1.

С 2007 года Васюганские болота являются кандидатом на включение в список Всемирного наследия ЮНЕСКО

2. Старейшины

 

"В течение более чем 30-ти лет в информационном пространстве крутится несколько терминов, которые на первый взгляд кажутся очень привлекательными, но содержание их носит совсем другой характер. Понятия эти — "постиндустриальное общество" и "устойчивое развитие". Последнее понятие когда-то было выдвинуто идеологами "Римского клуба", которые пытались убедить мир в том, что нужно приостановить индустриальное развитие, сократить промышленный рост, сократить население, в том числе "мягкими" способами, такими, как однополые браки", — рассказывает Фурсов.

Читать дальше: https://sputnik.by/radio/20171223/1032676638/fursov-ustojchivoe-razvitie-genocid-nerentabelnogo-naseleniya.html

---

Устойчивое развитие как мой покойный учитывались  крылов он говорил в иных случаях когда  он там слышал быть когда я слышу эту  фразу я кошелек сразу перекладываю из  заднего кармана нагрудные вот когда я  слышу устойчивое развитие у нас кстати  интересно очень многие наши такие  государства патриотически экономист и  они пользуются этим термином и думаете  что-то что-то что-то хорошее устойчивое  развитие это очень простая вещь это  деиндустриализация депопуляция и  спасение западных экономик за счет всего  остального всего остального мира <>

---

Андрей Фурсов - Миф об устойчивом развитии или глобальная олигархия

С чем связано резкое торможение технического прогресса в 70х-80х гг. 20-го века. Какое будущее хочет построить мировая верхушка. В чём главная причина распада СССР. На эти и многие другие вопросы отвечает историк Андрей Фурсов. Запись СНО МосГУ http://www.youtube.com/user/snomosgu Во второй части Валентин Катасонов о борьбе различных мировых финансовых группировок и состоянии неопределённости в современном мире. Запись День.ТВ http://dentv.ru/

Павленко В. Б. Мифы «устойчивого развития». «Глобальное потепление» или «ползучий» глобальный переворот? М.: ОГИ, 2011. — 944 с. ISBN 978-5-94282-649-9 

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
«Устойчивое развитие» как концепция, стратегия и идеология преобразования мирового порядка»

И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.
М. Ю. Лермонтов, «Дума» (1838 г.)

Начиная с 1960-х годов, на волне экономического и военно-политического могущества, в правящих кругах Запада начала вызревать идея радикальных глобальных преобразований, конечной целью которых рассматривалась узурпация власти глобальной олигархией и встроенными в нее неонацистскими кругами. Инструментом строительства этого «нового мирового порядка» была признана глобализация, для продвижения которой был сформирован «глобальный план», основные параметры которого были выдвинуты в 1962 году Д. Рокфеллером.

Геополитический и гуманитарный аспекты этого плана обнародовались в 1965 году основателем Римского клуба А. Печчеи и в 1967 году Зб. Бжезинским.

В геополитической сфере под видом «объединения человечества» планом предусматривалась поэтапная девальвация и демонтаж государственных суверенитетов, которые, начиная с Европы, должны были заменяться транснациональной интеграцией и формированием на месте Вестфальской системы унифицированного глобального общества «новых кочевников» с единой космополитической идентичностью и мировой религией. Начальным этапом реализации этого плана стало создание Европейского союза и запущенный Советом Европы план «еврорегионализации», представляющий собой массовое трансграничное объединение сопредельных регионов соседних стран, ведущее к формированию и росту сепаратистских настроений, ослаблению и распаду государств.

На последующих этапах предложенную Римским клубом «десятирегиональную» модель глобальной геополитической организации предполагалось трансформировать в три объединенных общей экономикой «мировых региона» — «Западный» (Северная и Южная Америка), «Центральный» (Европа до Урала со Средиземноморским регионом) и «Восточный» (Азиатско-Тихоокеанский, включающий Австралию, Новую Зеландию и Океанию).

Внерегиональный статус по этому плану получали континентальная Африка и Антарктида.

Само содержание «глобального плана» наглядно показывает, что ни самостоятельного места, ни территориального единства России и постсоветского пространства в рамках «нового мирового порядка» не предусматривается.

Реализация «глобального плана» в гуманитарной сфере предполагала установление контроля над людьми, остановку и обращение вспять социокультурного и технологического развития, резкое уменьшение численности и снижение уровня жизни населения.

В связи с этим следует подчеркнуть, что управляемым, скорее всего, является не только мировой финансово-экономический кризис 2008–2009 годов, но и не являющееся экономически оправданным смещение глобального технологического развития в виртуальный информационный сектор.

Под предлогом растущего экологического загрязнения, якобы ведущего к «глобальному потеплению», и необходимости рационализации использования мировых природных ресурсов предполагалось введение прямого управления этими сферами со стороны «интеллектуальной элиты и мировых банкиров».

Конечной задачей, по-видимому, считалось создание космополитической «глобальной империи». В ее рамках человечество предполагалось разделить на элитарное, «креативное» меньшинство и наделенное функцией его обслуживания «неспособное к прогрессу» косное большинство, которое, во избежание протестного объединения, предполагалось опустить в архаику.

Теоретическим фундаментом «глобального плана» на первом этапе стала группа конвергентных концепций, объединенных теорией модернизации; в практической — вовлечение в процессы конвергенции Советского Союза.

Последующая эволюция теории и практики, выраженная формулой «глобального управления и сотрудничества», вывела рассматриваемые процессы на формирование концепции «устойчивого развития», воплощением которой в политической сфере стала концепция «управления конфликтами» («миростроительства»).

Вот что писал о первых шагах в этом направлении академик Д. М. Гвишиани, стоявший у его истоков:
«На протяжении 60-х годов, <…> в рамках существовавших межправительственных структур, в том числе ООН, стали складываться новые подходы к организации международного сотрудничества <…> , нацеленные на разработку глобальных программ совместных действий всех государств мира.

Одной из первых принципиально новых структур стал Консультативный Комитет ООН по применению науки и техники в целях развития (АКАСТ), созданный после прошедшей в 1963 году в Женеве конференции ООН <…>.

Отметим весьма характерную особенность: члены АКАСТ (к которым принадлежал и Гвишиани. — Авт.), состав которого утверждался Генеральным секретарем ООН, вели работу не как официальные представители своих стран и правительств, а в личном, частном качестве. <…> В составе АКАСТ были крупные ученые, представлявшие конкретные области знания. <…> Отличительной чертой комитета <…> становился междисциплинарный подход.

Обладая широкой научной эрудицией и опираясь на суждения экспертов, его члены добивались выработки интегрированной картины научно-технического развития.

Одним из важнейших проектов, подготовленных АКАСТ, был „Всемирный план действий“, нацеленный на интеграцию научного, технического и финансового сотрудничества развитых и развивающихся стран <…>. Интересным новым типом научно-исследовательских организаций <…> стали „мозговые тресты“ или „мозговые центры“ <…>. Они возникли сначала в США <…>. Основной задачей „мозговых центров“ считались исследования, результаты которых особенно важны для принятия практических политических решений.

В этом их главное отличие от традиционных НИИ <…>. <…> Здесь надо отметить одну важную смысловую тонкость, связанную с нашим и западным толкованием понятия „политика“ <…> . Мы привыкли понимать под „политическим“ решением чисто государственное или партийное и отождествлять „власть“ с государственной властью. В развитых западных странах понятие „власть“ связано с последним уровнем принятия окончательных решений, а „политика“ обычно означает комплекс мер по приложению, применению на практике избранного направления действий. В данном контексте, рассказывая о деятельности Римского клуба и других глобальных организаций, мы всегда говорим о „политике“ и „власти“ именно в этом широком „западном“ смысле» (курс. — Авт.).361

Итак, во-первых, «новые подходы <…>, нацеленные на разработку глобальных программ», результатами которых стали «Всемирный план действий» АКАСТ и «глобальный план» Римского клуба, сложились не сами.

Помощь в их становлении была оказана определенным кругом научных элитариев, предумышленно оторванных от своих стран, национальных корней и интересов и объединенных в некую профессиональную корпорацию.

Во-вторых, западная трактовка «власти» и «политики» как продукта не государственных, а частных интересов и сил ставила деятельность этих элитариев, как и патронировавшей ее ООН, в подчинение «частных и независимых групп» глобальной олигархии.

В приведенной цитате сказано предельно ясно: политика на Западе не является функцией государства, которое лишь имитирует политическое участие, выполняя роль проводника определенных олигархических интересов.
Главным продуктом деятельности этих групп стал «глобальный план» Римского клуба. Именно с этим проектом связано создание научно-прикладных «мозговых центров», которые в детально рассмотренных нами докладах «Наше глобальное соседство» (1995 г.) и «Более безопасный мир: наша общая ответственность» (2004 г.) получили название «фондов и мозговых трестов».

