Как нам объединится и зачем нам объединяться

Мы антенны, топы мачт.
Все одной системы, передач.
За тебя я, ты за мной.
Пляжем ляжем под, прибой.
/ Мумий Тролль - Где Вы, Девочки

В этой статье я собираюсь смешать вообще всё до чего дотянусь. Весь нарезанный культурой винегрет я попытаюсь объединить в один квант информации, и восстановить её целостность - то есть гармоничность исходных образов.

Казалось бы, вопросу "как нам объединиться?" должен предшествовать вопрос "зачем нам объединяться?". Но я покажу, что это связанные вопросы. Это как раз тот случай, когда ответив на вопрос "как?", мы тут же получим ответ на вопрос "зачем?" - и наоборот. То есть в рассматриваемом случае это двойственные вопросы.

Теория двойственности уже получила отражение в математике - в идее двойственной задачи симплекс метода линейного программирования. Суть понятия двойственной задачи следующая: для любой видимой задачи можно выявить скрытую двойственную задачу. И если для решения прямой задачи ресурсов разумности не хватает, то можно попытаться решить двойственную задачу - и её решение совпадёт с решением прямой задачи. Конечно формализован симплекс метод для случая, когда всё точно детерминировано - тогда решение единственное, и оптимизация двойственной задачи автоматически означает оптимизацию прямой задачи, с точки зрения внешнего критерия оптимизации: найденный симплекс-план будет тождественен для каждой из задач.

В жизни же всё детерминировано не так точно, а в статистическом смысле - но смысл двойственности от этого не становится тускней, ведь и критерий оптимизации в жизни сам является ещё той задачей. Расширенная же трактовка двойственности такая: любая задача имеет объемлющую задачу, которая является объемлющей также и для двойственной задачи. И если и поиск ответа на вопрос "как?" и поиск ответа на вопрос "зачем?" ведут к целостности - объемлющему ответу, то это разные аспекты одной объективно существующей задачи, стоящей перед людьми вообще и каждым человеком в отдельности.

Но можно расширить понятие двойственности ещё больше - на всё мироздание, как объяснение его дуальности. Подобное отражение принципа двойственности можно увидеть на примере последовательного снятия дихотомии понятий при помощи диалектики, как это делал например А.Ф.Лосев, выходя на понятие абсолютный миф в книге "Диалектика мифа". 

Что же объединяет такие сущности как "задача" и "понятие"? И то и то есть процесс бытия, выраженный в знаковой форме с некоторой целью. А следовательно, развивая теорию двойственности можно сказать: для любого процесса есть объемлющий процесс, который является объемлющим также и для, казалось бы, даже антагонистичного процесса. Говоря на языке А.Ф.Лосева: из любого мифа можно выйти в объемлющий миф, используя двойственный миф как вспомогательный. 

И тут мы покидаем мир, порождённый базовыми (предельно обобщающими) понятиями, лежащими в основе теоремы Эшби, выходим из мифа о теореме Эшби - и попадаем в потенциальный мир теоремы Гёделя. (Миф о теореме Эшби я описывал в статье про Тупик Эшби.) А краткое выражение, иллюстрирующее идею двойственности любой задачи, есть афоризм: "Цель оправдываЮт средства". Собственно целью написания этой статьи и есть наметить пути выхода из тупика в альтернативный миф.

Конечно представление мира в виде теореме Эшби снимает не даёт поставить все эти вопросы - но это не наш метод. Сначала же стоит рассмотреть дихотомию как/зачем в текущей, не нашей, цивилизационной парадигме.

Дюркгейм выдвигает гипотезу, согласно которой разделение труда присутствует не только в экономической сфере жизни общества, но и во всех остальных. Общество сможет удержаться в равновесии только благодаря специализации занятий. Разделение труда является главным источником социальной солидарности, а непрерывное разделение общественных работ составляет общественную солидарность и становится причиной усложнения общественного организма. 

Дюркгейм предлагает проверить эту гипотезу таким образом: посмотреть, в самом ли деле социальная солидарность проистекает главным образом из общества, в котором мы живём, и в какой мере она способствует объединению общества - только тогда мы узнаем в какой степени оно влияет и насколько важно для нас. 

(Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. (1893))

Что же пишет он <Дюркгейм> по поводу регламентации и свободы? Вы только послушайте! Похоже, перед нами типичный пример идиотизма классиков.

