Словарь в стиле fuzzy

Всё-таки словарик штука необходимая. И я Вам даже так скажу. Словарь нужен не только при общении между людьми. В определённом смысле каждому человеку нужен словарик даже для того, чтобы не путаться в показаниях перед самим собой.

Ежедневно и ежечасно разговривая об одном люди говорят о разном. Даже когда мы полностью уверены во взаимопонимании это не совсем правда, и всегда надо быть готовым к тому, что договор о взаимопонимании рассыплется как карточный домик, когда в сферу обоюдного интереса взаимопонимающих проникнет нечто новое.

Чтобы придать этому заявлению более чёткие очертания, нарисую Вам простую схемку, которую можете рассматривать как памятку на каждый случай, когда Ваше желание убить собеседника будет зашкаливать.

Всё упирается в такое слово как язык,  который,  по выражению Хайдеггера, есть дом бытия. Лично я понимаю эту фразу в том смысле, что каждый из нас это и есть тот язык на котором он мыслит и говорит. Поэтому-то на моей схемке разговаривают не два человека, а два самобытных языка. Или языковых системы, если хотите.

Когда новорождённое сознание впервые соприкасается с самым первым кадром своей жизни – оно ещё пустое. Но пустое сознание сталкивается с непустым миром. И изменяется. Оно эволюционирует и заполняется. Сначала ребёнок умудряется придумать свой язык и как библейский Адам даёт свои названия всему, что видит, потом начинается параллельный процесс встраивания в уже существующие более крупные языковые системы: родителей, общества, профессиональной гильдии и т.д. Всё это сложно, непредсказуемо, и в итоге получается, что мы – это язык, а язык – это наша биография. А так как Вы не сможете найти двух идентичных биографий, то и все исходные внутренние языки у людей разные. Рискну предположить, что именно этот внутренний язык мы называем интуицией. И если учесть, что этот внутренний язык формируется непосредственно, то я бы даже сказал, что интуиция и есть чистый опыт человека.

Таким образом, нет одного общего русского языка, а есть пара сотен миллионов русских языков, имеющих что-то общее в совокупности. Чисто интуитивненько так.

Теперь снова взгляните на схемку. Допустим, некто А хочет сообщить Б некий текст. Прежде всего А необходимо перевести этот текст со своего внутреннего языка-интуиции, формирующегося с рождения и продолжающего формироваться даже в момент общения с Б, на некую общую для А и Б языковую систему. Ну, пусть это будет русский язык в интерпретации Ожегова.

Для начала наш А сталкивается с тем, что перевод-то дело тонкое,  т.е. сталкивается он с собственным косноязычием. Порой текст который сходит с уст, будучи услышанным самим А, настолько не соответсвует исходному, что требует полного переформатирования в сей же момент, вплоть до высказывания полностью обратного. Но допустим А всё-таки признал достаточную приемлемость перевода, заключил: «ну, как-то так», и замер в ожидании ответа Б.

Теперь акустические колебания, несущие текст, произнесённый А, достигают уха Б. Что должен услышать Б, если акустические колебания – это не более чем акустические колебания? Б ничего не должен услышать, если в нём уже не встроен некоторый фильтр, позволяющий выделить из обессмысленных или обессубъекченных, сиречь хаотических, колебаний воздуха что-то знакомое для Б.

На практике этот входящий фильтр работает по принципу избирательной глухоты. Чтобы не допустить режимов перегрузки, задача входного фильтра заключается в том, чтобы убрать всё лишнее. Так чистят шумы на аудиозаписи в детективном кино. Обратите внимание, на самом деле шумы это вовсе не некая бессмыслица, а то, что избирательному сознанию просто не нужно или просто не понятно, в силу отсутствия соответствующего опыта.

Тут мы видим следующий фокус. Что нужно, а что не нужно в тексте произнесённом А, всегда определяет Б. Следоветельно, Б услышит только то, что может и хочет (if хочет && может) услышать. Наш А может хоть в узелок завязаться, но Б будет слышать только то, что позволяет ему услышать ширина полосы пропускания входного фильтра восприятия и эволюция внутреннего языка. Очевидно, что в достаточно сложных случаях до Б дойдёт крайне мало из того, что хотел сказать А. По крайней мере с первого раза. Более того, смысл сказанного после всех злоключений может исчезнуть полностью и даже обратиться в нечто совершенно противоположное. Неудивительно, что частенько А в ответ на что-то белое и пушистое слышит от Б: «Сам дурак!».

Вот вполне красноречивый, на мой взгляд, пример такого разговора: http://anti-tanatos.livejournal.com/57841.html. Но это всего лишь мой личный опыт и это не особо интересно. Поэтому я лучше расскажу Вам немного о том, как Виктор Шаубергер с учёными мужами общался.

 Виктор Шаубергер – простой сельский паренёк, предположительно, один из разработчиков силовой установки для проекта Белонце. Родился в 1885 году в глухой австрийской глубинке. Был пятым из девяти детей в семье потомственных лесничих. Его дядя был последним императорским егерем в Бад-Ишле ещё во времена старика Франца-Иосифа, а отец работал главным лесничим. Как до этого дед, прадед и прапрадед. В общем, стать потомственным лесничим было написано у него на роду. Однако, Виктор Шаубергер значительно превзошёл своих предков и превратился в настоящего мастера своего дела. И, как оказалось, не только своего.

Т.е. стоило Шауберегеру сунуть свой нос в дело чужое, то оказывалось, что и в этом, не своём, деле он понимает побольше некоторых местных дипломированных «мастеров».

Впервые он показал это зимой 1918 года. Город Линц испытывал тогда из-за войны большой дефицит в дровах. В горах, на Прильгебирге, было повалено много леса, но не хватало вьючных животных и достаточного количества больших ручьёв, по которым можно было бы лес сплавить. И тогда никому неизвестный леший лесничий Шаубергер вызвался спустить лес в долину, да ещё и выбрал для этого маленький горный ручей, полный подводных камней, о котором все «эксперты» единодушно сказали, что сплав леса по нему невозможен. Именно тогда впервые Виктор Шаубергер подвергся критике: взгляды его, мол, неправильны, а наглость неслыханна.

Ну вот и пришлось Шаубергеру вразумлять своих критиков впервые. Учитывая, что и он, и критики обитали в совершенно разных языковых пространствах, осуществление диалога было возможным только в области практической деятельности, т.е. прямого опыта.

Так, основываясь на каких-то лишь одному ему известных конструкциях своего лесного языка, наш леший лесничий дождался раннего утра, ибо в это время вода самая холодная (чему Шаубергер придавал особое значение) и безошибочно, в нужный момент, совершил одному ему понятное колдунство. В итоге, сплав прошёл за одну ночь без сучка и задоринки, а 16 тысяч фестметров леса были спущены в долину, на посрамление всем прочим «мастерам» своего дела.

Собственно, именно с таких вот замечательных сплавных устройств и начался Шаубергер-исследователь. Что впрочем, никак не могло изменить того, что Шаубергер продолжалал оставался совершенно дремучим лесным человеком.

Не подумайте ничего такого, ибо всё это я исключительно о языке говорю. Ведь только на языке лесничего, можно было задумать и реализовать такой, например, эксперимент.

Одной из загадок, например, к которым проявлял особый интерес Шаубергер, была способность форели и лосося неподвижно замирать в самых бурных потоках. Учитывая свои прежние наблюдения Шаубергер и это являние связал с температурой воды. Чуть ранее мы могли убедиться, что лесничий что-то такое очень хорошо знал и понимал. И в этом случае, внутренний интуитивный язык Шаубергера дал возможность сформулировать идею простейшего эксперимента, а дальше дело техники: задумано – сделано.

Шаубергер незатейливо подогрел около 100 литров воды и вылил её выше по течению от того места, где была форель. Через некоторое время рыба стала проявлять беспокойство, чаще бить плавниками. Она с трудом удерживалась на своём месте, а вскоре и вовсе была смыта течением. Так в интуитивный словарь Шаубергера попал эффект Ранка-Хилша, задолго, собственно, до открытия самого Ранка.