В-третьих, основной целью этих новых организационных структур стало проведение «исследований, <…> важных для принятия практических политических решений». Иначе говоря, мир менялся в сторону глобализации не сам; его меняли преднамеренно, противопоставляя при этом государственным и общественным интересам частные и корпоративные.

В-четвертых, указанные фонды, «мозговые центры» и организации изначально создавались как универсальные инструменты глобального управления всем развитием человечества, согласие которого на это ни у кого не испрашивалось. Элитаризм, бывший одним из источников локального фашизма и нацизма, став глобальным, породил движение к глобальному фашизму и нацизму, прологом которого служат устройство, порядок, идеология и политика современного Запада.

Каким образом в «переплет» этого плана попал Советский Союз?

Определенная часть партийно-государственной элиты, предав национальные интересы страны и, по сути, согласившись на участие в ее ликвидации, не только поддержала глобалистские амбиции основателей Римского клуба, но и активно включилась в практическое осуществление этих замыслов. Скрытно став частью западного проекта, эта группа функционеров принялась сначала исподволь, а затем все более открыто подрывать и дискредитировать советские ценности, одновременно вытесняя из власти представителей здоровых сил, отстаивавших собственную проектность нашей страны. Пик ее деятельности пришелся на «перестройку».

Формально процесс конвергенции, приведший к распаду СССР и обрушившимся на нашу страну бедствиям, был запущен А. Н. Косыгиным во время его встречи с президентом США Л. Джонсоном в Гласборо (1967 г.). Фактически же, поскольку Косыгин стал главой советского правительства в ноябре 1966 года, а АКАСТ появился еще в 1963 году, можно говорить о существовании в среде советских западников определенной преемственности. Исходя из того, что в промежутке между этими событиями, в октябре 1964 года, произошла смена партийного и государственного руководства СССР, наиболее вероятной фигурой, с которой можно связать участие советских представителей в соответствующих глобалистских мероприятиях, является предшественник Косыгина в должности Председателя Совета Министров СССР А. И. Микоян.

После выстраивания общеполитической конструкции настал черед вовлечения в работу Римского клуба ведущих советских ученых. Вот что пишет об особенностях, технологии, маскировке и персоналиях этого процесса Гвишиани — зять Косыгина: «<…> Участие в мероприятиях Римского клуба, как правило, совмещалось с официальными зарубежными командировками ученых и специалистов, интересующихся глобальной проблематикой, таких как академики Е. К. Федоров и О. Т. Богомолов, профессор С. П. Капица. В Москве и других городах удалось провести несколько встреч с членами Римского клуба. Однако, несмотря на медленное и нелегкое признание советскими идеологами глобальной проблематики, официальное оформление нашего членства в Римском клубе долго наталкивалось на труднопреодолимые препятствия. Только в 1981 году я и академик Е. К. Федоров, <…> крупный специалист в области геофизики и охраны окружающей среды, прекрасно знакомый с западными глобальными разработками, получили официальное разрешение на членство в Римском клубе» (курс. — Авт.).362

Здесь мы видим «адреса, явки и пароли», а заодно и фамилии главных фигурантов сети, сплетенной в СССР усилиями Гвишиани и его последователей, надежно прикрытых от неприятностей высоким государственным положением тестя. А также круг научных интересов специалистов, к которым проявлялся интерес со стороны Римского клуба: геофизика, окружающая среда, экономика, естественные науки и т. д.

Зафиксируем также, что констатируется наличие в государственном и партийном руководстве жесткого сопротивления заговору, сломленного лишь к концу правления Л. И. Брежнева.

Следующим и последним в судьбе СССР поколением заговорщиков стали М. С. Горбачев, А. Н. Яковлев, Э. А. Шеварднадзе и ряд других членов Политбюро «последних времен». Под крышей Римского клуба — в Международном институте прикладного системного анализа (МИПСА) в Вене и Московском институте народного хозяйства (МИНХ) были созданы конкурировавшие между собой будущие «реформаторские» команды Гайдара и Явлинского. По свидетельству авторов книги «Третий проект» С. Кугушева и М. Калашникова, они курировались КГБ СССР.363

В вопросе о том, каким именно образом — открыто или «втемную» — использовался против нашей страны такой разрушительный «таран», как Б. Н. Ельцин, автор все более склоняется ко второму варианту ответа. Имей первый президент «независимой» России достаточно полное представление обо всем, что происходит в реальности, он не пытался бы с таким маниакальным упрямством зареформировать «в доску» российские спецслужбы, преобразования в которых прекратились на следующий же день после его ухода из власти. Получается, что Ельцин, возможно, пытался таким образом выйти из узких рамок отведенного ему сценарного плана действий, перетянув одеяло российской политики на себя. В полной мере не вышло. К сожалению, или к счастью — уже другой вопрос, ответ на который следует поискать в «перестроечных» метаниях «архитектора» беловежского сговора между протянувшимися в нашу страну двумя руками мюнхенского полунацистского Народнотрудового союза российских солидаристов (НТС). Одна из этих рук — партия «Демократический союз», ставшая своеобразным инкубатором хаотической постперестроечной многопартийности, фокусировавшейся в пределах масонского либерально-социалистического консенсуса; другая — Нацио нально-патриотический фронт (НПФ) «Память», который Ельцин не обходил своим вниманием еще в период руководства МГК КПСС.36436 5

Организационно выходцы из левого крыла НТС — «Демсоюза» сегодня накрепко спаяны с «оранжевым» спектром внесистемной оппозиции и маргиналами из правозащитного движения.

Однако, если взять идеологический срез, то агентура их влияния отнюдь не исчерпывается уличными «оранжистами», а заходит куда дальше. В том числе в либеральный блок российского правительства, укомплектованный выпускниками Гарварда и Высшей школы экономики, основанной и существующей на гранты Европейского союза, а также в президентский Совет по развитию гражданского общества и правам человека и в Комиссию Социнтерна по устойчивому глобальному обществу, членом которой является бывший спикер Совета Федерации С. М. Миронов.

В целом создается устойчивое впечатление, что с 2008 года запущен новый этап вовлечения нашей страны в «глобальный план» Римского клуба, тесно связанный с консолидацией так называемого «креативного меньшинства» вокруг идеи модернизации (создание в структурах российской власти некоего «Штаба Модернизация», возможно, датируется еще 2007 г.). В центр практической реализации этого плана поставлена связка либеральных кругов во власти с ангажированным либеральными идеями кругом экспертного сообщества, представленного рядом не входящих в систему РАН прикладных институтов, прежде всего ИНСОР.

Практическая апробация подобных идей в сфере публичной политики, рассчитанная на формирование позитивного по отношению к ним общественного мнения, осуществляется в рамках ежегодных ярославских конференций, организационно привязанных к форумам мировой политики — глобалистскому институту, воссозданному в 2008 году одновременно с выводом на «проектный режим эксплуатации» «Группы двадцати».

Что касается последователей правого крыла НТС — НПФ «Память», то они, многократно перегруппировав свои силы, проросли в созданную в 2004 году коалицию «Русский марш». На ее базе формируются объединенные структуры национал-сепаратистского движения, требующие создания в многонациональной стране с имперскими традициями «русского национального государства», интеграции России, полностью или по частям, в европейские структуры и НАТО, а также формирования на этой основе геостратегической «оси» Париж — Берлин — Москва. Как будто ниоткуда берутся идеи, которые трудно назвать иначе чем провокационными, например появившийся в мае 2010 года проект создания «Западно-Сибирской республики».366

Ясно, что никакого иного способа реализации этой идейно-политической установки, кроме разрушения Российской Федерации, не существует.

Именно поэтому данный проект курируется политтехнологом С. А. Белковским, который пропагандирует учреждение в России «конституционной монархии» и приглашение на престол представителя британской династии Виндзоров герцога Майкла Кентского. (Поговаривают и о принце Гарри.)367

Симпатий к гремучей «оранжево-коричневой» смеси подрывных идей, способных в клочья разнести российскую государственность, не скрывает и еще один видный современный оппозиционный персонаж — блогер А. А. Навальный, являющийся одним из учредителей «Национального русского освободительного движения НАРОД». Духовное и организационное сближение с «тенями» власовцев из Русской освободительной армии — неотвратимый удел современного национализма, представители которых гордо именуют себя «национал-демократами», «национал-либералами», «национал-державниками», но при этом требуют освободить русский народ от бремени государственности, выдумывая несуществующее противоречие между народом и государством.368

Случайно ли, что именно в 2010 году, перед началом своей бурной оппозиционной деятельности, в организации и финансировании которой уличают А. Б. Чубайса, Навальный проходил обучение в Йельском университете (США) по программе «Yale World Fellows» («Мировые друзья Йеля»)? Вопрос об участии или неучастии этого «героя» в структурах, связанных с Йельским орденом «Череп и кости», посетители блогосферы вправе задать ему самому.369

И хотелось бы быть правильно понятым. Коррупция, с которой «борется» Навальный, отмывающий своей деятельностью не менее коррупционные деньги, чем те, которыми пользуются критикуемые им функционеры, конечно же, вещь нехорошая. Но стократ хуже, подлей, нечистоплотней и конъюнктурней использовать эту наболевшую в общественном сознании тему для борьбы против государства. Подчеркнем: не против власти, а именно против государства, которое отнюдь не может быть отождествлено с кучкой людей, волею судеб оказавшихся в нужное время в нужном месте — во власти. Конкретные чиновники, пусть и высокопоставленные, приходят и уходят, а Россия остается — при условии, что будет сохранена ее государственность, а также ее фундаментальные проектные основы.

