Строго говоря, тенденцию можно (интересно и нужно) развернуть до художественной литературы вообще (и в цитируемом сборнике для того приводится некоторое количество интересных ключей). Но преждевременный упор в удовлетворение периферийных зависимостей может… выкушать все наличные ресурсы и ещё добавки потребовать. При нулевом выходе.
Тем более, что на горизонте маячит интерактивное продолжение темы (компьютерные игры, см. например #2).

---

Волшебство и политика

Миры фэнтези как общественный идеал

Для начала — немного «о птичках». Одним из «чисто человеческих» свойств — наряду со стыдом и способностью смеяться — является воображение, эта удивительная и непонятно зачем данная способность представлять себе невозможное. При всем том нет ничего хитрого в том, чтобы вообразить «несуществующее»: то, чего здесь нет, но что вообще-то «бывает». На это способен и котенок, играющий с клубком шерсти: он прекрасно понимает, что это не мышь, не пытается его съесть, но всё-таки бегает за ним как за мышью. Мыши, однако, водятся и на самом деле. Человеческое воображение — другая, высшая способность, так сказать, второго порядка: оно пытается выдумать то, чего не просто нет, но и быть-то не может; представить «невозможное возможным». Более того, с завидным упорством воображение пытается перепрыгнуть через каждую придуманную им небывальщину в поисках еще более поразительной нелепости. Котенок вряд ли способен вообразить себе кентавра — и тем более океан Соляриса. Более того, ему и в голову не придет усердствовать в этом странном занятии.

Судя по всему, воображение — что-то такое, что призвано дополнять другое чисто человеческое свойство, а именно логику, рациональность, то есть способность разоблачать и разрушать образы путем доказательства их невозможности. Логика судит действительность по законам возможного. Логика — это прежде всего способность не верить глазам своим, даже если увиденное прямо-таки гипнотизирует своей очевидной убедительностью. Человек видит змею, ему даже кажется, что она шевелится. Но он знает, что здесь не водятся змеи, что встретить здесь змею невозможно. И убеждает себя: «скорее всего, веревка».

Но — увы и ах, наши способности ограничены, в том числе и эти две. Человек не может быть полностью логичен, но и его воображение тоже не беспредельно. Мы не можем вовсе искоренить всё невозможное, но, с другой стороны, не способны и вообразить нечто совсем уж из ряда вон. Как не бейся головой о стену, какие грибочки-мухоморчики натощак не вкушай, как не дыши холотропно, а всё равно квадратный шар не выдумаешь. Разумеется, попытки вообразить и описать квадратный шар во всей его красе не прекращаются и не прекратятся никогда. Каждый раз, однако, выясняется, что шар всё-таки круглый.

Поэтому истинной целью литературы — в первую очередь, конечно, литературы фантастической — является не просто вымысел, а вымысел правдоподобный, вымысел достоверный, то есть невозможное, замаскированное под возможное. При этом дозволяется как угодно дурачить и любыми способами сбивать со следа нашу «внутреннюю ищейку» — логику, лишь бы только она не путалась под ногами и не мешала обливаться слезами над вымыслом.

Казалось бы, рождение такого литературного течения, как «фэнтэзи», было обусловлено желанием в очередной раз проверить силу воображения. В отличие от science fiction, «научной фантастики» с её всем опостылевшей привязанностью к машинерии, фэнтези вроде бы предоставляет его творцу полнейшую свободу, поскольку легализует свободное и неограниченное применение любых чудес, начиная со сказочных и вплоть до тех же самых технических. Правда, конструкции из очень уж податливого материала легко рассыпаются. Но авторам не возбраняется накладывать на себя любые ограничения, любые вериги, лишь бы достичь желаемого результата, то есть построения «еще одного возможного мира», в котором можно было бы жить и дышать хотя бы часа два без громкого противного тявканья «внутренней ищейки».