Форель использует, образующиеся в бурном ручье вихревые трубки турбулентного движения. А в них всё происходит согласно патенту французского инженера Жозефа Ранка от 1931 года на устройство, названное им «Вихревой трубой».

Суть в том, что внутренняя часть такого подводного торнадо движется обратно течению воды, закручивающей вихрь снаружи, и работает как обратный насос. Вот этим и пользуется форель. Одновременно, такая вихревая трубка имеет крайне любопытное свойство – снаружи она тёплая, а изнутри холодная. Ну, Вы понимаете, да? Как пришёл к этому Шаубергер одному ему было известно, но он в ясном уме и в трезвой памяти вылил тёплую воду в холодный ручей, нарушил естественный процесс формирования вихревых трубок, и полностью подтвердил какие-то свои умозаключения. А мы с Вами можем только стоять в сторонке и удивляться.

Всё это я говорю к тому, что биография Шаубергера породила совершенно особенный язык автрийского лесничего, в котором все описанные явления имели куда более развёрнутые и ёмкие описания, нежели Вы сможете прочитать, скажем, в учебнике. И язык этот был живой, ничем не скованный, имевший в своей основе лишь опыт собственных наблюдений.

В итоге, Шаубергер мог делать вещи, которые иным и не снились.

Онажды у князя Адольфа фон Шаумбург-Липпе возникли финансовые проблемы, как это и положено в среде потомственных паразитов аристократов. Князь, как в таких случаях заведено, принял решение монетизировать большую часть леса, доставшегося ему по праву благородного рождения. А в лесу этом как раз и обитал наш лесничий.

Неожиданно князь обнаружил, что продать лес мало, его ещё и доставлять надо покупателю. А эта самая транспортировка из отдалённой области съедала большую часть выручки, что было крайне неприятно, поскольку княже, небось, уже мысленно трескал рябчиков с анансами и развешивал новые гаджеты и блестяшки по своему родовому гнезду.

Но, как и положено человеку с такой родословной, наш аристократ не растерялся. Он созвал учёных экспертов, которыми был внесён ряд предложений, ни одно из которых, правда, князю не подошло, поскольку число рябчиков, ананасов и гаджетов в замке подлежало резкому сокращению в результате реализации любого из них. Князь, видимо, будучи в полном отчаянии, снизошёл до своего лесничего, а тот пообещал снизить транспортные расходы с 12 шиллингов за один фестметр, затребованных «экспертами», до одного шиллинга. Ну, так обычно и бывает, когда начинают считать реальные деньги, а не свеженапечатанные. Прикормленнным «экспертам» сразу приходится идти лесом. К лешему лесничему.

Шаубергер же смастырил очередную нетленку, опираясь лишь на собственные наблюдения и на знания своей семьи, накопленные несколькими поколениями и заключённые в родовом языке Шаубергеров. Ещё отец учил, что вода под лучами солнца становится уставшей и ленивой, в то время как ночью и особенно при лунном свете – свежей и живой. И дед, и отец умело направляли водяные лесоспуски. Благодаря ритмически меняющимся поворотным направляющим, они заканчивали их так, что вода местами даже поднималась в гору.

Сами понимаете, фраза про ленивую и уставшую воду в ушах любого сплавного эксперта звучала как полный бред. Однако, бредово-маниакальное состояние (по-мнению экспертного сообщества) не помешало Шаубергеру выполнить взятые на себя обязательства и продемонстрировать истинную стоимость «правильного» языка экспертов.

Всё было как в кино. С первой попытки у главного героя ничего не вышло. Эксперты ликовали, Шаубергер был в отчаянии, а княже судорожно соображал как ему расплачиваться за продолжение банкета. И тут Шаубергеру помогло провидение в виде змеи, пересекавшей у него на глазах пруд. Как это ей удаётся так стремительно двигаться по воде? И вот при наблюдении за движениями змеи, в голову главному герою пришла мысль прибить к дугообразным кривым сплавного желоба подобие направляющих рельсов, которые должны были придать воде движение, похожее на змеиные.

Успех был ошеломляющим. Настоящий хэппи-энд. Огромные бревна, словно огромная змея, извиваясь устремились в долину. Восхищённый князь сделал Шаубергера главным управителем всех своих участков и умчался на банкет.

На банкете он поделился своей радостью с друзьями, те после банкета со своими, и вот уже слухи о незаурядном лесничем дошли до правительства в Вене, которое и назначило его имперским консультантом по сплавным устройствам. Жалованье Шаубергера было в два раза выше жалованья специалиста с высшим образованием такой же должности. К тому же, оно выплачивалось золотом, что было большим исключением в то инфляционное (напомню, военное) время.

Естественно, Шаубергера люди учёные считали выскочкой. Эмоции штука такая, до предела сужают полосу пропускания фильтра избирательной глухоты. Ну, сами подумайте, Шаубергер на практике показал, что он что-то такое знает, давал ощутимый результат, а его попросту игнорировали. Ты разберись что да как, сделай лучше, да и вырвись вперёд. Но нет!

Пикантный факт. Копии с устройств Шаубергера у экспертов просто не функционировали, и каждый раз приходилось обращаться к Шаубергеру лично, что тоже не способствовало улучшению взаимопонимания двух совершенно разных языковых систем. Дошло до того, что некоторые так называемые учёные направили в парламент письменный протест против завышенной оплаты услуг Шаубергера. Сих господ мало заботила собственная профнепригодность и неспособность распознать простой физический смысл в словах лесничего. При этом они продолжали цепляться за свою репутацию, непоправимый урон которой наносило само существование устройств созданных каким-то безграмотным лешим.

Правительство, уступивешее давлению «уважаемых» людей, хотело уже незаконно лишить Шаубергера жалованья, но лесничий уже сам сделал выводы в непробиваемости оппонентов, плюнул на всё и перешел в крупную австрийскую строительную фирму. Для этой фирмы он построил сплавные устройства во многих странах Европы, и все они были оценены как «чудо техники».

Всё это говорит лишь о том, что люди говорившие с Шаубергером на научном языке, сами плохо понимали, что говорят конкретно. Среди всех австрийских специалистов того времени нашёлся лишь один настоящий учёный, который смог адекватно оценить ситуацию.

Профессор Форхгеймер, один из ведущих гидрологов того времени тоже сначала принял Шаубергера скептически, но вскоре быстро убедился в том, что за его делами стоит ясное понимание сути вещей. Впрочем, тут присутствовал один весьма немаловажный фактор, сильно расширивший возможности и чуткость восприятия знаменитого профессора. Форхгеймер достиг того уровня, когда можешь позволить себе многое, в том числе и хороший слух. И терять ему было нечего: «Я рад, что мне уже 75 лет. Мне не очень повредит, если я вступлюсь за ваши идеи. Когда-нибудь придёт время, и они всё поймут».

Вот тут мы подходим к цитате, ради которой я всё это и рассказываю.

Форхгеймер организовал форум, специально для того, чтобы перевести своим коллегам, что же такое сказал лесничий. Шаубергер должен был выступить со своими теориями в аудитории перед самым цветом профессуры. Но присутствующие не проявили почти никакого интереса, были ироничны, снисходительны, как и полагается людям ничего не понявшим в том, что услышали.

Шаубергер – тоже человек. Его злила эта снисходительность, ибо за его плечами были более чем реальные дела. И вот один из присутствующих нагло потребовал, чтобы лесничий объяснил коротко и ясно, как регулируются водотоки.

«Коротко и ясно» всегда указывает на то, что в данном конкретном разговоре нужен переводчик. Но Шаубергер, доведённый уже до бешенства неподобающим отношением местной интеллигенции, рванул на себе ворот и выпалил: «Как у кабана, когда он мочится!». Наступила тяжелая пауза. Вот тут-то и вскочил, спасая положение, переводчик Форхгеймер и заявил, что Шаубергер совершенно прав, так как вода действительно течёт, завихряясь и дугообразно, что можно наблюдать, например, по струе мочи кабана. После этого он начал исписывать доску символами из рунического языка, вполне доступного собравшимся.

