«Фе­но­ме­но­ло­гия духа». Пре­ди­сло­вие – 3

В пре­ди­сло­вии к «Фе­но­ме­но­ло­гии духа», ко­то­рое Ге­гель, судя по всему, писал неохот­но, он вы­нуж­ден­но даёт лишь общие очер­та­ния сво­е­го ми­ро­воз­зре­ния и сво­е­го ме­то­да фи­ло­соф­ско­го по­зна­ния. Плюс ко всему, же­ла­тель­но знать фи­ло­соф­ский кон­текст того вре­ме­ни (Якоби, Фихте, Шел­линг и др.), чтобы пред­став­лять то, на фоне чего Ге­гель обо­зна­ча­ет свою фи­ло­соф­скую си­сте­му как на­уч­ную, т.е. ме­то­ди­че­ски стро­гую, в от­ли­чие от чьих-​то воль­ных обос­но­ва­ний своих пред­став­ле­ний об ис­тине. Но сущ­ность опи­сан­но­го воз­мож­но схва­ты­вать и без этого зна­ния, если иметь до­ста­точ­но раз­ви­тое аб­стракт­ное мыш­ле­ние. И если толь­ко удаст­ся войти в этот кон­текст, то дан­ное из­ло­же­ние будет вос­при­ни­мать­ся уже как голос ра­зу­ма среди то­гдаш­не­го фи­ло­соф­ско­го шума.

Между тем, нетруд­но уви­деть, что наше время есть время рож­де­ния но­во­го пе­ри­о­да и пе­ре­хо­да в него. Дух по­рвал с преж­ним миром пре­бы­ва­ния его дан­ным и пред­став­ле­ния его²⁰; он со­би­ра­ет­ся оку­нуть это в былое, и пре­бы­ва­ет в ра­бо­те по ре­фор­ми­ро­ва­нию себя. Он и вправ­ду по­ни­ма­ет­ся ни­ко­гда не в своём спо­кой­ствии, но все­гда в дви­же­нии, на­прав­лен­ном впе­рёд. Од­на­ко как у че­ло­ве­че­ско­го за­ро­ды­ша после дол­го­го уют­но­го пи­та­ния пер­вый вдох об­ры­ва­ет ту по­сте­пен­ность про­дви­же­ния од­но­го его уве­ли­че­ния – ка­че­ствен­ный ска­чок, и вот ро­дил­ся мла­де­нец, – так и раз­ви­ва­ю­щий­ся дух мед­лен­но и спо­кой­но зреет до но­во­го об­ли­ка, от­креп­ляя одну за дру­гой ча­стич­ки со­ору­жён­но­сти ухо­дя­ще­го в былое мира²¹, на рас­ша­ты­ва­ние ко­то­ро­го на­ме­ка­ют лишь оди­ноч­ные симп­то­мы; по­все­мест­ная бес­печ­ность, как и общая скука, да­ю­щая тре­щи­ны в со­хра­ня­ю­щем­ся, неопре­де­лён­ное пред­чув­ствие неиз­вест­но­го – всё это пред­вест­ни­ки того, что на­дви­га­ет­ся нечто дру­гое. Это по­сте­пен­ное раз­дроб­ле­ние, не из­ме­няв­шее внеш­ний облик це­ло­го, пре­ры­ва­ет­ся ис­хо­дом, ко­то­рый, слов­но вспыш­ка, враз яв­ля­ет лик но­во­го мира.

Од­на­ко в со­вер­шен­ной дей­стви­тель­но­сти так же мало этого но­во­го, как и в но­во­рож­дён­ном мла­ден­це, – и су­ще­ствен­но важно не вы­пус­кать это из вни­ма­ния. Пер­вое про­сту­па­ние²² есть толь­ко непо­сред­ствен­ность этого или по­ня­тие этого. На­сколь­ко мало за­вер­ше­но зда­ние, когда за­ло­жен его фун­да­мент, на­столь­ко до­стиг­ну­тое здесь по­ня­тие «целое» не есть само целое. Там, где мы хотим ви­деть дуб в кре­по­сти его ство­ла, в раз­ро­щен­но­сти его вет­вей, в уве­си­сто­сти его лист­вы, мы не удо­вле­тво­ря­ем­ся тем, что вме­сто него нам по­ка­зы­ва­ют жё­лудь. Так и наука – этот венец мира духа – не за­вер­шён­на в своём на­ча­ле. На­ча­ло но­во­го духа есть про­дукт об­шир­но­го пре­об­ра­зо­ва­ния раз­ных форм раз­ви­тия, про­из­ве­дён­ный ценой мно­го­крат­но­го про­хож­де­ния из­ви­ли­сто­го пути и при­ло­же­ния столь же мно­го­крат­ных уси­лий и ста­ра­ний. Оно есть целое, ушед­шее об­рат­но в себя из по­этап­но­сти (как и из своей рас­ши­рен­но­сти), есть став­шее про­стое по­ня­тие. Дей­стви­тель­ность же этого про­сто­го це­ло­го со­сто­ит в том, что те став­шие мо­мен­та­ми оформ­лен­но­сти опять же за­но­во вы­ра­ба­ты­ва­ют­ся и дают себе оформ­лен­ность, но уже в своей новой сти­хии, в став­шем смыс­ле.