“…Свобода… сама есть продукт регламентации. Я могу быть свободным только в той мере, в какой другой удерживается от того, чтобы воспользоваться своим физическим, экономическим или каким-либо иным превосходством для порабощения моей свободы. И только социальный образец может воспрепятствовать этому злоупотреблению силой. Известно теперь, какая сложная регламентация необходима, чтобы обеспечить индивидам экономическую независимость, без которой их свобода лишь номинальна”.

Ну, вообще-то, судя по отдельным примерам, приходится признать скрепя сердце, что он не совсем не прав. Например, если отсутствует эффективное действенное законодательство, которое обеспечивает эффективное налогообложение и налоговзимание (такое, что не душит развитие бизнеса), то возникает ситуация, при которой происходит (я опускаю целый ряд причинно-следственных связей) тотальная криминализация, при которой выясняется, что свободы нет совсем.

Правда, если регламентация не обладает системным качеством скоординированности, а также (как объяснит нам Дюркгейм позже) не соответствует некоторому органическому идеалу, то возникает опять царство несвободы. Т.е. несвобода может возникать как от отсутствия регламентации, так и от ее наличия — все зависит от качеств этой регламентации. Здесь Дюркгейм утверждает, что сама свобода есть продукт регламентации, но — обратите внимание! — не всякой регламентации. Однако свободы без нее в современных сложных обществах быть не может, хотя сама по себе любая регламентация может вместо свободы привести к закрепощению.

Дюркгейм утверждает не то, что регламентация всегда ведет к свободе. А то, что она возможна только на основе некоторой регламентации определенного качества, но без нее свободы уж точно не будет!

И дальше, распалясь в полемике с неизвестными нам, давно умершими оппонентами, он пишет: “…Чем больше регламентированной жизни, тем больше жизни вообще.  …Неверно, будто всякая регламентация — продукт принуждения; сама свобода бывает продуктом регламентации”. [Обратите внимание! Он пишет: “бывает”, а не “всегда есть”. — С.Ч.] “Она — не свойство, внутренне присущее естественному состоянию, а, наоборот, завоевание общества у природы”.

Т.е. Дюркгейм в принципе говорит здесь банальность. Оказавшись в джунглях, вы будете абсолютно свободны от регламентации, но не успеете и глазом моргнуть, как вас сожрет саблезубый тигр или вы наступите на какую-нибудь сколопендру, прикосновение которой смертельно.

(ОСНОВЫ КОРПОРАТИВНОГО ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЙ. Стенограмма курса лекций Сергея Борисовича Чернышева в Высшей школе экономики. Лекция 10. "Дюркгейм о социальной регламентации".)

Как мы видим, всё тут (в мире, порождённом мифом о теореме Эшби) происходит в духе решений, которые возможны, допустимы и даже логичны в мифе о теореме Эшби. То есть: регламентация - это жизнь, солидарность - это разделение, ограничения - это свобода. И это уже не "идиотизм классиков", как выражался Сергей Борисович, а идиотизм мира. 

Но с точки зрения мифа и рационализм может быть идиотским, и идиотизм рациональным. Рационализмом можно освятить что угодно, превратив в научничество.  И это не предел орационализированного идиотизма. В мифе о теореме Эшби есть и более прикольные вещи (которые описаны в статье про тупик Эшби), например такие: развитие есть рост разнообразия, а максимальный уровень развития- это хаос, а цель управления - это упрощение управляемого. Именно эти вещи предопределяют появление толпо-элитарных пирамид, необходимость дауншифтить целые народы и регионы - вплоть до физического уничтожения, и вишенку на торте - неизбежность общесистемного апокалипсиса.

Переместимся уже ближе к нам - и рассмотрим выражение задач об объединении в двух цитатах:

Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться. (В. И. Ленин.)

Вѣ́дый же ї҆и҃съ мы҄сли и҆́хъ, речѐ и҆̀мъ: всѧ́кое ца́рство раздѣ́льшеесѧ на сѧ̀ запѹстѣ́етъ, и҆ всѧ́къ гра́дъ и҆лѝ до́мъ раздѣли́выйсѧ на сѧ̀ не ста́нетъ. (Мф 12:25.)

