Так чему же конкретно учил Иисус? 2. Методы чтения тайнописи Писания в прошлом и настоящем

В тексте «Почему это произошло с нашим обществом и продолжает происходить» автор обсуждал вопрос о том, почему нет таких вариантов организационно-административной организации на альтруистических началах, которые не имели бы уязвимости к переформатированию в свою противоположность. Вывод: в противостоянии совести и эго чаще побеждает эго, так как существует убеждение, что нет воздаяния и можно жить по принципу «после меня хоть потоп». Убеждение это основано на учении об однократности жизни. Но учение Церкви является не учением Иисуса, а учением об Исусе. А вот чему учил сам Иисус? Рассмотрение этого вопроса мы начали в тексте «Так чему же конкретно учил Иисус? 1. Тайный язык Священного Писания».

“…глядя на видимое, мы смотрим на невидимое,

ибо видимое временно, а невидимое вечно”

Кор. 4:18.

Иисус не планировал создавать новую религию. Он воспринимал себя в самом центре иудаизма и рассматривал своих оппонентов как его маргинальное обрамление, так как они не понимали сути этой религии, воспринимая тексты буквально и преломляли их содержание через желания своего эго («закон мира сего»). Так, смысл избранничества иудеев (единобожников) они понимали как право господствовать над «народами мира», также как и они произошедшими от Адама и Ноя; в храме видели сооружение, а не свои внутренние пространства; в жертве видели налог, выплачиваемый потребительскими ценностями и т.д. Иисус принес живой хлеб учения, который должен был бы отменить мертвый камень закона, так как «закон ничего не довел до совершенства» по слову ап. Павла из его послания иудеям. Но Церковь Свою Иисус вынужден был основать на камне закона (Симоне-Петре) и она два тысячелетия вела себя именно как прокуратура и суд в одном лице, подавляя прямым насилием любой свободный поиск истины. Создал Церковь Павел, но внутри нее в их взаимном противостоянии победил Петр, внеся в христианство пусть и не букву, но дух иудохристианства, которое само по себе не пережило Иисуса даже на полтора века. Христианство же как было реформаторским направлением в иудаизме в момент своего возникновения при Иисусе, так и остается им поныне. Поэтому без изучения основ иудаизма мы ничего понять не сможем. Идея о рассмотрении христианства как абсолютно самостоятельной религии только на фундаменте собственно христианской традиции возникла почти сразу в эллинской среде. Но эта практика сразу скатывалась к буквальному прочтению текстов Писания (своих ключей к притчам у эллинов не было) и истолкованию их «по стихиям мира сего». Исходя из сказанного мы сначала обратимся к той традиции, на которую опирался и сам Иисус, и уже потом кратко опишем практику чтения притч в последующей истории.

На иврите слово “драш” — глубинный смысл, а мидраш – одновременно процесс поиска смысла и его результат. Мидраши (мн. число) делят на мидраш галаха – смысл правовой нормы и мидраш агада - истолкование смысла проповеди, комментарии текстов. Поиск смысла Писания – часть пути поиска Бога и самоценен сам по себе. Потребляющий готовые ответы ничего не ищет, а значит, ничего и не находит. В Иудее хорошим тоном почиталось, говорить не от себя, а ссылаться на авторитет. Поучения Иисуса вызывали негативную реакцию, потому что он часто говорил от себя. Еще один обычай практики мидраш – истолковывать притчу через притчу, оставляя возможность слушающим и самим приложить усилие к пониманию и лично быть на пути поиска.

Основной метод мидраша (слово склоняется) – сопоставление параллельных мест различных книг Писания, когда одни фрагменты проливают свет на содержание других. Поэтому к Писанию относятся как к целому, части которого связаны между собой сложными логическими переходами (интертекстуальность). В предлагаемом читателям тексте это очень хорошо видно. Успеха в понимании удалось добиться за счет привлечения к толкованию текстов канонических материала трех апокрифических евангелий, не убоявшись при этом перешагнуть через навешенные на них ярлыки “ложного знания” и выработать по этому поводу собственное мнение. Это тоже метод шифрования – объявить ключи к пониманию запретными. Боязливые не будут прикасаться и только действительно ищущие или допущенные к устной тайной традиции возьмут их и воспользуются.

Частным случаем мидраша является “пешер” (слушать – иврит). Это толкование, которое прилагается к текстам Писания (мн. число – “пешарим”). Пешарим – метод, исходящий из наличия в Писании двух уровней понимания – буквального и аллегорического, доступного для знающих метод истолкования аллегорий (а также и сновидений). Помимо мидраш и пешер различают также таргум (пересказ на общепринятом арамейском с иврита своими словами, в котором может приоткрываться второй глубинный смысл), типологическое толкование (соотносящее описываемые в Писании события с Божественным замыслом в отношении рода людского), аллегорическое толкование (соотнесение тайного смысла притч с текущими событиями) комбинирование (совмещение фрагментов разных книг в единую смысловую конструкцию исходя из принципа интертекстуальности).

