Неко­то­рое время назад я тис­нул тут ста­тей­ку "Пын­дос­ский язык" и она неко­то­рым ка­мра­дам по­нра­ви­лась. С тех пор эта ста­тей­ка раз­рос­лась в целую книгу. Если вы её ку­пи­те, я буду этому рад. При про­хож­де­нии цен­зу­ры, ре­дак­ту­ры и кор­рек­ту­ры, слово "пын­дос­ский" при­шлось убрать, дабы не раз­жи­гать меж­на­ци­о­наль­ную рознь со­глас­но УК РФ Ста­тье 282. В ре­зуль­та­те, книга на­зы­ва­ет­ся "Уст­ный иньг­лыщ".

Итак, вот целая глава из этой книги. Чи­тай­те на­здо­ро­вье!

Что же с ан­глий­ским стряс­лось?

Слу­чи­лось это в южной части Ве­ли­ко­бри­та­нии. Это самый круп­ный ост­ров из Бри­тан­ских ост­ро­вов, хотя по нашим мер­кам он не осо­бен­но круп­ный: почти на треть мень­ше Кам­чат­ки и це­ли­ком уме­стил­ся бы в Кас­пий­ском море. Пока там не нашли уголь, ост­ров был беден при­род­ны­ми ре­сур­са­ми. Кли­мат мяг­кий, без силь­ных мо­ро­зов, что поз­во­ля­ло ту­зем­цам ис­по­кон веков хал­ту­рить со стро­и­тель­ством и отоп­ле­ни­ем, об­хо­дясь ка­ми­ном вме­сто печки, грел­ка­ми вме­сто отоп­ле­ния в спаль­нях и хлип­ки­ми окон­ны­ми ра­ма­ми с мощ­ны­ми сквоз­ня­ка­ми.

Если бы бри­тан­цы не увле­ка­лись мо­ре­пла­ва­ни­ем, то их изо­ляция была бы почти пол­ной: с одной сто­ро­ны Ир­ланд­ское море, с дру­гой — Се­вер­ное, с тре­тей — Ла Манш со злоб­ны­ми фран­цу­за­ми по ту сто­ро­ну, с ко­то­ры­ми они во­е­ва­ли на про­тя­же­нии при­бли­зи­тель­но двух­сот лет. И в ре­зуль­та­те все на­ро­ды, ко­то­рые там по­се­ля­лись, в ско­ром вре­ме­ни вырож­да­лись, пос­ле чего их ни­че­го не сто­и­ло за­во­е­вать. Чем и за­ни­ма­лись все, кроме самых ле­ни­вых. За­во­ё­вы­ва­ли, ок­ку­пи­ро­ва­ли, а потом вы­рож­да­лись сами. Со­от­вет­ствен­но, на про­тя­же­нии ты­сячи лет бри­тан­ские ту­зем­цы вы­ра­бо­та­ли чёт­кую уста­нов­ку, что де­лать, когда их в оче­ред­ной раз за­во­ё­вы­ва­ют: «Не су­е­тим­ся под за­во­е­ва­те­лем и злост­но ко­вер­ка­ем его язык».

В древ­но­сти там жили брит­ты и пикты, про ко­то­рых мало из­вест­но, по­сколь­ку к тому мо­мен­ту, когда в Бри­та­нию вторг­лись древ­ние рим­ляне, брит­тов и пик­тов уже успе­ли по­тес­нить кель­ты. От брит­тов, по-​видимому, оста­ва­лось боль­ше, чем от пик­тов. Будь то на­обо­рот, на наших кар­тах зна­чи­лась бы Ве­ли­ко­пик­та­ния. Древ­ние рим­ляне за­во­е­ва­ли кель­тов с брит­тами и экс­плу­а­ти­ро­ва­ли их с 43 по 410 годы нашей эры. С ди­ки­ми шот­ланд­ски­ми пле­ме­на­ми рим­ляне иметь дело отка­за­лись и от­го­ро­ди­лись от них ка­мен­ной сте­ной по­пе­рёк всего ост­ро­ва — Сте­ной Ад­ри­а­на — а весь юг Ве­ли­ко­бри­та­нии по­де­ли­ли на рим­ские про­вин­ции и на­ча­ли их доить.

Но в 330 году сто­ли­ца Рим­ской им­пе­рии пе­ре­еха­ла на вос­ток в Новый Рим — Кон­стан­ти­но­поль, он же Ца­рь­град — где им­перия про­су­ще­ство­ва­ла ещё ты­ся­чу лет. После этого пе­ре­езда за­пад­ная часть им­пе­рии плав­но и за­ко­но­мер­но сошла на нет и в 410 году Бри­та­нию рим­ляне бро­си­ли. Что там про­ис­хо­дило даль­ше ни­ко­му дела не было и на каких язы­ках они там друг с дру­гом об­ща­лись мы тол­ком не знаем.

