Москва-Казань

Середина декабря 1993 года выдалась в средней полосе России жутко холодной, градусник опустился ниже 20 (что по меркам Оймякона – оттепель). Я сидел дома, батареи жарили на всю полную – пальцем не дотронуться, обжигали, но за окном стояла жуткая холодрыга, поток автотранспорта спал в разы.

Мой друг детства, с которым мы немало колобродили до наших с ним армий, а затем и слегка уже после армий, позвонил, предложил сгонять в Казань, а то ему скучно одному. Звали его Алексей, собственно, и сейчас зовут, был он тогда (считал себя, по крайней мере) продюсером от музыкальной индустрии. Но, поскольку это не совсем складно у него получалось, то он попутно занимался тем, чем занимался ещё при Советской власти: торговал кассетами с музыкой (диски тогда ещё не появились, а видеокассеты напоминали маленькие ящички). А как раз в Казани и находился базовый завод, который и производил эти кассеты. Да, в 90-е он вовсе не сгинул, а расцвёл прямо, потому что лепил свою химпродукцию в разнообразном ассортименте. Как он сейчас – понятия не имею. Наверно, продолжает лепить, потому что химия – это вечно.

Я попробовал Лёху, конечно, предостеречь, мол, подождать бы спада морозов жутких, а то ведь в пути и замёрзнуть можно, но Лёха сказал свою вечную фразу: «Прорвёмся!» и мы поехали. До сих пор не пойму, я-то чего согласился на это путешествие. Наверно, мне тоже было скучно.

Его авто была совершенно задрипанная хондюшка, красного цвета. Похожа была на «восьмёрку» нашу, если издалека, ну и тоже две двери. Когда я в неё сел, то на удивление, в ней было превосходно тепло, пришлось даже раздеться, так пыхтела япона-печка. Ну поехали мы, в общем. И хотя дело было около шести часов вечера, тронулись мы уже совершенно в ночи, въехали в конкретную ночь по выезде из Московской области, на шоссе не было фонарей. Не было и луны. Не было и никакого транспорта. Только едва видное шоссе, позёмка и свет наших фар. Населённые пункты тоже стали редкими.

Ощущение было, конечно, волшебным – два старых приятеля, едут в какую-то даль по зимней дороге в охренительный мороз на раздолбанной «японке», которая в любой момент может кирдыкнуться, а мы, соответственно, получим полную корзину приключений на свою задницу, с нехилым таким подтекстом, что можем и замёрзнуть до смерти. Но, молодость, задор, пьянящий разговор.

Говорили мы о перспективах нас, страны, разумеется, вообще нашего шарика земного. Ну обычный разговор такой. Лёха рассказывал мне о своих проектах, он только что приступил к раскручиванию очередной будущей «звезды» (её потом раскрутил-таки не он, а какой-то Лёхин более опытный и удачливый конкурент, такой же продюсер, но Лёха дал ей нехилый такой толчок – оплатил первый её альбом, имени её уже не помню, вроде Лика какая-то там).

Я его спросил, где деньжищ столько берёшь на всю эту деятельность? Сам-то вроде как не совсем в шоколаде, чтобы ещё и продюсировать подобные проекты. Лёха мне спокойно ответил, люди дают. Я к ним прихожу, ставлю запись, вот её, первую, мне всегда самому приходится оплачивать, кручу им мозги, выбиваю из них «инвестиции». Некоторые соглашаются, некоторые – нет. Но всем ЖУТКО интересно принимать участие в этом деле.

Я говорю, а почему? А он – ну а ты сам прикинь, вот ты, бляха-муха, владелец какого-нибудь задрипанного магазина по продаже гондонов/свечек/новогодних игрушек, ну скопил ты за свою несчастную предпринимательскую деятельность пару десятков тыщ баксов. Сидишь целыми днями, отбившись от бандюков, и затылок свой чешешь, а куда бы их воткнуть, чтобы они по крайней мере не исчезли, ну а в лучшем случае дали бы рост. Гондоны твои (свечки, новогодние игрушки) тебе уже осточертели, да и не видишь ты свою будущую жизнь, как вечную торговлю этим говном. И тут появляюсь я, весь в белом, прошу зелень не на абы что, а аж на культуру, хотя и поп, масс, рок, а не театр и не выставка. Более того, обещаю дивиденды по мере раскрутки, показываю планы. Кручу-верчу, аж кушать хочу.