Эти цитаты тождественны в некотором смысле - и мы пойдём тем путём, на который указывает этот, потенциально их обтождествляющий смысл.  Для начала послушаем классиков русской культуры:

Сегодня каждый из вас хочет найти свою сиюминутную истину. Этим истинам вы верите больше чем тем, которые веками нарабатывались вашими предками. И не поиск истины сейчас важен для всех вас, а поиск согласия между вами. Вот когда вы акцент поменяете на это - тогда и общество у вас начнет оздоравливаться.
(Борис Ратников. Последнее откровение. Матрица Души)

Любая истина, принятая за таковую в той или иной культуре, функционирует принципиально по законам мифа: она никогда не сводима к данным непосредственного восприятия. Апелляция к истине всегда есть апелляция к коллективному опыту. А это и значит, в сущности, что любая истина это и есть миф - нечто, принимаемое человеком на веру как факт культуры.
И любой человек видит мир не так, как диктует ему непосредственный опыт, а так, как диктует ему другая, более высокая чем непосредственный опыт инстанция - инстанция культурных истин.
Эти культурные истины... и есть мифы, которые задают человеку определенную размерность восприятия мира и заставляют его восприятие подстраивать мир под эту - ту или иную - мифологическую размерность. Другое дело, что эту свою мифологическую размерность человек упорно именует истиной.
(Александр Михайлович Лобок "Антропологии Мифа".)

Но вернемся к странной и загадочной судьбе человека, который, пытаясь быть свободным, вынужден изобретать мифологический рамку несвободы, порабощает себя мифологической иллюзорностью, которая и становится точкой отсчета для диалога с, миром.
Желает человек того или нет, но всякий раз, когда он принимает ответственность выбора на себя, он вовсе не является свободным абсолютно, а опирается на ту или иную форму мифологического упорядочения мира 
(Александр Михайлович Лобок "Антропологии Мифа".)

Получается что поиски ответов на вопросы как нам объединиться и зачем нам объединяться укладываются в объемлющую задачу, являясь различными аспектами процесса поиска и утверждения истины.
А культура является информационно-алгоритмической системой вспоможения поиску истины. 

До сих пор ответы на вопрос "зачем нам объединяться?" подбрасывала окружающая среда - просто ставя человека перед фактом необходимости объединения: Объединиться чтобы выжить.

Постепенно культура вносит свои смыслы в необходимость объединения:

Объединиться чтобы получить преференции.
Объединиться чтобы получить свободу (субъектность).

В рамках материализма считается, что это просто обратная связь в системе управления выживанием: косвенное управление элементами социума посредством культуры эффективнее с точки зрения выживания - потому оно само собой так получилось в результате действия "генератора случайных чисел".

Объемлющей же эти все аспекты есть цель: Объединиться для коллективного мифотворчества - ибо объединится люди могут лишь в рамках общего объединяющего мифа. 

Объединяющие мифы, спущенные в систему из вне, могут быть различного уровня: для совместного проживания, под воздействием общего врага, для совместного промысла материальных ресурсов, под управлением общих понятий: политических, религиозных, идеологических.

В зависимости от источника объединения и уровень воплощения истины, носителем которого есть объединение, различный. Максимальный возможный уровень объединения под воздействием внешнего управляющего фактора - это объединение под покровом идей, что ещё имеет названия "корпорация". 

Разумные системы способны сами порождать объединяющие мифы, и кстати, в википедии по поиску "соучастник" идёт перенаправление на соучастие в преступлении - то есть быть разумной системе запрещено на понятийном уровне табу:

Институт соучастия вызывает большое число споров в уголовно-правовой науке. Г. Е. Колоколов отмечал, что соучастие является венцом общего учения о преступлении и считается труднейшим разделом уголовного права.

Различные объединения конкурируют за ресурсы и разумы, тем самым решая вопрос чей миф лучше. Собственно разум есть неотчуждаемый ресурс человека, данный человеку как бюллетень для голосования за мифы. методом голосования за мифы и происходит управление мирозданием со стороны человека.

Когда древний человек воспринимает луну как быка, разгуливающего по небу, то это настолько плотно вплетено в структуру его личных переживаний, настолько сущностно в самой структуре его повседневной жизни, что степень истинности этого суждения для него уже абсолютно несущественна. Точнее, истинно для него то, что соответствует структуре его переживаний. А, значит, переживание луны как быка для него неизмеримо более значимо, нежели знание того, что "на самом деле" луна является небесным телом, etc. Луна как бык вплетена в структуру его жизненных ценностей, в структуру его миропонимания, а, значит, является высшим знанием по своему существу. С луной же как с небесным телом ему попросту нечего делать. Это, если угодно, глубоко бессмысленное знание, которое некуда приткнуть.

Всё, что современный человек называет истиной, так или иначе санкционировано неким коллективным опытом культуры, недоступным личному восприятию отдельного индивида.