На фоне того, что, с одной сто­ро­ны, пер­вая яв­лен­ность но­во­го мира есть вна­ча­ле лишь толь­ко об­ле­чён­ное в свою про­сто­ту целое или есть общее ос­но­ва­ние этого мира, по от­но­ше­нию к со­зна­нию, в про­ти­во­по­лож­ность этому, в па­мя­ти ещё про­дол­жа­ет оста­вать­ся всё оби­лие преж­не­го пре­бы­ва­ния дан­ным. В этом снова яв­ля­ю­щем­ся об­ли­ке оно не видит раз­ро­щен­но­сти и свое­об­ра­зия со­дер­жа­ния; мало того, оно не видит об­ра­зо­ва­ния формы, за счёт ко­то­ро­го диф­фе­рен­ци­ро­ван­но­сти с точ­но­стью опре­де­лён­ны и упо­ря­до­че­ны в своих проч­ных от­но­ше­ни­ях. Без этого об­ра­зо­ва­ния формы наука ли­ше­на по­нят­но­сти и имеет ви­ди­мость эзо­те­ри­че­ско­го вла­де­ния немно­гих оди­ноч­ных²³ – эзо­те­ри­че­ско­го вла­де­ния, по­сколь­ку вна­ча­ле она име­ет­ся на­ли­цо лишь толь­ко в своём про­стом по­ня­тии или в своём внут­рен­нем, а немно­гих оди­ноч­ных, по­сколь­ку нераз­ро­щен­ная яв­лен­ность её де­ла­ет пре­бы­ва­ние её дан­ною оди­ноч­ным. Толь­ко то, что со­вер­шен­но опре­де­лён­но, есть вме­сте с тем что-​то эк­зо­те­ри­че­ское, по­ни­ма­е­мое и мо­гу­щее быть усво­ен­ным, став до­сто­я­ни­ем всех. До­ступ­ная форма науки – это пред­ло­жен­ный всем и сде­лан­ный рав­ным для всех путь к ней, а прий­ти к ра­зум­но­му зна­нию за счёт ин­тел­лек­та – это спра­вед­ли­вое тре­бо­ва­ние со­зна­ния, при­об­ща­ю­ще­го­ся к науке, ибо ин­тел­лект есть осмыс­ли­ва­ние, «я во­об­ще» в чи­стом виде; а до­ступ­ное есть уже зна­ко­мое и общее для науки и нена­уч­но­го со­зна­ния, бла­го­да­ря чему по­след­нее спо­соб­но непо­сред­ствен­но войти в первую.

Наука, ко­то­рая толь­ко на­чи­на­ет­ся, и, зна­чит, ещё не до­ве­де­на ни до пол­но­ты в де­та­лях, ни до со­вер­шен­ства формы, от­кры­та для по­ри­ца­ния за это. Но если по­ри­ца­ние долж­но за­тра­ги­вать её сущ­ность, то оно было бы столь же неспра­вед­ли­вым, сколь непра­во­мер­но неже­ла­ние при­знать тре­бо­ва­ние вы­ше­упо­мя­ну­то­го об­ра­зо­ва­ния формы. Эта про­ти­во­по­лож­ность ви­дит­ся самым глав­ным про­блем­ным узлом, ра­бо­той над ко­то­рым в на­сто­я­щее время из­ну­ря­ет себя на­уч­ная об­ра­зо­ван­ность и в от­но­ше­нии ко­то­ро­го она ещё не опре­де­ли­лась как сле­ду­ет. Одни на­ста­и­ва­ют на оби­лии ма­те­ри­а­ла и на по­нят­но­сти, дру­гие пре­зи­ра­ют, по мень­шей мере, по­след­нюю и на­ста­и­ва­ют на непо­сред­ствен­ной ра­зум­но­сти и бо­же­ствен­но­сти. Если от тех пер­вых и до­би­лись пол­но­го мол­ча­ния – будь то в силу одной ис­ти­ны или также без­удерж­но­сти вто­рых, – и если бы в от­но­ше­нии ос­но­ва­ния су­ще­ства во­про­са они чув­ство­ва­ли себя одо­лён­ны­ми, то это по­то­му, что они не удо­вле­тво­ре­ны в от­но­ше­нии того тре­бо­ва­ния, ибо оно спра­вед­ли­во, но оста­ёт­ся невы­пол­нен­ным. Их мол­ча­ние толь­ко на­по­ло­ви­ну за счёт по­бе­ды, на­по­ло­ви­ну же оно из-за скуки и без­раз­ли­чия – всё более устой­чи­вых след­ствий по­сто­ян­но­го по­рож­де­ния ожи­да­ния и неосу­ще­ствив­ше­го­ся вы­пол­не­ния обе­ща­ний.