Такая «борьба» хуже предательства, ибо лишает будущего не олигархов, которые, если что, запросто сбегут из страны, а народ, который в третий раз за прошедшие сто лет всеми силами стараются превратить в орудие собственного суицида, используя для этого деньги западных «фондов и мозговых трестов». Именно они содержат и управляют «Facebook», «Twitter» и прочими социальными сетями, используя их в качестве политического и организационного ресурса новой «революции». Ведь тот же Чубайс, как мы отмечали, является членом совета директоров одного из крупнейших глобальных банков — «J. P. Morgan Chase».

Квинтэссенцией всех этих разрушительных идей, указывающей на прозападную ориентацию современного русского национализма и его тесную связь со структурами, близкими к Совету Европы и Бильдербергскому клубу, может служить еще одно течение, являющееся неизменным участником большинства националистических шабашей, — «национал-социалистское».

Как видим, «пятая колонна» в России многолика и отнюдь не ограничивается вконец дискредитировавшими себя либералами. Хватает и других, не менее, а то и более экзотичных персонажей.

Как тут не вспомнить прозорливые предостережения нашего знаменитого соотечественника К. Н. Леонтьева, еще в XIX веке отмечавшего, что «<…> движение современного политического национализма есть не что иное, как видоизмененное только в приемах распространение космополитической демократизации». И что формирование «<…> государственности по племенам и нациям есть <…> не что иное, как поразительная по силе и ясности своей подготовка к переходу в государство космополитическое, сперва всеевропейское, а потом, быть может, и всемирное».

Возвращаясь к временам ельцинского правления, отметим, что в процессе и по завершении его повторного избрания на президентский пост в 1996 году Российская Федерация лишилась двух важнейших завоеваний советской эпохи. Сначала была утрачена финансовая независимость: страна стала членом Базельского клуба, что означало подчинение Центрального банка России «глобальному центробанку» — Банку международных расчетов. Затем, спустя год, была сдана еще одна принципиальная позиция — руководство Департаментом ООН по политическим вопросам, бессменно принадлежавшее нашей стране с 1945 года.

Открытым остается вопрос и о роли, сыгранной в этих событиях видным членом горбачевской команды академиком Е. М. Примаковым, занимавшим в тот период должность главы МИД Российской Федерации.

Переплетение исторических и современных тенденций в российской политике не может не способствовать усилению противоречий на международной арене и внутриполитической поляризации. Борьба сегодня ведется не внутри одного проекта, а между двумя различными группами проектов.

Представители одной из них, захватившей доминирующие позиции во власти и в ней окопавшиеся, видят Запад единственным по-настоящему глобальным «цивилизационным центром». Другая, преимущественно оппозиционная группа настаивает на наличии у России собственного проектного генезиса, что обусловливает уникальность ее роли и места в мировой истории, политике и культуре.

Симпатии автора однозначно находятся на стороне второй проектности, единственно способной соединить разорванную «перестройкой» и разрушением СССР преемственность исторических времен, предотвратив дальнейшую деградацию и цивилизационный распад страны.

Советский период является неотъемлемым и важнейшим звеном этой исторической связки. Как убедительно доказывает в своих трудах и публичных выступлениях известный политолог С. Е. Кургинян, интересен он и уникальным опытом успешного немодернизационного развития, сохраняющим перспективное значение для всего человечества.

Теперь мы вправе перейти к заключительной части выводов.

 

Первое.

Экологическая проблематика рассматривалась единственной возможностью для того, чтобы начатый Микояном и продолженный Косыгиным процесс вовлечения советского истеблишмента в будущий «глобальный план» Римского клуба прошел более или менее гладко, не вызвав чрезмерных подозрений численно преобладавших в то время в партийном и государственном руководстве противников конвергенции с Западом. Поэтому именно она первоначально оказалась в центре внимания Римского клуба.
По мере реализации этого этапа «глобального плана» перед клубом стали ставиться новые задачи, предполагавшие радикальную трансформацию существующего миропорядка.

Первым крупным мероприятием, проведенным в рамках этого плана, явилась международная Конференция по трансатлантическому дисбалансу, состоявшаяся в 1967 года в Довиле (Франция).

Основные материалы форума были опубликованы в двух основополагающих трудах — «Между двух веков. Роль Америки в технотронной эре» Бжезинского и «Перед бездной» Печчеи. С проведенного в 1968 года Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) в Белладжио (Италия) симпозиума «Долгосрочное прогнозирование и планирование» берет начало патронируемая Римским клубом (и не только им) практика глобального моделирования будущего [ничего не напоминает?].

«Пределы роста» — первый доклад Римскому клубу группы Д. Медоуза (1972 г.). Его выход совпал с начальной стадией создания Трехсторонней комиссии, а также ее публичного крыла в лице «Группы семи», что может служить иллюстрацией того, с какой осторожностью и постепенностью экологическая проблематика распространялась на политическую сферу.

Второй доклад М. Месаровича и Э. Пестеля «Человечество на перепутье» (1974 г.) запустил процесс перевода «глобального плана» в практическую плоскость, выдвинув упоминавшуюся «десятирегиональную» модель глобальной организации, смыслом которой становилась фиксация определенной специализации крупных регионов планеты в мировой системе разделения труда.

Государства и даже континенты, по сути, подразделялись на промышленные, аграрные и сырьевые. Лидеры навечно должны были оставаться лидерами, аутсайдеры — аутсайдерами. С тех пор управление региональными процессами прочно входит в число главных глобалистских приоритетов.

В третьем докладе Я. Тинбергена (1976 г.) впервые открыто ставится вопрос о «Пересмотре международного порядка».

Пятый доклад Э. Ласло «Цели для человечества» (1977 г.) провозгласил так называемую «революцию мировой солидарности», неотъемлемым звеном которой стал курс на подрыв крупных и стабильных государственных образований с помощью перехода от «черно-белого», консервативного течения политических процессов к «цветному», революционному.

В центр шестого доклада Т. де Монбриаля «Энергия: обратный отсчет» (1978 г.) был положен ряд идей состоявшейся в 1972 году, в год выхода «Пределов роста», международной Конференции по окружающей среде (Стокгольм-72). Одной из таких идей, в частности, являлось внедрение международного контроля над природными ресурсами [как вовремя случилась авария в Норильске] для их «рационального использования». Лицемерное прикрытие этого положения тезисом о «национальном и государственном суверенитете» над ними было вынужденным шагом, учитывающим существовавшую на тот момент геополитическую реальность в лице СССР и мощного «восточного блока».

С тех пор разрушение Советского Союза превратилось в главный императив всей деятельности глобальных институтов, воплощенный в геостратегии США, НАТО и Запада в целом. В появившемся в 1990 году отчете Римского клуба «Первая глобальная революция» (А. Кинг — Б. Шнайдер) впервые был сформулирован тезис о том, что возможный распад СССР позволил бы создать с помощью бывших советских республик единую «Европу от Атлантики до Урала». По сути, именно тогда была сформулирована доктрина «глокализации», составляющая каркас «нового мирового порядка»: разрушение крупных самодостаточных государств с последующей «сборкой» утративших базовую социокультурную и национально-государственную идентичность обломков в новую космополитическую и технократическую «глобальную империю».

---

Второе.

Сформулированная и развернутая Римским клубом «глобальная проблематика» и составляющие ее основу мифологемы — «устойчивое развитие», «окружающая среда и развитие», «демократия и права человека», «рыночная экономика», «федерализм» и другие — в целях их международно-политической и правовой легитимации были положены в фундамент широкого сотрудничества ООН и Социнтерна. На этой организационной и политической основе в 1977–1983 годах были последовательно созданы три международные «независимые» комиссии:
— по проблемам международного развития (В. Брандта)*;
— по вопросам разоружения и безопасности (У. Пальме);
— по окружающей среде и развитию (Г. Х. Брунтланд).

Эти комиссии, занятые подготовкой тематических докладов, быстро превратились в «площадки» для обсуждения и апробации глобалистских идей в соответствующих сферах политической и общественной жизни.

В середине 1980 годов появился термин «глобальное потепление», авторство которого принадлежало Э. Пестелю. В докладе Римскому клубу «За пределами роста» (1987 г.), он использовался для увязки между собой всей проблематики «устойчивого развития» — роста численности населения, истощения природных и продовольственных ресурсов и т.д. В том же 1987 году, в докладе комиссии Брунтланд «Наше общее будущее», впервые был введен другой, самый главный, основополагающий термин «устойчивое развитие», ставший концептуальной основой всей глобалистской проблематики — от «окружающей среды» до «миростроительства». В этом документе выдвигалась и получала обоснование идеологическая формула «глобального плана» Римского клуба, соединившая экологию с экономикой и политикой, известная как «окружающая среда и устойчивое развитие».

