"Я ощутил личную привязанность к этой войне" - интервью со связистом в СВО

 После публикаций о теле, разуме и душе в мобилизованном преломлении мне хочется разобраться, что же движет нами в духовном плане, и в особенности — что повышает боевой дух и что его подрывает.

Моему собеседнику с позывным "Аристократ" 33 года. Был позывной "Гомер", но не прижился. Род занятий на гражданке — представитель IT-сферы, аналитик.

Почему не воспользовался броней?

— Я воспитан советским поколением. Я из военной династии. Мой отец — офицер, дед — офицер, прадед — участник Великой Отечественной войны, 32 года прослужил сержантом. Я пошел на срочку, потому что был уверен, что должен, так же и сюда. А как ещё?

Коллеги... IT мне нравится в плане работы и совсем не нравится в плане людей: когда мобилизация началась, основная масса IT-шников стала "героями Верхнего Ларса"; мои коллеги паниковали в чатах: как получить отсрочку, где взять документы...

Начальник управления, мужик в возрасте, сказал: твою позицию знаю, уважаю. Уволить не пытались, в марте этого года премию выплатили за девять месяцев прошлого года в полном объеме.

Я считал себя не вправе косить. Когда война началась, отслеживал все новости. Была мысль пойти добровольцем, но останавливала вероятность не вернуться, а дочке три года.

Когда наши оставили Харьковскую область, стало понятно, что мобилизация нужна, людей явно не хватает. Я ждал, что объявят вот-вот, но объявили ее чуть позже. И когда объявили, я все ждал повестку — формальный повод избавиться от страха. Повестку принесли только 29 сентября, а я все думал — почему не несут, я что, рыжий, что ли? В этот день утром звонок в дверь, открываю — два мужика стоят: вам повестка. Я говорю: ну, давайте. Они так переглянулись странно, может, думали, я сейчас дверь захлопну или убегать начну. Взял повестку, сразу полегчало на душе, всё правильно, так, как надо.

Отправил ее на работу, меня спрашивают: будешь оспаривать? Я отказался.

За несколько дней до этого закрыл ипотеку из заначки, в день повестки оформил гендоверенность на жену, закладную забрали из банка. И все, со спокойной душой пошел в военкомат.

То есть ты внутренне готовился к мобилизации?

— Да, ждал. Не хватало духа избавиться от мысли, что если не вернусь, дочь будет без отца расти.

Год как началась мобилизация, год ты уже на войне. Давай поговорим о соблазнах.
Люди мы не молодые, есть проблемы со здоровьем. Почему не отлежаться в госпитале? Отдохнуть или совсем потеряться?

— Я на срочной-то в госпиталь попал только раз, с ангиной и температурой 39,5. На учениях тоже навернулся где-то, ходил хромал, от строевой освободил командир. Это ненормально, мазаться в калечке. У нас на утреннем осмотре вместо уставной фразы "Желающие записаться в книгу больных" дежурный кричал "Калечи, убогие [гомосексуалисты]!"

Срочку сколько служил?

— Год, в 2012-2013.

Другой вариант — самострел. Когда сюда попал, явная угроза жизни была, не было желания таким образом откосить?

— Нет. Первое — это животный страх, инстинкт самосохранения, самому себе странно наносить вред.

Второе — моральная составляющая. Я сюда пришел почти что добровольно. Когда началась мобилизация, начальник просил скинуть диплом и другие данные для оформления брони, я отказался, попросил меня не отмазывать. А сейчас что, мазаться? Это ненормально.

Ни стреляться, ни резаться, ни в СОЧи бежать. Вспомни "Патриот" (парк "Патриот", где проходила подготовка; прим. mobikoptik), родное Подмосковье — скакнул за забор, и хрен тебя кто найдёт. В отпуске был, мог не вернуться. Но зачем?

Было ли желание запятисотиться — не исполнять приказ?

— Есть моменты, которые не радуют, мы все со своим мнением, я не совсем согласен. Но мы присягу приносили, подписались на это все.

То есть тебя не столько пугает уголовная отвественность, сколько присяга обязывает?

— Мне запомнилась одна фраза, где-то услышал: русский человек считается прежде со своим внутренним миром, нежели с миром юридическим, и если не видит чего-то предосудительного с нравственной точки зрения, то законодательная вряд ли остановит.

По телевизору втирают: ты не лох, ты слишком ценен, добивайся успеха любой ценой. Не возникало ли у тебя мысли, что ты слишком хорош, чтобы идти служить?