И всякий раз он верит вовсе не потому, что у него есть какая бы то ни было опытная возможность проверить эти построения, а просто потому, что он сын своей культуры, и вера в те или иные истины этой культуры (коей он прирожден) является фундаментальным условием его существования в этой культуре. Он просто верит в истины своей культуры, и оттого любая культурная истина объективно функционирует по отношению к нему точно так же, как первобытный миф.

Мы приходим к парадоксальному выводу: классическое описание Л.Леви-Брюлем первобытного мифа один в один описывает феномен... истины в современной или любой иной культуре. Любая истина, принятая за таковую в той или иной культуре, функционирует принципиально по законам мифа: она никогда не сводима к данным непосредственного восприятия. Апелляция к истине всегда есть апелляция к коллективному опыту. А это и значит, в сущности, что любая истина это и есть миф - нечто, принимаемое человеком на веру как факт культуры. И любой человек видит мир не так, как диктует ему непосредственный опыт, а так, как диктует ему другая, более высокая чем непосредственный опыт инстанция - инстанция культурных истин. Эти культурные истины... и есть мифы, которые задают человеку определенную размерность восприятия мира и заставляют его восприятие подстраивать мир под эту - ту или иную - мифологическую размерность. Другое дело, что эту свою мифологическую размерность человек упорно именует истиной.

Итак, человек - это существо, изобретающее мифы, называющее эти мифы истинами, а затем живущее в их рамках и по их законам, тем самым подстраивающее мир под размерность этого мифа.

(Александр Михайлович Лобок "Антропологии Мифа".)

Человек не может жить индивидуально в рамках своей собственной истины - таких обычно преследуют медицинские заведения психиатрической направленности или уголовные учреждения на основе диагностики выхода за рамки правового мифа, диктовать который уполномочены юристы: это так и называется юристдикция. 

Проверить истинность мифа на практике индивид не способен - для этого нужно сообщество, живущее в рамках частной правды - то есть принятой за таковую <локальную> истину. А нарабатываемые предками истины как раз и есть принятые за таковые истины, уже проверенные на практике.

Вот только эти истины, передаваемые в преемственности поколений, часто остаются не выраженными в понятиях, оставаясь растворёнными в культуре. Жизнь в рамках "принятой за таковую истины" показывает на практике соответствие принятой за таковую истины абсолютной истине.

Получается что понятие "принятая за таковую и подтверждённая на практике истина" целесообразно называть "правдой". 

Правда - это всегда процесс, в котором участвуют несколько людей, имеющий долю истинности (размеренный фрагментом истинной меры). 

Развитие - это движение от индивидуализма через общую (общинную) правду к абсолютной истине.

Остановка в развитии – это старт деградации. Поэтому теория должна быть не «единственно верной».
Главное – она должна быть развивающейся. Тогда она становится не «последней» а первой. 
Потому что с развитием такой точки зрения в неё естественно, автоматически встраиваются остальные. А часть из таких точек зрения, теорий, мировоззренческих позиций, идеологий отбрасывается, уходит в брак. По объективным критериям. В результате точной оценки.
Оценки, которую можно сделать на любых масштабах и уровнях – от внутри-​личностного до цивилизационного.
Развитие этой точки зрения должна подтверждать практика.
Это означает не только то, что такая точка зрения, такая мировоззренческая позиция будет подтверждаться в будущем.
Главное – она должна найти подтверждения в личном опыте.
И дать объяснение этому опыту «своим языком».
(aawolf Новый мир грядёт или наш ответ Фукуяме.)

Итак, мы увидели я попытался показать контуры мифа, альтернативного мифу теоремы Эшби, в видимом для мира теоремы Эшби спектре. Основанием альтернативного мифа есть альтернативные понятия, несущие иную концепцию бытия социума (управления).

Альтернативный миф растворён в русскоязычной культуре. Он не выражен явно, но способен актуализироваться, выкристаллизовываясь в вещественные управляющие структуры - как это было например в виде мифа о справедливости, выраженного большевизмом. 

Разные культуры (если это на самом деле разные культуры) не понимают друг друга автоматически: чтобы хотя бы приблизительно понять друг друга, им нужно совершать трудную РАБОТУ понимания, трудную работу диалога: им нужно напряженно всматриваться и вчитываться друг в друга; однако всякий раз будет происходить лишь приблизительная реконструкция ее тайных смыслов, причем реконструкция в пространстве своего понимания, своего языка.

Для внешнего наблюдателя (наблюдателя из другого мифа) мир мифа выглядит как мир абсурда.