В качестве официальной доктрины концепция «устойчивого развития» была принята Конференцией ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро, состоявшейся в 1992 году, уже после распада СССР, послужившего «спусковым крючком» для целого комплекса управляемых глобальных процессов. В окончательном виде — как сочетание «экономического роста, социального развития и окружающей среды» — определение «устойчивого развития» появилось в 1995 году в одном из главных, фундаментальных глобалистских документов — докладе Комиссии по глобальному управлению и сотрудничеству «Наше глобальное соседство».

Но еще в Декларации Рио ясно просматривалось, что реальное толкование этих приоритетов иное. Например, принцип 8-й этого документа указывал, что «устойчивое развитие требует ограничения и ликвидации нежизнеспособных моделей производства и потребления и поощрения соответствующей демографической политики».

Полное же разъяснение «устойчивого развития» как совокупности снижения численности населения, производства и потребления, а также глобализации управления природными ресурсами содержится опять-таки в докладе «Наше глобальное соседство». В этом документе, как и в последующих материалах ООН, «устойчивое развитие» увязывалось с глобальным управлением. Его ресурсом была провозглашена «окружающая среда», а инструментами: в экономической сфере — «рынок», в политической — «демократия».

Именно тогда начала формироваться соответствующая терминология. Например, обладающую цивилизационными и национально-государственными признаками категорию «образ жизни» подменили обезличенным, универсалистским «качеством жизни»; появились термины «коммунитаризм», «мультикультурализм», «номадизм» («новое кочевничество») и другие.
 

---

Третье.

В наиболее полном виде концепция «устойчивого развития» изложена в «Повестке дня на XXI век» — весьма объемном документе, принятом Конференцией ООН в Рио-де-Жанейро. Доклад «Наше глобальное соседство» явился первым комплексным документом, сформулировавшим представления о путях и способах ее практической реализации, то есть преобразовавшим ее из концепции в стратегию. В качестве официальной доктрины стратегия «устойчивого развития» была утверждена в июне 1997 года итоговой резолюцией XIX специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. (Этот форум также известен под названиями «Всемирная встреча Планета Земля + 5» и саммит «Рио+5».)

«Устойчивое развитие» в нем предстает центральным звеном глобального управления, красной нитью проходит через весь доклад и с помощью глобализации ставит своей целью всеобъемлющую дискредитацию государственных суверенитетов. Показываются основные движущие силы глобально-управленческого процесса. Особое место среди них отводится «частным и независимым группам» глобальной олигархии, использующим в своих целях крупный частный бизнес в лице ТНК, международные финансовые институты, глобальные СМИ. Вовлечение НПО и других организаций так называемого «глобального гражданского общества» подкрепляется конъюнктурной популяризацией официального лозунга ООН «Мы, народы…».

В связи с необходимостью функционирования институтов глобального управления, занятых реализацией концепции «устойчивого развития», докладом ставится и всесторонне обосновывается проблема введения «глобальных налогов». «Окружающая среда» как ключевое понятие, которым оперирует доклад, рассматривается в нем через призму поэтапного установления глобального контроля над всеми природными ресурсами, достигаемого с помощью внедрения, сближения и слияния понятий «мировые ресурсы» и «глобальное общее достояние».

Все эти откровенно подрывные инициативы авторами доклада были преподнесены в качестве «адекватной реакции» на якобы «объективные» перемены. При этом каждый шаг по данному пути начинал требовать все новых и новых следующих шагов, совокупность которых кардинально меняла вектор глобального развития в определенном, четко заданном направлении.

По мере коррекции «глобального плана» происходила детализация «Повестки дня на XXI век». Она не отменялась, а была плавно отодвинута на задний план новыми инициативами и документами, появившимися в 2000–2005 годах, — «Целями развития тысячелетия» и «Глобальным партнерством в целях развития».
 

---

Четвертое.

Началом формирования большинства институтов «устойчивого развития» в их современном виде следует считать 1992 год. До этого, еще в 1988 году, появился лишь один, правда, весьма влиятельный орган — Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК), сопредседателем которой в 2002 году стал бывший вице-президент США А. Гор. Сразу за принятием концепции «устойчивого развития» в Межпарламентском союзе (МПС) был создан специальный Комитет по окружающей среде и устойчивому развитию, функцией которого стала пропаганда «устойчивого развития» среди парламентариев различных стран. В ноябре 2006 года, на Совете Социнтерна в Сантьяго, соответствующий орган — Комиссия по устойчивому глобальному обществу — был сформирован в структуре и этого межпартийного объединения.

МГЭИК, профильный комитет МПС и комиссия Социнтерна образуют некий коллегиальный инструмент коммуникации и взаимодействия, который обеспечивает скоординированное продвижение стратегии «устойчивого развития» в глобалистских интересах органами исполнительной и законодательной властей государств и крупнейшей глобальной протопартией.

 Докладом «Наше глобальное соседство» были рассмотрены два сценария глобальных преобразований, ведущих к «новому мировому порядку». В центр первого сценария был поставлен проект Совета экономической безопасности ООН как некоего подобия «мирового правительства», способного осуществлять глобальное управление в централизованном режиме.

Этим сценарием перераспределялись полномочия между Советом Безопасности ООН, которому планировалось отвести функции ситуативного реагирования на текущие события, и СЭБ, задачей которого становилось стратегическое планирование и выработка глобальных «правил игры», а также согласование с помощью «устойчивого развития» интересов международных финансовых институтов и региональных организаций.

Участники СЭБ, в состав которых предполагалось включить крупнейшие экономические державы и полномочных представителей, выражающих региональные интересы, лишались права вето, передавая тем самым право принятия окончательных решений пресловутому «консенсусу», на деле представляющему собой проамериканское «агрессивно-послушное большинство».

Проектом предусматривалась наделение особыми полномочиями связки СЭБ с Комиссией ООН по устойчивому развитию. В качестве «инструмента и базы финансирования» «Повестки дня на XXI век» предполагалось внедрение Глобальной экологической схемы — одновременно организационной структуры и избирательной системы, призванной сформировать «руководящий экологический орган», влияние в котором потенциальных оппонентов стратегии «устойчивого развития» было бы сведено к минимуму. (Российскую Федерацию, например, предлагалось объединить в один «избирательный округ» с государствами Восточной Европы.)

Помимо создания СЭБ, предусматривалась поэтапная отмена беспокоящего «частные и независимые группы» права вето в Совете Безопасности ООН и расширение его состава, а также трансформация Генеральной Ассамблеи в прообраз двухпалатного «мирового парламента». Самое важное: докладом была выдвинута инициатива создания «Ассамблеи людей» — некоего глобального «предпарламента», созываемого в зале заседаний Генеральной Ассамблеи перед началом ее ежегодной сессии и формирующего ее повестку дня. Составить «Ассамблею людей» призывались представители НПО, аккредитованные при ООН, которые рассматривались авторами доклада в качестве универсальных выразителей интересов «глобального гражданского общества». (Отказ в итоге от проекта СЭБ отнюдь не похоронил этот план, а лишь скорректировал его, с одной стороны уменьшив амбиции авторов до реформирования на первом этапе одного лишь Совета Безопасности, а с другой — предельно конкретизировав выдвигаемые при этом цели и задачи.)

 В рамках рассматриваемой модели глобального управления предлагалось расширение полномочий специализированных учреждений ООН до уровня «глобальных министерств». Тем самым отдавалась определенная дань многочисленным универсалистским и мондиалистским концепциям, появлявшимся на Западе, начиная с последней четверти XIX и в течение всего XX веков.

Второй, децентрализованный сценарий перехода к глобальному управлению, разработанный в докладе «Наше глобальное соседство», который начиная с 1997–1998 годов и реализуется на практике, предусматривал выдвижение на передний план уже не учреждений ООН, а Группы Всемирного банка, прикладных научно-исследовательских центров и организаций, а также региональных организаций.

Вместо «мирового правительства», таким образом, предполагалось появление интегрированной глобальной сетевой структуры, которая виделась системой многоуровневых горизонтальных трансграничных связей, в рамках которых «глобальное гражданское общество» противопоставлялось государствам, а также суверенитету как принципу.

Специалистами указывалось, что наиболее эффективным способом функционирования такой сети может стать формирование ситуативных субъектов, создаваемых под реализацию конкретных проектов. Созданная в 2000 году на базе ЮНЕСКО Инициатива «Хартии Земли», поддержанная ведущими международными организациями и глобальными НПО, провозгласила себя «глобальной конституцией» и потребовала «фундаментальных перемен в <…> системе ценностей, институтах», включая создание «устойчивого образа жизни» и «нового устойчивого глобального общества».