В итоге имеем следующее. «Я не понял из этого ни единого слова», – признался потом Шаубергер. Однако, профессора стали теперь посматривать на него с нескрываемым интересом. Дискуссия продолжалась два часа, причём публика обращалась к Шаубергеру теперь подчеркнуто вежливо и дружелюбно.

Мораль проста. Словарь – это наипервейшая вещь для каждого человека. Конечно, к наипервейшим вещам всегда приходишь задним числом, в самую последнюю очередь, но всё-таки лучше поздно, чем никогда.

Итак, словарик.

Можно выделить две базовых тенденции при определении слов. Википедия утверждает, что их множество, но по сути, определяемое слово (иначе дефидент, прости господи) можно соотнести либо сравнить с другими словами, выделив из ряда кажущихся похожими, либо объявить частью чего-то большего. Т.е связи между словами в определении могут быть горизонтальными и вертикальными.

Первый случай можно назвать индивидуалистическим. Конечно, правильнее было бы говорить об относительности, но я хочу выделить именно этот конкретный акцент. Ибо суть в том, что каждое слово объявляется самодостаточным, несмотря на то, что оно определяется через другие, вполне возможно, обоюдозависимые от определяемого. Смысл же других слов как бы замораживается на время определения, и определяется задним числом. Потом, когда-нибудь. И все это по кругу. Другими словами, определение даётся по принципу «разделяй и властвуй»: определяемое слово отделяется от других, выявляются его особые черты и свойства.

Вторую тенденцию, в сущности, можно назвать гегелевской, поскольку слово в этом случае определяется через некое целое. И стратагема здесь совершенно иная: «объединяй и веди». Т.е. мы выискиваем нечто всеобъемлющее, что включает в себя сумму всех определений и уже тогда вертикально сопоставляем его как с известными, так и с неизвестными частями: целое – это А+Б+В+..+Я. Можно назвать такой подход целостным или соборным.

А вот Вам и пример взаимоотношения описанных логик. Мне частенько доводилось слышать фразу: «Я хочу чтобы в мире не было конфликтов». На первый взгляд фраза правильная. Но это только в двоичной логике, в которой отсутствие конфликта – всего лишь его отрицание. Нет конфликта – хорошо; есть конфликт – плохо.

Но что есть конфликт, если рассуждать спекулятивно?

Конфликт – это всегда пересечение. Интересов, например. Получается, что мир в котором нет конфликтов – это мир без пересечений. Но если нет пересечений, то нет возможности и существования такого мира. Нет конфликтов, нет пересечений, нет и сцепления! Такой мир не соединить! Конфликт – это обратная сторона объединения, что становится очевидным только из нечёткой логики. А вот двоичность, разрубив целостную сущность пополам, порождает иллюзию возможности существования бесконфликтного мира. И что любопытно, борьба за бесконфликтность закономерно порождает ещё большую конфликтность.

Как уже ясно, описанные подходы полностью противоположны. Гегелевский подход с подачи Карла Поппера окрестили железобетонно догматическим. Но тут не всё так просто. Поппер же явным образом не понимал, что означает единство противоположностей в логике Гегеля, формально выражающееся в «А И неА не равно 0».

Это я уже расписывал, поэтому приведу лишь кусочек: «..вот Вам фраза из статьи Карла Поппера о диалектике, где он наглядно показывает, что мы можем вывести из пары двух противоречащих друг другу посылок совершенно любое заключение: «Общезначимость этого правила можно считать установленной, если принять, что высказывание не-р истинно только в том случае, когда р ложно». Вот оно в чём дело! Критика гегелевской позиции всякий раз осуществляется с помощью двоичной логики, той самой, в которой основным положением является взаимное исключение аргумента и контраргумента, что всегда приводит к одному и тому же - к закону Дунса Скота. Но всё дело в том, что логика Гегеля полностью выходит за рамки двоичной логики, поскольку она троичная. Это так, хотя бы уже потому, что в рамках двоичной логики такого понятия как Противоречие на самом деле просто не существует. Достаточно просто вспомнить как называется один из базовых законов, на котором и стоят все двоичные логические системы: Закон Исключения Противоречия. Это очень древний закон. По свидетельству Платона, впервые его использовал в полемике ещё Протагор, и с тех пор ничего не изменилось».

В общем, с тем, что сказал Поппер более-менее понятно. Поэтому двигаемся дальше.

Целое, не исключает противоречия, а раскрывает их. Потому что, как выясняется, целое ещё и больше, чем простая сумма частей. Отсюда гегелевский словарь – это архив, заданный одним-единственным словом-ключом. Если Вы знаете ключ, все части целого не имеют уже никакого определённого значения, ибо их значения нечётки. И лопата уже не лопата, и топор не топор. Какая уж тут догматика-то?!

А вот двоичный индивидуалистический подход как раз догматичен в силу навязанности определений. Чтобы удовлетворить каждому индивидуальному определению без локальных догм не обойтись. В каждом определении вводятся аж несколько догм, через которые данное понятие и задаётся, как отношение к ним. Лопате приписывается не быть ничем иным как лопатой. Поэтому индивидуалистическое определение я бы даже назвал религиозным.

Но так как все предписания-определения локальны, статичны, то индивидуалистический подход превращается в постоянно бьющийся на куски калейдоскоп. Каждое определение на поверку всегда относительно, зыбко и изменчиво и плевать оно хотело на все ваши потуги связать его намертво: Земля имеет форму геоида, а геоид - фигура имеющая форму Земли.

Или вот что такое лопата с этой точки зрения? Например, можно сказать так: лопата – это на самом деле топор, только ручка по другому расположена. Причём наоборот это работает точно также. И не говорите мне, что топором нельзя копать!

Но если сказать, что геоид и Земля – это сплюснутые эллипсоиды? Или что лопата – это инструмент? И топор – тоже инструмент. И отбойный молоток – тоже инструмент. И палка-копалка. И экскаватор сюда можно добавить. Даже палец, ковыряющий в носу, – тоже инструмент: палец-ковырялец. Т.е. инструмент – это целое понятие. Соборное. А всё остальное – частности, по мере сил претендующие на индивидуальность.

Но тут есть нюанс. Понятие инструмент в языке сразу и само по себе появиться никак не может. В любом случае Адам сначала должен дать отдельные названия видам того, что он позже назовёт животными, ну или как в данном случае, инструментами.

Т.е. во-первых человек создаёт индивидуалистический словарь, в котором перемешаны лопаты, топоры, молотки, и только во-вторых приходит понимание: то ж всё инструменты. В общем, всё происходит вполне в соответствии с концепцией развития инструментов сознания, изложенной, в интереснейшем журнале камрада c8ne (ссылка1, ссылка2).

Главное, что обе определенческие тенденции на самом деле представляют неразделимую пару методов по мере развития языка сменяющих друг друга. Тезис-антитезис-синтез. Топор-лопата-инструмент.

Осталось сказать ещё только пару слов за Логику. В каждом словаре связь между словами устанавливается в зависимости от выбранной логической системы. Как я уже писал, мне известны два типа логических систем: двоичные и нечёткие.

В двоичных логиках так или иначе задействован закон исключения противоречия, т.е. связь («И» соответствует конъюнкции, от лат. conjunctio союз, связь) между утверждением и его отрицанием является нулевой. В области словарей это должно проявляться в чётком разграничении определений, т.е. понятия не должны пересекаться по значению, смысловая нагрузка жёстко фиксирована. Так, например, лопатой нельзя рубить дрова, а топором вскапывать землю. В момент же, когда мы начинаем заниматься подобными, однозначно еретическими вещами, мы сразу вступаем на территорию спекулятивной, нечёткой логики, в которой уже лопата не является монополистом на вскапывние и в пересечении круга задач с любой другой НЕлопатой не даёт нулевого результата.

