Ленский расстрел: Расстрел ч.1

Очевидно было, что забастовочный комитет был как-то связан с официальными выборными от приисков. Так же очевидно было, что агитаторы имеют достаточную материальную базу и имеют агентуру в администрации. Выборные — это была единственная зацепка.

31 марта Трещенков телеграфировал руководству, что обзавелся среди рабочих агентурой, по сведениям которой значительное число рабочих желает стать на работы, но опасается насилия со стороны «стачечного комитета». По сведениям агента среди рабочих произошел раскол, и если выдернуть жало забастовочного комитета, то можно ожидать скорого прекращения забастовки

Этой же точки зрения придерживался представитель министерства юстиции, товарищ прокурора Преображенский, прибывший на прииски для наблюдения за ходом событий.
31 марта к Преображенскому пришли несколько выборных Феодосеевского прииска с заявлениями «от имени рабочих». Коллективное прошение он принимать отказался, заявив, что каждый рабочий должен подавать заявление о своих претензиях отдельно. А заявления выборных он считает следствием злонамеренной агитации.

Обо всем этом Трещенковым и Преображенским было доложено в Иркутск.

На основе этих докладов 1 апреля у губернатора Иркутской губернии Бантыша состоялось совещание с участием прокуроров Иркутской судебной палаты, окружного суда и начальника жандармского управления. Начальник жандармского управления настаивал на немедленном аресте стачечного комитета. Остальные члены совещания заняли более мягкую позицию.
2 апреля Трещенкову была послана телеграмма, в которой губернатор, с согласия прокурора палаты, предлагает ему, Трещенкову, произвести арест стачечного комитета лишь в том случае, «если, по местным условиям, мера эта будет содействовать мирному улаживанию конфликта».

К необходимости произведения арестов склонялся и окружной инженер Тульчинский.
Несмотря на все его переговорные усилия, рабочие отказались приступить к работе 30 марта. На этом основании он пришел к мнению, что мирное улаживание конфликта в сложившихся условиях невозможно. Следовательно только арест стачечного комитета поможет решить проблему.

3-го апреля Тульчинский телеграфировал иркутскому губернатору, что на его предложение приступить к работе откликнулось лишь 43 рабочих в механических мастерских и 110 на водоотливе. Ещё он сообщил, что 2-го апреля при обходе им вместе с Трещенковым рабочих казарм, он пришел к заключению, что замечается внутренний разлад среди бастующих, а поэтому желательно арестовать некоторых выборных, оказывающих своей агитацией вредное влияние на рабочих.

С задержания выборных и обыска казарм, где они проживали, Трещенков и начал.

Обыск явно показал масштаб и формы деятельности комитета.

По обнаруженным уликам явно видны линии связи и координация действий из центра. То есть, понятно, что инициатива идет не «с мест», а управляется из подпольного центра, фиксирующего ход забастовки и направляющего его в нужное русло.
Ясно видно также, что работает канцелярия с оргтехникой и подпольная бухгалтерия.
К тому же, налицо явные признаки фальсификации «требований рабочих» - например, листы с заранее отобранными подписями.

Таким образом решение Преображенского не принимать коллективные заявления, было полностью обосновано. Бери лист с заранее отобранными подписями, вписывай свое имя и иди с этим «документом» заявлять «рабочие требования».

Заброшенная, в общем, наугад сеть дает некоторый промежуточный результат. Производятся обыски и задерживается 11 человек. Не арестовывается, а задерживается для дальнейшего следствия. Основной целью которого являются допросы и сопоставление показаний. «Охранная переписка».

Все задержанные были доставлены в Бодайбо.
 

Тем не менее,часть верхушки комитета была изолирована от массы. Более того, у администрации возникла надежда, что в результате допросов может быть раскрыта вся организация.

Ободренное правление «Лензото», в лице исполняющего обязанности главноуправляющего Теппана, по телеграфу сносилось с правлением в Петербурге.

Таким образом понятно, что правление пыталось всеми мерами прекратить забастовку, особо не считаясь с расходами.

Пишут, что арест выборных страшно «возмутил рабочих», но на самом деле это очень сильно обеспокоило оставшихся на свободе членов стачечного комитета.

Во первых, они оказались под угрозой ареста и «перешли на нелегальное положение».

А во-вторых, под угрозой срыва оказалась сама забастовка.