Однако же, после многих — и каких! — трудов выяснилась поразительная вещь. А именно: все более-менее жизнеспособные фэнтезийные миры неизменно оказываются необыкновенно похожи друг на друга, притом куда как более, чем даже бравые космические империи с их звездолетами-гравилетами и бластерами-шмастерами. Такое впечатление, что все (да-да, именно все!) творцы фэнтези, погружаясь в свои волшебные грезы, с завидным постоянством оказываются в одном и том же месте, ныне уже исхоженном нами, читателями, вдоль и поперек. При этом все попытки очередного бедолаги-сусанина вывести нас из этих (воистину заколдованных) краев еще куда-нибудь обычно заканчиваются ничем: автор просто попадает туда, откуда пришел.

Итак, перед нами Магический Мир. Корректнее всего будет называть его Средиземьем. Во-первых, ad majorem gloriam JRRT. Во-вторых, это название почему-то очень подходит данной местности, так что подавляющее большинство авторов называют её «как-то так» или «что-то вроде». Самое простое — считать, что это и есть её настоящее имя.

Итак, Средиземье находится, выражаясь языком science fiction, на планете земного типа, с водой и сушей, с хорошо выраженной сменой сезонов и довольно ровным климатом, соответствующим нашей средней полосе. Всё вроде бы пристойно. Однако есть важное отличие: Средиземье — геоцентрический мир. Чувствуется, что здесь именно Солнце и Луна вращаются вокруг Земли, а никак не наоборот. Космология — вполне птолемеевская: наверху — каменное небо и хрустальные сферы. Поэтому какие-нибудь космические путешествия в этом мире вроде бы и возможны (все возможно!), но практически неосуществимы: путешествовать-то, собственно, некуда. Впрочем, путешествия по самому Средиземью тоже затруднены: во-первых, местность сильно пересеченная, во-вторых, этому препятствует его экономическое и общественное устройство.

Здесь начинается самое интересное. Вся жизнь Средиземья определяется тем фактом, что в Средиземье существует и успешно функционирует магия — то есть совокупность нетехнических приемов воздействия на природу и живых существ. Разумеется, кое-какая техника всё же имеется в наличии (подавляющее большинство жителей ездят на повозках, а не летают на коврах-самолетах), но, по крайней мере, технические приспособления явно не делают погоды. К тому же магия почему-то (ниже мы увидим, почему) враждебна технике и препятствует её развитию (в каких-то вариантах этому препятствуют «законы магической реальности», а кто-то в открытую пишет, что маги систематически обламывают все попытки создать что-нибудь посложнее колеса и сковородки).

Поскольку магия — важнейшая черта жизни Средиземья, следует уделить ей «специальное внимание». Не будем останавливаться на описаниях разного рода магических приемов — здесь царит полнейшее разнообразие, чтобы не сказать неразбериха. Однако во всех описаниях «магического» имеется кое-что общее. Оно-то нас и интересует.

Во-первых, магия не требует разделения труда. Магия — то, что может совершить один человек (маг) и не может совершить никто, кроме него. Магия — всегда Деяние, Gestio, причем деяние Одного. Даже если мага окружает сонм помощников, в решающий момент он оказывается один на один с Волшебной Силой, или как она там называется. И в этот миг всё зависит только от него. «Магического конвейера» (скажем, ситуации, когда сотня магов каждый день операция за операцией «делают работу») не бывает — разве что в случае совсем уж рутинной работы.

Кроме того, каждый акт магии уникален. Есть стандартные заклинания, но они отнюдь не гарантируют результат — в конечном итоге всё зависит от мага. Попадаются, правда, магические предметы (разного рода кольца власти и прочие волшебные примочки), с помощью которых вроде бы можно колдовать, но и они, в свою очередь, есть результат Великих Деяний, каждая из этих вещей уникальна и не может быть воспроизведена. Кроме того, многие волшебные вещи действуют один (или считанное число) раз, после чего «теряют силу», как севшая батарейка. Короче говоря, магия ближе всего к процессу «сотворения шедевра» — то есть к уникальному и неповторимому взлету духа и мастерства. Дело тут не в количестве шедевров, а именно в эксклюзиве: даже если мастер сотворил добрую сотню шедевров, каждый из них неповторим (даже самим мастером). Соответственно маги находятся в таком же положении, что зачастую приводит к неприятным для них последствиям (так, многие из них попадают в зависимость от результатов собственных усилий, которые они не могут «просто повторить еще раз»).