Где-​то в на­ча­ле VII века в Кель­то­пик­тоб­ри­та­нию вторг­лись Англы и Саксы. Их в свою оче­редь тес­ни­ли с кон­ти­нента ещё более во­ин­ствен­ные пле­ме­на, так что вторг­лись они не от хо­ро­шей жизни и на­стро­е­ние у них ско­рее всего было сквер­ное. А мест­ное на­се­ле­ние к тому вре­мени бы­ло — не бей ле­жа­чего. Рас­се­ли­лись Англы и Саксы в Англо­саксо­кель­то­пик­то­бри­та­нии и за­па­но­ва­ли, но не про­шло и двух­сот лет, как в 793 году туда вторг­лись ви­кин­ги.

Те­перь мы вы­нуж­де­ны сде­лать неболь­шое от­ступ­ле­ние и ска­зать пару слов о ви­кин­гах. В скан­ди­нав­ских стра­нах была та­кая древ­няя тради­ция: брать всех своих от­мо­роз­ков (а их там на­рож­да­лось очень много), эки­пи­ро­вать их кое-​как и по­сы­лать их в ла­дьях, на­зы­ва­е­мых др­ак­ка­ра­ми, куда глаза гля­дят. Можно в Русь, где они стре­ми­тель­но об­ру­се­ва­ли, а можно в Ис­лан­дию или Грен­лан­дию, а можно в Бри­та­нию, или Фран­цию, или Си­ци­лию, или в Кон­стан­ти­но­поль слу­жить охран­ни­ка­ми при им­пе­ра­тор­ском дворе, или ещё куда-​нибудь — лишь бы с глаз долой.

«От­мо­роз­ки» — это не вполне на­уч­ный тер­мин. Л.Н. Гуми­лёв ска­зал бы, что они были «пас­си­о­на­ри­я­ми». И рас­тра­ти­ли скан­ди­на­вы свой пас­си­о­нар­ный им­пульс, вытал­кивая своих пас­си­о­на­ри­ев в море, и после Пол­тав­ской битвы в 1709 году утра­ти­ли все свои ам­би­ции и с тех пор сидят тихо как мыши под ве­ни­ком, пре­вра­тив­шись, вы­ра­жа­ясь по-​гуми­лёв­ски, в «эт­ни­чес­кие ре­лик­ты». Те­перь их глав­ная ам­би­ция — кле­ить ме­бель из опи­лок и пла­сти­ка и при­ду­мы­вать ей за­тей­ли­вые наз­вания. Но в 793 году эти скан­ди­нав­ские пассионарии-​отмо­роз­ки были ещё ого-​го и они из­ряд­но по­тре­пали англов, сак­сов, кель­тов, брит­тов, пик­тов и всех, кто там в Англо­саксо­кель­то­­бри­та­нии на тот мо­мент ещё окон­ча­тель­но не вы­ро­дил­ся.

А вот те­перь можно на­чать го­во­рить об ан­глий­ском языке. До воз­ник­но­ве­ния на том ост­ро­ве ви­кин­гов осо­бой язы­ко­вой ме­ша­ни­ны там не воз­ни­ка­ло: брит­ты и кель­ты уже куда-​то по­де­ва­лись, а англы и саксы друг к другу непло­хо при­тёр­лись. А тут вдруг ока­за­лось, что ан­гло­сак­сы и ви­кин­ги со сво­и­ми раз­лич­ными за­пад­но­гер­ман­ски­ми и се­вер­но­гер­ман­ски­ми язы­ками бы­ли вы­нуж­де­ны друг с дру­гом об­щать­ся. Языки у них были по­хожие — гер­ман­ские — и сло­вар­ный запас во мно­гом схо­жий, но грам­ма­ти­че­ских раз­ли­чий и несов­ме­сти­мо­стей бы­ло очень много. И при­шлось им пе­ре­стать скло­нять суще­стви­тель­ные, спря­гать гла­го­лы, из­ба­вить­ся от боль­шин­ства не­пра­ви­ль­ных мно­же­ствен­ных чисел и в целом мак­си­маль­но упро­стить грам­ма­ти­ку, чтобы всем всё снова стало по­нят­но.