В сущности говоря, вера в тот или иной миф есть главный признак принадлежности человека к миру той или иной культуры. И если спросить, что отличает одну культуру от другой, то ответ будет предельно прост: в конечном итоге - МИФ, лежащий в основании этой культуры. Миф - это то, что позволяет человеку чувствовать себя уютно и естественно в своей культуре и не уютно и не естественно - в чужой.

Мир для человека существует лишь в координатах мифа.

(Александр Михайлович Лобок "Антропологии Мифа".)

И тут нам становится остро необходимо вносить собственные смыслы в понятия, ибо русские слова, будучи помещённые в чуждый им по смыслу миф,  индоктринируются чуждыми им концепциями и уже ничего не выражают, кроме как чуждых целей.

Но исходные смыслы слов русского языка легко восстанавливаются в сообразном им мифе. Русский язык имеет свойство самовосстанавливать утраченные смыслы и понятия как только попадает в благоприятную среду. А понятия есть не что иное как процессы управления социумом. Власть же над понятиями есть концептуальная властность.

Слова человеческого языка - это не просто лингвистические корреляты каких-то предметов, но и носители какого-то тайного, мифологического содержания. Так, человек, произносящий слово "солнце", не просто указывает тем самым на нечто, находящееся у него над головой, но и имеет в виду нечто, что можно было бы определить как культурный миф солнца.

Миф - это смыслонесущая реальность человека, и оттого она неизмеримо более сильна, нежели реальность как таковая. Ведь в мифе человек укореняет свое собственное право на существование - перед лицом того мира, в котором это право человека на существование вообще-то не было предусмотрено. И потому миф - это высшая реальность, к которой апеллирует человек.

Нет, это не опиум, позволяющий человеку уйти в параллельную реальность, как считали просветители XIX века, включая Маркса. Совсем наоборот: он есть средство самоутверждения человека по отношению к миру, в котором человека не предусмотрено. А, значит, миф есть не что иное, как оправдание человека смыслом. Это то, что позволяет человеку поместить самого себя в контекст особой, смысловой реальности. У человека есть миф, стало быть, у него есть смысл. И в этом - высшая истина мифа, многократно перекрывающая вопрос о его соответствии некоей объективной истине. Именно это обстоятельство и объясняет, почему любой миф обладает чрезвычайно высокой энергией сопротивления по отношению к каким угодно фактам и событиям. Ведь миф дарует человеку нечто гораздо более важное, нежели знание: смысл. Относительно легко разрушить идеологию - миф, возведенный в разряд политической доктрины. Но даже когда идеология разрушена, ее мифологические корни, как правило, продолжают существовать многие сотни лет.

(Александр Михайлович Лобок "Антропологии Мифа".)

Правду как-то надо выражать. Для этого предназначены понятия, объединённые в систему - язык. Самым первым, что необходимо людям для объединения, есть язык общения. Язык на древнерусском есть народ - и почему бы опять не обратится к древнерусскому.

(Да я знаю о мнениях что все эти глаголицы, всеясветные грамоты и каруны есть новодел, созданный с неизвестными целями неустановленными личностями. Но авторских прав вроде как нигде не заявлено, поэтому почему бы не воспользоваться предоставленными образами для своих нужд.)

 

Всем наверное уже известны толкования слова Мир, написанного через разные буквы. 

Распространены такие толкования слова:
Мiръ (ижеи) – Вселенная.
Мїръ (инить) – Община. 
Мvръ (ижица) – Благовонное масло. 

Самым непонятным являлось слово Мир, написанное через ижицу - Мvръ.
Трактовка мира через ижицу как благовонное масло конечно удивляет. Но тут видно, что смысл буквы ижица искажён до неузнаваемого вида или вообще целенаправленно утерян.
В общем контексте образ буквицы Ижица трактуется как благость, благое, т.е. она прописывалась везде, что касается благих деяний.
Теперь можно точно трактовать значение слова Мvръ.

Мир вашему дому = Мvръ вашему Мїру через Мiръ : если ваше сообщество есть носителем идеи утверждения Вселенской Истины, то это приносит благо вашему процессу.

Внесение доли истинности в свой понятийный аппарат одним элементом социальной системы ведёт к получению благости (изменению спектра вероятностных предопределённостей в сторону вспоможения развития системы) всей системой.

