Данная статья написана как версия-объяснение на комментарий товарища АнТюра, который однажды изрёк, что не знает, откуда взялся строй английского языка, хотя и предположил, что английский – есть скукоженный, укороченный вариант языка русского.

Для многих людей это может быть откровением-глупостью, сказанной вообще-то очень неглупым человеком. Я не раз замечал, что у товарища АнТюра есть замечательная способность приводить к мгновенной истерике заторканных модерном истощенцев буквально парой слов. В общем, это именно тот случай.

Статья также будет полезна тем людям, которые изучают учебник, в виде дополнительных обстоятельств, сопутствующих там уже обговоренному.

Строй английского языка нельзя отнести к одному лишь словарному запасу (он огромен, и, кстати, превышает запас слов русского языка на примерно 100 тысяч слов – это отсыл недоумевающих к вопросу о богатстве русского языка, его уникальности и прочая).

Строй английского языка лучше назвать по-другому, как уровень «наполнения» смыслом английских фраз, использующих английские же слова + английскую же грамматику. С одной стороны, при поверхностном взгляде, это выглядит как «масло масляное», ибо, а чем ещё ж выражать смысл английской фразы, как не английскими же словами, их грамматической связкой?! А с другой – анализ практической речи и письма показывает, что не всё так просто на самом деле, как поначалу кажется.

Во-первых, жёсткая структура английского (подлежащее-сказуемое-другие части речи) однозначно отсеивает множество стилистических нюансов, возможных, допустим, в языке русском, где от перестановки слов в предложении базовый смысл НЕ меняется, меняются лишь его оттенки, стилистические намёки.

Да, в английском, реже для 99,99%, такое тоже возможно (допустим, переставить подлежащее и сказуемое местами), но смыслоизвлечение при этом резко утяжеляется. Пропадает изящность и лёгкость восприятия. Появляется надрывность и резкий запах «пота» языка, тянущего вверх несвойственную ему ноту. Об этом прекрасно, кстати, знают сами носители, особенно его творческая интеллигенция, которой «играть с языком» – на роду написано (в силу профессии). Но они ничего поделать не могут. И сделать ничего и нельзя…

Перестановка же трёх частей речи (из привычных им мест, да в места «непривычные», по внутреннему распорядку построения их в предложении) и вовсе лишает предложение всякого смысла. Как говорится, опаньки!

Во-вторых, структура отрицания в английском языке ещё жёстче, чем структура выстраивания частей речи в предложении повествовательном. Обязательна частица «не» на своём месте, обязателен вспомогательный глагол, и тоже на своём месте. Что эта даёт в итоге? Да, примитив это даёт. А также сильнейшую необходимость привлечения в арсенал языка латинизмов с «отрицательной» коннотацией (в основном, приставок: анти- (anti-), контр- (contre-) и иже), чтобы хоть как-то облагородить одномерную, повторяющуюся тяжеловесность.

В том же соседнем немецком, допустим, есть два базовых механизма отрицания: через частицу «не» (nicht) и через особое отрицание к существительным (kein), и прочие – мелкие, я уж не говорю про русский, в котором отрицание частицей «не», поддерживается частицей «ни» в особых случаях, зачастую даже «да», «угу» (Да как же! Угу, разбежались!) может выражать отрицание: спектр, в общем, очень широк и удивительно гибок.

В соседнем французском отрицание выражается просто суперэлегантно: частица «не» у французов состоит из двух отдельных слов: ne и pas, а между ними нужно поставить глагол. Но первую ne, можно троллить неупотреблением, и это будет стиль! А последнюю pas можно заменять на хренову тучу чего ещё, и это тоже будет и стиль, и смысл! В общем, выпендрёжники-французы в своём амплуе, как говорится.

Но и это ещё полбеды для английского (унылая тяжеловесность-нераспадаемость связки слов). Дело в том, что в английском языке отрицание делается на 99,99% с помощью вспомогательных глаголов (и они, блин, отрицаются, а не смысловой глагол!). Что вообще выводит ситуацию за рамки! Конструкция с «не» (not) БЕЗ вспомогательного глагола так редка и так вычурно выглядит, что… да, не пользуется успехом. Не поймут’с, как говорится, ежели много будет’с, подряд’с.

В-третьих, такая же проблема с вопросительными конструкциями. Снова вспомогательный глагол, снова обязательно, снова чёткое место в строе предложения (шаг влево, шаг вправо – полная утеря смысла всего предложения!). Это как? А это примитив номер два, ось номер два, железобетон фундамента номер два, прокладка, блин, на которой всё дальнейшее и выстраивается.

Но и вышеизложенные «примитивизмы» (берущие корни из латыни, где точно такая же, в целом, структура) не дают достаточной проекции на строй английского языка, чтобы сделать какие-нибудь выводы. В конце концов есть языки, где вообще частей речи нет, типа китайского. Уж куда примитивнее, как говорится!