Ты же, валенок магазинный, смотришь по вечерам свой телек, видишь, как в нём разные певцы и певички, все в блёстках, зажигательно ротом зажигают. Иногда ты даже слышишь, как такие вот собирают полные стадионы. Ну и рот затем разеваешь, можно как-то ведь даже примазаться к этому процессу, уж что-то, а можно будет даже лично потрогать будущую «звезду». Ну и затем, развалившись в баньке как-то, среди своих магазинных корешей, небрежно так промолвить, а вот Нюрка-то – делаешь жест в телевизор, где эта самая Нюрка поёт – не бой-баба, я её как-то за жопу цап, а она и поплыла.

Вот примерно так, сказал Лёха, затем прищурился, посмотрел на дорогу и предложил поменяться местами. Я сел за руль.

Я говорю, ну а если не выходит ничего из «звезды»? Лёха говорит, ну так бывает в 9 из 10 случаев. Причём, я совершенно точно не понимаю ни принципов, ни законов, почему так. Тут – тотальное казино. Главное делать ставки, в надежде, что когда-нибудь что-то проклюнется. Поэтому приходится крутиться сразу в нескольких проектах, по раскрутке нескольких пассажиров.

Я говорю, а где ты их находишь, ребят-девчат этих? Он говорит, да где угодно. Распространённое обывательское мнение состоит в том, что будущих гениальных певцов надо искать по барам и ресторанам, они известны как «лабухи», и уж что-то, а играть и петь они умеют. Да, с разной степенью профессионализма, конечно, но всё же. Совсем уж безголосых и не умеющих играть – в подобных местах держать не будут. Так вот это не так вовсе. В кабаки идут те, кто не сумел прорваться на более высокие места. Поэтому я, говорит Лёха, в таких местах своих людей не ищу вообще.

А где всё же, спрашиваю я. Он говорит, трудно сказать однозначно, но приведу пример. В прошлом году летом, говорит, отдыхал я у себя на малой Родине, в городе Балаково, на реке Волге, в камышах-пляжах, до под ветвистыми ивами, в корнях которых водится много раков. Рядом с нами, метрах в двадцати, сидела компания, там пара человечков бренчала на гитарах, и что-то все пели. Я прислушался, незнакомая песня. Значит, видимо, сочинили сами. Присмотрелся к ним, вроде ребята, как ребята, но один из них немного больше на гитаре выделывает, чем обычные игруны в компаниях, и видно, что ему это УЖЕ надоедает. Я говорю, а что именно? Лёха говорит, играть для своих друзей и товарищей в своих тесных компаниях.

И? Лёха говорит, ну я подошёл с бутылкой, познакомился с ним, выяснил, что они – работяги в местной какой-то шараге, типа грузчиков, сочиняют себе на досуге, да вот, друзьям поют иногда. Ну я им и предложил сделать запись их лучшей, по их мнению, песни в студии. Они, конечно, охренели, когда я сказал им, что всё оплачу сам, мне просто любопытно, что может получиться.

Я говорю, ну а дальше что? Лёха говорит, ну одно дело петь в своё удовольствие, а другое – вытягивать уровень уже в студии. Да, по паре штук баксов на студийную запись приходится раскошеливаться при КАЖДОЙ такой записи, но некоторых я бракую сразу. Ну, видно, что не то. Не то. И не так. И уже безполезно что-то там делать. С парнями теми не получилось ничего, так и остались они никому не известными, хотя несколько песен у них – прикольные, с ними можно было что-то сделать. Но ребята упёрлись, мол, только мы сами будем петь. Но у них не было соответствующих голосов, а самое главное – они меня не слушали.