И воз­ник у них мак­си­маль­но упро­щен­ный ры­ноч­ный, гиб­рид­ный язык типа «моя твоя по­ни­май». Такие языки на­зы­ва­ют­ся «пи­джин» и ис­по­кон веков спон­тан­но воз­ни­ка­ли в самых раз­ных ча­стях света — и так же бла­го­по­луч­но исче­зали. Но не на изо­ли­ро­ван­ном от мира ост­ро­ве в самый раз­гар тём­ных веков! Там про­изо­шла стран­ная вещь: в сме­шан­ных бра­ках, ко­торых с каж­дым по­ко­ле­ни­ем ста­но­ви­лось всё боль­ше и боль­ше, рож­да­лись дети, ко­то­рые ни­че­го, кроме этого рыноч­ного, ги­брид­но­го языка не слы­ша­ли, вы­ми­ра­ю­щим диа­лек­там своих де­ду­шек и ба­бу­шек не обу­ча­лись, и ги­брид­ный язык стал их род­ным язы­ком: кре­о­лом.

Про­цесс кре­о­ли­за­ции не такая уж ред­кость. Все ро­ман­ские языки — фран­цуз­ский, ита­льян­ский, ис­пан­ский, пор­ту­галь­ский, ру­мын­ский и про­чие — в той или иной сте­пе­ни кре­о­ли­зи­ро­ван­ные. На­при­мер, все они утра­ти­ли ла­тин­ские па­де­жи. Ча­стич­но это свя­за­но с тем, что рим­ляне не слиш­ком усерд­ство­вали в обу­че­нии ту­зем­цев ла­ты­ни и ло­ма­ная ла­тынь без па­дежей, на ко­то­рой го­во­ри­ло мест­ное на­се­ле­ние в рим­ских про­вин­ци­ях, всех устра­и­ва­ла.

Дети, го­во­ря­щие на кре­о­ле в ка­че­стве род­но­го языка, часто ока­зы­ва­ют­ся в про­иг­рыш­ной си­ту­а­ции, по­сколь­ку огра­ни­чения языка вли­я­ют на их спо­соб­ность ду­мать. Если в кре­о­ле от­сут­ству­ет про­шед­шее время, то труд­но рас­ска­зы­вать исто­рии о про­шлом, а если в нём от­сут­ству­ет бу­ду­щее время, то труд­но стро­ить планы. Если нет со­сла­га­тель­но­го на­кло­не­ния, то труд­но об­суж­дать ги­по­те­ти­че­ские си­ту­а­ции. Эти про­бле­мы ан­глий­ский в той или иной сте­пе­ни со вре­ме­нем на­учил­ся ре­шать, но вот если от­мер­ла мор­фо­ло­гия, то труд­но со­зда­вать новые слова для новых яв­ле­ний и си­ту­а­ций. В ре­зуль­та­те кре­о­лы по­пол­ня­ют свой сло­вар­ный запас в ос­нов­ном с по­мощью за­им­ство­ва­ний — что и про­ис­хо­дит по сей день с ан­глий­ским. А ещё оста­ют­ся пан­то­ми­ма и зву­ко­под­ра­жа­ния.

Итак, мы имеем на юге Бри­та­нии креол, со­здан­ный усили­ями англов, сак­сов и ви­кин­гов. А затем, менее трёх веков спу­стя, в 1066 году, от­ку­да ни возь­мись, втор­га­ют­ся нор­манд­цы. Кто они были такие? В ос­нов­ном те же самые ви­кин­ги, пред­ва­ри­тель­но вторг­ши­е­ся во Фран­цию и пере­ме­шав­ши­е­ся там с мест­ны­ми за­пад­ны­ми фран­ка­ми и галло-​римлянами. От них они пе­ре­ня­ли мест­ный ста­рофран­цуз­ский диа­лект, в ско­ром вре­мени забыв свой род­ной скан­ди­нав­ский. И со своим ло­ма­ным ста­рофран­цуз­ским вторг­лись они в эту самую зло­счаст­ную Бри­та­нию с её ещё не остыв­шей язы­ко­вой кашей из ан­глов, сак­сов и ви­кин­гов.