В от­но­ше­нии же со­дер­жа­ния те вто­рые де­ла­ют за­да­чу иметь боль­шую рас­ши­рен­ность его порой очень даже лёг­кой для себя. Они сгре­ба­ют на свою твердь массу ма­те­ри­а­ла (а имен­но, уже из­вест­ное и упо­ря­до­чен­ное) и на фоне того, что они имеют дело, глав­ным об­ра­зом, со стран­но­стя­ми и ку­рьё­за­ми, они тем более со­зда­ют впе­чат­ле­ние, что вла­де­ют осталь­ным, с чем зна­ние уже разо­бра­лось по-​своему, а за­од­но власт­ву­ют над ещё не под­ве­дён­ным под пра­ви­ла и, зна­чит, под­чи­ня­ют всё некой аб­со­лют­ной идее, ко­то­рая на­ря­ду с этим ка­жет­ся по­зна­ва­е­мой во всём и рас­цвёт­шей до об­шир­ной науки. Но при более близ­ком рас­смот­ре­нии эта рас­ши­рен­ность не по­ка­зы­ва­ет­ся со­сто­яв­шей­ся за счёт того, что одно и то же раз­лич­но сфор­ми­ро­ва­ло са­мо­го себя, а есть бес­фор­мен­ное по­вто­ре­ние од­но­го и того же, толь­ко внешне ис­поль­зу­е­мо­го на раз­лич­ном ма­те­ри­а­ле и по­лу­ча­ю­ще­го скуч­ную ви­ди­мость раз­лич­но­сти. На деле, эта очень даже ис­тин­ная для себя идея толь­ко оста­ёт­ся всё время на своём на­ча­ле, если вы­ра­ба­ты­ва­ние её со­сто­ит не в чём ином, как в таком по­вто­ре­нии той фор­му­лы. Одной без­движ­ной формы зна­ю­ще­го субъ­ек­та, во­ди­мой туда-​сюда к име­ю­ще­му­ся на­ли­цо, когда ма­те­ри­ал по­гру­жа­ет­ся извне в эту по­ко­я­щу­ю­ся сти­хию, столь же мало, сколь и сво­бод­ных при­ду­мок на­счёт со­дер­жа­ния, для вы­пол­не­ния того, что тре­бу­ет­ся – по­яв­ля­ю­ще­го­ся из себя оби­лия и опре­де­ля­ю­щей саму себя диф­фе­рен­ци­ро­ван­но­сти об­ли­ков. Это ско­рее даже од­но­цвет­ный фор­ма­лизм, ко­то­рый идёт толь­ко к диф­фе­рен­ци­ро­ван­но­сти суб­стра­та, и при­том за счёт того, что тот уже под­го­тов­лен и из­ве­стен.