Однако, предъявив претензии на роль «модератора» глобальной сети, «Хартия» не смогла их реализовать, вынудив заказчиков и исполнителей «глобального плана» искать альтернативные варианты. Поставив во главу угла глобального политического управления проблему миротворчества, рассматриваемый второй сценарий глобального управления вывел на ключевые позиции Европейский союз, Совет Европы и ОБСЕ, а также, что самое главное, — НАТО.

Данная тенденция позволила Группе высокого уровня ООН по угрозам, вызовам и переменам (Российскую Федерацию в ней представлял Е. М. Примаков) выдвинуть предложения, обнародованные в докладе «Более безопасный мир...» (2004 г.). Они заключались в развязывании Североатлантическому альянсу рук не только в «превентивном» миротворчестве, но и в подготовке миротворческих контингентов и миссий других региональных организаций. По сути, тем самым запускался процесс трансформации НАТО в глобальный военно-политический блок. (Практические детали отрабатывались с помощью натовской программы «Партнерство ради мира», а также в ходе «миротворческих» операций в бывшей Югославии, послужившей для этого своеобразным полигоном.)

Резкая активизация политической и организационной деятельности на этом направлении была приурочена к комплексу мероприятий, проведенных в 1999–2000 годах в рамках Саммита тысячелетия. Для этого практически в срочном порядке реанимировали идею «превентивной дипломатии», уходящую корнями в американский проект Устава ООН (1944–1945 гг.), и доклад генсека ООН «Превентивная дипломатия, миротворчество и поддержание мира» (1992 г.).

---

Пятое.

Становление институтов «устойчивого развития» осуществлялось внутри и вне ООН. За пределами Организации к проведению конференции в Рио-де-Жанейро приурочивалось создание международной Комиссии по глобальному управлению и сотрудничеству, руководство которой совмещалось с руководством Социнтерна (И. Карлссон). Членство в этой комиссии устанавливалось не государственное, как в межправительственном формате всемирных саммитов, конференций и комиссий ООН, а индивидуальное, копирующее масонский принцип организации Римского клуба, представляющего частные и корпоративно-групповые, а не государственные и правительственные интересы. Обнародованный комиссией доклад «Наше глобальное соседство» представил глобалистское видение будущего мира как совокупности интересов «частных и независимых групп» глобальной олигархии и адаптированных к ним международных и межправительственных институтов.

К 2000 году Комиссия по глобальному управлению, по сути, завершила свою деятельность. Об ее упразднении, по уже сложившейся к тому времени традиции, никто не объявил. Но ее фактические полномочия с 2001 года перешли к новой, еще более влиятельной и глубоко структурированной Комиссии по глобализации. Ее организационной основой послужил Совет взаимодействия, созданный в еще 1983 году по инициативе бывшего федерального канцлера ФРГ Г. Шмидта; наиболее активное участие в создании комиссии принял ряд структур, связанных с Международным «Горбачев-фондом»[!!!!].

В ее состав вошли крупные отставные, преимущественно европейские политики, образовавшие так называемый «Совет мудрецов». (Практика участия в глобальном управлении высокопоставленных отставников сохранила широкое распространение и в дальнейшем.) Обеспечено было также избирательное, строго дозированное представительство маскируемых под «гражданское общество» НПО. Тогда же начала просматриваться общая логика формирования таких комиссий, которую определенным образом можно соотнести с проводящимися каждые десять лет конференциями ООН по окружающей среде и (устойчивому) развитию.

Поскольку появление Комиссии по глобализации примерно совпало с завершающей стадией подготовки к Всемирному саммиту ООН по устойчивому развитию в Йоханнесбурге (2002 г.), в 2012 году к очередной Конференции ООН «Рио+20» логично ожидать появления новой, третьей по счету подобной комиссии. Конечно, в том случае, если реализация актуальных глобально-управленческих задач этого потребует. Внутри ООН координирующие функции были возложены на созданную в том же 1992 году Комиссию ООН по устойчивому развитию. Следует подчеркнуть, что эта комиссия должна была стать координирующим органом СЭБ. Но когда первоначальный проект, изложенный в докладе «Наше глобальное соседство», был пересмотрен, функции «главного экологического органа» отошли к Программе ООН по развитию. И тогда место «исполнительного органа» в ее структуре занял Экономический и социальный совет ООН, а Комиссию по устойчивому развитию передали уже под его руководство.  

Неким «исполнительным органом» Конференции ООН по окружающей среде и развитию на Конференции («Саммите Земли») в Рио-де-Жанейро фактически была провозглашена ежегодная конференция Сторон Рамочной конвенции ООН по изменению климата (РКИК), принятая в целях борьбы с «глобальным потеплением». Подобные конференции Сторон РКИК (Conferences of the Parties — СОР) стали ежегодными и проводятся в межправительственном формате начиная с 1995 года. Помимо разделения стран на три группы в зависимости от уровня их экономического развития и международных связей, РКИК содержит «расширенное» толкование основных принципов концепции «устойчивого развития», изложенных в Декларации Рио, схожее с основными положениями доклада «Наше глобальное соседство». Так, глобализация рассматривается в контексте преодоления суверенитетов на управление природными ресурсами.

Введение глобальных налогов увязывается с рынком как инструментом взимания «реальной цены» за пользование ими. Навязываются «меры предосторожности», требующие сокращения парниковых выбросов вне зависимости от уровня исследованности масштабов антропогенного влияния на климат и т. д. В 1997 году в Японии прошла СОР-3, на которой был принят Киотский протокол, продолжение которого, как мы убедились, в настоящее время является главным камнем преткновения дальнейшего развития «климатического процесса». Смысл этого процесса — в ограничении под предлогом борьбы с «глобальным потеплением» парниковых выбросов за счет фактической деиндустриализации развивающихся стран.

В рамках так называемого «механизма чистого развития» предприятия реального сектора экономики заменяются «инновационными» (информационными, биохимическими и другими технологиями), не связанными с реальным производством. Исследования, проведенные на примере экономики США, доказывают явную ущербность этой политики, в том числе экономическую нерентабельность, подтверждая разрушительность ее воздействия на экономику, что служит косвенным подтверждением искусственного, сконструированного характера данного курса. Итоги СОР-15 и СОР-16, которые состоялись в 2009-м и 2010 годах в Копенгагене и Канкуне, показывают, что основной водораздел противостояния в климатическом вопросе, а следовательно, и в оценке, и в отношении к «устойчивому развитию» сегодня пролегает между Западом и всем остальным человечеством.

---

Шестое.

Авторами доклада «Более безопасный мир…» был выдвинут проект реформирования Совета Безопасности ООН,  корни которого уходят в доклад «Наше глобальное соседство».

Оба его варианта предусматривали региональный принцип формирования Совбеза, в рамках которого полномочия пяти его «старых», обладающих правом вето членов больше не проистекали бы от участия в антигитлеровской коалиции, а становились бы отражением соответствующего регионального представительства.

Россию предлагалось включить в постоянные члены «обновленного» Совета Безопасности ООН по европейской квоте, максимально «привязав» таким образом к Европейскому союзу и ограничив в геополитическом плане. Открытое принятие на вооружение глобалистами регионального принципа — регионализма как «мира без границ» — позволяет рассматривать эволюцию существующих институтов глобального управления в качестве управляемого движения к особой глобальной системе власти, схематически представленной автором в виде семи концентрических кругов или уровней.

В основе подобного представления находится аналогичный — региональный — принцип функционирования закрытых элитарных структур клубного типа, составляющих англосаксонское ядро западной цивилизации и Запада как «глобального центра».

 Первые три узловых уровня глобального управления, таким образом, представлены:

— связкой британского «Chatem House» с американским Советом по международным отношениям, отражением которой в публичной международно-политической сфере является стратегический британо-американский союз;

 — партнерством англосаксонских и европейских элит в рамках Бильдербергского клуба, представленном НАТО и Европейским союзом, а также геополитическим ядром Запада — американо-германским альянсом и франко-германской осью ЕС;

— общим консенсусом западных элит с элитами Японии и ряда других стран Азии (Трехсторонняя комиссия), выраженным двусторонними союзами США с Японией, Южной Кореей и Тайванем, которые наследуют антироссийскому британо-японскому партнерству начала XX века, осуществлявшемуся в рамках пресловутой «Большой игры».

Четвертый уровень глобального управления, согласно глобалистскому замыслу, должен быть представлен «реформированным» Советом Безопасности ООН.

В условиях безнадежного запаздывания такого реформирования паллиативом становится передача соответствующих функций Комиссии ООН по миростроительству - новому органу, созданному Всемирным саммитом по «Целям развития» 2005 года. Сегодняшняя ограниченность возможностей Комиссии превращает ООН в наиболее уязвимое звено всего «глобального плана».

 Пятый уровень системы глобальной власти занят Европейским союзом, НАТО и другими региональными организациями, в том числе региональными экономическими комиссиями.