— Нет. До войны когда-то я поддавался пропаганде, хотел пожить в других странах экспатом несколько лет, с супругой даже деньги откладывали. Но когда СВО началась, крест на этом поставил.

Мне казалось, что после 2014 года с Украины все разъехались, а выяснилось, что народу там много кто остался, и такие ярые укропатриоты. С началом войны все маски послетали, и они оказались ярыми русофобами. Обратный процесс по тому же принципу пошел у меня: отказался от идеи куда-то валить, проснулся детский патриотизм.

То есть заграница нам не поможет?

— У нашей Родины друзья лишь армия и флот. Иностранцы — нет. Деловые партнеры — допускаю.

Было ли противодействие со стороны жены, родственников?

— Говорил жене, что хочу добровольцем идти. Ее это пугало, но против ничего не говорила. Незадолго до мобилизации разговаривали об этом, сказала: "Должен — иди, препятствий чинить не буду. Мы как-нибудь перетерпим это время".

Отец по понятным причинам не был против. В годы чеченской войны он в командировки не ездил, война косвенно затронула — служил в СКВО.

Мама в ужасе была, когда объявили мобилизацию — простим это женщинам. Сразу после выступления Путина позвонила мне:
- Слышал? — Конечно. — Ты готов? — Я этого ждал! — не препятствовала, не отговаривала.

Тесть в чеченской войне участвовал, офицер. Тоже против быть не может.
 

Перейдем к более широкому контексту: СМИ и телеграм-каналы. Как по-твоему, работают они на подъем духа военных или все же больше на мирную жизнь, на гражданский лад?

— Много передач про СВО, разговоров, но развития патриотизма я не вижу, они больше обсуждают сиюминутное. Призывы идти на контракт в СМИ, на улицах — это ж не про то, чтобы повысить дух, это про то, что людей не хватает.

Проблема нашей Родины — мы потеряли идеологию в 1991 году. В отсутствие идеологии повышать патриотизм, морально готовить людей идти рисковать жизнью очень проблематично.

Сегодня появляются зародыши идеологии, очень жиденькие, блеклые. Например, идея единой России — не в смысле партии, а в смысле единства всех народов.

На войне отношения специфичные. Дежурил на объекте, рядом стояли соседи, росгвардейцы с Кавказа. Один русский на вид, у другого чеченский шеврон, у третьего дагестанский. Выходили ночью, комендантский час, ни одного фонаря, только луна светит, ни зги не видно, и вот эти два парня — дагестанец, чеченец и мы, двое русских общались. Они помогали нам по-всякому: водой, постираться, помыться. Когда по нашему объекту прилетело, они первыми пришли на помощь.

Единение народов вполне могло бы стать нашей новой идеологией. В Конституции она запрещена, но я не вижу проблем развивать ее практически, без юридического статуса. Это будет основой и для повышения патриотизма.

Это единство есть. Мы все разные, национальность, социальный статус, разные города, разная религия. Но на улице ты видишь ребят в военной форме, ты их знать не знаешь — но вы свои. Это единение на гражданке хоть чуть-чуть бы привить.

Как относишься к людям, которые воспользовались связями и отмазались от службы?

— Можно понять тех, кто уже отсюда уезжал. Увидели войну без прикрас, товарищей пооткапывали после прилетов, страх возобладал. Не поддерживаю, но понять мотивацию могу, я это тоже видел все. Но когда бегают, как мои коллеги-IT-шники, от мобилизации, от срочки...

ЦИПСО — замечал ли пропаганду, повлияла ли на тебя?

— Я не школьник, у меня свои есть убеждения, рос в другом информационном поле. Она работает, однозначно, информации от них очень много льется. Любой инфоповод они раздувают до сумасшедших размеров. И не было бы такого количества укропатриотов, если бы не пропаганда.

Прецедент из прошлого — Третий рейх, от прихода к власти нацистов до начала войны всего ничего прошло, и не было интернета и соцсетей, но из обнищавшей, обиженной, униженной немецкой нации вырастили мощных "людей первого сорта".

Украине дали свои наработки американцы, немцы, коллективное творчество. Полтора года войны это там поддерживает патриотический дух. Нам бы тоже неплохо иметь свой аналог ЦИПСО.

Может быть, он есть, только мы не замечаем?

— Он не должен быть оголтелым, нужен адекватный, преподносить информацию людям в правильном свете. Сегодняшние эфиры об СВО — либо рассказы очевидцев, либо абстрактные пересказы новостей. Кто-то там кого-то поразил — ну и что? От того, что подбили одну БМП, ни горячо, ни холодно, нужна взаимосвязь событий и фактов, не хватает аналитики.