Судьба крестьянина улучшается со дня на день по мере распространения просвещения…
Благосостояние крестьян тесно связано с благосостоянием помещиков; это очевидно для всякого.
Конечно: должны еще произойти великие перемены; но не должно торопить времени, и без того уже довольно деятельного.
Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества…
(А.С. Пушкин, «Путешествие из Москвы в Петербург». 1835)

Буквица Ижеи и обозначает образ некой вселенской истины, к которой в пределе должна стремиться любая частная правда. Возможно что слово "идеал" (и производное слово "идея") происходит именно от этой буквицы, а не от какого-то Эйдоса. Но послушаем классика, выразившего этот образ как нельзя лучше, попутно продемонстрировав пример практики самочинной психотерапии: 

"Исповедь" Л.Н.Толстого.

"...Со мною стало случаться что-то очень странное: на меня стали находить минуты сначала недоумения, остановки жизни, как будто я не знал, как мне жить, что мне делать, и я терялся и впадал в уныние. (...) Потом эти минуты недоумения стали повторяться чаще и чаще и все в той же самой форме. Эти остановки жизни выражались всегда одинаковыми вопросами: Зачем? Ну, а потом? Сначала мне казалось, что это так - бесцельные, неуместные вопросы.

Мне казалось, что это все известно и что если я когда захочу заняться их разрешением, это не будет стоить мне труда..., когда вздумаю, тогда и найду ответы. Но чаще и чаще стали повторяться вопросы, настоятельнее и настоятельнее требовались ответы, и как точки, падая все на одно место, сплотились эти вопросы без ответов в одно черное пятно".

"Я понял, что это - не случайное недомогание, а что-то очень важное, и что если повторяются все те же вопросы, то надо ответить на них. (...) Вопросы казались такими глупыми, простыми, детскими вопросами. Но только что я тронул их и попытался разрешить, я тотчас же убедился, во-первых, в том, что это не детские и глупые вопросы, а самые важные и глубокие вопросы в жизни, и, во-вторых, в том, что я не могу, и не могу сколько бы я ни думал, разрешить их. Прежде чем заняться самарским имением, воспитанием сына, писанием книги, надо знать, зачем я буду это делать. Пока я не знаю - зачем, я не могу ничего делать.

...И я ничего и ничего не мог ответить". "Я как будто жил-жил, шел-шел и пришел к пропасти и ясно увидал, что впереди ничего нет кроме погибели. И остановиться нельзя, и назад нельзя, и закрыть глаза нельзя, чтобы не видать, что ничего нет впереди кроме обмана жизни..." и. ...Дела мои, какие бы они ни были, все забудутся - раньше, позднее, да и меня не будет.

Так из чего же хлопотать? Как может человек не видеть этого и жить - вот что удивительно! Можно жить только покуда пьян жизнью; а как протрезвишься, то нельзя не видеть, что все это - обман, и глупый обман! Вот именно, что ничего даже нет смешного и остроумного, а просто - жестоко и глупо". "Искусство, поэзия?..

Долго под влиянием успеха похвалы людской я уверял себя, что это - дело, которое можно делать, несмотря на то, что придет смерть, которая уничтожит все - и меня, и мои дела, и память о них; но скоро я увидал, что и это - обман. (...) Пока я не жил своею жизнью, а чужая жизнь несла меня на своих волнах, пока я верил, что жизнь имеет смысл, хотя я и не умею выразить его, - отражения жизни всякого рода в поэзии и искусстве доставляли мне радость, мне весело было смотреть на жизнь в это зеркальце искусства; но когда я стал отыскивать смысл жизни, когда я почувствовал необходимость самому жить, - зеркальце это стало мне или ненужно, излишне и смешно, или мучительно. Мне нельзя уже было утешаться тем, что я в зеркальце вижу, что положение мое глупо и отчаянно. Хорошо мне было радоваться этому, когда в глубине души я верил, что жизнь моя имеет смысл. Тогда эта игра светов и теней - комического, трагического, трогательного, прекрасного, ужасного в жизни -потешала меня. Но когда я знал, что жизнь бессмысленна и ужасна, - игра в зеркальце не могла уже забавлять меня..." .

Что же возобновило в великом писателе способность жить, когда он оказался в столь безвыходном положении? Возобновление мифа. Именно в мифе, в который нужно просто верить и ни в коем случае не превращать в предмет для размышлений, великий писатель обнаруживает самое прочное основание своего существования в мире. И, подводя итог своим поискам, он рассказывает некий приснившийся ему метафорический сон.

А суть сна такова.