Шестой — Социнтерном, глобальной протопартией, занимающей ключевые идеологические позиции в Европейском союзе и являющейся важнейшим стратегическим партнером ООН и НАТО. Социнтерн подкрепляет деятельность Межправительственной группы экспертов по изменению климата и Комитета по окружающей среде и устойчивому развитию Межпарламентского союза, во-первых, адаптацией своей структуры к «Целям развития тысячелетия» и регионально-групповой организации глобального управления, а во-вторых — созданием в Интернационале специальной Комиссии по устойчивому глобальному обществу.

Рядом с Социнтерном функционируют и другие протопартийные глобалистские структуры, значительно уступающие ему, впрочем, по влиянию: Либеральный, Христианско-демократический и Гуманистический интернационалы и Международный демократический союз.

Перемены, осуществленные в 2011 году в арабском мире, позволяют рассматривать в качестве еще одного глобального «интернационала», пусть и неформального, исламистское движение «Братья-мусульмане», тесно связанное с британскими и американскими спецслужбами, а также с рядом закрытых клубов и организаций неонацистского толка.

Внешний, седьмой уровень представлен НПО и частным сектором, которые, соответственно, и создают «массовку» в духе «Мы, народы…», и продвигают интересы «частных и независимых групп» «интеллектуальной элиты и мировых банкиров».

---

Седьмое.

Саммит тысячелетия (2000 г.) положил начало переходу от совмещения глобального экономического и глобального политического управления к его разделению на две связанные общим философским и геостратегическим замыслом, но организационно самостоятельные ветви.

Высшим органом глобального экономического управления остается институт конференций (саммитов) ООН по окружающей среде и (устойчивому) развитию, собираемых один раз в десять лет (Стокгольм-72, Рио-92, Йоханесбург-2002, намеченная на 2012 г. конференция «Рио+20» и т. д.). В промежутках между ними, как уже отмечалось, функционируют ежегодные конференции Сторон  Рамочной конвенции ООН по изменению климата; ее повседневная работа организуется Секретариатом и рядом вспомогательных органов. В рамках глобального экономического управления действует целый ряд других международных конвенций, общим количеством более десяти.

В современных условиях приоритет отдается конвенциям по биологическому разнообразию Земли и о содействии уменьшению ущерба озоновому слою атмосферы (вместе с прилагающимся к ней Монреальским протоколом 1997 г.).

Ближайшие цели глобального управления, указанные в докладе «Наше глобальное соседство», включают: решение проблем питьевой воды, истощение почв, наступление пустынь.

Охватываемые ими природные ресурсы, по-видимому, планируется в ближайшее время включить в «глобальное общее достояние».

Отдельным вопросом в повестку дня глобального управления внесено его финансирование. Для этого с 2002 года функционирует специальный межправительственный институт международных конференций по финансированию развития, тесно связанный с деятельностью ВТО.

Высшим органом глобального политического управления с 2000 года является собираемый каждые пять лет всемирный саммит (всемирная встреча) ООН по «Целям развития тысячелетия» (ЦРТ) — программе, содержащей восемь пунктов, принятых Саммитом тысячелетия (2000 г.).

В центр глобального политического управления поставлена проблема формирования «коллективной безопасности», выдвинутая еще в докладе «Наше глобальное соседство» и рассмотренная в нем в контексте доктрины «коллективного» или ограниченного суверенитета.

 В североатлантическом пространстве задача гуманитарной экспансии Запада на восток Европы и в Евразию возлагается на ОБСЕ. В центр деятельности Европейского союза и НАТО поставлены проблемы миротворчества и вовлечения в него восточноевропейских и бывших советских республик.

Всемирный саммит 2005 года, следуя рекомендациям упомянутого доклада «Более безопасный мир…», взял курс на всемерную политизацию «Целей развития». Выдвижение им в качестве главного приоритета Цели 8, адаптированной к новым задачам «Глобального партнерства в целях развития», обеспечила увязку миротворчества с «миростроительством», которое рассматривается в русле управления конфликтами.

Для реализации данного круга задач в структуре ООН был создан уже упоминавшийся принципиально новый, формально консультативный, но фактически полномочный межправительственный орган — Комиссия ООН по миростроительству. Разделение глобального экономического и глобального политического управления — первая и основная из выявленных автором современных глобально-управленческих тенденций.

---

Восьмое.

Переход от централизованной к сетевой модели «нового мирового порядка» сформировал вторую важнейшую тенденцию, тесно связанную с первой, — вывод институтов глобального управления за пределы ООН.

В дополнение к существовавшей с середины 1970-х годов «Группе семи» (ныне «большой восьмерки»), в конце 1990-х годов была создана, а в 2008 году, с началом мирового финансово-экономического кризиса, повышена в статусе межправительственная «Группа двадцати». Особая важность этого органа заключается в его способности функционировать в различных форматах — первоначальном (министры финансов и председатели центробанков) и современном — главы государств и правительств. По сути, G20 является «площадкой», на которой происходит соединение государственной и частной власти или, выражаясь словами Д. М. Гвишиани, восточной и западной моделей «политики» и «власти». Контролирующие этот процесс «частные и независимые группы» глобальной олигархии, таким образом, используют «двадцатку» в собственных интересах, опираясь при этом на систему частных институтов (прежде всего крупнейших государственных и региональных центробанков), связанных с Базельским клубом и Банком международных расчетов.

Именно они с помощью валютной политики формируют «правила игры» для всех участвующих в них стран. Сохранение рядом с «двадцаткой» еще и «семерки», несмотря на критику, которой подвергается эта практика с ряда «вершин» мировой политики, надо полагать, является важным дополнительным инструментом контроля «интеллектуальной элиты и мировых банкиров» над государственными лидерами.

Именно о «семерке», а не о «восьмерке» мы говорим потому, что не входящая в число учредителей БМР Россия не являлась, не является и никогда не сможет стать полноценным и полноправным членом «Группы восьми».

Кроме того, с выводом на высший межправительственный уровень «двадцатки» «восьмерка» все более превращается в некий глобально-управленческий симулякр. За рамками системы ООН функционируют и вновь создаваемые глобальные институты.

Например, ежегодные форумы мировой политики, которые, как мы уже убедились, в силу ряда обстоятельств оказывают значительное влияние на российские внутриполитические процессы.  Вместе с тем сам факт создания ряда институтов за пределами ООН не следует ни переоценивать, ни считать необратимым.

Во-первых, в «частных и независимых группах», безусловно, существует понимание того, что реальный вывод «властных активов» из ООН с сохранением в нынешнем виде ее Совета Безопасности угрожает глобальным двоевластием. Поэтому существующее разделение, по-видимому, является паузой, взятой в ходе выбора между сохранением ставки на ООН или, в случае окончательного провала планов ее реформирования, выведением официального центра «мировой власти» в некую новую «Лигу демократий», управляемую глобальной олигархией.

Во-вторых, контролирующую функцию как над ООН, так и над «двадцаткой» сохраняют представленные и там и там международные финансовые институты.

В-третьих, само за себя говорит включение «двадцаткой» в «сеульский консенсус» пункта о «Глобальном партнерстве в целях развития».

---

Девятое.

Следующая, третья важнейшая тенденция эволюции глобального управления связана с последовательным распространением глобалистской проблематики с экологии на экономику и социальную сферу и далее — на политику, область военного строительства и геостратегию. Сегодня почти все указанные сферы охвачены этим процессом уже практически полностью.

В связи с этим еще раз подчеркнем, что экологическая проблематика была целенаправленно использована для вовлечения наиболее податливой и готовой к сдаче собственной проектной идеологии части советской элиты в деятельность Римского клуба. Причем использовалась она для этого лишь первоначально, как наиболее приемлемый предлог, ибо без такого вовлечения ни о какой реализации «глобального плана» не могло идти и речи, а никакие иные группы проблем — политические и тем более идеологические — для совместного обсуждения в условиях холодной войны на неправительственном уровне априори не подходили. С помощью академика Гвишиани и ряда других деятелей и при попустительстве идеологического руководства КПСС, не узревшего опасности в безобидной на первый взгляд экологии, в которой они тогда к тому же мало что понимали, идеи Римского клуба стали проникать и распространяться в широких научных кругах. Кроме того, их внедрение совпало с «разрядкой» международной напряженности 1970-х годов и стало рассматриваться ее неотъемлемой частью.

Именно это обстоятельство создало предпосылки для последующего распространения и широкого обсуждения в Советском  Союзе в «перестроечные» годы глобальной проблематики.

Рассуждая о путях решения соответствующих проблем в заданном Римским клубом конвергентном режиме, партийные и советские идеологи, вслед за учеными, сами того не замечая, постепенно перешли на западный проектный «политический язык».

Результатом стала подмена идеологической борьбы заведомо проигрышной игрой на чужом поле, которой являлась дискуссия вокруг «магистрального пути развития человечества». Причем, в центр этой дискуссии заранее были предусмотрительно поставлены ловушки «демократии», «прав человека», «прав меньшинств», «рыночной экономики», «федерализма». И в целом «устойчивого развития». С помощью «пределов роста» и «глобального потепления» авторы «глобального плана» приступили к продвижению планов деиндустриализации, предложив суверенным государствам сместить приоритеты экономического развития.