Отдельно хотелось бы отметить, что поскольку я исхожу именно из задания значения формулы «А И не-А», то любое выражение этого типа будучи в двоичной логике операцией исключения, в логике нечёткой превращается в пересечение или обобщение-синтез. Одновременно, формула «А ИЛИ не-А», т.е. операция двоичного выбора, в спекулятивной логике превращается в операцию объединения. Т.е. если я могу взять или топор, или лопату, то в двоичном варианте я беру только один из инструментов, а в нечёткой логике прихвачу их оба, потому что топор – это в какой-то мере лопата, а лопата – это в какой-то мере топор.

Ну, а теперь, собственно, некоторые упраженения, для которых в качестве целого я избрал понятие Целого.

Целое, Бог, Всё и Ничего.

Итак, Целое. Что это такое вообще.

В принципе, всё наиподробнейше разобрано здесь: тыц и туц.

Я же воспользуюсь всего двумя цитатами. Во-первых, и по Кантору, и по Гегелю существует некое абсолютное бесконечное, которое «приходится считать недоступным увеличению, а потому математически неопределимым». А во-вторых, «абсолютное бесконечное есть целое».

Также существует определение данное ещё стариком Аристотелем: целое – это то, вне чего ничего нет. Причём отмечу, что вне целого нету и ничего тоже, потому как ни прибавить ни убавить от целого нельзя. Даже ноль.

Это я к тому, что Великое Ничто – это тоже всего лишь часть целого. Т.е. Всё и Ничто, являясь лишь отрицаниями друг друга, в двоичной логике индивидуалистических словарей лишаются в них самостоятельного смысла. А вот в целостном словаре, построенном на гегелевской спекулятивной логике они вполне позволяют отжимать у реальности кусочки вкусненького.

Таким образом, целое, есть результат логической операции «И» двух взаимных отрицаний (на рисунке более общая картинка) (синтез, как я писал ранее). Применительно к «Всё И Ничего» эта формула выглядит так:

0 ∙ ∞ = 1

Вот так. Получите и распишитесь. Всё И Ничего – это Целое. А целое, т.е. единичка в формуле, это то, что не может быть увеличено и соответственно математически неопределимо по Кантору. Где-то вот в таком духе:

1+1 = 1

Полагаю, что в двоичных словарях этой «единице» должно соответствовать слово «Бог». Ибо только Бог из ничего создаёт Всё и обращает его обратно в Ничто. Примечательно, что в двоичных словарях, как я уже это выводил иным способом, понятие Бога тоже не определяемо, ибо в этом случае А и неА = 0. В двоичности Бога нет, ибо он над ней.

Кстати сказать, любая, так называмемая диалектическая пара, по умолчанию являясь одним целым в гегелевской спекулятивной логике, безнадёжно разваливается вне её. В индивидуалистических двоичных словарях такие понятия вызывают неразрешимые проблемы, превращая любое рассуждение о них в бесконечный ряд самоотражений.

Вырезание общего места нечёткой диалектической пары посредством перехода к двоичной логике сравнимо с исключением общего центра масс, когда вся система рассуждений, превращается в цикл автоколебаний, вечно ищущий эту пропажу, и постоянно через неё перескакивающий.

Вот взять те же Всё и Ничего. Тему пустоты, на мой взгляд, лучше других разбирают феноменологические и буддистские философии. По крайней мере, они единственные, кто довёл начатое дело до полного логического завершения.

Сам я задумавшись об этом, тут же нашёл в гугле вот такие интересные тексты:  раз и два. Присовокупив к этому предыдущие размышления, я пришёл вот к чему.

С одной стороны, существует понятие о Боге, которое суть синтетическое. Т.е. Бог – это Всё И Ничего нечёткой логической системы (синтез). Одновременно, существует Пустота, которая в двоичной логике обладает замечательным свойством пожирать значение любого другого понятия. Тут-то и возникают две единственных на сегодняшний день веры человеческих. Одни верят в Пустоту, что она есть основа, а другие в Бога, что он есть этот пропавший Смысл. По-своему правы и те, и другие, если смотреть спекулятивно. Но одни смотрят в начало, а другие в конец формулы, в которой попросту стёрт знак равенства.

Суть в том, что в двоичной логике общее место нечётких понятий утрачивается, и остаётся лишь спор ни о чём. Что было раньше: курица или яйцо? А всё зависит от того, что принять за целое. Причём, как правило, ещё и петуха надо не забыть прИбавить.

Всё упирается в соотношение нечёткой и двоичной логик. Вот как это выглядит на примере предложенной выше формулы.

Что есть «А И неА» в двоичной системе? Это исключение. А вот в нечёткой, понятия исключения, очевидно, попросту не существует, ибо здесь ничего исключить в сущности нельзя. Отсюда такой вопрос. Во что же превращается отрицание, как основа исключения, в нечёткой логической системе?

Вероятно, дело в том, что определить отрицание, отталкиваясь от исходного объекта, в нечёткой логике невозможно, поскольку надо знать целое! Если же обратиться к нашей формуле, то отрицанием, например, Ничто является 1/∞, а отрицанием понятия Всё - 1/0, иначе говоря, отрицание в нечёткой логической системе – это по сути логическое деление.

Когда же мы переходим, от нечётких понятий к двоичным, самым тоталитарным образом задав границу между понятием и его отрицанием, общность (целостность) исчезает и остаётся голое исключение: 0 ∙ ∞ = 0.

И как уже было отмечено ранее, на примере этой последней формулы видно, как последовательное «И» в двоичной логике приводит к скукоживанию нечётких понятий до Ничто в конечном итоге. Так что буддистско-феноменологический взгляд на Ничто как на суть вещей есть явное свидетельство единой логической базы (двоичной) этих философских систем. Ну и, конечно, свидетельство их последовательности в отстаивании собственных позиций.

Кстати говоря, тот же принцип заложен в основание пресловутой «бритвы Оккама».

Ведь, что такое эта самая экономия мышления? Обычно бритву Оккама объясняют так. Если какое-то явление может быть объяснено двумя способами, например, первым — через привлечение сущностей (терминов, факторов, преобразований и т. п.) А, В и С, а вторым — через А, В, С и D, и при этом оба способа дают одинаковый результат, при прочих равных условиях следует считать верным первое объяснение, то есть сущность D — лишняя, и её привлечение избыточно.

Но ведь можно перейти и к нашему примеру с инструментами. Если некое понятие X (инструмент) является результатом сопоставления (И) неких B, С и D, то, в принципе, можно последвательно отбрасывать из определения X все лишние сущности начиная с экскаватора до лопаты, лишившись в итоге даже палки-копалки, добравшись до инструмент – это инструмент. И тут уже легко можно обнаружить, что оставшееся слово в сущности ничего не значит, т.е. инструмент суть ничто. А ведь это и есть конечный результат редукции.

Конечно, это всегда очень удобно и, действительно, экономит мышление, ресурс которого сильно ограничен. Но с другой, это не имеет никакого отношения к Истине, а лишь к таким понятиям как комфорт или удобство. Причём, это всегда билет в один конец, ибо после цепочки последовательных И-сопоставлений от любых понятий в двоичной логической системе остаётся лишь Ничто. А оттуда ещё никто не возвращался.

 Объект и Субъект, Дух и Хаос.

Теперь попробую на основании вышеизложенного, разобраться ещё с двумя парами слов, между которыми существует вполне осязаемая связь.

Честно говоря, никогда не мог отделаться от ощущения, что Объект и Субъект это очень родственные понятия для Всё и Ничто. При этом, они хоть и близки, но интуитивно неодинаковы, что можно было бы сформулировать с учётом буддийско-феноменологического опыта так: Субъект – это практически Ничто, а Объект – это практически Всё. Отличие, думается, в том, что Субъект, будучи детищем Пустоты, постоянно ускользает от неё в сторону заполнения. Иначе, Субъект – это момент качественного перехода от Пустоты к Чему-то. Если хотите, Субъект – это тот, кто был никем, а станет всем. Объект же - это переход обратный: от Всё к Кое-что. Таким образом, можно сказать, что Субъект и Объект это динамические версии понятий Всё и Ничто.