Будто лежит его герой в постели, и вроде бы ему покойно и удобно, но отчего-то вдруг становится жутко. Он начинает оглядывать себя, и обнаруживает... что постель его ни на чем не держится, и внизу под ней - бездонная пропасть. И его охватывает ужас и страх. "Сердце сжимается, и я испытываю ужас. Смотреть туда ужасно. (...) Я не смотрю, но не смотреть еще хуже, потому что я думаю о том, что будет со мной сейчас, когда я сорвусь с последних помочей. И я чувствую, что от ужаса я теряю последнюю державу и медленно скольжу по спине все ниже и ниже. (...) Что же делать, что же делать? - спрашиваю я себя, и взглядываю вверх. Вверху тоже бездна. Я смотрю в эту бездну неба и стараюсь забыть о бездне внизу, и, действительно, забываю. Бесконечность внизу отталкивает и ужасает меня; бесконечность вверху притягивает и утверждает меня. ...Я смотрю только вверх, и страх мой проходит. ...И я гляжу все дальше и дальше в бесконечность вверху и чувствую, что я успокаиваюсь... и вспоминаю, как это все случилось: как я шевелил ногами, как я повис, как я ужаснулся и как спасся от ужаса тем, что стал глядеть вверх. (...) И вижу, что я уж не вишу и не падаю, а держусь крепко.

Я во сне даже удивляюсь, как я не понимал этого раньше. Оказывается, что в головах у меня стоит столб, и твердость этого столба не подлежит никакому сомнению, несмотря на то, что стоять этому тонкому столбу не на чем. (...) И как будто кто-то мне говорит: смотри же, запомни. И я проснулся" и.

(Александр Михайлович Лобок "Антропологии Мифа".)

Образ, который несёт буквица Ижеи, можно обозначить как Истина. Этот образ индивид не может осознать - носителем его может быть только социум. Но фрагмент этого образа размещается в подсознаниях индивидов - а значит он доступен посредством образного мышления. Также его можно устанавливать или править в состоянии гибернации логического мышления.

Тут же мы понимаем носителем какого образа есть буквица П, на которую начинаются слова "Правда" и "Понятие".  Правда основывается на сваях. В изображении буквицы их две - но это знак о множественности.

СВА-Я - освоенная кем-то частная правда. Правда возникает, когда истину субъективно познали два или более человека сообразно и разместили эти фрагменты в процессе: понятии или задаче - это две истины с перемычкой.

Нахождение человека внутри правды даёт ему покой - то есть естественность действия без мук выбора и не заморачиваясь. Носителем любой правды есть процесс бытия/управления.

Трагические метания в поисках смысла жизни имеют только один способ действительно эффективного разрешения: миф, дарующий смысл. Бесконечность неба. Некий иллюзорный столб в изголовье кровати. И, вместе с тем, самое прочное основание жизни, какое только возможно: миф под названием смысл.

Миф - это своеобразная плата, которую всевозможностный мир взимает с человека за право быть свободным. Быть свободным - тяжкий труд.

Миф - это то, что... спасает от свободы в условиях, когда человек, казалось бы, уже обречен быть свободным. Потому что свобода без мифа - это сумасшествие. Нет ничего более невыносимого и безумного, нежели абсолютная свобода. И миф в человеческой культуре объективно исполняет ту роль, которую в живом мире исполняет видовой генетический код: роль высшего регулятора порядка. Единственное - и фундаментальное! - отличие заключается в том, что ни одно живое существо не обладает властью выбрать или изменить свой генетический код: он есть априорно-неизменяемое условие жизни.

Итак, миф - это та изобретаемая человеком базовая мера несвободы, которая позволяет ему совершать тот или иной культурный выбор в конкретных поливозможностных ситуациях. 

Миф - это такое ограничение свободы, которое только и делает свободу возможной. Иными словами, если миф и является формой человеческой несвободы (а это, кажется, очевидно и не требует особых комментариев), то, с другой стороны, тот же самый миф является ключевым условием человеческой свободы. Тем ограничением, которое дает устойчивость в свободном диалоге человека со всевозможностным миром.

(Александр Михайлович Лобок "Антропологии Мифа".)

СВА-бода - это разница между текущей правдой и абсолютной истиной. Человек не может небыть ни в каком мифе, который он считает правдой. И в рамках своей правды он совершенно несвободен. (Даже возможность действовать не по правде - это тоже миф о возможности действовать не по правде). Но он волен покинуть этот миф и прибиться к другому - как только этот другой миф будет им освоен и станет своим родным.

Пространство этого манёвра и есть свобода, в которой он может странствовать.

Также точно можно восстановить алгоритмику образов таких русских слов как:
СВА-Е 
О-СВА-Енъ

И тут же мы получаем выход на оперативное понятийное пространство, что позволит формализовать такое понятие как Родина.

