Наверху. Нереклама каши. Оборона Клещеевского укрепа, лето 2023

Ночь прошла спокойно, стреляли обе стороны лениво, вальяжно. Как партия в шахматы у игроков в летнем парке на лавочке — просто игра. Е2-Е4. Раздумье. Конь. Раздумье. Пешка на одну. Не блиц, без накала.

Под утро невдалеке трещала стрелковка — где-то с четверть часа. Работало стволов пять-семь. Ничего серьезного. Санитар уже научился фиксировать и анализировать обстановку не просыпаясь. Только сон на это время становился более сторожким, чутким.

Мезень всегда спал в берушах — это вообще большое спасение на фронте, позволяет сохраняться в равновесии. Невыспанный боец нестабилен.

Храп Змея был гораздо страшнее для психики санитара, чем ночные прилеты. Змей храпел не только на вдохе и выдохе, он обладал необъяснимым талантом храпеть и в паузе между ними. Он знал об этой своей выдающейся особенности, для вида извинялся за храп, но только для вида. По его словам — три невесты не дошли с ним до ЗАГСа именно по этой причине. Комар, услышав историю про невест, не отвлекаясь от извечного своего рукоделия - шил кому-то чехол для ножа, поддел:

- Вот поэтому, юноша, важно сохранять целомудрие до брака.

- Тогда было бы на три развода больше, - отрезал Змей.

Как хорошо утро, когда просто — живой! Когда проснулся не от пинка в подошву, хриплых тревожных звуков рации или забежавшего посыльного. И если бы не прилеты, которые слышались раз в несколько минут — то можно было бы представить, что трое мужиков собрались где-то в походе. Спальнички, пахнет кофе и табаком. Кузнечики стрекочут. Солнечный луч с востока пробивается через выбитую створку амбразуры. Лето. На работу не надо. Санитар проснулся, в трусах и шлепках вышел в тамбур дота. Сел на топчан. Одевать штаны без надобности не хотелось — они были за последнюю неделю так пропитаны кровью и окопной пылью, что могли стоять в углу. Кровь раненых, высохшая и жирная. Ткань, как вощеная. Как фартук мясника на рынке. Постирать — только на ротации, когда та ротация — Бог весть. Ну, может еще комбат знает — но это не точно.

Очень важно выкурить первую сигарету утром в спокойной созерцательной обстановке. С кружкой чая или кофе. Не торопясь. Если встал и закурил на бегу — день может пойти кувырком. Вот и сегодня Мезень налил кружку чая, замешал сахар. Полез за сигаретой, пачка лежала около раций, стоявших на зарядке. В пачке была ровно одна сигарета. Порядки здесь чтили — последнюю и крыса не берет.

- Опять мой кэмел скурили, пока спал?

- Док, да там всего пара сигарет было!

- Ага. Полпачки в 4 утра оставалось. Смерти от «Тэшки»* санитару хотите, крысы окопные?

- Мезь, не мороси, московские они просто вкуснее, ароматнее что ли… Вам там в Москве никотина больше кладут. Как мяса в колбасу в восьмидесятые. Помню, московская колбаса мЯснее была. Мы за ней с теткой из Иваново катались на выходные в столицу, - Змей был родом из Иваново.

- Вспомнил тоже. Сейчас в вопросах табака и колбасы равенство и братство по всей империи.

- Тогда тоже равенство и братство было. В газетах. А мяса в колбасу в Москве больше клали. Как и сейчас никотина в табак. Равенство, ага. Сначала в Москву уходят наши налоги, кормим вас. Потом вам, москвичам, приезжают с гуманитаркой именные сигареты.

- Б#@дь, Змей, тебе что — мало приехало? Сигарет мало? Вон — пачек сто разных валяются, выбирай. Сигары вон даже есть, кури — не хочу, - друзья Мезени пару недель назад привезли прямо на располагу в Светлодарск пару машин забитых гуманитаркой.

- Да не я так, просто. Скучно. С утра за справедливость захотелось. Ну и москвича под#б@ть - милое дело перед завтраком, любим мы вас по всей нашей территории необъятной. И вообще — курить натощак вредно.

- Вредно - пакет «града» натощак, - поставил точку Мезень в шутливой будничной перебранке. И вкусно закурил, со сладким крепким чаем.

Ему захотелось просто прожить этот день — не воевать, бегать, падать, мотать, тащить. Пусть сегодня получится просто - жить. Господь милостивый - пусть все будут целы и живы! Хотя бы сегодня.