То, что Субъект крепко привязан к Пустоте, можно аргументировать достижениями всё тех же буддистских и феноменологических течений в философии. Обнаружение Пустоты на месте Бога, Автора и Субъекта есть цепочка двоичных И-преобразований изначально нечётких понятий. Понятие о Боге, разумеется, включает в себя и Автора, хотя им, конечно, не ограничивается, являясь вовсе не определимым в двоичной логике. Но после операции И в двоичной логике от Бога остаётся только ипостасть Создателя, то бишь Автора, который  включает в себя Субъекта, коий и остаётся в одиночестве после очередного двоичного преобразования. Ну, и наконец, сам Субъект, включающий в себя Пустоту, как собственное же начальное состояние, точно так же с ней неизбежно отождествляется в рамках двоичного И-преобразования.

Насчёт Объекта мне сослаться уже не на кого, и тут я Вам пока ничего вразумительного не скажу. Но чисто интуитивно, полагаю, что именно так (через качественный или предельный переход) понятие Всё связано с Объектом.

Теперь ещё кое-что, почитаемое мной за любопытное.

Дух и Хаос. Эти понятия, всегда связяанные с религиознымм языковыми системами, двоичны уже по своему назначению. Но можно предположить, что и Дух, и Хаос – это отображения чего-то в двоичную логическую систему.

Начну с Хаоса. По большому счёту, что это слово означает я выводил здесь (Постмодерн):

«Итак, допустим: субъект не нужен. Пулю ему в лоб и точка. Давайте теперь взглянем, как всё будет выглядеть, когда остываший трупик субъекта унесут на носилках с глаз долой.

Прежде всего, положим, что основным результатом нашего субъективного восприятия является нечто, что по простому называется процессом. Тогда исключение субъекта, т.е. нас с Вами, из этого процесса - это прежде всего исключение из рассмотрения процесса всякой временности. Иначе, исключение из рассмотрения субъекта - это взгляд вдоль оси субъективного времени. Теперь давайте попробуем эту мысль повращать. Представим, например, как будет выглядеть траектория движения точки вокруг и вдоль некоторой оси. Собственно, "движение" точки - это и есть наше субъективное восприятие. Теперь мы перевернём эту ось и посмотрим на неё с какого-либо конца. Взглянем, так сказать, поперёк всякой временности, исключив обнулённую таким образом субъективность. Что мы увидим? Мы увидим пятно. Некоторую исчерченную случайным образом вдоль и поперёк область. Не тот ли это хаос, о котором столько говорят в последнее время?

Оказывается, что хаос - это всего лишь исключение субъективности из процесса восприятия. Иначе, Хаос = Восприятие (поток сознания) - Субъект.»

Итого, Хаос – это отсутствие Субъекта, т.е. в нечётких понятиях это означает Объект, лишённый всякой субъектности. Т.е. Хаос это то, что останется от нечёткого в своей сути Объекта при переходе в двоичную логику.

И по аналогии с этим рассуждением мы приходим к определению того, что называется Духом. Дух – это полностью лишённый объектности Субъект.

Таким образом, Дух и Хаос – это значения понятий Объекта и Субъекта, соответствующие их предельному разделению посредством двоичного логического пространства, производимое для нужд двоичных религиозных или догматических языковых систем.

И кстати сказать, выходит, что Духу противостоит не столь привычная для моего уха, например, Плоть, а именно Хаос. И в таком случае, Плоть надо понимать как некую двоичную редукцию Хаоса в определённом контексте. Т.е. можно сказать, что Плоть – это хаотический в силу неосознанности поток желаний, инстинктов, хотелок и пр. Иначе, Хаос, создаётся в нашем сознании миллиардами лет эволюции, через неосознание нами причин нашей вовлечённости в этот мир. Иначе говоря, непонимание причин желаний и есть Хаос в сознании – локальное отсутствие в сознании Субъекта. Но это уже скорее относится к понятию свободы, соответственно, как в таких случаях пишут: см. Свобода.

 Философия, наука и религия.

Начну, пожалуй, сразу с формулы.

Философия = Знание И неЗнание.

Т.е. философия это общее между тем, что мы считаем знанием и незнанием.

В рамках двоичной логики науки, философия просто неуместна, потому как с этой точки зрения ничего общего между знанием и незнанием нет. Собственно, этим и занимались всегда учёные-позитивисты (а наука, полагаю, позитивна в принципе) на философском поприще – убивали философию. Они обнаруживали, шаг за шагом, что метафизика – это ерунда, пустое место. Что совершенно справедливо для двоичного логического пространства, что и отражено в моей формуле. Философия последовательно скукоживается до некой «науки» о методологии мышления, не более того. А судя по последним наблеюдениям, сама методология тоже тихонечько, но неумолимо отождествляется с Ничто. «Монсанты», корейские профессора-генетики и прочая, прочая, прочая вовсю подделывают отчёты об исследованиях, ожирение прямо увязывается с изучением английского языка, а степень вклада учёного определяется индексом цитирования, а не достоинствами авторского текста. И так далее и тому подобное.

Но если перейти к гегелевской спекулятивной логике, то всё выглядит совсем иначе. Тут философия – мать всех наук. Из неё они все вышли и она же их поглотит, чтобы родить новые. Иначе говоря, Философия – это то целое, частью которого наука и является.

Суть приведнной формулы в том, что мы просто не в курсе, насколько знание есть знание, и является ли неизвестное действительно неизвестным. Ведь и так может быть, что неизвестное – это просто хорошо забытое, а знание – грубая ошибка.

Когда же происходит обнаружение этого известного неизвестного, или неизвестного известного, мы обнаруживаем противоречие. Вот тут и вступает в игру философия. Как я уже неоднократно подчёркивал, двоичненько противоречия не разрешаются в принципе. От противоречия следует автоматический переход в область спекулятивной логики. Да, некоторые с позволения сказать, деятели своими действиями внедряют в понятие спекуляции мощный негатив. Но иного пути всё равно нет. Просто тут всё как всегда: каков поп, таков и приход. И надо гнать в шею не философию, а отдельных философов.

Далее. Если внимательно посмотреть на нечёткую формулу, что я привёл, и учесть, что Наука есть часть отображения Философии в двоичную логику, то нетрудно понять, что Наука, аналогично рассуждению с Духом и Хаосом – это предельное Знание, лишённое всякого незнания.

Т.е. идеал Науки – это «я всё знаю». Нетрудно увидеть, что среди отрицаний этого есть и такое: «никто не знает». А это уже очень близко к тому, что лежит в основе Религии. Т.е. идеал Религии – это неЗнание полностью освобождённое от всякого Знания. На практике же Религия – это Знание о неЗнании.

И вот теперь самое интересное. Знание и неЗнание в нечёткой логике не могут быть однозначно отделены. Соответственно, если вывести Науку и Религию из двоичного логического пространства, то в сущности, между этими двумя понятиями не остаётся принципиальной разницы. Потому что в незнании есть знание, а в незнании знание определённо заложено изначально.

Отсюда следует простейшая мысль о том, что при достаточных сдвигах границ в исходном нечётком пространстве Наука и Религия могут мгновенно меняться местами. Т.е. то, что сегодня было Наукой завтра становится Религией. Соответственно, совершенно не исключено и обратное.

Гениальность.

Далее, на волне рассказа про Шаубергера, да и чисто ради ха-ха, перейду к осмыслению понятия о «гениальности». Ну, вот есть такие красивые слова, которые в сущности ничего не означают и имеют эдакое эстетическое значение.

В сущности, если кого-то называют гением, то это никак его не характериует. Ну, гений. И что? Сразу нужен контекст. Т.е. без контекста, слово «гений» ниечего не говорит о том, о ком оно сказано. Единственное, о чём говорит это слово, так это об отношении говорящего. Т.е. это характеристика того, кто говорит. И его надо расшифровывать так: «Спасибо тебе, о человече, ты указал мне, насколько непроходимо я глуп, ибо на самом деле всё обстоит намного проще, чем я тут нагородил». Причём, намного проще – это важный ключ к пониманию понятия о гениальности, так как всё гениальное – просто.

