В качестве первого предварительного наблюдения напомню о традиционном определении денег. И наверное сюда же — определение «цивилизации» по Греку (общество *товарного* производства, структурированное меновыми связями).
Вторым предварительным замечанием напомню древний юридический принцип «ищи, кому выгодно». С «коньспирологическим» применением в качестве ключевого элемента ретроанализа.
И наконец третьим — о феномене «оппозиции» (с на всякий случай и за неимением лучшего — напоминанием анализа Джагга).
Ну а теперь можно переходить к предмету статьи в виде цитаты из текста, который я склонен классифицировать как «публицистику», не смотря на отчётливый привкус уголовщины:
К концу правления Наполеона Третьего обнаружилась неприятная для Британии тенденция. Потихоньку-полегоньку во Франции сложилась вторая экономика мира, опередившая и бурно растущие Штаты, и Германию (существовавшую тогда в виде Северо-германского союза с лидирующей ролью Пруссии).
Британия удерживала первое место, но Франция шагала вперед опережающими темпами. С 1848-го по 1870-й (годы правления Наполеона Третьего) объем промышленного производства в стране увеличился в четыре раза! Цифры невероятные, и во многом Франция ими была обязана внутренней политике Наполеона. Даже Карл Маркс, люто, до потери аппетита ненавидевший императора (тот своими мерами по улучшению жизни рабочих отбивал электорат у социалистов), был вынужден признать: «При нем буржуазное общество достигло такой высокой степени развития, о которой оно не могло и мечтать. Промышленность и торговля разрослись в необъятных размерах». Всемирная выставка в Париже в 1867 году удивила весь мир научно-техническими достижениями Франции.
До поры Наполеон был очень удачлив. Его колониальные проекты, часто выглядевшие заведомыми авантюрами, неожиданно оборачивались успехами, и Французская колониальная империя стала второй в мире по размеру (первой, разумеется оставалась Британская). И военно-морской флот Франции вышел на второе место…
Всё это, вместе взятое, не на шутку тревожило Даунинг-стрит.
А у императора явно сорвало крышу от постоянных удач, он решил, что ухватил бога за бороду, — и ввязался в авантюру, которую Британия ему не простила. Речь о строительстве Суэцкого канала, тот сокращал путь в Индию на 8 тысяч км, и в общем-то обесценивал путь дальний, вокруг Африки, для обеспечения контроля над которым бритты приложили столько усилий.
Контроль за новым путем принадлежал бы Франции вместе с 53-мя процентами акций «Компании Суэцкого канала».
Когда речь заходила о чьих-то поползновениях в сторону Индии, британцы зверели. Индия была их главным активом, главным источником богатств, бездонной кубышкой. Обладание Индией делало Британию мировым гегемоном, а ее утрата превратила бы в… ну, примерно в то, чем Британия является сейчас.
Строительство канала растянулось на долгие годы. И у британцев была надежда, что дело заглохнет, что его не доведут до конца. Попытки восстановить существовавший в античные времена канал уже случались, но каждый раз что-то мешало.
Однако в 1869 году канал был достроен и введен в эксплуатацию. У Наполеона Третьего начался обратный отсчет.
Илл.28. Акция «Компании Суэцкого канала» — приговор Наполеону Третьему и его империи.
И-23: картинку пропускаю.
Да, император сам, без помощи Лондона (хотя как знать… разные тайные пружины могли быть задействованы) развязал войну с Пруссией, проиграл ее, попал в плен. Но, извините, французские монархи не раз оказывались в плену, много таких случаев известно в истории. Еще во времена крестовых походов сарацины захватили короля Людовика Святого. Позже англичанами был взят в плен король Иоанн Добрый, испанцами — Франциск Первый. И ничего, выкупались из плена, кто деньгами, кто кабальными договорами, возвращались на трон, правили дальше. С Наполеоном все получилось иначе.
В Лондоне недаром коллекционировали бунтарей и радикалов всех мастей из всех стран Европы. Французов там тоже хватало. Луи-Шарль Делеклюз, Александр Ледрю-Роллен, Феликс Пиа, Гюстав Флуранс и прочие, и прочие, хватило бы на пару-тройку опломбированных вагонов. Они разделяли самые разные идеи, среди них были бланкисты, неоякобинцы, социалисты, — но все они сходились в одном, в ненависти к Наполеону Третьему.