Потому сразу после арестов немедленно разворачивается агитация. Основная идея - идти всем миром добиваться освобождения арестованных.

То есть, мы тут видим полный аналог «шествия 9-го января». Люди действуют по шаблону. Только вместо «петиции» используются «сознательные записки». Не разрезанные листы этих «записок», как мы помним Трещенков изъял при обыске.

Поскольку «ксерокс» не изъят, они в ударном темпе продолжают штамповаться и распространяться среди рабочих.

Чтобы не привлекать внимание к своей базе, находящейся на Феодосиевском прииске, забастовочный комитет работает по периферии. А собрания на самом Феодосиевском гасятся в зародыше.

Основная агитация ведется на Андреевском и Александровском приисках.

Утром «делегаты от рабочих» Андреевского прииска, расположенного в 4 километрах от Успенского, на котором жил инженер Тульчинский, явились к нему с требованием освободить выборных.

Тульчинский заявил, что ничего не знает об арестах и запросил по телефону Трещенкова.
После разговора он объявил, что, по словам Трещенкова, арест произведен за участие в стачечном комитете и пообещал похлопотать об освобождении, объяснив при этом, что это зависит не от него, а от судебных властей, которые находятся на Надеждинском прииске.

На Надеждинском была расположена главная контора «Лензото», где жила вся администрация — исполняющий обязанности главноуправляющего Теппан и мировой судья Хитун. Там же в это время жили Преображенский и Трещенков, а в Народном доме была расквартирована полурота солдат — 110 человек. Часть из них — 75 человек - прибыла из Киренска под командованием штабс-капитана Дмитрия Никифоровича Санжаренко. Остальные были из местной бодайбинской воинской команды, под началом штабс-капитана Петра Андреевича Лепина (Петериса Лиепиньша).

В ответ представители трудящихся поставили Тульчинскому ультиматум — к трем часам дня освободить задержанных. В противном случае угрожали это сделать сами, путем массового похода на Бодайбо и разоружения воинской команды.

Дальнейшее весьма прозаично и почти прозрачно.

В 10 часов утра 4 апреля рабочие Андреевского прииска толпой отправились вдоль железной дороги на Надеждинский, останавливая и обыскивая при этом проезжающие поезда.

По дороге к ним присоединялись толпы рабочих с приисков, через которые они проходили—Васильевского и Пророко-Ильинского.

Около 2 часов дня толпа достигла Александровского прииска, что в двух километрах от Надеждинской резиденции.
Здесь к ним присоединилась толпа с Александровского прииска, увеличив общую численность примерно до 3000 человек.
Часть двинулась по полотну железной дороги, часть по тракту.

Трещенков с утра совершил вместе с киренской воинской командой два выезда на Феодосийский и Александровский прииски.
Затем решил не распылять силы и к трем часам дня прибыл на Надеждинский, получая сообщения подчиненных о движении толпы.

На всем протяжении толпу видели урядники и стражники, и доносили об этом Трещенкову по телефону. Последний доклад был получен от урядника Каблукова: «Толпа уже выходит изъ Александровского прииска, рабочих много». При этом Лебедев повторил Каблукову ультиматум.

 на вопрос «Куда идете-то, ребята?», «рабочий» Плавинский выкрикнул: «Идем ротмистра обезоружить, а солдат их же оружием переколоть!».

К четырем часам дня толпа стала приближаться к Надеждинскому прииску.

При приближении к административным зданиям толпа втянулась в узкий коридор, образовываемый с одной стороны штабелями с лесом, а с другой оградой набережной реки Бодайбо.

Увидев это, Трещенков, зашел в Народный дом и скомандовал солдатам выходить строиться на улицу, добавив при этом: «Торопитесь, вас хотят обезоружить».

После краткого импровизированного военного совета, Трещенков, Лепин, Санжаренко, Хитун, Преображенский и Тульчинский вышли на полотно железной дороги. Насыпь несколько возвышалась над местностью, откуда было видно, как и куда двигается толпа.

Солдаты по команде в две шеренги выстроились поперек дороги, от народного дома до железнодорожного полотна, преграждая толпе дорогу на Федосеевский прииск.

Для того, чтобы лучше представить происходящее всегда необходимо иметь перед глазами карту или схему расстановки сил на месте событий. Чтобы визуально представить кто куда двигался и кто где стоял. Это азбука следствия.