Так, в качестве правильного применения слова «гений» можно привести всё ту же историю с Виктором Шаубергером. Т.е. «ты гений» должно было произносить учёным мужам, которые предлагали сплавлять по герцогской реке вместе с древесиной заодно и деньги, ибо когда Шаубергер предложил своё решение, именно к тому всё и сводилось, так как его предложение было в десять раз дешевле, в десять раз проще, да и вообще эффективнее.

И вот чтобы сохранить лицо, учёные мужи могли просто сказать: «да ты гений, брат!». И тогда, было бы понятно, что они признали свою глупость, но, согласитесь при этом и Шаубергеру было бы приятно, а горе-разработчикам систем сплава денег по реке не так обидно.

Из всего этого можно заключить следующее. Слово «гений», имеет кое-что общее с политкорректностью и оруэлловским новоязом, в том смысле, что призвано лишь не называть дураком себя, что правильнее, но умным оппонента.

Пассионарность, неудовлетворённость, комфорт

Думаю, многие со мной согласятся, что пассионарность – это очень нечёткое понятие. Воистину по-гегелевски спекулятивное. А значит в моём словарике ему самое место.

Сам Гумилёв писал так: «…Я понял, что у людей существует особое качество. Я не знал еще, что это такое, я назвал его "пассионарностью" – стремлением к иллюзорным целям».

Впрочем, он ещё много чего писал на этот счёт, как и полагается в таких нечётких случаях, но лично я никогда не встречал людей, стремящихся к целям иллюзорным. Каждому его цель иллюзорной никогда не кажется, пока он не набьёт достаточно шишек, чтобы эту цель сменить, осознав таки, что это не цель, а тупик. Но, в любом случае, что б ни думали окружающие, цель самому человеку иллюзорной не кажется никогда, иначе это не цель. Тут другое, что отражено скорее в определении из википедии, как некий усреднённый результат осмысления термина многими умами: пассионарность — это непреодолимое внутреннее (осознанное или не осознанное) стремление к деятельности, направленной на изменение своей жизни, окружающей обстановки, статуса-кво.

Самое первое, за что тут можно ухватиться, это стремление что-то изменить в окружающей обстановке, означающее лично для меня лишь одно – неудовлетворённость. Человек действует только тогда, когда он неудовлетворён – раз, и верит, что знает способ, как это изменить – два. Тогда пассионарность и обнаруживается, а уж какие цели человек ставит, во что верит – это уже не вопрос пассионарности, а личного уровня невежества: Атилла ведёт гуннов на Каталунские поля, Наполеон европейцев на Бородино, а Ломоносов выколачивает из российской аристократии деньги на Университет.

Далее. Я сильно сомневаюсь, «что у людей существует особое качество», т.е. в том, что источником пассионарности является только и исключительно сам человек. Нельзя сказать, что нечто есть следствие биохимической реакции, потому что у любой реакции есть свои причины и условия возникновения. Вы говорите, что любовь это всего лишь гормоны? Хорошо. Но гормоны вырабатываются железами, что тогда заставляет работать уже их? Снова гормоны? Ну-ну. И снова железы. Короче, двоичная логика тут бессильна. Поэтому повторюсь, пассионарность термин однозначно нечёткий и к нему двоичные рамки неприменимы.

Нечёткость термина проявляется именно в том, что действия человека невозможно приписать только внутреннему или только внешнему. Всё сразу и одновременно. Пассионарность это и причина, и следствие, а слово неудовлетворённость эту одновременность, ИМХО, как раз прекрасно отражает.

Хотя, на мой взгляд, тут кой-чего не хватает. Неудовлетворённость – это что-то такое статическое, неподвижное. А под пассионарностью всегда понимается некая динамика, движение. И вот чтобы неудовлетворённость перешла в некое движение, нужна вера. Нужно то самое псевдо-иллюзорное, что превратит глухое недовольство ударами внешнего мира в попытку его изменения. Чтобы действовать пассионарно, человек должен верить в нечто. Назовём это решением. Это может быть религия, могут быть простейшие бытовые соображения, месть, да что угодно. Но решение существовать должно. Т.е. чтобы пассионарность/неудовлетворённость выплеснулась в виде действий, должен возникнуть некий план или идея.

Учитывая же, что неудовлетворённое состояние – это состояние с высоким коэффициентом передачи по внешним раздражителям, то и мало-мальски осмысленная идея или пример того, кто начал решать что-то своё, но вполне удачно, мгновенно привлечёт множество сторонников, ещё не определившихся с решением собственным. Это может выглядеть чисто умозрительно, как в фильме про Форреста Гампа, когда он просто захотел побегать и за ним увязались другие, а может обернуться вполне реальным восстанием Спартака.

И ведь там не было никаких этносов, был лишь совершенно атомизированный класс рабов. Их ничто кроме ошейников не объединяло. Но стоило где-то чиркнуть спичкой, как вся эта молчавшая до поры неудовлетворённость ярмом взорвалась мощнейшим образом вслед за удачей одного человека исходно решавшего какую-то свою конкретную задачу.

Т.е. мы имеем человека, доведённого до ручки, значительные запасы неудовлетворённости вокруг, и немного удачи, в смысле, умения и навыков, при достижении своей личной цели. И вот на фактически пустом месте маячит гибель мощнейшего государства античности, уже полтораста лет как не ведавшего никаких поражений.

Итак, пассионарность как свойство – это неудовлетворённость, но если пассионарность – это действие, то это неудовлетворённость И вера (решение).

Далее. Ограничимся пассионарностью в качестве свойства. Каждое свойство должно иметь свою шкалу. Так и здесь, с другой стороны от неудовлетворённости тоже должно что-то быть. Полагаю, это будет слово комфорт. Т.е. шкала пассионарности выглядит так: неудовлетворённость/комфорт. Наверняка наши представления о том, что есть комфорт отдельно будут сильно разниться, но вот сам принцип шкалы, думаю, останется неизменным.

Суть этой шкалы проста, она отражает степень возможной реакции человека на внешнее воздействие.

Очевидно, в состоянии неудовлетворённости, раздражительность повышается, т.е. амплитуды реакций («идите все лесом, ёпрст», «всех убью, один останусь») даже на самые незначительные внешние сигналы будут крайне высоки. Причём, неоправданно, если смотреть глазами внешнего, более-менее комфортно устроившегося наблюдателя. Например, журналиста из Киева, приехавшего поснимать репортажец во вновь занятом Славянске, и превратившегося именно в такой незначительный, я бы даже сказал, ничтожный раздражитель.

Одновременно, закономерна так же реакция этого журналиста, коий не смотря на фактически идущую гражданскую войну, никакой гражданской позиции, кроме болтовни в виртуальном пространстве, не проявляет, а сматывается, плюнув на всё, обратно в свой пока ещё более комфортный Киев.

Дело в том, что в состоянии комфорта, даже заслужившие того головы рубятся далеко не всегда. И тут надо очень постараться, чтобы человека вывести из этого состояния, поскольку он сам очень не хочет его покидать.

Вот он видит в Славянске кипящую ненависть, и полагаю, всё понимает правильно на предмет того, чем это может обернуться в неопределённом будущем. Но столичному журналисту оказывается проще написать для себя пару успокоительных строчек на виртуальной бумаге: «все они быдло», – и сбежать в привычный, уютный кокон.

Т.е. комфорт для человека, как системы, это очень инерционное, консервативное состояние, это состояние, которое обладает существенной устойчивостью и соответственно широкими возможностями фильтрации возмущений. Если переводить это обратно на язык моего словарика, то безразличие и избирательность глухоты будут повышенными.

Итого. Неудовлетворённость приводит к высокому уровню реакций на внешние раздражители. А в комфортном состоянии реакции на внешние возмущения, наоборот, тормозятся. Например, может полностью отсутствовать реакция даже на реальную опасность жизни, если такой разворот событий дело достаточно отдалённое.