Есть ещё моменты, которые однозначно указывают на импотенцию воображения у создателей этого языка. Первый момент: переход существительного в глагол и наоборот без изменения формы, смысл постигается лишь из анализа того, где это слово стоит в предложении, в каком порядке (иногда переход осуществляется и в прилагательное, и даже в наречие), второй – необычайно громоздкая временная структура глагольных форм.

Оба момента обычно НЕ замечаются ни носителями языка, ни его изучателями (ну есть и есть, что ж с того?), но очень даже замечаются профессиональными лингвистами, которые по сю пору ломают головы и над этой проблемой (и над многими другими), а выводов сделано превеликое множество, каждое «краше» другого.

Первый вывод, который бросается в глаза: навязанная искусственность крайне неудобных конструкций. Поскольку английский язык принадлежит к группе романских языков (корни из латыни), а в латыни искусственность выражена ещё ярче (но, по крайней мере, изящнее, логичнее и многообразнее, что говорит о воображении его создателей, а также на опоре их на то, что не поддаётся вычислению никак, кроме голимого предположения – о том, что перед ними был ОБРАЗЕЦ, который следовало лишь ВЫХОЛОСТИТЬ, потому что очень сложен и вельми велик для подражания), то и английский, ничтоже сумняшеся, ПО ЛОГИКЕ, можно запросто отнести всё к той же искусственности. Ну номер два или три (Хер родил Хама, Хам родил Чмуя и т. д.).

Второй вывод, который в глаза вовсе не бросается, но запросто предполагается: усиленная артикуляция устной речи для проговора всех звуков английской речи – неестественна, вообще-то. Лингвисты предположили, что это произошло от того, что когда-то какая-то болезнь (типа цинги!) выкосила зубы у многая народа, предков английского, и они усиленно стали не только шепелявить, образуя диковатые звуки речи, но и УСИЛИВАТЬ дыханием и напряжением эти самые звуки. А иначе можно и не понять! Вообще. Этот вывод запросто отрицается языком испанским, в котором вроде как никаких цинг не было, а шепелявности не добавилось, ну а звук th, в обоих его ипостасях, есть.

Поэтому отгад этой загадки лежит, по всей видимости, не в этой сфере. А, скорее в сфере принуждения чисто религиозного. Но это – по-прежнему загадка.

Общий вывод же таков: известная всем инженерно-точно просчитанная конструкционность латыни, как базы для остальных романских языков, была вводима в европейские языки на протяжении нескольких поколений. И через письменность, и, что ещё важно, через произношение «нового» письменного ряда. Наложение латыни и введение в оборот массы латинских слов + временные и прочие конструкции латыни (с его предпрошедшим временем) дало на разных территориях весьма разный эффект. К примеру, на территории французского языка «прижилось» весьма мало от железобетонного латинского, в основном терминологического характера, на территории германских языков – и того меньше, можно сказать даже НОЛЬ с малозаметной палочкой, на территории итальянского, испанского, румынского языков «прижилось» весьма много, поэтому эти языки легко между собой «пересекаются» (как русский с украинским, к примеру).

Особняком же стоит именно английский. Потому что на нём прижилось ВСЁ. Прежде всего самое базовое: твердокаменность связки частей речи, место отрицательной частицы, устроение вопроса. Ну а поскольку строй долатинского языка мелкобриттов был вообще ДРУГОЙ (и у кельтов, и у германцев-англов/саксов), то всё это попросту ЗАМЕНИЛИ. Убрали. Процесс «уборки» можно наблюдать в режиме текущего времени на Украине. И не говорите, пожалуйста, что этот процесс недейственен. В течение трёх-четырёх поколений, при постоянном нажиме, никакого русского языка на этой территории может и не остаться.

В случае с отдельно стоящим островом (Мелкобританией), а также отсутствия связей с континентом (вернее связь была в руках у сами знаете кого!), процесс замены языка мог бы быть в какой-то мере проще. Потому что упорных носителей «старых» языковых конструкций можно было и убивать. Сразу при этом вспоминается так называемое «огораживание», усиленное развешивание массы народа на деревьях с верёвками на шее, что, в условиях открытия новых земель и востребованности именно там любой рабочей силы как бы намекает, что дело было не совсем в овцах и их промышленно перерабатываемой шерсти, но и кое в чём другом.

Не зря появляется и феномен Шекспира аккурат в те самые годы. С его литературным языком, ЯСНЫМ носителям языка английского и поныне. Богаче, чем язык Шекспира, ни одного «писателя», пишущего на английском, нет до сих пор. Не зря и «революция» тогда же. Второе опаньки!

Последний момент, на который указывает товарищ АнТюр – на его привязку к русскому языку, мол, плохо переработанная, примитивная копия. Теоретически, вполне может быть, потому что «третья» волна переработки из латыни должна была на чём-то основываться. В случае английского, где кельты были уничтожены, а их место заняли германские племена (а германцы та ещё загадка по их языку!), «эксперимент» по олатыниванию можно привязать и к русскому (вернее, славянскому корню, если признать, что немецкий язык – такой же славянский, как и нынешние славянские же, но тоже изменённый).

В общем, я не был бы так категоричен, но определённые намёки на вероятность такого исхода событий всё же есть.