Альтруизм и паразитизм

Данная статья - часть работы, посвящённой анализу и оптимизации существующих общественно-экономических систем. Оригинал здесь: http://saavas.livejournal.com/10947.html

Для лучшего понимания эволюции человеческого общества разумно обратиться к исследованиям эволюционной биологии. Хороший материал есть на специализированном сайте http://www.evolbiol.ru. Я буду использовать цитаты из статьи А.В. Маркова Эволюция кооперации и альтруизма: от бактерий до человека, а также материал из книг Эдварда Уилсона "Смысл существования человека" (Альпина нон-фикшн, 2015) и Карла Циммера «Эволюция: триумф идеи» (Династия, 2015).

Разбирая данную тему, я столкнулся с определённой путаницей в терминах. Чтобы избежать неоднозначных толкований, начнём с определений.
Кооперация – совместное решение проблем (как правило, в форме разделения обязанностей/труда). Её противоположность – эгоизм – решение своих проблем в одиночку.
Альтруизм – поведение, имеющее своим следствием получение выгод другими особями в ущерб самому себе (без ожидания ответных выгод). В этом смысле мы не рассматриваем реципрокный (взаимный) альтруизм, когда индивиды ведут себя с некоторой долей самопожертвования в отношении друг друга, однако только в том случае, если ожидают ответного самопожертвования. Противоположное альтруизму поведение – паразитизм – предполагает использование выгод от деятельности других особей без предложения встречных выгод. Нас интересует исключительно социальный вид паразитизма, когда особи относятся к одному биологическому виду и, скорее всего, состоят в одной группе.

Кооперация сама по себе безусловно выгодна, так как почти все жизненные задачи, стоящие перед организмами, гораздо легче решать совместными усилиями, чем в одиночку. Сообщества организмов, вставших на путь кооперации, настолько впечатлили биологов, что те дали им отдельное и очень звучное название: «суперорганизмы». Оценить, насколько серьёзные преимущества даёт кооперация, можно по следующим цифрам. В общей сложности известно около 20.000 видов общественных насекомых (муравьёв, термитов, общественных пчёл и ос), что составляет всего около 2% от известных видов насекомых, которых насчитывается около миллиона. Но на эти 2% приходится три четверти биомассы насекомых.
Несмотря на то, что сообщества насекомых построены исключительно на основе инстинктов, причём на небольшом их наборе, некоторые из них чрезвычайно сложны. В этих сообществах мы можем найти примеры земледелия и даже рабовладения. Так, муравьи-листорезы, обитающие на Американском континенте, выращивают в своих муравейниках грибы. Эти муравьи приносят в свой муравейник свежесрезанные кусочки листьев и стеблей. Они пьют сок, но не едят сами растения – для насекомых они слишком жесткие. Вместо этого муравьи уносят материалы глубоко в муравейник, где перерабатывают их в обширные губчатые структуры. На таком субстрате листорезы выращивают грибок, которым питаются. Весь этот процесс – от заготовки растений до сбора грибного урожая – выполняется конвейерным способом, в работе участвуют разные специалисты. Так, те листорезы, которые заняты сбором сырья, - это муравьи средних размеров. Когда они бредут домой, отягощённые ношей и неспособные защищаться, их донимают паразиты – мухи-горбатки. Они пытаются отложить на муравьях яйца, из которых затем вылупляются плотоядные личинки. Для защиты от этих вредителей на спинах у носильщиков сидят мелкие муравьи-охранники. Такой малыш едет на листорезе, как погонщик на слоне, и отгоняет горбаток задними лапками. В муравейнике груз принимают другие рабочие особи, помельче муравьев-сборщиков. Они разрезают принесённую добычу на мелкие фрагменты, шириной около миллиметра. Ещё более мелкие муравьи пережевывают эти кусочки и сдабривают их собственными фекалиями. Далее обработанный материал поступает к ещё более миниатюрным муравьям – и те строят из этих клейких шариков грибные сады. Наконец, самые крохотные листорезы, похожие на тех, что отгоняют мух от носильщиков, растят грибы в саду и ухаживают за ними.
В умеренных широтах Северной Америки живут муравьи-рабовладельцы, регулярно выдвигающиеся на охоту за невольниками (другими муравьями). Рабочие особи таких рабовладельческих видов живут праздно, редко занимаясь каким-либо хозяйственным трудом. Но они, подобно закалённым спартанским воинам, умеют яростно сражаться. У некоторых видов муравьёв такие налётчики вооружены мощными изогнутыми челюстями, которые легко прокусывают тела врагов. Нападая на другие муравейники, охотники уносят из них куколки рабочих особей. Когда пленники вылупляются из куколок, уже будучи в рабстве, они считают себя «младшими сёстрами» в муравейнике хозяев и покорно служат рабовладельцам до самой смерти.
Почему же, несмотря на очевидные выгоды, кооперация относительно слабо распространена? Проблема в том, что в таких сообществах ещё более выгодным оказывается паразитическое поведение, т.е. пользование преимуществами кооперации без вклада в «общий котел».