Не хватает патриотической работы на всех уровнях, начиная с детского сада и школы. К тому же, в государстве должна быть своя цензура: не сумасшедшая, "кого-то-фобная", но в правильном русле направлять информацию в интересах государства.

К примеру, как в Советском Союзе во время Великой Отечественной войны: все были герои. В стране не было проблем? Конечно, были! Везде: в промышленности, на фронтах, в гражданском обществе. Но об этом не говорили громко, потому что нужно было поддерживать боевой дух людей. Произведения, рассказы о предателях, диссидентах, СОЧинцах появлялись уже после войны, когда лютая опасность для страны миновала.

А сейчас такая лютая опасность есть?

— Сейчас мировая война в миниатюре, симбиоз Первой и Второй. Второй — по вооружению, Первой — тягучая окопная война. И, скажем честно, нас не пытаются поразить оружием — Украине поставляют ровно столько вооружения, чтобы они держались, но не столько, чтобы победили.

Могут они поставить сразу все скопом, самолеты, танки? Могут. Могут поставлять больше. Градус медленно повышают, чтобы поддерживать плюс-минус одинаковый уровень напряженности. При этом активно работают ЦИПСО, американские, немецкие и прочие западные СМИ на то, чтобы вызвать в нашем обществе недовольство и повторить сценарий развала Российской империи.

Тогда была уйма проблем на фронте, объективных и субъективных. Деникин в мемуарах "Очерки русской смуты" полагал их исключительно искусственно созданными: вместо закупок боеприпасов закупали какую-то ерунду, верхи саботировали поставки, и в низах это видели. На каком-то из участков фронта русская императорская армия успешно наступала, не терпели они поражений, не несли больших потерь. И вдруг пришел приказ отступать — вопреки обстановке. А при отступлении их били в спину, как бешеных собак, и убили многих.

Мне кажется, наши западные оппоненты пытаются провернуть похожий сценарий, когда идет относительно небольшая по масштабу война, сравнительно немного людей, сравнительно немного техники, относительно дешево по деньгам, и при этом вызвать недовольство внутри общества и развалить нашу страну. Создать искусственные проблемы внутри, накалить их до сумасшедшего уровня, чтобы люди в России начали нервничать и паниковать, вовлечь эмигрантов типа "Открытой России" — очень похоже на развал Российской империи.

А ты воспринимаешь эту территорию, где мы находимся, как свою?

— Пятьдесят на пятьдесят. В какой-то мере да, потому что я знаю историю, в какой-то мере нет, потому что я рос, когда она была в составе другой страны. И нам, это тоже недоработка информационного поля, нам в детском саду и в школе не рассказывали, что это вообще-то наша земля. Это всегда подавалось как "Украина — другая страна". Да, мы знаем, что мы в Советском Союзе входили в состав одной страны, что в Российской империи это были наши земли, но мы-то росли не в СССР и не в Российской империи. Поэтому с точки зрения истории я понимаю, что это наше, но мое восприятие — скорее нет.

Люди здесь наши. Я всегда считал нас с Украиной и Белоруссией одним народом. Не просто братский, а один, разделенный исключительно политически. Хотя Украина сейчас не очень хорошо себя показала, реализуя свой сценарий "Мы не Россия", развивавшийся с 1991 года активно, с 2014 года мегаактивно.

Как, по-твоему, влияет на ситуацию сегодня опыт Чечни и Афгана?

— Мне кажется, очень мало говорят про эти войны и их участников. Спроси сейчас на улице, не всякий назовет причины начала этих войн, не вспомнит, что в Афганистан советские войска входили абсолютно легитимно, по приглашению правительства — как и в Сирию российские.

Однокашник отца прошел Афган, был в Югославии, в двух чеченских кампаниях, в Сирии, сейчас на Украине — на пенсии, но как гражданский специалист где-то на другом участке фронта СВО. Он рассказывал про афганскую войну, что в обществе их многие не принимали, особенно под конец афганской войны, в преддверии девяностых, уже чуть ли не бандитами считали, которые кого-то где-то бомбили.

Не могу не вспомнить книгу одного из моих любимых писателей Эриха Марии Ремарка "На обратном пути". Он немец, он писал про свое, но никакой разницы я не вижу. По сюжету они заходят в приграничную немецкую деревню, а люди занимаются своим делом. "Мы думали, что мы герои, что нас здесь ждут, что нам будут рады, а им до нас вообще нет никакого дела, люди живут своей жизнью, дети играют, взрослые работают. Хотя б женщины для приличия помахали платочком!" Вот примерно такое же ощущение по воспоминаниям тех, кто вернулся из Афгана и из Чечни.