Иудейский экзегезис – правила чтения Писания подобен грамматике в той мере, в какой умозаключение имеет отношение к логике. Но формализация правил ведет к их механическому применению с утратой гибкости логических конструкций. В пределе это привело к появлению понятия “талмудизм” как случай крайнего формализма и начетничества, убивающего смыслы. В то же время к правилам нельзя относиться с небрежением. Первое из них – слова-образы могут быть аллегориями, имеющими конкретное устойчивое значение. Очень много ключей к пониманию аллегорий дает Филон Александрийский, чаще всего цитируемый в трудах по экзегетике. Например, Авраам символизирует добродетель, приобретенную путем веры; Исаак — врожденную добродетель; Иаков — добродетель, достигнутую практикой и медитацией. Египет означает тело; Ханаан — благочестие; голубь — божественную мудрость и т.д. В данной работе мы активно пользуемся символикой в истолковании Филона, особенно его указание на то, что душа есть женское начало всякого человека и прообраз ее - Ева, а дух есть мужское начало всякого человека и прообраз его – Адам. В этом контексте не только становятся понятными очень большое количество притч, но и проявляется основная повествовательная линия Писания, его смысловая ось в соответствии с принципом, что все притчи могут быть гармонизированы без противоречия, ибо Бог не противоречит сам себе. В иудейской экзегетике имеют установленное значение не только слова, но и фигуры речи, а один из главных ее принципов: ничто не может быть истинным и ложным одновременно. Противоречий не существует, существуют не выявленные или неправильно истолкованные смыслы.

Перечисленные методы пришли из иудейской традиции. В Средние века и Новое время возникают направления экзегезы, типичные для европейской культуры, для которой главными являются вопросы критического разума. Европейскую традицию именуют “герменевтика” - объяснение, истолкование. Термин производится от имени Гермеса – вестника богов, передававшего и истолковывавшего передаваемые ими вести. Как явление она возникла как искусство прорицания (мантика – греч.) в Древней Греции на ее собственном культурном материале и была перенесена на иудейскую и христианскую традиции как формат аналитического осмысления, свойственный греко-римской культурной среде. Главное его свойство – актуализация, распространение текущего понимания экзегетом течения жизни на другие времена и другие культуры, основанное на эмпатии (осознанное сопереживание текущему эмоциональному состоянию другого человека – греч.) и эмфазе (акцентированной выразительности – греч. – “эмфатическое понимание”). Изначально такой подход основывался на интуитивном прозрении в состоянии измененного сознания (интуитивная мантика), но постепенно все более переходил в сферу оперирования логическими конструкциями (индуктивная мантика). При этом в осознании происходила актуализация “вещественных начал мира” (Галат. 4:3) и вела к суждениям “по стихиям мира сего” (Галат. 4:9; Колос. 2:8). Неосознанно формировался когнитивный герменевтический подход, который получит развитие и будет осознан как метод существенно позже, но основания которого задним числом будут обнаруживаться уже у пифагорейцев.

В христианской экзегетике различные богословы исходили из разных соображений и формировали разные практики. Климент Александрийский, живший между 150 и 215 годами н.э., заявлял о существовании в Писании пяти смысловых слоев: исторический, вероучительный, пророческий, философский и мистический. Чем глубже был уровень понимания, тем более сокровенные смыслы, по его мнению, раскрывались. Его великий ученик – Ориген, живший между 185 и 254 годами н.э., считал, что Писание — одна развернутая аллегория, в которой каждая деталь символична и выделял три основные смысловые слоя: исторический, моральный, и аллегорический. С Климентом и Оригеном связано формирование школы александрийского аллегоризма (греч. “аллэгорумэн” - иносказание), основанного на философии Платона и Плотина, в соответствии с которыми универсалии находятся в самых общих надиндивидуальных сущностях. С изгнанием из Александрии Оригена она утратила продуктивность, а в Антиохии Сирийской пытаясь избежать аллегоризма александрийцев и буквализма иудеев развивали принципы грамматико-исторического толкования на основе философии Аристотеля, который учил, что универсалии находятся в соответствующих им частностях. Они утверждали, что толкование должно быть основано на изучении грамматики и исторического контекста. На принципах антиохийской школы основывается современная евангельская экзегеза - историко-критическая методология.