Комар, утром ходивший к Клещеевку за водой и свежим хлебом, сообщил санитару, что ночью была машина с роты, привезли пополнение аптеки и еще какую-то посылку для него лично. Надо выбрать время спуститься в село на подвал, который занимала первая рота их отряда, как склад. Склад по очереди охраняли Фергана и Сомон. Нынче был Фергана — тучный пулеметчик под полтора центнера весом, изгнанный с передовой за свои габариты. Ему сразу, как он там появился, выдали дополнительную гранату со словами — если 300, то решай сам. Мы тебя никуда не потащим. Нафиг. В этом не было обидного. Просто рационализм. Некоторая однозначность понимания ситуации. Это мужское. Однозначность в мужчинах вообще позволяет им воевать, ибо дает возможность видеть мир таким, какой он есть — в его простоте. Подстава коллектива — такая тушка на передовой. Ни прокормить, ни вытащить. Фергана без обид удалился охранять склад. Ну что ж, кто-то должен. На войне много работы — всем хватает. Кто гайки крутит, кто тушенку перекладывает, кто рации прошивает вдалеке от кипятка. От каждого по способностям. Как в организме, что-то работает в режиме нон-стоп, на первом уровне — сердце, печень, почки. А вот борода нужна чтобы женщинам нравиться, ноготь на мизинце — чтобы в ухе ковырять, срамной уд — тоже по обстановке. То отлить, то поохать, а то и род продолжить. Ничего лишнего, все к месту и ко времени.

Противник как будто ждал когда санитар позавтракает, не прошло и пяти минут после съеденных галет с рыбной консервой, начался налет — как вчера. А может у них, на той стороне тоже был завтрак? Позавтракали — и к минометам. Четверть пакета града легла недалеко от «единички», ниже по склону — пара ракет пришлась и по кладбищу под горой. Змей, который как оказалось, терпел почему-то пока было тихо, очень хотел в сортир. Преступно это — не оправляться пока есть возможность. Дождался - теперь сидел с выпученными глазами и пачкой влажных салфеток в руках.

Через некоторое время противник перенес огонь немного дальше — в сторону ставка, и Змей решился. Выскочив наружу захлопнул дверь, рванул в сторону капонира, употреблявшегося по известному назначению. Прошли считанные секунды и недавний страдалец с просветлевшим лицом ввалился в бункер целым и невредимым. Комар с Мезенью вежливо и картинно поздравили с на удивленье быстрым облегчением. Обрадовались. Змей расплылся в улыбке:

- Родные вы мои! Никто лет сорок уже не радовался, что я так быстро погадил. Последний раз, пожалуй, в садике хвалили!

- Чести много! Да мы за себя радуемся, по двум причинам — что бункер не уделал, и что без пулеметчика не остались, - Комар с его любовью к пикировкам был верен себе.

Через минут сорок у противника перегрелись стволы или закончился лимит снарядов на утро, утихло. Огонь стал более будничным — не массированным. Стали накидывать по два-три в разные места на горе и ниже. Пользуясь этим, Мезень дал необходимые наставления Комару на случай трехсотых, показал где и что лежит в резком рюкзаке, напомнил основные действия с ранеными и выслушал ответы на контрольные вопросы.

Надел ненавистные, липкие от спекшейся крови штаны, броню, каску. Автомат, радейка, пустой рюкзак, и пошел вниз, к подвалу — пополнить медицину, забрать какую-то анонсированную интригующую посылку. Идти до подвала было около километра — первый отрезок до кладбища - там нужно было посидеть в кустах, послушать, подождать, перекурить. Потом переход до большой ветлы на открытке после перекрестка. Под ней обычно тоже делалась остановка. И после — уже до домов самый неприятный участок, метров пятьсот чистого поля, посреди него речушка-переплюйка с чавкающими болотистыми берегами, и выход к огородам, за ними побитые дома. Там уже проще — в случае жужжания над головой есть куда нырнуть. Путь прошел без приключений и неожиданностей. Подходя к домам санитар расслабился и даже остановился у черешни — поспела. Остро захотелось ягод, невзирая на опасность остановился и стал рвать. Вспоминал, как в старших классах ездили со школой в трудовой лагерь куда-то под Мелитополь, собирать черешню. Как будто в прошлой жизни. Да почему - как будто? В прошлой. Где была одна страна, где в соседних корпусах трудового лагеря жили ребятишки из Москвы, Полтавы, Горького и Могилева. Все дружили, малость дрались, вместе плясали под появившуюся в том 90-м году группу «Любэ» - помнились задорная песня «Атас!» и медляк со словами «ночь яблоком стучит в окно». Маринка из Могилева, тоже девятиклассница - теплая такая, юная, тугая. Летний вечер, осторожно пропали с дискотеки вдвоем, зашли за корпус, сердце колошматит-выпрыгивает куда-то к нижней челюсти. Маринка разрешает себя целовать — по взрослому. И даже немного трогать за округлые глупости. Где та Маринка? Где те Тарасы и Богданы с Полтавы, с которыми плавали наперегонки в ставке около лагеря? Может они сейчас там, за соседней лесополкой… Как так все вышло, что нас перевернуло вверх дном?