К 1870 году вся эта публика неожиданно, как по сигналу, оказалась во Франции и активно занялись расшатыванием устоев. А доморощенные радикалы, в эмиграцию не уезжавшие, получили от кого-то (понятно, от кого) деньжат на агитацию, на издание подстрекательских газет и прокламаций.
Последствия не задержались. Сентябрьская революция 1870 года покончила с империей, но попытки восстаний были и до нее (в феврале того же года), и после (в октябре), а потом случилась Парижская Коммуна, — и понаехавшие из Лондона деятели принимали самое активное участие во всех этих событиях.
После разгрома Коммуны те из ее вожаков, кто избежал расстрела или гибели на баррикадах, немедленно ретировались в Лондон, под крылышко королевы Виктории: Жоаннар, Клюзере, Лонге… Последний, кстати, женился там на дочери Карла Маркса и сделал карьеру в Интернационале.
Луиза Мишель, она же «Красная дева Монмартра» (отмороженная на всю голову феминистка, носившая мужскую одежду и мочившаяся стоя), отмотав свой срок в Новой Каледонии, тоже осела в Лондоне. И не стоило бы вообще вспоминать эту упоротую мадам в нашем расследовании, если бы не один факт: уже в двадцать первом веке появилась версия, что роман «Двадцать тысяч лье под водой» написала она, а вовсе не Жюль Верн. Ага. Взяла и написала. Феминистка. Роман без единого женского персонажа. Да где такое видано?
А-а-а, суду всё ясно… Наверняка Немо была изначально женщиной, а гендерный шовинист Жюль Верн украл рукопись, устроил капитанке смену пола, — и издал под своей фамилией.
Безвозмездно, то есть даром, отдаем феминисткам эту свежую и смелую идею.
Любопытно, что одновременно с атакой на Наполеона Третьего мишенью для британских спецслужб был другой император, российский. Причина точно та же: Индия. И методы точно те же.
В 1860-х годах Александр Второй приступил к завоеванию Средней Азии. Развивалось оно успешно, дальние рубежи Российской империи постепенно приближались к границам Индии.
На Даунинг-стрит отреагировали самыми разными способами, и военными, и дипломатическими, но не забыли и об эмигрантской камарилье, заботливо собранной в Лондоне.
До тех пор российские борцуны за народное дело жили там скудно и скромно. Умереть им от голода британцы не позволяли (зарабатывать на жизнь трудом эта публика не умела и не хотела), но гранты отстегивали мизерные, — не напрямую, деньги получал и распределял давний английский агент Герцен.
Но после 1860 года, после взятия русскими войсками кокандской крепости Пишпек (ныне Бишкек, столица Киргизии), все разительно изменились. Тоненькие финансовые струйки сменились полноводными потоками. У революционеров появились деньги на закупки оружия и взрывчатки, на издание пропагандисткой литературы и периодики, на организационные расходы. Наконец, просто на жизнь (подпольщики-нелегалы в России опять-таки работать не желали, считали себя профессиональными революционерами, и нуждались в регулярных дотациях).
Пышным цветом расцвело то, что Ленин позже назовет вторым этапом революционного движения, народническим.
На императора террористы-народники охотились 15 лет, организовав семь покушений. Еще одно (в Париже, во время Всемирной выставки) совершил поляк-террорист, к народникам отношения не имевший.
В Александра Второго стреляли из пистолета и револьверов (трижды), взрывали Зимний дворец, взрывали царский поезд, минировали мост, по которому должна была проехать царская карета…
Царь казался заговоренным и неуязвимым. Русские войска в Средней Азии двигались вперед, приближаясь к Кушке, Индия становилась близкой и достижимой. На Даунинг-стрит проклинали тот день и час, когда связались с такими бездарными исполнителями. Наконец два бомбиста-смертника поставили точку в затянувшейся охоте, прикончив императора.
При этом террористы срубили сук, на котором им комфортно сиделось двадцать лет: внешнее финансирование русского подполья тут же пошло на убыль. Молодое поколение революционеров поневоле освоило чисто уголовные методы пополнения партийной кассы: экспроприации банков, рэкет богатых предпринимателей…
© В.П. Точинов «Дороги авантюристов, или Загадочная яхта лорда Гленарвана» (цит. по: #698757).
За кадром в качестве базовой идеологической дегрессии осталось указание на значение потока награбленных в Индии богатств в качестве источника финансирования промышленности Острова.