В ре­зуль­та­те нор­манд­ско­го втор­же­ния ан­глий­ский язык на сле­ду­ю­щие 350 лет остал­ся прак­ти­че­ски не у дел. Вся знать го­во­ри­ла на фран­цуз­ском, все свя­щен­но­слу­же­ния про­во­ди­лись на ла­ты­ни, все го­су­дар­ствен­ные до­ку­мен­ты пи­са­лись на ла­ты­ни, а на ан­глий­ском про­дол­жа­ла го­во­рить толь­ко чернь — сви­но­па­сы раз­ные, дро­во­се­ки и про­чие смер­ды. Даже мел­кие тор­гов­цы и ре­мес­лен­ни­ки на­би­ва­ли себе цену, ста­раясь ис­поль­зо­вать как можно боль­ше фран­цуз­ских слов, нещад­но их ко­вер­кая. За это время боль­ше по­ло­ви­ны гер­ман­ского сло­вар­ного за­па­са ис­па­ри­лось и было за­ме­не­но иско­ре­жен­ны­ми фран­цуз­ски­ми и ла­тин­ски­ми сло­ва­ми. На дан­ный мо­мент ан­глий­ская лек­си­ка—это на 41% фран­цуз­ский и на 25% ла­тынь.

В 1362 году на ан­глий­ском языке впер­вые про­зву­ча­ла тор­жест­вен­ная речь при от­кры­тии пар­ла­мен­та в Лон­доне, после чего пар­ла­мен­та­рии вздох­ну­ли с об­лег­че­ни­ем и... пе­ре­шли обрат­но на фран­цуз­ский. В 1415 году Ген­рих V («Хэнри ввэ Фыффф»), во­е­вав­ший в то время во Фран­ции, в по­ры­ве пат­рио­тизма на­пи­сал де­пе­шу с фрон­та на ан­глий­ском, до­шед­шую до нас в ори­ги­на­ле. Разо­брать кое-​что можно, хотя и с тру­дом. Судя по всему, ан­глий­ский ещё рано было до­ста­вать из ду­хов­ки — тесто к спич­ке ещё липло. Но тем не менее про­цесс по­шёл и фран­цуз­ский по­сте­пен­но вышел из моды. Что удив­ля­ет в пись­ме Хэнри ввэ Фыфф­фа, так это то, что мно­гие слова 600 лет спу­стя всё ещё так и пи­шут­ся, хотя зву­чат они явно со­вер­шен­но иначе. А это, в свою оче­редь, на­во­дит на мысль, что пись­мен­ный ан­глий­ский — это мёрт­вый язык.

Но в от­ли­чии от дру­гих мёрт­вых язы­ков — ла­ты­ни, древ­не­гре­че­ско­го, сан­скри­та — этот мёрт­вый язык непо­нят­но, как чи­тать вслух. Есть такая очень по­лез­ная вещь — «алфа­вит­ный прин­цип». Со­глас­но этому прин­ци­пу, буквы долж­ны од­но­знач­но со­от­вет­ство­вать зву­кам речи. Дети вы­учи­вают звук каж­дой буквы, потом на­уча­ют­ся скла­ды­вать из них сло­га, из сло­гов слова, из слов пред­ло­же­ния и всё, по­гнали! Так вот, пись­мен­ный ан­глий­ский на­ру­ша­ет этот прин­цип в особо из­вра­щён­ной форме. С ки­рил­ли­цей, на ко­то­рой ос­но­ва­на пись­мен­ность более 100 язы­ков, всё ясно: сколь­ко зву­ков речи, столь­ко и букв. Когда воз­ни­ка­ла на­доб­ность в новых бук­вах, они до­ри­со­вы­ва­лись. С ла­ти­ни­цей, из­на­чаль­но бед­ной бук­ва­ми, новые звуки редко изоб­ра­жа­лись через до­бав­ле­ние новых букв. Вме­сто этого ис­поль­зо­ва­лись ком­би­на­ции букв — ди­графы и три­гра­фы — и раз­лич­ные диа­кри­ти­че­ские знаки. Ан­глий­ский об­хо­дит­ся без диа­кри­ти­чес­ких зна­ков, а 26 ла­тин­ских букв ис­поль­зу­ют­ся, мягко го­во­ря, весь­ма раз­но­об­раз­но и для боль­шин­ства из при­бли­зи­тель­но 42 ан­глий­ских зву­ков ре­чи нет од­но­знач­но со­от­вет­ству­ю­щих им букв.

Дви­га­ем­ся даль­ше. В пер­вой по­ло­вине XVI века к вла­сти при­хо­дит Ген­рих VIII («Хэнри ввэ Эйтфф»). В ре­зуль­та­те его фан­та­сти­че­ских про­блем с неспо­соб­но­стью про­из­ве­сти на свет на­след­ни­ка и со­от­вет­ствен­ным вы­нуж­ден­ным се­рий­ным мно­го­жён­ством он раз­ру­гал­ся с Папой Рим­ским, от­ка­зав­шим­ся ан­ну­ли­ро­вать его браки, и ос­но­вал свою лич­ную Англи­кан­скую цер­ковь. Чтобы раз­ме­же­вать­ся с Римом, он велел пере­вести всю ад­ми­ни­стра­цию стра­ны с ла­ты­ни на ан­глий­ский.