Показательны результаты изучения бактерии Pseudomonas fluorescens. Если этой бактерии предоставить необходимый минимум условий, она быстро эволюционирует прямо на глазах у исследователей, осваивает новые ниши и вырабатывает оригинальные адаптации. В жидкой питательной среде бактерии развиваются сначала как одиночные, подвижные клетки, и постепенно занимают всю толщу бульона. Когда в среде становится мало кислорода, получают преимущество бактерии-мутанты, образующие пленку на поверхности среды.
Эти мутанты выделяют вещества, способствующие склеиванию клеток. Такие бактерии после деления не могут «отклеиться» друг от друга. Фокус тут в том, что одиночные клетки плавают в толще бульона, а склеившиеся всплывают на поверхность, где кислорода гораздо больше. Производство клея — дело дорогостоящее, однако общая награда (кислород) с лихвой покрывает расходы.
Но такие колонии недолговечны, потому что они совершенно беззащитны перед микробами-«обманщиками», которые начинают паразитировать на этой колонии. Проблема тут в том, что естественный отбор в такой колонии по-прежнему действует на индивидуальном, а не на групповом уровне. И отбор благоприятствует клеткам - «обманщикам», то есть тем мутантам, которые перестают производить клей, однако продолжают пользоваться преимуществами жизни в группе. В этой системе нет никаких механизмов, которые препятствовали бы такому жульничеству. Безнаказанность способствует быстрому размножению обманщиков, что приводит к разрушению колонии. Дальнейшая эволюция кооперации в такой системе оказывается невозможна из-за обманщиков.

Этот пример наглядно показывает, в чем состоит главное препятствие на пути кооперации. Это общее правило: как только начинает зарождаться кооперация, тут же появляются всевозможные обманщики, нахлебники и паразиты, которые во многих случаях просто лишают кооперацию всякого смысла, система разрушается, и происходит возврат к изолированному существованию особей.
Чтобы социальная система смогла развиться дальше самых первых начальных шагов, главное что ей необходимо – это выработать механизм борьбы с обманщиками. И такие механизмы у многих живых существ действительно вырабатываются. Часто это приводит к так называемой «эволюционной гонке вооружений»: обманщики совершенствуют способы обмана, а кооператоры совершенствуют способы выявления обманщиков, борьбы с ними, или пытаются не допустить самого появления обманщиков.
Именно поэтому социальная модель поведения у наших ближайших родственников – приматов - реципрокный альтруизм. Приматы – очень общественные животные, они живут группами, заключают союзы и стараются занять место повыше в социальной иерархии. При этом они вынуждены отслеживать свои отношения с другими членами группы, помнить друзей и обидчиков, узнавать родственников и знакомых. Всё это требует серьёзного социального интеллекта, поэтому у приматов весьма развита кора головного мозга – неокортекс. Однако особи, обладающие большим неокортексом, чаще обманывают своих сородичей, пользуясь преимуществом в интеллекте.
В отличие от приматов человек разумный (Homo sapiens) пошёл по пути разделения труда. Поначалу такое разделение было довольно примитивным. Люди укрывались в защищённых убежищах (в основном пещерах), где подолгу жили, воспитывая детей. В таких сообществах образовывались группы добытчиков, готовых на рискованные рейды, и более осторожных родителей и нянек. При такой организации альтруистическое поведение добытчиков (риск при добывании пищи) вознаграждалось большими шансами выживания потомства – даже в случае гибели отца его дети вырастали вместе с другими. Коллективное воспитание и передача навыков охоты, а впоследствии и изготовления орудий, способствовали развитию языка и быстрому росту головного мозга, так что человек разумный быстро превзошёл в развитии и возможностях выживания все другие биологические виды.
Антропологи считают, что появление вида человек разумный произошло около 50.000 лет тому назад – по биологическим меркам срок ничтожный. Несмотря на определённые мутации в мозгу, которые и обусловили появление нового вида, в основной своей части человек мало отличается от своих предков. Поэтому, даже давая огромные эволюционные преимущества, альтруизм и готовность к кооперации не успели широко распространиться в человеческой популяции. Поведение части людей по-прежнему сходно с поведением приматов: при первой же возможности обмануть других. И такое поведение является не чем иным, как одной из форм паразитизма.
Ситуацию спасает то, что в основной своей части человек – плод социального воспитания (культуры). Это означает, что практически любой здоровый человек при соответствующем воспитании способен научиться вести себя более или менее «кооперативно» и «альтруистично».