Можно сказать, что абсолютно комфортное состояние – это предтеча гибели, если не сама смерть. Сию мысль можно усилить методом привлечения авторитета и процитировать слова Томаса Алвы Эдисона: «Беспокойство – это неудовлетворённость, а неудовлетворённость – первейшее условие прогресса. Покажите мне совершенно удовлетворённого человека, и я вам открою в нём неудачника». Единственно, что я бы добавил, неудовлетворённость, она же пассионарность, вовсе не обязательно источник прогресса. Это лишь состояние близкое к точке перелома, взрыва (бифуркации, если поумничать), а вот чем оно обернётся – это уже очень большой вопрос. Можно ведь пассионарненько так и планету собственную на клочки разнести. Какой уж тогда прогресс! Т.е. всё снова упирается в Атиллу и Ломоносова, а точнее в уровень развития как отдельных людей, так и общества в целом (тут я снова Вас, уж простите за назойливость, отправляю листать журнал товарища c8ne).

Тем не менее, когда Дмитрий Анатольевич Медведев в качестве президента РФ говорит, например, в своём послании к народу о комфорте («мы хотим жить комфортно»), то это можно, и мне думается верно, понимать как стремление устремить всех к минимизации уровней реакций на внешние раздражители. Что, однако, в текущих условиях шибко богатой на опасности объективной реальности как-то спорно. Комфортом можно наслаждаться в отпуске, но вот жить… Тем более в «эпоху перемен», как говорят китайцы… Короче, комфортно жить опасно, а значит глупо. И в данном случае лучше перебдеть, чем недобдеть.

Вы могли бы подумать, что я тут призываю всех за раз стать спартанцами, побросать на свалку любимые мягкие кресла, спать на голом каменном полу, укрывшись рогожкой, да перейти на чечевичную похлёбку без соли и специй «а ля гладиатор». Отнюдь. Я толкую о том, что собственной пассионарностью, т.е. шкалой неудовлетворённость/комфорт можно и НУЖНО управлять.

При этом хочу обратить Ваше внимание на то, что нет в пассионарности добра и зла – есть решение неудовлетворённости и действия направленные в этом направлении. А решение определяется уровнем развития. Те кто с уровня выживания – пойдут грабить. Тот кто повыше забрался, откопает Трою или вовсе построит Университет. Неудовлетворённость в свою очередь определяется широчайшим спектром внешних воздействий от жгучего любопытства до лютого голода и холода. Или как было сказано в одном из комментариев к моей заметке про одноэтажную Америку: география – это судьба.

Короче, пассионариями не рождаются, пассионариями становятся. Так или иначе. Однако, ими точно не становятся те, кто «хотят жить комфортно». Их история стирает в пыль.

А чтобы не быть голословным приведу примеры. Собственно, вот Вам фамилии: Демидовы, Строгановы, Ротшильды. По большому счёту и все заметки про Новый Завет построены у меня по этой нехитрой схемке, отражающей проявление глобальной обратной связи по комфорту/неудовлетворённости. В первом приближении, сначала неудовлетворённость дедов заставляет их пускаться во все тяжкие, в зависимости от уровня развития личного и общественного. Затем часть своей неудовлетворённости они передают с подзатыльниками и прочими нехитрыми методами воспитания сыновьям. А потом результаты тяжкой жизни дедов и отцов попадают в изнеженные руки внуков и правнуков. Эти уже катаются как сыр в масле, валят за бугор, подальше от дискомфорта, сырости и слякоти, наследованное состояние тратят на скупку княжеских титулов где-нибудь во Франции, естественно, ресурс при этом исчерпывается и фамилия просто исчезает, втоптанная в пыль очередной революцией новых неудовлетворённых, которую попросту проспали те, кто слишком привык вволю спать и сытно есть.

Именно через нечувствительность обратная связь по комфорту/неудовлетворённости и реализуется. Система погрязшая в излишнем, ничем не мотивированном комфорте, становится нечувствительной к реальности, и реальность такую систему сносит без сожаления и возвращает всё в начало, откуда всё снова устремляется к комфорту. А чтобы разорвать сей порочный круг, просто необходимо, хотя бы для начала, перестать вставлять в ежегодную речь президента фразы типа «мы хотим жить комфортно».

 Вовлечённость, право, обязанность, коррупция.

Про гениальность и пассионарность я не просто так написал чуть выше. Дело в том, что они относятся к той группе слов, которая интересует меня здесь и сейчас.

Группа эта занимает некое среднее, переходное положение между индивидуальными и целостными понятиями. Слова эти живут собственной жизнью и кажутся вполне самостоятельными, но в итоге оказываются лишь отражением, редукцией или детализацией других слов, более целостных.

Как ещё более яркий пример такого слова приведу понятие о «праве», которое, в сущности, является порождением слова «обязанность». Думаю, перейдя по ссылке и ознакомившись с «незначительным трактатом» Вы быстро поймёте, что я имею в виду. Действительно, может ли быть право там, где все пренебрегают обязанностями?

В свою очередь и «обязанность» порождена таким интересным понятием как интенция, которое будучи импортным, зародившимся во чреве импортной же феноменологии, для русского уха не значит вообще ничего. Поэтому предлагаю заменить его как и пассионарность чем-то более осмысленным в пространстве русских словарей. И в качестве такого слова предлагаю «вовлечённость».

 Хотя, конечно, мне можно возразить, что интенция уже просто по значению переводится как направленность или намерение. Но я рассуждаю так: если бы феноменология полагалась не на двоичную логику, а на нечёткую, то все эти направленности и намеренности, упрямо не желающие учитывать тотальное взаимопроникновение объекта и субъекта, превратилась бы в «вовлечённость» тут же, не отходя от кассы.

Вот теперь я могу рассмотреть ещё одно интересующее меня слово из составляющих «вовлечённость» – коррупцию.

И вообще, это очень актуально.

Итак, коррупция, обычно, это термин, обозначающий использование должностным лицом своих властных полномочий и доверенных ему прав, а также связанных с этим официальным статусом авторитета, возможностей, связей (выделяю особо) в целях личной выгоды, противоречащее законодательству и моральным установкам.

Меня это не устраивает, потому что для такой интерпретации всегда существовали более конкретные слова типа взяточничества, мошенничества или вымогательства. Но раз уж в наш язык пролезло ещё одно слово на эту тему, то и означать оно должно что-то ещё, отличное от вышеперечисленного.

Логично, думаю, предположить, что как и пассионарность, коррупция для нас – это такое переходное слово, когда некое явление уже выделено в нечто целое, но его смысл ещё не стал достаточно очевидным, оставаясь чисто интуитивным.

Итак, коррупция – это всё-таки не просто отдельное лихое действие, а отражение его сути. Это слово, обобщающее и взяточничество, и мошенничество, и вымогательство и многое другое.

Если обратиться к латинскому языку, откуда, собственно, это слово и происходит, то выясняется, что коррупция означает «гниение», «растление». Таким образом, коррупция говорит о том, что взяточничество есть суть гниение.

Как уже указывалось, обычно, при описании коррупции используется или «должностное лицо», или «чиновник». А эти субъекты в сущности олицетворяют такие понятия как «права» и «обязанности». Из чего я делаю следующий вывод, коррупция это одна из характеристик вовлечённости человека. В данном случае, вовлечённости в жизнь общества, других людей, его окружающих.

Причём характеристика эмоционально окрашенная. Продемонстрирую.

Допустим, некий господин Ч-ский, кем бы он ни был, вздумал организовать приют или интернат для сирот, но местные законы неблагоприятствуют этому начинанию. На дворе уже осень, сироткам скоро станет холодно. И тогда Ч-ский приходит к ответственному лицу, «право» имеющему и договаривается с ним. Лицо право имеющее, входит в положение Ч-ского, и проникшись его начинанием, идёт на все риски, связанные с невыполнением своих обязанностей, требующих неукоснительного исполнения должностных инструкций, а также буквы Закона, и даёт добро на богоугодное начинание, которое всему этому противоречит, с мыслью что оформить всё это дело можно и задним числом, да и вообще тут на многое можно закрыть глаза.