Я говорю Лёхе, а что ты от них требовал? Он говорит, кое-где помягче, кое-где не шепелявить, кое-что убрать, а кое-что добавить, к тому же студийные музыканты, а они же собаку съели на звуке, отводили меня в сторону и говорили тоже, что надо сделать. Если ребята «на пробе» толковые, то они быстро учатся, внимают и воспринимают, а, если уже звездистость в душе расцветает, то… увы.

Я Лёху спрашиваю, а на что именно парни не согласились? Он сказал, на то, что они передают все права по своим песням (текстам и музыке) мне, как продюсеру, а уж я сам решу, кто именно будет это исполнять и как. Я говорю, а сколько ты им денег предложил? Лёха усмехнулся: а нисколько. Они бы получили 10% от доходов, если бы я эти песни раскрутил до такой степени, чтобы они начали приносить хоть что-то. И это заняло бы год, а то и два. Ну а парни посчитали, что я жулик, каких свет не видывал, к тому же их талант хочу купить вообще ни за понюх. Ну я не возражал, да нет проблем, отправляйтесь в свои тартарары, пашите грузчиками, пойте свои песенки, ждите следующего пинка-шанса.

Машинка-япошка сладко гудела, мы ехали то ли по Владимирщине, то ли по Нижегородчине, да и какая разница-то, и то, и то – Русь-матушка. Может быть даже покоренней Москвы будет. Я Лёху спросил, а есть что-нибудь у тебя, что ещё никто не слышал из новья твоего продюсерского? Он говорит, есть, конечно. Только твоё ухо немузыкальное всё равно не поймёт прелести этого. В общем, обидел меня даже как-то. Я настоял, и он включил что-то. Я послушал, послушал, говорю, хрень какая-то. А он, вот видишь. А между прочим это была одна из самых ранних песен одного нашего, балаковского дылды, который ныне рядом с Пугачихой попой вертит. И ты его знаешь. Я присвистнул.

Я говорю, понял, что ничего не понял, ну, а что дальше-то происходит, вот когда ты нашёл ценный и удобный для лепки экземпляр певца или певицы? Он говорит, а дальше начинается всяка хрень, про которую без мата невозможно и описать. «Звёздная» болезнь – это такая штука, которая цепляется мгновенно. Противостоять ей невозможно. Поэтому моя задача – как продюсера – давить на корню её росточки. Причём всегда. Иначе швах: не будет ни музыки, ни раскрутки, ничего. Потому что первый этап – самый важный. Надо не только работать, т. е. писать и писать музыку, слушать её, менять, снова писать, но и сидеть тихо, как мышь.

А эти брандахлысты, которые певцы и певицы, если уж у них УЖЕ есть продюсер, который им что-то там даже не обещает, а просто рисует некоторые перспективы, если уж они пишутся аж на профессиональной студии, где даже микрофоны вызывают уважение, не говоря уж о полной тишине, где слышен каждый скрип – начинают двигаться рассудком. Да всё в одну сторону. Как по лекалу.

В общем, это всё психологические такие штучки, которые страшно неприятны. Но без них нет продюсерской деятельности, к сожалению. В общем, когда запись одной песни или нескольких сделано – то у меня наступает самая работа. Я несу эти записи в мiр. Куда, куда, говорю я насмешливо. А Лёха, да на радиостанции жеж. Их много, все они разные, разный вес имеют у слушателей. Поэтому, в 1991-м году самой крутой была «Европа-Плюс», сегодня «Русское радио», а завтра – фиг его знает. Но я хожу, говорит Лёха, почти по всем, все там меня уже знают, как и я их.

Прихожу, ставлю им, они слушает и выносят резюме: не, хрень полная, иди в жопу. Или по-другому: ну что-то такое есть, конечно, но для нашей радиостанции не формат, иди в жопу. Или: ну, вроде ничего, сколько дашь за прогон пару раз в день в течение недели? Если так, то начинается торг, хотя все прекрасно понимают, что примерная цена штука баксов. На ней, в общем, и останавливаемся обычно. Я говорю, а много таких как ты по радиостанциям бродит с предложениями. Лёха говорит, трудно сказать, но на Москву, таких как я, пока ещё не очень известных скажем так продюсеров или себя в этом пробующих, порядка сотни будет. Может и побольше.