Разумеется, никакой «общепринятой» системы магии не существует. Правда, магии можно научиться. Но, во-первых, для этого нужны особые врожденные способности, без которых никак (впрочем, как и в любом другом деле, так что ничего особенного в этом нет). Во-вторых, магическое знание эзотерично (ну, это тоже не удивительно: какая-нибудь «теория устойчивости» является куда более эзотерическим знанием, нежели любое «калды-балды»). А вот что по-настояшему важно: магия принципиально не является единым знанием. Существует множество магических систем, друг к другу не сводимых и друг в друге не нуждающихся. Иногда их число невелико (скажем, соответствует числу стихий), но каких-то принципиальных ограничений на это в общем-то нет.

Наконец, last but not least, магия — не просто «работа», но, прежде всего, образ жизни. Маг не похож на обычных людей, он другой, он живет иначе (лучше или хуже, неважно) и не может «слиться» с ними — не потому, что он выпендривается, но потому, что для мага не существует различия между officium и otium, официальными обязанностями и частной жизнью. Маг — всегда маг, а не «с девяти до шести».

По определению, магия может всё или почти всё. Удивительно, но при этом она странным образом бесполезна для хозяйственных нужд. Маги, правда, могут немножечко подсуропить в сельском хозяйстве (скажем, наслать дождь или засуху) или в здравоохранении (вылечить безнадежно больного или воскресить мертвого), но это и всё. Нет ни одного сколько-нибудь интересного фэнтезийного романа, в котором маги занимались бы изготовлением товаров «группы А» или «группы Б». Правда, иногда встречаются какие-то вещи, изготовленные магами, но это всегда предметы роскоши. Экономика Средиземья держится, увы, на физическом труде. Кое-где практикуется рабство, кое-где царит махровый феодализм, имеются и свои «буржуины» (в основном купцы-мореходы). Но в целом уровень жизни большинства населения оставляет желать лучшего (в силу хотя бы того же самого отсутствия сложной техники).

Причина такой бесполезности магии «для дела» — как раз те её свойства, которые перечислены выше. Любая экономическая деятельность требует разделения труда, рутинна, общедоступна и предполагает четкое разделение на «работу» (для заработка) и «просто жизнь». Магия, если угодно, стилистически несовместима с «приростом первичного продукта» и тем паче «накоплением капитала».

Зачем же тогда нужна магия? Ответ довольно прост. Единственная область её систематического применения — власть. Власть во всех её видах и проявлениях — и, соответственно, все, что с ней связано — это прежде всего война. Развита и даже переразвита боевая и защитная магия, разного рода средства магического воздействия на психику и прочее в том же духе. Разумеется, политическая власть либо целиком сконцентрирована в руках магов, либо невозможна без их услуг. Существуют, правда, светские властители, но само их существование обусловлено административной бездарностью большинства волшебников: они предпочитают посадить на престол какого-нибудь толкового военачальника, навязывая ему свою волю во всех существенных вопросах.

Надо сказать, что власть в этих краях ценится чрезвычайно. Можно было бы сказать, что власть — основная и главная ценность Средиземья, оставляющая далеко позади все прочие человеческие страсти, будь то стремление к деньгам или удовлетворению «основных инстинктов». Однако ценится не всякая власть, а прежде всего власть демонстративная. Атрибуты властителя — роскошные одежды, высокие троны, пышные церемониалы. Разумеется, серые плащи магов — тоже демонстрация: скрытое могущество видно немногим, но это именно скрытое могущество, а не настоящая серость. С другой стороны, лишенный официальных постов, но грозно выглядящий герой имеет в Средиземье все шансы на почет и уважение. Короче говоря, главной ценностью для обитателей Средиземья является личное превосходство. Это единственно точное определение того, вокруг чего и ради чего кипят страсти.