Делая так, он утвер­жда­ет эту од­но­тон­ность и некую от­вле­чён­ную общ­ность в ка­че­стве аб­со­лют­но­го; он уве­ря­ет, что неудо­вле­тво­рён­ность ею есть неуме­ние за­хва­тить аб­со­лют­ный ас­пект и стой­ко дер­жать­ся его. Если в иных слу­ча­ях для опро­вер­же­ния пред­став­ле­ния было до­ста­точ­но пу­стой воз­мож­но­сти пред­ста­вить себе это по-​другому, и эта же одна толь­ко воз­мож­ность, общая мысль, также имела всю утвер­ди­тель­ную цен­ность дей­стви­тель­ной по­знан­но­сти²⁴, то здесь мы видим, что ровно так же при­пи­са­на вся цен­ность некой общей идее в этой форме недей­стви­тель­но­сти, а раз­ла­га­ние всего диф­фе­рен­ци­ро­ван­но­го и опре­де­лён­но­го – или ско­рее даже не вы­ра­ба­ты­ва­ю­ще­е­ся даль­ше, да ещё и оправ­ды­ва­ю­щее себя в нём самом сбра­сы­ва­ние в без­дну пу­сто­го – счи­та­ет­ся за спе­ку­ля­тив­ный спо­соб рас­смот­ре­ния. Рас­смот­ре­ние какого-​либо пре­бы­ва­ния дан­ным, ка­ко­во оно в аб­со­лют­ном, со­сто­ит здесь не в чём ином, как в том, что на­счёт него го­во­рит­ся: «сей­час о нём хотя и вправ­ду шла речь как о чём-​то, од­на­ко в аб­со­лют­ном, в этом A = A, во­об­ще не бы­ва­ет чего-​либо та­ко­го рода, но всё в нём одно». Про­ти­во­по­став­лять это зна­ние, что в аб­со­лют­ном всё рав­ное, диф­фе­рен­ци­ру­ю­ще­му, на­пол­нен­но­му или ищу­ще­му на­пол­нен­но­сти и тре­бо­ва­тель­но­му по­зна­нию – или же вы­да­вать своё аб­со­лют­ное за тем­но­ту, в ко­то­рой, как го­во­рят, все кошки серы, – есть на­ив­ность пу­сто­го в по­зна­нии. — Фор­ма­лизм, на ко­то­рый се­ту­ет и бра­нит­ся фи­ло­со­фия со­вре­мен­но­сти и ко­то­рый в ней самой об­ра­зо­вал­ся вновь (пусть даже его неудо­вле­тво­ри­тель­ность из­вест­на и чув­ству­ет­ся), не ис­чез­нет из науки до тех пор, пока по­зна­ние аб­со­лют­ной дей­стви­тель­но­сти не ста­нет со­вер­шен­но ясным на­счёт своей при­ро­ды. — С учё­том того, что общее пред­став­ле­ние, когда оно пред­ше­ству­ет тому, что есть по­пыт­ка ре­а­ли­за­ции его, об­лег­ча­ет схва­ты­ва­ние этого, по­лез­но обо­зна­чить здесь при­бли­зи­тель­ную сто­ро­ну его – чтобы по этому слу­чаю за­од­но от­ве­сти от рас­смот­ре­ния неко­то­рые формы, при­выч­ка к ко­то­рым есть для фи­ло­соф­ско­го по­зна­ния пре­пят­ствие.

²⁰ Име­ют­ся в виду преж­ние фи­ло­соф­ские пред­став­ле­ния о суб­стан­ци­аль­ном на­ча­ле всего.

²¹ Слово «мир» упо­треб­ля­ет­ся здесь в зна­че­нии «мир духа».

²² Име­ет­ся в виду пер­вич­ное пред­став­ле­ние о сфор­ми­ро­вав­шем­ся пол­но­стью новом духе.

²³ Име­ет­ся в виду «от­дель­ных ин­ди­ви­ду­у­мов». Слово einzeln усто­я­лось у нас в нечи­стом эк­ви­ва­лен­те «еди­нич­ный», но­ся­щем ма­те­ма­ти­че­ский от­те­нок.

²⁴ Слово «по­знан­ность» (Erkenntnis, здесь ори­ги­наль­ное слово Erkennen («по­зна­ние») не под­хо­дит по смыс­лу) об­ра­зо­ва­но от гла­го­ла «по­знать» и озна­ча­ет «нечто как по­знан­ное». Оно не озна­ча­ет «зна­ние», как это рас­про­стра­не­но в наших пе­ре­во­дах, по­то­му что оно упо­треб­ля­ет­ся в кон­тек­сте кон­крет­но­го акта по­зна­ния. Прав­да, у Канта встре­ча­ет­ся упо­треб­ле­ние его и в общем зна­че­нии «со­во­куп­ная по­знан­ность», т.е. всё по­знан­ное через акты ин­ди­ви­ду­аль­но­го по­зна­ния, но это всё равно не зна­ние – ко­то­рое в немец­ком языке пе­ре­да­ёт­ся сло­вом Wissen. Также в связи с этим стоит упо­мя­нуть, что в немец­ком языке есть ещё слово Kenntnis, ко­то­рое тоже озна­ча­ет «зна­ние», но в зна­че­нии «зна­ние чего-​то» – на­при­мер, «зна­ние прин­ци­па ра­бо­ты ме­ха­низ­ма» или «зна­ние ис­то­рии Древ­не­го Рима». Если во всех трёх слу­ча­ях упо­треб­лять эк­ви­ва­лент «зна­ние», не обо­зна­чая его смысл точ­ным си­но­ни­мом, кон­текст­но или кур­си­вом, то фи­ло­соф­ский пе­ре­вод уже пре­вра­ща­ет­ся в кашу – из-за чего фи­ло­со­фию у нас и на­зы­ва­ют бес­смыс­лен­ным на­бо­ром слов. Те­перь пред­ставь­те, что таких при­бли­зи­тель­ных эк­ви­ва­лен­тов в наших пе­ре­во­дах мно­же­ство.