Они – низовые продюсеры – отсеивают ШЛАК. Выбирают что-то стоящее. Затем радиостанции отсеивают уже среди стоящих вероятные хиты. Дело в том, что радиостанции тоже не знаю, что выстрелит. Этого вообще никто не знает. Все работают на АБЫ КАК и АВОСЬ. А вот затем уже подключаются совершенно другие продюсеры, которые никаким шлаком не занимаются, они слушают радиостанции и выбирают себе новьё. Или у них есть специальные люди, которые этим занимаются. В общем, на этом этапе вероятны ситуации, когда меня, скажем так ещё недо-продюсера, может позвать к себе другой продюсер, который уже на слуху, у которого уже пара-тройка раскрученных проектов, и куча уже своего бабла – и предложить мне продать свой «товар» ему.

Я говорю, о как! Лёха покивал грустно, да, примерно так. Но я, в отличие от других, стараюсь своих выпестованных не продавать никому, а раскручивать их самостоятельно. Иногда это не получается, «мой» артист, сука, узнав про интерес к нему такого-то шлангочлена, банально к нему сбегает. Так тоже бывает. Но чаще всего бывает так, что раскрутить до хорошего такого денежного дождика от песенок-хитов мне пока не удаётся. Вот на этой стадии мне и требуются спонсоры.

Я говорю, ну пока ж ты только их разуваешь, так ведь? Он говорит, ну примерно так. Правда, спонсоры получают ещё несказанное удовольствие от того, что я их знакомлю с певцами-певичками, да в студию пускаю иногда, на запись. Чтобы прониклись т. с. Ну все балдеют. Просто балдеют! И от сопричастности всё же к прекрасному, будь это ненавистная попса, или чудильный рок, и от того, что, ты не поверишь, они думают, что сеют разумное, доброе, вечное. Что, в принципе, немного так, конечно, искусство же всё же, но и не так, потому что хит – это лишь МОДА. К тому же они разумно и ответственно полагают, что отданная ими «десятка» там или «двадцатка» – не последняя в их жизни, а приятственный такой опыт жизни, или инвестирования. Ну, неудачный, так что теперь, застрелиться, что ли?

Я Лёху спросил, а вот наездов на тебя за бездарно профуканные на подобные проекты средства не было? Он говорит, ну как без них, конечно, были, и не раз. Разруливаем, я ж ребятам ничего не обещаю, а то, что в бумагах написано, если написано, меня полностью по рискам обеляет… кстати, большинство предпочитает на слово верить!!! Т. е. даже бумажек нет. Всё по понятиям происходит. Я покачал головой. Лёха засмеялся, при возникающих тёрках привлечение серьёзных бандитов неуместно, ибо суммы не те, а те из иногда «привлечённых», что корчат из себя бандитов – ну так я и сам такой же бандит тогда! Поржали немного.

Говорю ему, в общем, голова пока цела? Он кивает, да, а чего ей. Всё же просчитано. Есть риски, разумные, есть возможности, реальные тоже, надо просто работать и уповать на то, что когда-нибудь повезёт. Встретится человек, он споёт, а это окажется хитом, хит подхватят, имя певца или певички засветится поширше, чем родные пристаня, и вот тогда наступит следующий этап – новые песни, далее выступления на публику в телевизоре, далее – гастроли по стране, самое вкусное. Вот такой нехитрый экзерсис с прибамбасами. Ещё поржали.