Вместо промышленности предлагалось развивать коммуникационные и биохимические технологии, а также искать и создавать «возобновляемые» источники энергии — «экологически чистые» и «инновационные». Другой стороной этого замысла явилось предложение установить контроль над парниковыми выбросами, то есть над реальным и, заметим, важнейшим показателем состояния национальных экономик. Цель понятна — ограничить, а лучше остановить их дальнейшее развитие. Неслучайно деятельность Римского клуба и тогда, и сегодня многими учеными отождествляется с концепцией «нулевого роста». Одновременно поставили вопрос о «рациональности» использования природных ресурсов, начав развивать эту тему в сторону «интернационализации» контроля над ними [думаю, вспоминать реплику Олдбрайт о ресурсах России не надо], подрывавшего принцип государственного суверенитета. Если документы Конференции по окружающей среде в Стокгольме (1972 г.) на это лишь намекали, то в декларации следующей такой конференции в Рио-де-Жанейро (1992 г.) и, в особенности, в принятой на ней Рамочной конвенции ООН по изменению климата о таком контроле говорилось уже в контексте конкретных путей его установления и дальнейшего осуществления.

Отдельным аспектом этой задачи рассматривалось ограничение энергетического потенциала, то есть способности самостоятельного развития, ставящей различные страны в зависимость от глобальных правил игры, установленных с помощью международных финансовых институтов, ВТО и т. д.

Именно в этом, а не в проблеме нераспространения ядерного оружия следует искать корни того давления, которому подвергаются любые государства  и правительства, начавшие осуществление не согласованных с глобальной олигархией национальных ядерных программ.

Принятый через четверть века после появления первого доклада Римскому клубу и проведения стокгольмской конференции Киотский протокол — свидетельство долгосрочности этих планов, их устремленности в далекое будущее.

Создание на рубеже 1970–1980 годов «независимых» международных комиссий, действующих под патронатом ООН и Социнтерна, ознаменовало активизацию экспансии «глобального плана» в социальную, экономическую и политическую сферы.

Чернобыльская катастрофа 1986 года оказала создателям этих планов настолько серьезную услугу, что внимания заслуживает высказанная Горбачевым версия о возможном рукотворном характере этой трагедии. С началом советской «перестройки» был запущен курируемый Советом Европы план «еврорегионализации», суть которого заключается в подрыве крупных государств (распад Югославии и Чехословакии, обострение внутреннего сепаратизма в Италии, Испании, Бельгии, Франции и т. д.).

В 1990 году была принята Парижская хартия для новой Европы, запустившая процесс преобразования института Общеевропейского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в ОБСЕ, то есть принцип «территориальной целостности» был подменен принципом «демократии» как инструментом глобального политического управления.

В 2000 году Хартия об основных правах ЕС ожидаемо провозгласила курс на создание «демократического глобализма будущего». Сам принцип «демократии» к тому времени тоже был уже преобразован до неузнаваемости. В соответствии с рекомендациями авторов доклада Трехсторонней комиссии «Кризис демократии» С. П. Хантингтона, М. Круазье, Дз. Ватануки (1975 г.) была осуществлена переориентация демократического принципа с признания приоритета большинства на поддержку разнообразных меньшинств — этнических, племенных, конфессиональных (прежде всего сектантских), молодежных, сексуальных.

 В рамках продолжающейся секуляризации под предлогом пропаганды «гендерного равенства» стал осуществляться подрыв наиболее укорененного в христианской традиции и этике института семьи.

Началось развертывание тесно связанной с этим пропаганды так называемой толерантности.

Именно поэтому столь непропорциональное развитие получает институт НПО; всячески поощряется отождествление этого института с «гражданским обществом» и т. д. 1987–1992 годы — это период становления концепции «устойчивого развития», которая постепенно и все более активно начинала рассматриваться в самом широком смысле, в качестве универсальной и безальтернативной стратегии, безоговорочно применяемой абсолютно во всех сферах экологической, экономической, социальной и политической жизни.

Доклад «Наше глобальное соседство» (1995 г.) — первый документ, поставивший вопрос об институционализации «устойчивого развития», то есть о полном слиянии его с глобальным управлением.

Саммит тысячелетия (2000 г.), отделивший глобальное политическое управление от глобального экономического, перевел его дальнейшее развитие в плоскость управления конфликтами.

Создание Комиссии ООН по миростроительству было подготовлено докладом «Более безопасный мир…», авторы которого из Группы высокого уровня ООН, в свою очередь, апеллировали к запущенной в 1994 году натовской программе «Партнерство ради мира».

Проблематика «устойчивого развития» в сфере глобального экономического управления, помимо деиндустриализации, «глобального потепления» и глобализации контроля над природными ресурсами, была дополнена предложением ввести глобальные налоги.

К разработке этой задачи были подключены международные финансовые институты, а также прикладная университетская наука, глобальные СМИ и НПО; на государственном уровне в него усиленно вовлекались локальные НПО и частный сектор.

Распространение «устойчивого развития» на политическую и военно-политическую сферы было тесно связано с усилением роли региональных организаций, прежде всего НАТО, Совета Европы, Европейского союза и ОБСЕ.

В его рамках происходило широкое включение этих организаций в «миротворческие» операции, являющиеся частью процессов «миростроительства» и «еврорегионализации». Сегодня осуществляются попытки глобального распространения этой практики, прежде всего на постсоветском пространстве и прилегающем к нему стратегически важном регионе «Большого Ближнего Востока», который Бжезинский именует «евразийскими Балканами» (современное название этого проекта — «Новый Средний Восток»).

Начавшиеся в нем разрушительные процессы, которые Трехсторонняя комиссия и «большая восьмерка» на своих саммитах в апреле и мае 2011 года в Вашингтоне и Довиле фарисейски назвали «арабской весной», наглядно это подтверждают.

Со второй половины первого десятилетия XXI века началась апробация «устойчивого развития» в геостратегической сфере.

На протяжении этого времени обобщался и анализировался первый опыт «миростроительства», как успешный (Косово), так и провальный (Южная Осетия)[!!!].

На наиболее скрытом от глаз мировой общественности африканском «полигоне» в настоящее время осуществляется отработка управления данными процессами в институциональном формате ООН.

---

Десятое.

Деятельность Комиссии ООН по миростроительству — наглядное проявление четвертой важнейшей тенденции: сдвига приоритетов в реализации «глобального плана» с межгосударственных управляемых конфликтов на внутренние.

Своими корнями эта практика уходит в определенные события, связанные с холодной войной, как на Востоке, так и на Западе. В ретроспективе деятельности Римского клуба их перечень включает «студенческую революцию» в Париже и «пражскую весну» 1968 года, а также подготовку с помощью «красных бригад» и профобъединения «Солидарность» государственных переворотов в Италии (1976 г.) и Польше (1980–1981 гг.).

Активное участие в этих событиях западных спецслужб сегодня не является секретом ни в одном из перечисленных случаев. Кровавый распад Югославии, модели которого в 1980-х годах разрабатывались группой С. Манна в Институте исследований Сложности в Санта-Фе (США), стал первым успешным опытом применения этнического сепаратизма для управления разрушительными тенденциями и процессами во внутренней политике крупного европейского государства с использованием механизмов ООН и ОБСЕ.

 Особым прецедентом, осуществленным строго по лекалам «миростроительства», может служить «урегулирование» в Косово и роль, сыгранная в этом конфликте европейскими и натовскими «миротворцами», а также так называемой Армией освобождения Косова[вспоминается знаменитый «разворот Примакова над океаном»].

В работе неоднократно подчеркивалось, что существует прямая связь между проектом «еврорегионализации» и планом «Европейской социалистической Конфедерации», разработанным в 1944–1945 годах Верховным командованием СС. Такая же связь имеет место между тщательно скрываемым фактом взаимодействия натовских миротворцев с АОК и отношениями, существовавшими между гитлеровскими оккупантами и предателями из так называемой Русской освободительной армии генерала Власова, а также национальными дивизиями, действовавшими в составе «Waffen SS».

За Югославией последовал «перестроечный» крах СССР, который в ряде республик не только сопровождался не менее кровавыми событиями, чем на Балканах, но и оставил после себя ряд «замороженных» конфликтов в отличающихся общей нестабильностью пограничных регионах постсоветского пространства.  

После этого сепаратистские тенденции были использованы в Центральной Африке, причем уже не на этническом, а на племенном уровне[полагаю,для читателя очевиден расовый аспект конфликта в США].

Серия цветных революций, прокатившаяся по ряду стран СНГ в 2003–2010 годах, а также нынешние внутриполитические конфликты в странах арабского и в целом мусульманского мира продемонстрировали еще одну ипостась рассматриваемой тенденции — поливариантность форм ее проявления. Официально с помощью Комиссии ООН по миростроительству в настоящее время урегулируется только узкий круг африканских конфликтов.

