Экзистенциальный вопрос для страны

В СМИ и на АШ уделили пристальное внимание словам министра экономического развития - Орешкина о возможном «взрыве» в экономике, из-за закредитованности населения. Однако, хочу обратить внимание на то, что в интервью "Эхо Москвы" Орешкин сделал куда более серьёзные заявления, которые являются повесткой дня для читателей АШ.

Приведу значительный кусок интервью, лишь с той целью, что бы был понятен контекст высказываний

А.Венедиктов― А на нас эти торговые войны (США и Китая заденут)? Россия пролетит мимо? Свистят они, как пули у виска – нет?

М.Орешкин― На самом деле сейчас такие глубинные темы абсолютно…

А.Венедиктов― Ну, интересно же.

М.Орешкин― Первая вот эта причина. Есть вторая причина того, что происходит между США и Китаем. Что сделал Китай за последние 15–20 лет. Китай построил альтернативную платформу развития, причем не только для себя, но он уже старается в эту свою орбиту вовлечь всё большее количество стран.

А.Венедиктов― Ну, как матрица.

М.Орешкин― Один пояс – один путь, например, это тот набор инструментов… Если изначально были просто структурные инвестиции, то сейчас это уже регуляторика, которую Китай предлагает соседним странам. Культурное сотрудничество, научное сотрудничество. Если, грубо говоря, в США есть Всемирный банк, в Китае есть Азиатский банк инфраструктурных инвестиций. В США есть Facebook. В Китае есть Tencent. В США есть Cisco, в Китае – всем известный Huawei и так далее.

А.Венедиктов― То есть они строят не альтернативную – зеркальную.

М.Орешкин― Альтернативную, потому что это не слепое копирование. У них по-другому работает экономика, другие принципы, другое законодательство. Social Index. знаменитый ввели. То есть отличия есть и существенные. И не просто вопрос, что «у вас Facebook, а у нас Tencent точно такой же и мы просто конкурируем и за рынок боремся». На самом деле есть очень глубокие культурологические, исторические и другие вещи. Они носят системный характер. И вот это столкновение между американской платформой и китайской платформой, оно тоже носит глубинный характер. Вот есть глубинный характер проблем внутренних в США, есть глубинное противостояние двух платформ. И на стыке эти двух долгосрочных глубинных трендов мы сейчас видим эти тарифные войны. И внутриполитическая повестка тоже начинает крутиться вокруг этого.

А.Венедиктов― Я понимаю. А мы-то где?

М.Орешкин― Мы рядом.

А.Венедиктов― Я имею в виду между этими платформами?

М.Орешкин― Первое: краткосрочная история. Мы видим, что одна из трех причин замедления резкого экономики в начале этого года – это, в том числе, внешний фактор. Потому что как только две крупнейшие экономики мира начинают бороться между собой, понятно, что глобальной экономике от этого лучше не становится. У нас падает объем экспорта, падают цены на сырьевые товары.

Если мы от нефти в значительной степени защищены, то, например, от падения цен на уголь мы не защищены. Со 100 долларов за тонну на западном направлении мы упали до 50. У нас погрузка последние месяцы падает серьезно на несколько процентных пунктов относительно прошлого года. Так что ряд поставок российского угля из Сибирского региона стало невыгодно в направлении западных портов. Погрузка упала, снижение экономической активности и так далее.

Поэтому наш главный канал воздействия краткосрочный – это как раз замедление мировой экономики, падение цен на ресурсы и нефть…

А.Венедиктов― Последствия этих тарифных войн.

М.Орешкин― Даже не только тарифных войн. Потому что это только часть картины. Надо перестать называть это тарифными войнами. Это экономическое противостояние. Huawei – это не тарифные уже войны. Это уже технологические войны. То, что китайских студентов начинаю сейчас ограничивать в поступлении в американские вузы, – это уже образовательные войны. Поэтому это такое противостояние платформ развития Китая и США. Оно, конечно, на Россию оказывает влияние. Это краткосрочная история.