Чечню более-менее люди прочувствовали, потому что по всей стране теракты гремели. Афганистан же далекая страна, контингент регулярной армии относительно небольшой в масштабах огромной страны, мобилизации не было. Проводя аналогию, мало людей задействовано здесь [в СВО]. Чем больше людей пройдет через СВО и другие, вполне вероятные в будущем операции в странах постсоветского пространства, тем лучше для внутренней стабильности государства. Они посмотрят своими глазами на происходящее здесь, на то, как относятся нацисты к нашим людям, и совсем по-другому будут передавать эту информацию детям и другим людям в России.

Как это было в Великую Отечественную войну — вся страна воевала, и трудно было найти человека, который не понимал, почему. Это поколение ушло, и историю переписали, особенно в 90-е. Поколение победителей в Великой Отечественной — железные люди, их нельзя было ничем запугать, их невозможно было обмануть, так как они видели Запад, наших врагов, своими глазами, как они себя ведут. Советский Союз был силен как никогда этим пониманием людей. Ни развал, ни революция, ни перестройка были невозможны тогда. И это, хотя бы в миниатюре, нам бы повторить сегодня.

То есть даже понимая, что возможно такое же отношение непонимающих людей и к тебе, ты все равно трудишься на войне?

— Я уверен в нашей правоте, в правильности нашего дела.

Давай еще о Великой Отечественной войне. Было ли у тебя ощущение, что повторяется история той войны?

— Перекличка есть. Хохлы ходят в атаки под знаменами Третьего рейха, на своих танках рисуют белые кресты, как немецкие фашисты, сражения в районах Изюма и Харькова — 80 лет спустя те же события в тех же местах. Наши многие ходят с советским флагом, советским гербом на шевронах.

Возможна ли денацификация Украины?

— Удивляет тупость, что ли, западных организаторов этого всего, так открыто идти с нацистской символикой и лозунгами. Понятно, что Запад вне Варшавского договора не сильно-то и перевоспитан был после Второй мировой войны, и нацисты Третьего рейха становились лидерами НАТО. Плакат есть советский с нацистом, в мозг которому заглядывают американец и британец и говорят: форму дадим другую, в отстальном вполне подходит (см. карикатуру в тизере; прим. mobikoptik). Денацификация на западной оккупированной территории Германии не проводилась, по сути. Сменили атрибутику, содержание осталось.

Люди в Восточной Германии не то чтобы сильно любят Россию, но совсем по-другому относятся к нам, некоторые по-русски говорят. Восточные немцы были одними из самых преданных сторонников СССР в послевоенный период. Можно вспомнить сотрудничество Штази, одной из самых эффективных разведок в мире, и КГБ.

То, что на Украине делается сегодня огнем и мечом — вынужденная мера, нам нужно избавиться от ядра, засевшего в Киеве. Понятно, что оно, ядро, дальше на запад от Киева, но сегодня работаем с этим. Нужно выключить им ЦИПСО, телевизор, и своим воспитанием, начиная со школы, исправлять.

Работы для ФСБ непочатый край: спящие ячейки нацистов, самых оголтелых уничтожать. Но это будет в русле гражданской жизни.

Дети, как губка, впитывают все, что вокруг: им было восемь лет на момент Майдана, сейчас им 17 лет — что они впитали за это время? Придется их жесткой рукой придерживать, чтобы не было факельных шествий и нацистских восстаний. Конечно, тяжелая работа. А что, после Великой Отечественной войны было легко?

Ты верующий?

— Никогда верующим не был, но здесь за прошедший год поверил и в судьбу, и не стану отрицать существование бога — не в плане церкви, а некого высшего существа.

Рождается ли сейчас новый русский миф, новая русская сказка, чувствуешь ли себя ее героем?

— С такой точки зрения не рассматривал. Я происходящее воспринимаю как страницу истории, а не как художественное произведение, основанное на исторических событиях.

Что-то будет написано. Например, жанр лейтенантской прозы возник после Великой Отечественной войны. Считается, что это художественная литература, и в то же время художественного — капли, ее писали участники реальных событий по своим воспоминаниям, в некоторых случаях лишь изменив имена.

Что из прочитанного о войне больше всего вызвало острое чувство сходства с происходящим?

