Понтий Пилат мыл руки…

Понтий Пилат мыл руки.

Лизоблюды, и подхалимы давно придумали этому красивое объяснение. Дескать, Ихняя Честь моет руки, дабы показать всему обществу чистоту помыслов судьи и соответственно законность судейства.

Но владелец этой привычки как никто другой знал её изначальную причину. 

Началась эта история много лет назад в Вечном Городе Риме. Когда его, ныне всемогущего Прокуратора Иудеи звали по малолетству Понтя, что его ужасно раздражало. Он регулярно говорил своим родным и близким, чтобы они его так не называли, но это вызывало лишь смех и новые подколки с их стороны. И вот тогда он решил всем доказать что он не Понтя!

Друзья звали его кто в гимнасий кто в лупанарий. Но Понтя был непреклонен, сперва учёба, потом всё остальное.

Пришел срок, экзамен был сдан на отлично. Ему тут же предложили выгодную работу.

Понтий Пилат был горд. Поминутно он выскакивал в коридор, чтобы полюбоваться на бронзовую табличку, привинченную к двери кабинета «Младший прокуратор Понтий Пилат». Обратили внимание? Не Понтя а Понтий! Как говорится, почувствуйте разницу! Оглянувшись и убедившись, что в коридоре никого нет, он доставал из кармана туники заранее припасённую тряпочку и любовно натирал табличку.

Вскоре появился первый посетитель, первым делом он привычным жестом кинул на стол чиновника пухленький мешочек, который увесисто шмякнулся.

Понтий Пилат внимательно выслушал владельца собственной мясо-хладо-бойни на паях. Дело было пустяковое и он решил его за пять минут. Посетитель облегчённо вздохнул, встал со стула и направился к дверям.

─ Простите, вы забыли. ─ Понтий Пилат указал на пухленький мешочек.

─ Это вам. ─ Недоумённо сказал мясник.

─ Эт-та, э-та что? ─ От волнения Понтий Пилат начал заикаться. ─ Эт-та взятка?

─ Ну да. ─ Сказал посетитель удивлённо глядя на непонятливого молокососа.

─ Этта  Вввы ммнеее ввзятку дали?

─ Ну да!

И вот тогда Понтий Пилат заорал, так что задрожала земля, на пять стадиев вокруг залаяли собаки, а население Вечного Города разом увеличилось на одиннадцать человек. Причём женщины родили только троих, остальных родили мужики.

Дело получило изрядную огласку. Мяснику пришлось изрядно потратиться, чтобы спустить всё на тормозах. Он был богатым и многоопытным, справился.

Однако осталась одна проблема, под название Понтий Пилат. Он метал громы и молнии. Обличал и бичевал. Наизусть цитировал длинные свитки.

Родные и близкие кивали головами и, дождавшись, когда он замолчит, продолжали ездить по ушам; таковы правила жизни, не мы такие жизнь такая. Не ты первый не ты последний, просто сейчас твоя очередь. Вскоре Понтий Пилат выдохся, а бомонд выдвинул из своих рядов свежие силы.

***

Обряд инициации был обставлен по-деловому. Тот же кабинет, те же участники, тот же пухленький мешочек. Только что вокруг стояли свидетели.

Он в волнении оглядел родных и близких. Они кивнули. ─ Понтий Пилат! Сделай это! ─ Они назвали его Понтий Пилат, не Понтя! Он облегчённо вздохнул, протянул руку и взял взятку.

И вот тогда на руках Понтия Пилата появилось нечто липкое, жгучее и противное, невидимое, но вполне осязаемое. Поначалу он подумал, что деньги мясника были липкими от жира и сала забитых животных и достаточно помыть руки всё пройдёт. Однако после мытья лучше не стало, руки зудели и чесались. Не помогали ни мази ни микстуры. Только при получении очередной взятки зуд уходил, но ненадолго и вскоре возвращался.

Он попытался брать взятки сколь можно чаще, чтобы умерить зуд в руках, но этому воспротивились другие чиновники, которые тоже брали взятки.

Он попытался смыть эту дрянь кислотой, несколько суток орал от боли (а местные мужики всё рожали и рожали). Руки зажили, а зуд появился вновь. Понтий Пилат опять заорал от безысходности.

И вот тогда мужчинам Вечного Города надоело то и дело рожать. И они, надавив на скрытые пружины, спровадили горластого соплеменника прокуратором в Иудею.

Понтий Пилат продолжал регулярно орать, но это уже ничего не меняло. Жители Вечного Города были далеко и ничего не слышали, а местным аборигенам пришлось привыкнуть к причудам нового начальства.

Понтий Пилат мыл руки, и уныло размышлял, может, стоило остаться Понтей?

Джованни Гаспарро. Понтий Пилат умывает руки