Показательным было исследование изменения поведенческих предпочтений в детском возрасте. Выяснилось, что большинство трех- и четырехлетних детей ведут себя как абсолютные эгоисты. Принимая решения, маленький ребенок обращает внимание только на свою собственную выгоду; судьба других детей ему совершенно безразлична. В возрасте 5–6 лет ситуация начинает меняться, а в 7–8 лет уже четко выражена готовность помочь ближнему (например, поделиться конфетой). Однако, как показали специальные тесты, это поведение основано не на бескорыстном желании помочь, а на стремлении к равенству и справедливости: дети склонны отвергать нечестные, неравные варианты раздела конфет как в свою, так и в чужую пользу.
Среди детей есть около 5% добряков, беззаветных альтруистов, которые всегда заботятся о других, и доля таких детей не меняется с возрастом. Есть «вредины», которые пытаются все отобрать у других и никому ничего не дают. Их число снижается с возрастом. И есть «любители справедливости», которые стараются все поделить поровну, и доля таких детей стремительно растет с возрастом.
Таким образом, можно утверждать, что итог 50.000-летней эволюции – лишь 5%-ное распространение альтруизма среди вида человек разумный, и что решающее значение для кооперации действительно имеет воспитание.

Современное разделение труда в экономике – это основная форма общественной кооперации, оно позволяет достигать производительности труда, которая поодиночке не достижима в принципе. Очевидно, что в плане кооперации человек совершил гигантский скачок вперед по сравнению с другими высокоорганизованными организмами нашей планеты.
Но и в экономической деятельности общество постоянно сталкивается с проблемой выявления паразитов. Если при занятиях однотипной работой в небольших коллективах проблема относительно просто решается - в такой группе людей для вычисления паразитов достаточно простого наблюдения, то с углублением специализации и разделением операций на уникальные эффективность этой процедуры резко падает. Добавим сюда постоянный рост размеров предприятий, и решение проблемы становится весьма нетривиальной задачей. Даже в небольшом трудовом коллективе сопоставить реальную полезность для конечного результата каждого отдельного сотрудника бывает весьма непросто, что уж говорить о коллективах размера страны.
Как указывалось выше, альтруизм определяется генами, и если при существующем экономическом укладе условия жизни альтруистов будут хуже, чем в среднем по обществу, скорее всего это приведет к меньшему их воспроизводству и постепенному вымиранию, что для кооперации невыгодно и может иметь катастрофические последствия для общества. С этой же точки зрения, если общественный строй дает репродуктивные преимущества носителям паразитического поведения, их доля будет расти с точно такими же катастрофическими последствиями.

Большинство ситуаций, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни, не требуют чисто альтруистического поведения, но дают выгоды при поведении паразитическом. Самый обыденный пример – очередь. Организация ожидания получения какого-то блага в форме очереди подчиняется скорее соображениям справедливости и регулируется общественными нормами морали. Однако получение блага вне очереди дает возможность не тратить весьма ценный ресурс – собственное время, поэтому однозначно относится к категории паразитизма. Как правило, люди сами приписывают себе право проходить/проезжать без очереди, основываясь на представлениях о собственной значимости, и можно со 100%-ной уверенностью утверждать, что и в других ситуациях получения (раздела) благ их поведение будет склонно к паразитическому. Чтобы такое поведение не разрушало основы общественной морали, люди придумали оправдания в виде классовых привилегий.