Нетрудно сообразить, что при таком раскладе Средиземье — довольно-таки неспокойное место: в нем непрерывно кто-нибудь с кем-нибудь да воюет. Установить относительное спокойствие на сколько-нибудь значительной территории планеты совершенно невозможно. И связано это опять-таки с магией: на всякое сильное колдовство обязательно найдется какая-нибудь всеми позабытая мантра, которая успешно его размочалит. На всякий лом рано или поздно находится прием.

Возможно, поэтому, Средиземье — на редкость плюралистичное и деидеологизированное общество. Никакой общепринятой (или, на худой конец, разделяемой большинством населения) идеологии нет. Не существует и особого «магического мировоззрения»: разные маги верят в разные вещи или не верят ни во что.

В некоторых описаниях подчеркивается явное противостояние Сил Добра и Сил Зла, но если внимательно читать даже самые бескомпромиссно дуалистические книжки о Магическом Мире, то обнаруживается, что эта проблематика во многом надумана и сильно зависит от точки зрения автора. Есть, однако, четко выраженная склонность приписывать злым силам некие «унитаристские» тенденции: как правило, Зло выступает крепко сколоченным «общим фронтом» и ставит себе целью достичь полного и тотального контроля над Средиземьем, а Добро представлено нестойкой коалицией разных сил, стремящихся сохранить прежний плюрализм. В общем-то, это единственные устойчивые признаки «средиземского» Добра и Зла. Зло олицетворяют всё те, кто стремятся «всех покорить» и установить повсюду одни и те же порядки, а Добро — все те, кто этому сопротивляется. Отсюда и характерные свойства сил Добра: сварливость и ярко выраженная склонность к выяснению отношений между своими (обычно — в самый неподходящий момент). При этом на стороне Добра довольно часто воюют разного рода бандиты и подонки, а силы Зла — при непредвзятом рассмотрении — иной раз производят довольно благоприятное впечатление (ну, разве что они бывают излишне занудны и чрезмерно любят порядок). Но, в общем-то, если честно, все конфликты в Средиземье сводятся к банальной борьбе за власть и престиж, короче говоря — за всё то же самое личное превосходство.

Ну, а теперь зададим нечестный вопрос, — тот самый, который читателю задавать «нехорошо». Хотели бы мы жить в таком мире? Нет-нет, погодите, оставьте на минутку все наши убеждения, наш гуманизм, демократизм, патриотизм, нашу любовь к технике и науке, нашу мораль и нравственность, хотеться может и плохого, и просто невозможного, речь не о том, но всё-таки — хочется ведь туда, в Средиземье?

Да чего уж там… Ja. Si. Yes. Да. Конечно, да.

Но почему? Тут-то чем плохо?

Скажем уж честно — мы живем не в худшем из возможных миров. А уж те края, в которых зародился и расцвел жанр фэнтези, вообще напоминают Острова Блаженных. Жизнь на Западе с любой разумной точки зрения не просто хороша, а очень хороша — достаточно вспомнить, что тибетские буддисты одно время вполне серьезно обсуждали, не является ли Европа Западным Раем Амитабхи-Будды. Да что там тибетцы: я сам, не будучи особенно глупым или патологически завистливым человечком, где-то в глубине души до сих пор не могу понять, на что вообще может (в смысле — имеет моральное право) жаловаться человек, живущий на Западе и имеющий хотя бы среднеамериканский ежемесячный прибыток: если он, имея Это Все, еще чем-то недоволен — значит, он просто кретин, или, того хуже, неблагодарная скотина. В Россию ссылать таких надо. Нет, в Монголию. В Бангладеш, мать вашу…

Тем не менее недовольство существует. Более того, оно имеет вполне реальную причину. Современный человек в современном обществе чувствует себя глубоко униженным. И никакие радости для телес и душонки, никакое приумножение пожитков и животишек не компенсируют этого унижения.