Августин (354 — 430) видел в Писании четыре смысла: исторический, этиологический (моральный), аналогический и аллегорический. Он полагал, что особое внимание нужно уделять буквальному и историческому пониманию и непонятный отрывок должен толковаться ясным отрывком в логике Аристотеля. Если значение текста неясно, то ничего из этого отрывка не может быть предметом ортодоксального вероучения. С ним связывают преобладавший в богословии метод четвероякого толкования, образно именуемого “квадрига” (колесница с четверкой лошадей) и переход в мире западного средневековья от философии Платона к философии Аристотеля. В средние века позднеантичные направления богословской мысли пережили периоды ренесанса. В 12-15 веках интерес к антиохийскому грамматико-историческому методу истолкования Писания проявился у испанских евреев, перенесших его в Нидерланды. Ученые парижского аббатства Сен-Виктор (викторины) пропагандировали буквальное толкование в противовес аллегорическому, которое начиная с 12 века теряет популярность. Но при этом они заявляли, что вероучительные доктрины должна выводиться на основе экзегезы, а не экзегетика выводиться из текущего состояния учения Церкви. Фома Аквинский (1225-1274) в Сумме теологии исследовал буквальное значение текста в поисках его духовного значения: “Священное Писание не приводит к путанице, так как все значения основаны на одном, а именно, на буквальном смысле”. Реформация также стала возвратом к буквальному толкованию, т.к. на Мартина Лютера повлияли труды францисканского экзегетика Николая Лирского (1270 – 1349), который вслед за Августином признавал метод четвероякого толкования, но предпочтение отдавал буквальному толкованию, которое должно быть основой понимания. Аллегореза существовала и продолжает существовать в закрытых элитных клубах – массонских и военных орденах, у розенкрейцеров.

Новое Время подарило европейской культуре эмпиризм (мнение, что единственно достоверное знание можно получать лишь посредством органов чувств) и рационализм, которые объединились и на этой основе сформировалась либеральная теология. В ХХ веке соединение подходов либеральной и ортодоксальной теологии привело к возникновению неоортодоксального направления. Его представители считают, что Бог открывает Себя только Своим присутствием и читающий Писание, отвечая верой на Божие присутствие, получает откровение. После Второй мировой войны в Европе распространилась “Новая герменевтика”, во многом схожая с неоортодоксией. Новая герменевтика исходит из того, что сам используемый для перевода язык – уже интерпретация, а для притч - интерпретация герменевтическая. Иными словами, новая герменевтика - исследование герменевтической функции речи как таковой. Приемы новой герменевтики: не следует доверять переводам, которые добавляют к тексту не общепринятые слова; не следует доверять переводам, которые не могут быть проверены по стандартным словарям, грамматикам и лексиконам; чем более древни манускрипты, тем меньше ошибок переписчиков они содержат; наличие странных слов в середине нормальных предложений указывает на более глубокий уровень передаваемого текстом смысла.

В целом практика анализа текстов как таковых, исходящая из общих культурных установок европейской цивилизации, была все более и более активно применяема к текстам Писания. Сложившуюся практику можно охарактеризовать как историко-критическую методологию, в рамках которой реализуются многообразные методы:

- лексико-синтаксический - анализ перевода и его возможных вариантов;

- историко-культурный анализ авторства через лексико-синтаксический анализ языковых форм и стилей, соответствие реалиям исторического времени;

- литературный анализ используемых жанров; 

- метафорический - анализ традиционных для периодов времени и регионов фигур речи, которые в данное время и в данном регионе невозможно перевести буквально;

- контекстуальный анализ;

- символический – анализ концептуального содержания текста, содержащего систему специальных терминов и понятий (включая аллегории и уподобления), подразумевающих определенное смысловое содержание;

- теологический (сравнительно-богословский) анализ. 

Естественно, автор опирался в первую очередь на практику мидраш и пешер, так как именно в этой логике формировались тексты Ветхого и Нового Заветов с их единой системой образов и аллегорий. За основу были взяты упомянутые уже указания Филона Александрийского на то, что Адам и Ева символизируют аспекты всякого человеческого существа. Далее учитывалось указание Иисуса, что человек есть храм Божий и, одновременно, дело Божьего домостроения. Эта система символов находится в центре логической конструкции, вокруг которой выстраивается все хитросплетение мидраш Писания. Что касается методов историко-критического анализа текстов, связанная с ними информация, конечно, также учитывалась. Но тут нельзя увлекаться, так как “здравый смысл” основывается на текущей жизненной практике и неосознаваемо стремится к суждению “по стихиям мира сего” (Галат. 4:9; Колос. 2:8) на основании “вещественных начал мира” (Галат. 4:3) как единственных объективных логических основаниях - “Только то, говорит, и действительно, – Что для нашего тела чувствительно” (А.К. Толстой). Этот незаметно просачивающийся в рассуждения “здравый смысл” уже не раз разыграл злую шутку с действительно крупными исследователями Писания и христианской экзегезой в целом. В качестве примеров таких исследователей Писания можно привести и американца Барта Дентона Э́рмана, и австралийку Барбару Элизабет Тиринг. Оба – великолепные профессионалы, очень хорошо знающие тексты Писания и исторический контекст их возникновения.