На деле же, как следует из доклада «Более безопасный мир…», а также из неизменного подключения к разрешению всех вынесенных на уровень ООН, хотя и не разрешенных ею конфликтов целого сонма «международных посредников» и «переговорщиков», идет настойчивый поиск путей легитимации глобального участия комиссии.

Об этом же свидетельствуют и масштабы деятельности, а также приведенный автором круг международных контактов и связей руководства КМС. В рамках рассматриваемой тенденции полноценное управление конфликтом осуществляется по выведенной автором формуле: «предотвращение — превентивность — применение силы — миростроительство». В этих целях проводится серия взаимосвязанных спецопераций.

 Сначала отыскиваются (или формируются) сепаратистские или «оранжевые» силы, заинтересованные в обвале той или иной государственности, которые с помощью местных провокаторов запускают внутренний конфликт.

Затем эти силы признаются «договороспособными» субъектами, заинтересованными в установлении нового порядка.

На этой основе осуществляется «превентивное» миротворческое вмешательство, которое плавно перерастает в «гуманитарную интервенцию».

В завершение проамериканским силам на местах поручается постконфликтное урегулирование, которое проводится при поддержке натовских «миротворцев».

С помощью этих сил проводятся разнообразные «реформы» (в перечень которых входят перерастающие в геноцид этнические чистки), направленные на уничтожение основ прежнего порядка, его дискредитацию и выкорчевывание о нем памяти. [подобные явления вполне происходят и сейчас только с использованием политического поля, экономических средств, гуманитарными способами, то что Матвейчев Олег называет Hi-Hum]

После этого с помощью неформальных элитных договоренностей страна вовлекается в соответствующую систему как неофициальных, так и официальных международных обязательств.

Неотъемлемыми элементами подобной стратегии являются эксплуатация проамериканского «агрессивно-послушного большинства» («нового консенсуса») Генеральной Ассамблеи ООН, объединенного идеей и принципом «предотвращения».

Деятельность подобного большинства подкрепляется вливаниями со стороны международных финансовых институтов и частного сектора и сопровождается специальными мероприятиями по управлению общественным сознанием посредством глобальных СМИ и НПО, которые с помощью демагогического лозунга «Мы, народы…» прикрывают сугубо элитарное, глобально-олигархическое происхождение этой политики.

Формы и методы «миростроительства» наглядно продемонстрированы примером включения Грузии в состав Организационного комитета Комиссии ООН по миростроительству, осуществленного летом 2007 года, ровно за год до вторжения грузинских войск в Южную Осетию.

Вряд ли можно сомневаться в том, что в августе 2008 года перед режимом Саакашвили была поставлена задача создания прецедента по включению в юрисдикцию Комиссии части постсоветского пространства.

Цикл «миростроительства» в Закавказье тогда остался незавершенным только благодаря своевременному и решительному военному вмешательству России.

На очереди, если верить информированным западным источникам, находится Нагорно-Карабахский конфликт.

Включение, начиная с января 2011 года, в Оргкомитет КМС Украины открывает глобализаторам широкий круг возможностей провоцирования управляемых конфликтов с вовлечением в них Российской Федерации, прежде всего в Приднестровье и Крыму.

Характерным показателем является состав Оргкомитета, отражающий подходы к реформированию ООН, которых придерживались авторы доклада «Наше глобальное соседство».

Комиссия, по сути, представляет собой прообраз «обновленного» Совета Безопасности ООН, формируемого по принципу «наибольшего вклада» тех или иных государств в финансирование «миростроительства» и обеспечение его войсками и полицейскими силами.

 Бессменное участие в Оргкомитете постоянных членов Совета Безопасности ООН либо является данью их праву вето и будет пересмотрено при первом удобном случае, либо рассчитано на скорое реформирование Совбеза, в результате которого должен состояться переход к региональному принципу формирования этого органа. (В докладе «Более безопасный мир…» в качестве срока такого реформирования фигурирует 2020 г.)

---

И одиннадцатое.

Поставленная в эпицентр концепции и стратегии «устойчивого развития» проблема «глобального потепления», абсолютно бездоказательная, не основанная на серьезных научных исследованиях и расчетах, опровергается двумя основными аргументами.

Во-первых, «теплеть», как мы установили, начало уже после появления теории «глобального потепления».

Во-вторых, анализ архивных данных Гидрометцентра России наглядно свидетельствует о преимущественной локализации этого процесса на постсоветском пространстве. Квинтэссенцией факторов, свидетельствующих о конъюнктурности «глобального потепления», служит «Климатгейт» 2007– 2009 годов, связанный со вскрывшимся непрофессионализмом авторов четвертого оценочного доклада Межправительственной группы экспертов ООН по изменению климата, включивших в него ряд непроверенных данных, а также с обнародованием сайтом «WikiLeaks» служебной переписки Климатического центра Университета Восточной Англии.

В то же время в научных журналах и литературе появляется все больше материалов, посвященных возможным причинам крупных погодных аномалий, прежде всего беспрецедентной, почти двухмесячной жары, продержавшейся летом 2010 года в Центральной России. Одной из распространенных точек зрения, подкрепляемых ссылками на данные российских и зарубежных синоптических служб, гражданских и военных, является проведение вооруженными силами США специальных экспериментов в рамках ряда программ и комплексов.

В связи с этим чаще всего называют американскую «Программу активного исследования авроральной области „Северное сияние“» (НAARP), главным центром которой является база ВВС и ВМС США в Гакконе (Аляска), а также объекты, расположенные в Тромсе (Норвегия) и Фуле (Гренландия).

Обращается внимание, что отрезки между этими объектами образуют треугольник в северной полярной области Земли — зоне, через которую проложены маршруты российских межконтинентальных баллистических ракет. Имеется представление, что HAARP может создавать в ионосфере специальные зоны возмущений, способные разрушать проходящие через них объекты. Одной из дополнительных ее возможностей является способность геофизического воздействия не только на атмосферные процессы, но и на другие среды — литосферу, гидросферу, магнитосферу.

Отмечается, что подобные задачи содержатся в американском «проекте ВВС 2025» («Обладание погодой»), развернутом для реализации соответствующих выводов Доклада о потенциале военного применения возможностей управления погодой, выполненного по заказу ВВС США и базирующегося на результатах ряда экспериментов с использованием высотных ядерных испытаний, которые проводились в 1950–1960-х годах.  

Подчеркивается, что в основу подобных проектов положены разработки Николы Теслы по беспроводной передаче любого количества энергии на любые расстояния. Анализ содержания соответствующих материалов показывает, что наряду с данной технологией воздействия на природную среду ведутся разработки по использованию в этих целях уникальных энергетических и информационных свойств воды.

Заключенная в 1977 году Международная конвенция о запрещении военного или любого иного враждебного воздействия на природную среду, участниками которой стали СССР и США, не запрещает проведения соответствующих экспериментов «в мирных целях». Следовательно, вопрос о наличии или отсутствии у технологически развитых стран мира, прежде всего у США, климатического или, по официальному названию, геофизического оружия остается открытым.

Никоим образом не препятствует этому и рассмотренная нами концепция «устойчивого развития»; скорее наоборот, результаты экспериментов в данной сфере могут послужить оправданием предлагаемых ею мер глобального контроля.

* * *

В заключение приведем выдержку из обращения к ООН независимой организации «Ученые без границ»: «<…> Тревожные факты о резком ускорении (более чем на 500 процентов) дрейфа северного магнитного полюса Земли начиная с 1990 года имеют не только катастрофические последствия для глобальных климатических изменений, но и свидетельствуют о существенных изменениях в энергетических процессах во внутреннем и внешнем ядре Земли, ответственных за формирование геомагнитного поля и эндогенной активности нашей планеты. Роль магнитосферы в формировании климата Земли научно доказана. Изменения параметров геомагнитного поля могут приводить к перераспределению областей зарождения циклонов и антициклонов и, следовательно, влиять на глобальные климатические изменения. <…> В геологической жизни нашей планеты неоднократно наблюдались периоды существенного повышения эндогенной активности, и очередной такой период, как показывают многие геологические индикаторы, уже наступил».

В комментариях к этому документу отмечается, что многие аномальные явления в природной среде могут иметь общие корни, связанные с прогрессирующими, весьма серьезными изменениями в литосфере.

Чем в случае справедливости этого предположения является концепция «устойчивого развития»?

Направлена ли она на создание мирового порядка, отражающего интересы той узкой части человечества, которая возомнила себя «солью земли», — так называемой «интеллектуальной элиты и мировых банкиров»?

Или же, если говорить о возможной глобальной катастрофе, речь вообще идет о поисках путей земного спасения этой «элиты» за счет всего остального человечества?

То есть о пресловутом «конце истории»?

Представляется, что поиск ответа на этот вопрос является не столько технологической или политической, сколько духовной и нравственной проблемой.