Вот скажите мне, у Вас язык повернётся назвать это всё коррупцией? А ведь это она, родимая, если следовать существующим определениям! Однако, что-то тут не так. И дело не в том, что ситуация шибко гипотетическая, а в том, что коррупция – это гниение, а тут явно всё пучком. Тут всё как раз цветёт и пахнет.

И тут даже не в интересах общества дело. И даже не в интересах сирот поступает наш гипотетический чиновник. Его интерес именно чисто личный, ему просто хорошо от того, что он помог детям, или, наоборот, гнусно от мысли, что он обрёк их на холод и голод из-за дурацкой писульки. Ну, вот такое у него представление о личном интересе.

Из всей этой, повторюсь, гипотетической ситуации я бы вывел следующее: под коррупцией мы подразумеваем осуждение и неприятие того как реализуются личные интересы других людей. Нам тупо не нравится, что чиновник, получивший доступ к «правам», не выполняет свои «обязанности» за-ради фантиков, стекляшек, ну, или чего там поинтереснее.

А значит, коррупция – это действительно гниение. И смысл нашего интуитивного неприятия, вкладываемого в это слово, прост, ибо гниёт здесь связь между людьми внутри общества. Что в масштабах истории приводит к разрушению этого общества и к гибели всех или многих людей составлявших его. Именно это предчуствие гибели и заложено в неприятие коррупции.

А бухгалтерия здесь незамысловата. Я уже приводил физическую аналогию такому обороту в нарушении должностным лицом своих обязанностей. Для поддержания связи между коррумпированными элементами, кто-то должен затрачивать дополнительную, не запланированную энергию связи. Что аналогично росту сопротивления резистора. Который, в сущности, затрачиваемую на него энергию не «возвращает в экономику», а рассеивает в окружающее пространство. Тупо греется. Таким образом, если человеку, чтобы договориться с другим человеком нужно затрачивать значительные дополнительные усилия, то это и называется в быту коррупцией.

Но ежели всё наоборот? Ежели Ваш личный интерес будет вызывать такой же отклик, как в моём розовом примере? Ежели вместо затрат энергии Вы будете получать её приток? Вы будете против такой коррупции? Сомневаюсь. Но при этом само явление коррупции никуда не исчезнет, оно лишь поменяет знак вашего отношения к ней. И, конечно, будет по-другому называться, ибо называть такое состояние дел гниением как-то даже глупо.

Вот и получается, что, проблема коррупции, не в ней самой, а в основе вовлечённости субъектов коррупционного договора. Если эти элементы настроены на рассеивание энергии, то плохо в конечном итоге будет всем, а если они наоборот отдают энергию, то получим мы этакий резонанс и наступить, значить, светлое-пресветлое будущее. В теории.

Однако, тут вот что главное. В войне с коррупцией всегда присутствует мощный элемент борьбы пчёл с мёдом. Ведь ликвидация коррупции в любом обществе – это вообще-то его гибель, так как общество коррумпировано по факту своего существования. Т.е. коррупция – это неотъемлемое свойство общества, поскольку коррупция – самое прямое следствие наличия связей между частями общества. Есть общество – есть связь. Есть связь – есть необходимость договора, взаимодействия – есть вовлечённость. Значит и для коррупции всегда место найдётся. Поэтому одномоментная ликвидация коррупции как явления – это разрыв связей, а разрыв связей – это аннигиляция общества. А значит, и бороться в идеале надо не со взяточничеством и произволом, а с жадностью и глупостью. Не симптомы надо лечить, а саму болезнь. Знак коррупции надо менять, расставляя, например, на особо коррупционноёмкие места элементы, не поглощающие энергию, а её выделяющие.

В общем, рецепт, вытекающий из такого понимания коррупции, прост как валенок. Поскольку коррупция есть неотъемлемое свойство общества, то в борьбе с коррупцией единственный наш враг – это мы сами. Конечно, видеокамера в режиме онлайн в офисе священника чиновника может поспособствовать некоторому повышению сознательности. Но наивные механические глаза не могут решить истинных проблем,  даже если их зоркость помножить на психологические тесты или какой-нибудь полиграф.

Короче, самое главное, с чего начинается любая деятельность, - это отдел кадров, который, вообще-то, и не сидеть должен в офисе, а регулярно играть на выезде, подкарауливая нужных людей как Диоген: днём с огнём и в каждом закоулке. А поэтому не говорите мне ни о какой борьбе с коррупцией, ежели ни разу не можете мне предъявить государева «хэдхантера». Хау.

Свобода.

Вы верите в свободу воли? Да?

Есть такой замечательный фильм: «День сурка» (кстати, у него есть брат-близнец, причём старший, снятый аж на 6 лет раньше Владимиром Хотиненко). Кто не смотрел – бегом, и в обязательном порядке.

Для подкованных же в кинематографе следующий вопрос. Что будет, если скрестить сурка с Арнольдом нашим Шварценеггером? Это я уже на фильм «Вспомнить всё» намекаю. Т.е. что было бы, просыпайся герой Билла Мюррэя с полностью стёртыми воспоминаниями о предыдущем дне?

Я провёл свой небольшой опрос тех, кто верил в свободу воли и выяснил, что все они как один ответили, что в данном случае кина бы не получилось. Герой проживал бы один и тот же день раз за разом, и, вероятно, уже через полчаса вся публика, зевая, покинула бы кинозал.

Очевидно, что ответ номер один входит с ответом номер два в некое противоречие. Непонятно, как это можно верить в свободу воли и тут же в ней по сути отказывать!

Полагаю, что мы хотим верить в свою свободу, но даже в этом желании мы не вольны. Мы слишком вовлечены в мир, чтобы быть чистым субъектом, духом. Мы не дух, а дух И плоть (см. хаос).

Сверху в принятии решений нас ограничивает то, что мы называем знанием. Т.е. если Вы узнали, что прыгнув с десятого этажа, превратитесь в котлетку, то без дополнительных причин уже делать этого однозначно не будете. И Вам не позволит этого сделать в том числе и то, что дёргает Вас за ниточки снизу – плоть (она же неосознаваемый хаос желаний, инстинктов, рефлексов), эоны лет вселенской эволюции яростно вопящие из каждой клеточки Вашего тела.

Иначе говоря, переть против аргументов можно только не зная или не слыша их. Но опять же незнание законов никак не освобождает от ответственности.

Т.е. с одной стороны есть знание, которое диктует нам наши действия, превращая в безвольный инструмент Судьбы. И чем больше мы узнаём мир, тем меньшее пространство для манёвра нам остаётся под напором её аргументов. Казалось бы, свобода тогда в невежестве. Чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Тут гораздо больше пространство для выбора, и хрен с ним, что в 99% случаев за этим выбором будет стоять превращение в котлетку.

Но не тут-то было. Потому как невежество, это совершенное рабство плоти. Тут Вы не более, чем инстинкт, рефлекс и только. Биоробот, живущий по не Вами написанной за миллиарды лет программе. И поскольку ничего-то Вы об этом не знаете, то и выбирать в каждой ситуации будете снова не Вы, а некий автопилот.

Вот и получается, что двоично свобода – это лишь виртуальная граница между рабством Плоти (хаоса) и диктатурой Судьбы. Но если записать эту мысль в нечётких координатах, исходя из того, что операция «А И не-А» – это И-пересечение, то можно получить, например, вот такую формулу:

Свобода = Субъект И Объект

С одной стороны, чисто формально свобода и обобщение-синтез очень близки. Что бы это ни означало.

С другой, можно сказать, что свобода есть мера вовлечённости или, что ближе по смыслу, невовлечённости, которая при переходе к двоичной логике обнуляется, т.е. теряет самостоятельный смысл, и «свобода» принимает исключительно относительный характер, т.е. остаётся только «свобода от»     (нужное подставить)    . Или субъект, или объект, третьего не дано. Тогда как на самом деле, свобода в том, что как раз дано.