Барт Э́рман в своих книгах методами мидраш и пешер практически не оперирует, так как судя по его текстам не знает их достаточно глубоко и не понимает, полностью сосредоточившись на историко-критическом анализе. В результате он проваливается с позиции экзегета в позицию историка, хотя и пытается делать формальные оговорки по этому поводу. Например, в книге “Иисус, прерванное слово” он высказывается о целесообразности удаления из канона Первого послания ап. Павла Тимофею, в котором, по его мнению, некий более поздний автор, яростно восставший против активной роли женщин в Церкви, приказывает им молчать и не властвовать над мужем. Если же женщины хотят спастись, то это возможно лишь “чрез чадородие” (1 Тим. 2:13–15). Барт Э́рман понимает это буквально: “…женщины должны быть безмолвными, покорными и беременными” и указывает, что это: “Не очень-то либеральная точка зрения”. Это просто очаровательно. Дело в том, что решение о каноничности или не каноничности тех или иных книг принималось церковными авторитетами исходя из их собственных представлений о правильном и неправильном. Барт Э́рман сам об этом многократно писал, полагая этот подход недостаточно объективным. И сам туда же. В следующих текстах, идя путем мидраш агада и применяя пешер, мы разберем этот вопрос и покажем всю глубину мудрости послания, с учетом того, что в нем и жена – не жена, и чадородие – не буквально понимаемое чадородие, на что прямо указывает история о разговоре по этому поводу Иисуса с фарисеем Никодимом, закончившегося словами Иисуса: “...ты — учитель Израилев и этого ли не знаешь?” (Ин. 3:3–10). Два тысячелетия прошло, а Эрдман все еще в положении Никодима. Родился Барт Э́рман в семье протестантов-евангелистов и был не просто искренне, а истово верующим. Чтение же Писания по букве, совмещенное с историко-критическими методами анализа, сделало его агностиком с превалированием подсознательного атеизма. Но как же не читать по букве, если само понятие “ортодоксия” основывается на греческом слове “ортос” - “прямой” (ортопедия - выпрямление конечностей), у которого уже вторым смыслом идет “правильный”. В ортодоксии видят прямое суждение (греч. “докса” - еще и мнение, знание, а также: сияние, слава). Но прямое рассуждение уже само по себе подсознательно подразумевает “непосредственное”.

Несколько иная история у доктора философии и теологии Барбары Тиринг. Она – один из лучших знатоков кумранских рукописей, изучению которых посвятила 15 лет. Обнаружив в них прямые указания на пешер, она сделала его, наряду с методами историко-критического анализа своим инструментом и начала применять его, как применяют двуручный меч на поле боя. Например, она обратила внимание на то, что в текстах слово “Иерусалим” применяется в единственном и множественном числе и там, где говорится о казни Иисуса, применяется множественное число. Это могло означать, что казнь происходила не в историческом Иерусалиме, а где-то еще. Она идентифицировала это место как Кумран и на основании этого выстроила историко-политическую реконструкцию, в которой нет вообще никакой теологии, а есть расследование в духе Шерлока Холмса. Оно выстроено на рассеянных камушках фактов, которые выложены в нужных местах на мысленно сгенерированной картине. Между ними пространство заполнено логическими операциями и толкованиями на основе метода пешер в той их части, которая относится к вопросам положения в социуме, пространстве и времени. Когда автор читал ее книгу “Иисус из плоти и крови” (“Иисус Человек”), он поймал себя на мысли, что где-то что-то подобное уже видел и вспомнил книгу Кирилла Еськова “Евангелие от Афрания”. Тиринг в каждом фрагменте своего труда пыталась остаться историком, но все-равно получилось нечто подобное. Уж большо широки и смелы допущения, заполняющие пространство между фактами. Указанная книга сломала карьеру и авторитет Тиринг в университетско-академических кругах, что ее самою не остановило.

И Барт Э́рман, и Барбара Тиринг – очень хорошие специалисты, некритическое отношение которых к методам историко-критического анализа превратило их из экзегетов в просто историки и с точки зрения понимания смыслового наполнения текстов Писания они оказались в положении “флюса одностороннего”. Не разобравшись в содержании собственно религиозного учения, они смогли увидеть только перечень событий, происходивших между живыми людьми и применяя допущения заполнять лакуны между отдельными камушками фактов. Э́рман был осторожнее и не зашел так далеко, как решительная и храбрая Тиринг (Тьеринг), написавшая, по существу, исторический детектив.