Самое обидное при этом то, что унижение исходит вовсе не от людей — скажем, от злых и несправедливых правителей. О, если бы! С Большим Злым Парнем еще можно как-то пободаться. Но сейчас он бит повсеместно. Современный плебей давно уже обзавелся всеми мыслимыми и немыслимыми правами, так что дело дошло до того, что президент величайшей державы современного мира вынужден опасаться каких-то там разоблачений какой-то там утконосой золушки.^[58] Нет, нынешний правитель давно уже стал комической фигурой (примерно как нынешний отец семейства, которого весело и дружно третируют живущие на его деньги женушка и домочадцы). Впрочем, плебс тоже не страшен: скорее уж надо опасаться меньшинств — мелких, противных и невероятно наглых.

Так что унижение не связано с людьми. Унизительны обстоятельства, в которых современный человек находится. Эти обстоятельства объективны, безличны, но главное — с ними «ничего не поделаешь».

Если коротко, человек чувствует себя униженным потому, что лишен даже самомалейшей власти над тремя вещами: над собственной судьбой, над природой и над себе подобными.

Начнем с первого. От человека сейчас ничего не зависит. Все, что он делает, касается только его и важно только для него одного. Так уж устроена цивилизация. Незаменимых нет. Без любого, даже самого крутого профи, в принципе можно обойтись, — и еще неизвестно, станет ли от этого кому-нибудь хуже. Более того, сам профи тоже не уверен в своей незаменимости: вот придумают завтра какую-нибудь простенькую коробочку с проводками, которая делает то же самое, что и он, только в тысячу раз быстрее и лучше… ну, пусть даже медленнее и хуже, но зато ей не надо платить жалованье. И что тогда? То-то. Или еще проще: то, что ты так хорошо делаешь, в какой-то момент элементарно перестает быть нужным. Ну, хотя бы выходит из моды. Не пользуется больше спросом на рынке. И дальше что?

Это обидно? До слез. А кто виноват в этом, чтобы можно было хотя бы проклинать имя обидчика? Да никто. Рынок. Обстоятельства. Фишка так легла. Некого винить, даже себя.

С другой стороны и успех тоже не добавляет самоуважения. Тебе повезло? Ты стал кинозвездой с миллионными гонорарами? Прекрасно, только при чем тут ты? Тебя ж раскрутили. Почему тебя? Может быть, просто потому, что кто-то… ну, скажем, ногу подвернул и нужно было срочно его заменить, а тут случайно подвернулся ты, твоя рожица приглянулась кому-то из продюсеров, и ты в дамках. Опять же: так фишка легла. Современный «успех» настолько зависит от слепой случайности, от «удачи» в худшем смысле слова, что одно это может испортить всякое удовольствие, а самоуважения уж точно не прибавляет. За тебя всё решили «обстоятельства», на сей раз «хорошо решили», но ты как был кукленком в руках каких-то непонятных сил, так им и остался. И, главное, так везде и во всем. Ничего нельзя достичь самому, во всем необходима львиная доля везения. А везение — такая вещь, что ему можно радоваться, но не гордиться. Нечем гордиться. Просто нечем.

Таким же унизительным делом является, как ни странно, наша хваленая техника. Нет-нет, речь не идет о её «бездуховности» и «антигуманности» и тем более о том, что она «природу портит». Ну кого это, если честно, гребет?! Нет, дело тут в другом. Техника может дать очень многое, почти все, одного только она не может — она не дает нам ощущения власти над природой.

Здесь мы подходим к важнейшей теме. На протяжении всей человеческой истории люди исступленно мечтали о Власти над Миром. И прежде всего — над Миром Природы. Прежде всего над Природой, а уж во вторую очередь над себе подобными (иногда кажется, что последнее — всего лишь заменитель первого). А ведь хочется именно этого: ощущать, как тебе повинуются стихии, как небо и земля трепещут и покоряются твоей воле.