С чего начинается Родина?
С картинки в твоем букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе.

А развитие - это и есть уточнение и расширение принятой за таковую истины (частной правды). В русском языке глагол править и означает целенаправленно развивать. А поскольку носителем правды есть процесс - то развитие предполагает управление неким существующим процессом.

Возникает задача: Как построить разные частные правды в одну общую истину. 

Решение этой задачи позволяет объединиться. А объединение позволяет решить эту задачу. Но всегда базой для объединения есть процесс совместного бытия - солидарность.

Одна и та же истина, изначально являясь бесконечно сложной для постижения индивидуумом, фрагментарно спускается по иерархии процессов бытия. Носителями истины являются процессы.

Конечно отражение истины искажается субъектом в меру развитости его интеллекта и его текущей нравственности. Но каждый индивид оснащён развитым инструментарием уточнения истинности своего понятийного аппарата. И люди являются гранями, отражающими эту многогранную истину - лишь бы им удалось состыковать свои миропонимания без зазоров и наложений в единую целостную многомерную фигуру.

Чем проще процесс - тем проще несомая им правда. Но как бы не был процесс простым - он должен сохранять гармонию как критерий истины на каждом этапе и уровне преобразований. То-есть когда говорят о разных истинах (бытийная, Вселенская, общинная, окопная ...), то описательные прилагательные применяются не к истине как таковой, а указывают на категорию процесса (в субъективной классификации), который является носителем правды как утверждённого фрагмента истины.

Из начертания букв можно вычленить следующие алгоритмы мышления.
Истину, которая одна (ИЖЕ), каждый субъект может познать по своему.
Познание заключается в скачивании истины в понятийный аппарат (миропонимание) в виде понятий.
Познание истины каждым субъектом, влияя на образ бытия субъекта (мечта) в сторону уменьшения ошибочности этого образа, приводит к приобретению блага всеми соучаствующими в сообразных процессах субъектами. 

Образ истинности бытия субъекта называется Вектор целей. А изменение Вектора целей в правильную сторону достигается духовной практикой  (самочинной психотерапией, диалогом с всевышним, расширением осознанности ...).

Таким образом субъекты оказываются связанными вневременными связями через истину, а труд каждого субъекта на оптимизацию собственного образа есть труд на благо всех, передаваясь в преемственности поколений. Субъекты могут уточнить несомую ими правду, если не будут спорить, а найдут способ уточнения правды, что увеличит благоприобретение всеми. Для уточнения правды субъекты должны организовать обмен информацией, который возможен при их взаимодействие по определённой этике - протоколу тандемного взаимодействия.

Каждый из субъектов, объединяющихся с целью поиска правды, должны понимать, что истина одна, а каждый из них является носителем искажённых субъективизмом фрагментов этой истины (ИЖЕИ). Чем больше субъектов будет вовлечено в поиск правды - тем точнее они выявят фрагмент истины. То есть процесс глобализации объективен с точки зрения поиска истины. Для того чтобы обеспечить взаимодействие нескольких субъектов в преемственности поколений необходимо создать процесс совместного бытия - сообщество, мера которого будет носителем правды (ИНИТЬ).

Ещё раз: люди с мечтой – это и есть те пять процентов, меньшинство, которое способно изменить жизнь общности людей в двадцать раз больше себя.
Запуск процесса изменения, начало развития – это осознанное объединение таких людей. А «атомная реакция» смыслов и созидания запускается не внешним давлением, а «индуцированным внешним излучением» - общей мечтой о будущем, в первую очередь – мечтой о счастливом будущем наших детей.
Эта мечта - общий образ будущего с «частотой», характеристиками, которые соответствуют смыслам справедливости, честности, искренности, доброты, благодарности, взаимопомощи, взаимовыручки, соратничества, доверия.
Смыслам Русской цивилизации, Русского мÏра.
Такой образ будущего, такая модель развития(!) - это одновременно и маяк, привлекающий внимание людей с мечтой, и он же одновременно, сразу - развивающаяся структура, включающая в себя мечту каждого. Структура, которая развивает мечту до её воплощения.
(aawolf Новый мир грядёт или наш ответ Фукуяме.)

Если перестанут спорить люди всей Земли, то Вселенская Истина будет утверждена в Мироздании. А как мы можем видеть, русский язык есть подходящий нам способ представления Вселенской Истины - осталось лишь вернуть в него гармонию, поскольку по мере развития общества в него было внесено множество искажений.