— "В окопах Сталинграда", "В списках не значился". "Как закалялась сталь" начал читать в "Патриоте" и дочитывал, когда уже сюда приехали. Для меня их ценность в том, что написаны они участниками событий, часто автобиографичны. Я люблю историю, но не люблю учебники по истории или исторические труды каких-то ученых.

Солженицын?

— Не читал.

Что война отняла?

— Этап взросления моей дочери.

Что дала?

— Ощущение причастности к истории, к важному делу. На гражданке каждый год хотелось работу поменять, двигался с позиции на позицию. А здесь есть свои трудности, проблемы, но нет желания метаться, я себя чувствую на своем месте, чувствую убежденность в правоте того, что делаем. Я из военной семьи, я хотел поучаствовать в войне — вот и выпало на мою судьбу. При том что я не продолжил династию, ограничился только срочной службой.

Испытываешь ненависть к врагу?

— Нет. Каждый отдельно взятый украинец мне ничего плохого не сделал. Может, в целом нам не свойственно ненавидеть врага. Это война на политическом уровне. Столкновения идеологий нет — у нас нет в стране идеологии, кроме осколка советской. Когда это закончится — закончится, и слава Богу.

Готов заключить контракт?

— Да что-то начинают посещать такие мысли. Посмотрим. Многое мне не нравится в армии, в строевой части в мирное время — "разрешите то, разрешите это". На войне отношение проще. Несмотря на трудности, дух русского солдата, русского офицерства во мне остался. Возможно, наследие семьи. Я на своем месте.

Как воспринял смерть Пригожина?

— Никак. Мне очень нравилось, как преподносилась в информационном поле работа ЧВК "Вагнер" в СВО. Пригожин этим всем руководил. Но выходка его в июне с бунтом полностью перечеркнула в моих глазах его самого.

Мне очень жаль ребят, подписавших с "Вагнером" контракт из патриотических соображений. Могли так же и с Минобороны заключить, но они хотели пойти в лучшую структуру, наиболее боеспособную, показавшую себя в Бахмуте. У Вагнера очень хорошо поставлена информационная работа по преподнесению успехов, этому Минобороны стоило бы поучиться, именно не "что", а "как". У Вагнера очень хороший образ создан в глазах людей, большая часть населения их поддерживала. Структура не кадровых военных, а наемников показала себя классно в патриотическом плане. И ребят, пошедших из патриотических соображений, а после мятежа чуть ли не врагами народа ставших, вот их жалко.

Это последняя война?

— Нет, не последняя, уверен. Перестроение мира только начинается. Россия заявила свои права на то, чтобы снова стать империей, в полной мере суверенной, и никто просто так нам сделать это не даст. Свои земли мы будем возвращать, к сожалению, силой. Белоруссию мы смогли удержать без войны, а в других что происходит? Прибалтика, Молдавия, Казахстан, Армения, Грузия... Причем самые оголтелые, лютые русофобы не на Западе, а в странах СНГ.

Ты ж понимаешь, придется воевать с США?

— А разве мы уже сегодня не воюем с ними?

Так это как с нацизмом на Украине: одно дело воевать на уровне шеврончиков, другое дело — с государством.

— Я не думаю, что США как государство прямо будет вписываться. Оно будет вести прокси-войну, отправлять кадровых своих военных под личиной наемников, отправлять вооружение. Не думаю, что Америка не то что погибать за какую-то Украину в ядерной войне — даже рисковать такой возможностью не будет. Они хотят удержать свою гегемонию, они хотят нас подавить, но методами, наиболее безопасными для них. А прямое столкновение двух крупнейших ядерных держав чревато...

Напрямую — с Польшей или другой неядерной страной НАТО вполне возможно. Если захотят кинуть Польшу на войну с Россией, они выкинут ее из НАТО по-быстрому. Ведь Запад соблюдает юридические нормы или по принуждению, или в своих интересах.

Просто из-за того, что есть ядерное оружие и политическая воля его применить, США не пойдут на прямую войну.

Стал ли какой-то момент для тебя переломным на войне?

— Первый прилет по нашим землянкам. Мы знали, что это случается, но когда сами своих ребят пооткапывали, война стала ближе.

Но еще раньше, в апреле, мне написали, что мой знакомый погиб в СВО. В марте. Ушел добровольцем прошлым летом, хорошо знал иностранные языки, служил где-то в радиоразведке, слушал наемников. Мне сообщили не сразу, переживали за мою реакцию, наверное. И тогда я ощутил личную привязанность к этой войне.