А наука и техника… Это, увы, не власть над природой, это всего-навсего систематический обман природы. Мы не можем гордо и величаво приказать стихиям двигаться по нашей воле, мы не можем своей волей вводить и отменять законы мироздания. Нет, мы, как адвокаты-крючкотворы, выискиваем в этих самых законах лазейки, чтобы провернуть какие-то свои делишки. При этом надо выполнять сотни и тысячи разного рода условий, а то ничего не получится, законодательство природы довлеет… результат вроде бы есть, но нет никакого ощущения власти и победы. А техника… Ну сравните сами: вот летит на ковре-самолете волшебник, летит куда хочет, как хочет, — а вот самолет, нашпигованный пассажирами (пасса-жиром, каким-то пассивным жиром…) стоит и не может взлететь, потому как «Владивосток не принимает»… Почему не принимает? Кто запретил? И неважно, что «и вправду нельзя», что там буря. Я её не вижу, я не могу сам испугаться этой бури, повернуть назад — но сам! — а не потому, что какие-то дяди за меня испугались и порешили «самолёты не принимать».

Да уж, теперь-то мы можем ощутить вживе всю привлекательность магии. Магия и Власть — синонимы. Власть как Превосходство, как Личное Превосходство над Миром и Стихиями — вот что такое магия и вот чего не может дать самая крутая техника. Ну, разве что погонять на мотоцикле ночью по пустой трассе… что-то такое почувствовать… ну и все.

Но и этого мало. Технические приемы проникли даже в политику — и превратили её из опасной (но и волнующей) игры в скучное занятие. (Для сравнения: что-то вроде секса «без всякого удовольствия»…) Современные властители мира — какие-то невыразительные типы, лишенные даже тени обаяния, пусть даже темного обаяния злодейства… Кабинетные политики, невнятные «эксперты», унылые финансовые воротилы, лишенные даже гобсековского величия… Билли Гейтс и Жора Сорос на этом фоне представляются всё-таки Чем-То… Но, боже мой, какой скукой веет от старейшей человеческой игры — политики!

Это касается и современной войны. В наши дни война лишилась единственного морального оправдания, которое у нее еще оставалось: когда-то на войне личное мужество, честь, достоинство были реальными силами, с которыми приходилось считаться. В наши дни (отнюдь не став менее жестокой и кровавой) война окончательно превратилась в «дело техники» и «дело денег». Первая чеченская кампания, выигранная «свободолюбивым народом» просто за деньги (взятки военным, выплаты журналистам и т. п). и образцово-показательные бомбардировки Ирака (с самого начала задуманные как телешоу) хорошо демонстрируют эту сторону дела. Странно, что на боеголовки крылатых ракет еще не лепят рекламу «Олвейс» («… с крылышками!»), но вскорости придется делать и это, потому как вести войну без спонсоров-рекламодателей налогоплательщикам покажется слишком накладным. Собственно, Война и Мир — некогда понятия противоположные по значению — превратились в разновидности Работы: есть «мирный труд» и есть «военный труд». И разница между ними… ну, есть, наверное, какая-то разница, но не принципиальная.

Гадко? Гадко. И что самое ужасное — это отнюдь не сами люди «так опустились». Это такие обстоятельства. Главный секрет современного мира как раз в том и состоит, что нами управляют отнюдь не Первые Лица Государств, — но, увы, и не Тайные Ордена, и не Сионские Мудрецы, и даже не капризы Природы (всё-таки не так обидно), а какие-то там обстоятельства. Рынок, Техника, Политика — все эти абстракции, безличные «процессы», эти слепые и безжалостные из-за своей слепоты Мойры нашего мира. Нами управляет даже не Сатана, как надеются некоторые оптимисты. Нам не дано даже последнее утешение: представить себе эти абстракции в виде могучих и злобных существ и покориться им. Мы не можем даже сдаться на их милость. Сдаваться-то некому. Нами правит «ничто». Вот что обидно. Современный мир в этом смысле оскорбляет воображение: в нем не осталось ничего, вызывающего уважение и трепет. Даже звездное небо над нами, от величия коего даже черствый Кант трепетал, и то подвело. Мы-то теперь знаем, что Космос — не хитроумное и совершенное устройство, достойное хотя бы простодушного любования, а просто-напросто агромадная дурная дыра, кое-где заполненная пылью и какими-то там «разрежонными газами», наверняка ведь вонючими… И эти вот вспученные клубы межгалактической вони в миллиарды раз превышают по размеру наше зачуханное «солнышко», не говоря уже о Земле! Чего же еще тогда ожидать от такого мира?!