Оглядываясь на человеческую историю мы видим, что все докапиталистические общественные формации поощряли и закрепляли паразитическое поведение, предоставляя необоснованные преференции правящему классу. Однако были и исключения. К примеру, в определенные периоды российской истории дворянство было военнообязанным, и «умереть за отечество и царя» было честью для офицера. Точно так же и сегодняшние военные находятся на общественном иждивении, но должны быть готовы рисковать жизнью в случае внешней угрозы. Поэтому принадлежать к тому или иному классу или социальной группе не означает однозначно быть паразитом. В этом состояла одна из основных ошибок марксизма, объявившего войну классу капиталистов, хотя на том историческом этапе существенную его долю составляли владельцы предприятий, лично управлявшие бизнесом, т.е. выполнявшие важную и ответственную функцию в общественном разделении труда.
Рыночный капитализм, как мы знаем, сословную форму паразитизма ликвидировал (не считая ряда монархий типа английской, но одна или несколько семей не делают погоду в масштабах страны). При этом поставил паразитизм, пусть и в неявной форме, в центр своей идеологии. Конкуренция за попадание в класс рантье – основную паразитическою прослойку - стала по сути основной движущей силой общественного развития. Однако эта прослойка заинтересована в сохранении своего положения, а капитал, как выяснилось, легко подминает под себя власть. К тому же капитал дает и явные репродуктивные преимущества. Все это свидетельствует о тупике, в который рано или поздно должно зайти капиталистическое общество.

Возьмусь утверждать, что на данном этапе развития человечества с учётом сформировавшейся сложнейшей системы разделения труда именно борьба с паразитизмом – основная и самая важная из проблем, стоящих перед обществом. Именно на решении этой проблемы общество должно сосредоточить свои силы и ресурсы, а затягивание решения чревато серьёзными проблемами, включая высокую вероятность конфликтов, вплоть до третьей мировой войны. Вполне возможно, на кону стоит существование человечества как биологического вида.

Для дальнейших рассуждений нам понадобится классификация паразитизма по основным типам. Итак:

1) Рентный паразитизм. Прежде всего это касается присвоения прибыли собственниками капитала, а также иных доходов от имущества (арендных, процентных). Сюда не относятся авторские отчисления, начисления за патенты и прочие аналогичные выплаты.
2) Социальный паразитизм. Очевидная группа получателей соцпособий. К сожалению, заметное развитие эта форма паразитизма получила и при советском строе, когда была разрушена зависимость между производительностью труда и вознаграждением. Широкая распространенность проблемы в богатых экономиках указывает на то, что инструменты социальной защиты населения нужно использовать предельно осторожно.
3) Премиальный паразитизм – получение дохода несоразмерно трудовой деятельности. Самый яркий пример - это использование руководителями своего положения для начисления себе сверхдоходов, но мы можем найти в обществе еще много образцов такого паразитизма. Например, гонорары в отдельных видах спорта, гонорары актеров (не знаю как у нас, знаю точно про Голливуд). «Премиальный» предполагает наличие определенной надбавки (премии) к оплате труда, не связанной с его эффективностью.
4) Властный паразитизм. Государство, по сути насильно забирающее часть общественного богатства у его создателей, всегда находится «у опасной черты», когда вместо обещанного удовлетворения общественных потребностей станет инструментом обогащения правящей верхушки. Помимо материальных выгод, представители власти имеют и другие преимущества, например, зачастую избегают уголовной ответственности.
5) Криминальный паразитизм. Насильный, мошеннический или иной криминальный отъем имущества. Сейчас считается преступлением, но когда-то военные походы были основным способом обогащения.
6) Групповой паразитизм. Объединение в группы «своих» с противопоставлением себя остальному обществу всегда дает конкурентные преимущества, особенно если остальная часть общества остается разобщенной. Характерно для определенных национальных меньшинств, часто в сочетании с криминальным паразитизмом (соответственно, самый эффективный вариант - этническая преступная группировка). Как результат криминальной приватизации, распространен в сегодняшней бизнес–среде России. Еще одна форма – монопольные сговоры.

Уже одно перечисление типов паразитизма показывает, насколько это непростая проблема. А если присмотреться к реалиям современной России, можно увидеть, насколько она распространена и глубоко внедрилась в общественный организм. Поэтому я постараюсь постоянно фокусировать на ней внимание по мере обсуждения различных деталей общественного устройства.