Крюч­ко­твор­цев ко­ро­лев­ской ад­ми­ни­стра­ции это ни­чуть не по­ра­до­ва­ло и они по­ста­ра­лись как можно силь­нее на­пич­кать ан­глий­ский при­выч­ной им ла­ты­нью. С тех пор юри­ди­че­ский ан­глий­ский со­всем ни­ка­кой не ан­глий­ский. У лю­бо­го ря­до­во­го ан­гли­ча­ни­на или аме­ри­кан­ца, пы­та­ю­ще­го­ся са­мо­воль­но по­нять смысл лю­бо­го ан­гло­языч­но­го кон­трак­та или за­ко­на, ав­то­ма­ти­че­ски ло­па­ет­ся мозг, а по­то­му они ни­че­го сами по­нять и не пы­та­ют­ся и чуть что бегут к ад­во­ка­там.

Вплоть до се­ре­ди­ны XVIII века раз­брод и ша­та­ния наблю­да­лись не толь­ко в ан­глий­ском про­из­но­ше­нии, но и в право­пи­са­нии. Но в 1755 году Сэмю­эль Джон­сон («Сэӑмъюэл Джоӑнсан») издал свой зна­ме­ни­тый сло­варь, в ко­то­ром, во­зо­мнив себя ве­ли­ким учё­ным, он на­де­лал кучу оши­бок. И те­перь эти ошиб­ки за­фик­си­ро­ва­ны на веки веч­ные, как давным-​давно вы­мер­шие на­се­ко­мые в ку­соч­ках ян­та­ря, и всем при­хо­дит­ся их за­учи­вать на­изусть. И тем не менее с этим Джон­со­ном но­сят­ся, как с ос­но­во­по­лож­ни­ком ан­глий­ской гра­мот­ности. Ви­ди­те ли, ан­гли­чане не толь­ко не сты­дят­ся своих ко­ся­ков, но ещё и гор­дятся ими!

Та­ко­ва проза; а как там с по­э­зи­ей? В конце XV века по­яв­ля­ет­ся Джеф­ф­ри Чосер («Дж­эф­ри Чоӑсэр») — ан­глий­ский Пуш­кин, отец ан­глий­ской по­э­зии. Но был ли это во­об­ще ан­глий­ский язык? Либо не со­всем, либо со­всем нет. Сказ­ки Пуш­ки­на мы детям на ночь чи­та­ем, а Чо­се­ра — да ну! Если по­про­бу­е­те по­чи­тать Чо­се­ра на ночь со­вре­мен­но­му англо­языч­но­му ре­бён­ку, то он не пой­мёт ров­ным счё­том ни­че­го.

Во вто­рой по­ло­вине XVI века по­яв­ля­ет­ся Уи­льям Шекс­пир («Ўылъям Щэйкс­пи­эр»), ко­то­рый уж точно писал на ан­глий­ском... или всё ж таки ещё нет? В ори­ги­на­ле его могут оси­лить лишь особо обу­чен­ные спе­ци­а­ли­сты. Все осталь­ные чи­та­ют адап­ти­ро­ван­ный текст. Есть зна­то­ки, ко­то­рые счита­ют, что вы­яс­ни­ли, как зву­ча­ли про­из­ве­де­ния Шекс­пи­ра при его жизни, опи­ра­ясь на то, что с чем тогда риф­мо­ва­лось, но и с его про­из­ве­де­ни­я­ми си­ту­а­ция не на­мно­го лучше, чем с Чо­се­ром.

Итак, на входе мы имели мно­же­ство на­род­но­стей, каж­дая со своим язы­ком: брит­ты, пикты, кель­ты, рим­ляне, англы, сак­сы, ви­кин­ги и нор­манд­цы. А на вы­хо­де мы имеем креол из ис­ко­вер­кан­ных фран­цуз­ских и ла­тин­ских слов на англо-​саксо-скандинавской за­квас­ке с круп­ным недо­ра­зу­ме­ни­ем вме­сто глас­ных и очень силь­но про­сро­чен­ной, пол­ной оши­бок, из­рядно про­тух­шей пись­мен­но­стью. И мы этот язык все учим в школе на­чи­ная со 2 клас­са, а ино­гда даже пы­та­ем­ся на нём раз­го­ва­ри­вать, по­то­му что на дан­ный мо­мент он — глав­ный язык меж­ду­на­род­но­го об­ще­ния на всей нашей пла­не­те.