Вот теперь понятно, что всё очарование Средиземья в том и состоит, что там такого не бывает. Жители Средиземья свободны от власти анонимных сил. Если что-то случилось (хорошее или плохое), значит, это кто-то сделал. Зло и несчастье — равно как и добро и благо — всегда результат чьих-то деяний. Все обозначенные нами выше приметы Волшебного Мира (вплоть до геоцентризма) сводятся, по существу, к этому, — да и нужно-то это всё только за сим.

Еще раз: Средиземье — вовсе не «царство свободы». В нем имеет место самое дикое насилие. Но это всё-таки насилие одних существ над другими, кого-то лично над кем-то конкретно.

Неудивительно, что в Средиземье главной ценностью являются не деньги или иные «сокровища тленные» (хотя злых и алчных господ там навалом), а Власть, Слава и Личное Превосходство. Это только здесь, у нас, всё это выглядит смешно. Там эти ценности действительно чего-то стоят. (Заметим, что в Средиземье к этим вожделенным вещам в равной мере стремятся и герои и злодеи: в чем-чем, но уж в этом они вполне единодушны).

Все это, конечно, не значит, что действия средиземцев всегда преисполнены добра или хотя бы смысла. Их дела могут быть дурными, недостойными, мелкими, противными, — но это их дела, а не рефлекторные реакции на обстоятельства.

Первый законченный текст в стиле фэнтези сочинил отнюдь не JRRT, а ортодоксальный продолжатель жюль-верновской линии Уэллс. У него есть маленький и очень изящный рассказ про Дверь в Стене. Позволю себе вкратце напомнить: маленький мальчик случайно проходит через магическую Дверь, возникшую в глухой стене — и попадает в волшебный сад. Обитатели сада не могут оставить его у себя, но приглашают зайти еще раз. На следующий день он снова видит Дверь, — но он куда-то торопится и проходит мимо, и дверь исчезает. Дальше мальчик растет, вырастает «большим», женится, становится папашей, потом — бодреньким английским дедушкой. Несколько раз на протяжении жизни он видит Дверь в Стене, но каждый раз совершенно объективные обстоятельства не позволяют ему войти: дела, обязанности, чувство долга, etc, etc… Но при этом он помнит о магическом саде, мечтает о нем и ждет, ждет, ждет, когда он, наконец, сможет… посмеет… получит моральное право… Наконец, глубоким старцем, у которого не осталось ни дел, ни забот, ни врагов, ни друзей и любимых, одинокий и никому не нужный, он случайно проходит мимо той самой стены, опять видит магическую Дверь, всё-таки открывает ее, входит… и падает в черную яму. Это была не та дверь: просто накануне в стене сделали проход, ведущий в угольный погреб, на дне которого он и отдает концы. Обстоятельства так и не отпускают его, — и в конце концов убивают.

Средиземье довольно часто считают своего рода «стилизацией под Средневековье». Это, однако, не означает, что оно ipso facto изображает именно прошлое. Возможно, это будущее.

Магический Мир часто противопоставляют миру техническому, — но и это может оказаться не совсем верным. Возможно, для того чтобы подчинить себе нашу технику, понадобится именно магия. Возможно, для того чтобы обуздать анонимные силы, нужны волшебные герои. Возможно, новый феодализм — единственная альтернатива подступающей «тоталитарной анархии». Возможно, справиться с рыночными и техническими мойрами могут только настоящие Мойры. Возможно… на то нам и дано воображение, чтобы представлять невозможное возможным, всего лишь возможным, хотя бы только возможным… может быть, затем, чтобы тихой сапой, на цыпочках, подобраться к действительности.

---

^[58] Имеется в виду известная скандальная история с Биллом Клинтоном: первая, а не вторая.

---

К. Крылов, статья из сборника публицистики «Нет Времени» (2007 год издания)