А долгосрочная история – это вопрос: А Россия в этом глобальном противостоянии, она где: она часть платформы США, она часть платформы Китая, или она делает собственную платформу развития? Вот это для нашей страны такой экзистенциальный вопрос на ближайшее десятилетие.

А.Венедиктов― Ответ нет пока. Вопроса нет пока.

М.Орешкин― Ответ есть. И на самом деле, если вы послушаете послание президента, который об этом говорил, что Россия для того, чтобы была суверенная, она точно должна иметь собственную платформу развития.

А.Венедиктов― Это так любая страна может сказать. Вопрос возможностей. Это же проект. Его надо придумать. Мы не будем китайцами, мы не будем американцами, мы будем россиянами. Это заключается в том, – что?..

М.Орешкин― Проекты уже придуманы. Работа над ними ведется. Но, что очень важно понимать, в чем проблематика России – что мы по населению в 10 раз меньше Китая, что у нас экономика меньше. А для того, чтобы любая платформа развития была устойчива, ей нужен рынок и большое количество вовлеченных в нее людей. Поэтому ровно в такой ситуации, что очень важно понять, находится Европа, которая думала, что она является частью совместно американо-европейской платформы, например, введение пошлин по стали и разное поведение американских партнеров, которые не учитывают зачастую интересы европейских партнеров – та же история с Ираном – европейских партнеров очень сильно отрезвило. И поэтому в такой ситуации находимся не только мы, но находится и Европа.

А.Венедиктов― То есть вы мне сейчас намекаете и подзуживаете…

М.Орешкин― Я ни на что не намекаю.

А.Венедиктов― … Что возможна совместная платформа.

М.Орешкин― Я ни на что не намекаю.

А.Венедиктов― Нет, я правильно услышал?

М.Орешкин― Я не на что не намекаю.

А.Венедиктов― Хорошо. Нет, я впрямую спрашиваю: я правильно услышал, что один из вариантов – это совместная российско-европейская платформа?

М.Орешкин― Любое совместное действие зависит от воли двух векторов.

А.Венедиктов― Безусловно. Но это возможно. Всё возможно.

М.Орешкин― Россия всегда открыта к взаимодействию с Европой,

А.Венедиктов― По-моему, я попал в какое-то больное место. Ну, ладно, мы не пойдем дальше. 

Двузначно трактовать Орешкина не возможно. Он говорит прямо - Россия уже имеет проект собственной платформы экономического развития. 

В таком случае всё действительно встаёт на свои места и заявление Путина об исчерпании идеи либерализма не пустой звук. Большинство центральных Западных СМИ попытались откомментировать заявление Путина, с разной степенью адекватности, хотя необходимо отметить, что адекватных оценок было предостаточно. Затем данный тезис стал проходить красной линией по саммиту G20. Раз уж Путин уже констатировал факт кончины одной модели, от него будут ждать предложения новой модели и она уже обязательно будет обсуждаться общественностью, не будет проигнорирована СМИ и как мы видим России есть что предложить. Это только вопрос момента.

Однако тут нужно отметить, что экономическая модель это лишь метод ведения хозяйствования, а вот негласные правила и традиции её реализации закладываются идеологической составляющей, и по моему мнению, именно поэтому часть Европейского сообщества никогда не примет предложенную Россией модель развития. Культурное наследие России обязательно наложит отпечаток на идеологическую составляющую и её примут лишь те, кто ментально близок к России.

В 2018м, в статье "Последний срок" писал:

Россия пережила уникальную трансформацию: из буржуазной монархии она стала социалистическим государством, а затем перешла на капиталистическую колею, причём, как мы видим, под самый её конец. Ближайшие 6 лет это идеальное время, что бы заявить миру об альтернативном пути, так как чем дальше, тем меньше будет носителей духа этой альтернативы, рождённых в СССР и способных её продвигать. Только предложив новый путь развития, Россия сможет сплотить вокруг себя другие народы и не только, отпавшие с крахом СССР, для формирования независимого экономического кластера, которому необходим рынок в 250 – 300 миллионов человек.