Я спрашиваю тогда, Лёх, а, если серьёзно, то что тебя во всём этом привлекает? Он подумал, нравится очень из какого-нибудь дерьма делать алмаз. Гранить его своим мудрым словом-советом и работой. Это такой вид творчества, который под определение творчества вроде как и не подходит. Но без продюсерской деятельности нет этой области, в которой звуки. Ну и вообще, всякой области нужны управленцы тайными течениями, которые обезпечивают ЯРКОСТЬ обложки. Они тоже нужны, ты же понимаешь. Без них ну никак нельзя. Я согласился. Но говорю, и всё же – ты же в неизвестности пока остаёшься, а хочется, наверно, тоже немного греметь? Он говорит, ну это не совсем так. Я уже насмотрелся всего гремячего и гремящего досыти. В жизни «звёзд» и вообще известных фигур много такого говнища, что даже говорить не хочется, и от этого тоже никуда не уйти, потому что это СОПУТСТВИЕ т. с.

Поэтому – скорее нет, мне лично никакая известность не нужна. А в узких кругах моя повестка и так есть. Моя рожа примелькалась уже достаточному количеству народу в этой сфере, поэтому мне уже гораздо проще по факту.

Так ехали мы по морозу и приехали к Волге (Лёха уже сел за руль). Я его спросил, где мы. Лёха ответил, что если ехать в Нижний, на мост, то это далеко, а рядом с Казанью автомоста нет, поэтому приходится выёживаться. Я говорю, это что значит, а он – а мы сейчас, как наши славные предки, прямо по льду на тот берег шмыгнём. И будем рядом с Казанью сразу.

Надо сказать, что я ни капельки не струсил, потому что много раз в детстве по Волге замёрзшей на лыжах вышагивал, видел, как народ шебутной на своих колёсах финты выделывал. Волгу зимой вообще во многих местах (да и не только Волгу) пересекают такие вот зимние «автодороги». Где полуофициальные, где – совершенно левые, протоптанные полными отморозками по первольду. В общем, этот путь был одним из таких. Вот честно скажу, до сих пор не знаю, где это было точно, помню только оба берега были зело холмисты, а зимняя дорога была прямой, как стрела. А выскочили мы на неё ещё ночью.

Короче спустились мы кое-как до берега по крутящейся вверх-вниз почти тропке, выскочили на лёд, да и Лёха дал газу. Слава Богу, это был не чистый лёд, а слегка припорошенный, на нём даже следы от предыдущих разгильдосов были – вот по ним мы и промчались. Километра два, не меньше. Берега вообще не были видны. Полный писец, в общем.

Но ничего, выскочили как ни в чём не бывало на тот берег, и спустя пару минут были снова на трассе. На которой через полчаса Лёхина машина заглохла, а вот завести мы её не смогли затем никак. Это случилось прямо у въезда в какую-то деревню, и уже стало светать немного. Недолго думая, Лёха показал на трубу и сказал, это – там, где есть пар, а пар разбудит замёрзшую напрочь японку, поэтому взялись и гоним япошку туда. Два идиота. Два дебила. Два придурка.

Но что делать-то? Кое-как дотолкали её до съезда к котельной. Лёха побежал звать кочегара, скоро с ним вернулся. Уже втроём мы дотолкали япошку до самой котельной, затем кочегар вынес откуда-то гофровую трубу, мы её пустили в мотор, который уже оброс инеем, в общем, дали затем через гофру пару, Лёха крутил динаму, машина, в общем, кое-как завелась, мы её прогрели. И тут кочегар предложил нам… баньку. Лично я задубел уже хуже некуда, да и Лёха тоже зубами стучал, поэтому предложение было воспринято с благодарностью.

Хондюшку отогнали в какой-то тёплый закуток при котельной, там она постояла в тепле. Ну а мы с Лёхой насладились горячей водой. Да без мыла, да без парной, а просто стояли под горячим душем и воспринимали мiр, как классную вообще-то штуку, где не без добрых людей.

Поблагодарив горячо кочегара, поехали дальше. До Казани домчали через несколько часов, в ней я до этого ни разу не был. Затем мы проехались по Лёхиным делам, и он решил остаться там на недельку, мне же купил билет на поезд – обратно в Москву. Куда я и приехал довольный на следующее утро. И вот спросите меня, что это было – я даже не отвечу. Так… путешествие двух друзей. А зачем, почему, с какой стати – оставим эти вопросы просто неотвеченными.