Обрывая черешню, погрузившись в воспоминания из прошлой жизни, Мезень чуть не вплотную столкнулся с бойцом, сидевшим в секрете, контролившим открытку с которой пришел санитар. Боец молча смотрел, автомат держал с чуть опущенным стволом, но на фоксе. Он, казалось, был удивлен расслабленно праздному персонажу, который как школьник на каникулах обрывал соседские ягоды. При этом персонаж пришел оттуда, где меньше часа назад все кипело от разрывов. 

Да, точно, мы ж на войне — вынырнув из воспоминаний Мезень сорвал еще несколько ягод и двинул в застройку. Черешня была не очень — горьковата. Та, из прошлой жизни, мелитопольская — крупнее, сочнее и слаще.

Пройдя крайние дома неспеша пошел налево по разваленной улице, которая почти каждый день менялась — дома то там, то тут переходили из состояния полуразрушенных - в полные развалины, какие-то долго дымились, выгорая. После полутора недель в бункере и окопах — чувствовал себя выпущенным на свободу из клетки. Похожие ощущения он испытывал «на гражданке» в первый день отпуска. Дойдя до торчавшей из убитого асфальта неразорвавшейся градины — налево. Тут ноль, в нем — Фергана. Крикнул при входе пароль, не получил отзыв, крикнул в зев погреба свой позывной, спустился. Насупившийся сонный Фергана, уставший от мрака и сырости подвала предложил чая. Пока над синим огоньком горелки закипал котелок, санитар пополнил аптеку — бинты, турникеты, немного обезболов в свертке.

- Еще посылка мне какая-то подписанная должна быть, Комар сказал.

- А, да, там — на улице в сарайке. Сходи, забери. - Фергана в полутьме пошарил рукой у разваленной печки, протянул ключ.

Домовитый какой — под замком держит, подумал санитар и отправился наверх. В сарае при входе лежал пакет с надписью «Мезень. Лично». С нетерпением открыл, там еще замотано, порвал. Внутри пакетики с кашей «Быстров», с брусникой и мёдом. Улыбнулся, потеплело. Старшина Рыжий знал, что эта любимая каша санитара. И прислал ему несколько десятков пакетов. Лично. Интрига закончилась. Посылка с кашей.

Зашел к Фергане, выпил чаю. Заполнил оставшееся в рюкзаке место двумя полторашками воды.

Возвращаясь на гору, еще проходя по селу санитар думал о том, что война, близкая смерть — своя ли, чужая ли, отрешенность от мирских ценностей — денег, цацек, тачек и телефонов дает человеку удивительную свободу. Такую свободу, что получив посылку с геркулесовой кашей ощущаешь немного счастья. Остановился, посмотрел вокруг — на эти дома, оставленные сады. И подумал — что может быть свободнее человека, слоняющегося с автоматом по разбитому селу, по его пустым улицам с теплом в душе и радостью от пакета каши?

Когда дошел до ветлы, которая на полпути к позиции, в радейке прозвучал позывной санитара. Ничего серьезного, все спокойно, просто на «единичку» зашел Тринадцатый и интересовался когда сможет испить чаю с братом Мезенем?

- Пять минут и буду, - ответил санитар. И подумал, что Артем — так звали Тринадцатого, будет искренне рад каше, которой его угостит Мезень. Потому что он тоже — свободен.

В тот день в зоне ответственности санитара никто не погиб. И даже не был ранен.

*«Тэшка» — отвратительные казенные сигареты, которые можно было получать в неограниченном количестве на складе.