелькнуть на сцене жизни. Жизнь человека похожа на шахматную партию – каждый разыгрывает ее по-своему, но с одним отличием: шахматные фигуры можно стряхнуть и начать партию заново, жизнь дается только один раз. Увы, немногие тратят силы и энергию на истинные ценности и бесследно уходят во мглу, и имя их вскоре предается забвению. И только тем, кто благородно служил народу своему и способствовал умножению его духовных ценностей, суждено истинное бессмертие».

Может еще не все потеряно для меня и для кое-кого другого, а, Умная Девочка?

Игорь Ольвин.