В советской литературе, понятно, господствует мнение членов забастовочного комитета. Они же, в лице Лебедева, предлагают нам свое виденье событий. И даже прилагают, так сказать, карту-схему.

По этой версии, толпа, идя по 3-4 человека в ряд, приближалась к повороту с тракта на верхнюю дорогу к Феодосийскому прииску. В это время Трещенков, якобы, послал стражника Китова с требованием повернуть направо на эту дорогу (синяя стрелка на схеме).

Но стражника, дескать, «никто не услышал». Да и головная колонна поворот уже прошла, поэтому повернуть назад было никак не можно. Вследствие того, что толпе некуда было деваться, она выскочила аккурат на солдат. И по ней без предупреждения открыли огонь.

Теперь посмотрим на карту, составленную царскими горными инженерами, а не чекистами-самородками с фальшивыми паспортами.

Видите разницу?

Да, есть тупиковый поворот направо на электростанцию. И, да, именно туда послал Трещенков стражника Китова с указанием толпе повернуть.

Но есть ещё поворот налево, на так называемую «нижнюю дорогу» на Надеждинский прииск. И которая на "схеме Лебедева" случайно вообще никак не указана.

Когда толпа подступала к выходу из-за штабелей, Трещенков выкрикнул требование повернуть на эту дорогу. В это же время инженер Тульчинский сбежал с насыпи и подбежал к головной части толпы, передать требование повернуть

Как видно, никакого безвыходного положения там не было. Есть достаточно места для маневра. В конце концов, толпа, как бы ни была она велика, это не железнодорожный состав, мчащийся по рельсам на полном ходу.

Когда голова колонны показалась на перекрестке, Трещенков стал кричать, размахивая папахой: «Разойдитесь, стрелять буду!».

Часть толпы отделилась и окружила Тульчинского. Задние ряды меж тем напирали и выталкивали передних на перекресток перед мостом.
Более того, толпа ускорила шаг.
Происходило это потому, что в нескольких десятках метров от головы толпы двигались в числе прочих членов забастовочного комитета Лебедев, Слюсаренко и Годов.
Якобы они находились там с целью её остановить, но на самом деле было всё наоборот.
Толпу подбадривали криками: «А ну робяты подтяни-и-ись! Шире шаг! Давай-давай, не робей!»

Трещенкову, с его наблюдательного пункта, было сложно оценить обстановку.

Во-первых, было непонятно, что стало с Тульчинским и Китовым. Они скрылись в толпе.

Во-вторых, приказание повернуть было проигнорировано, движение не остановилось. Наоборот. Толпа перед мостом становилась всё более многолюдной.

В третьих, явно наметилось движение прямо на солдат.

На мосту столпилось уже около 50 человек, впереди которых находился человек в красной рубахе, который активно возбуждал толпу двигаться вперед. Он оживленно жестикулировал, размахивал, чем то, что было у него в руках и орал: «Идите, идите вперед, бодайбинцы нам ничего не сделают, а киренцы нам капуста!», «Идем, идем, не боимся солдат, мы их шапками закидаем!»

Голова колонны уже находилась в 150 шагах от воинской команды и расстояние это быстро сокращалось.

Ну и, конечно, нужно принимать во внимание контекст.

Во-первых, дело происходило в глухой тайге.
Ближайший населенный пункт из которого могла прийти помощь - это Киренск. Неделя-две пути в самых благоприятных условиях. А здесь условия были не благоприятные — реки ещё не вскрылись, началась распутица и район был полностью отрезан от большой земли.

Во-вторых, совсем недавно отгремела «первая русская революция», когда «восставшие трудящиеся» не только солдат и офицеров, а министров, губернаторов и градоначальников убивали десятками. Тем более, что и Трещенков, и Санжаренко, и Лепин в этих событиях принимали непосредственное участие.

Потому настроение администрации, офицеров и сотни солдат, наблюдающих приближение трехтысячной толпы, вполне понятно и объяснимо. Ещё и после оглашения ультиматума об освобождении арестованных.

Видя, что движение продолжается, Трещенков махнул с насыпи платком Лепину и Санжаренко, что означало «Остановить толпу, передаю власть вам».

Лепин приказал играть на трубе «Слушайте все», а затем «К стрельбе». Санжаренко выкрикнул толпе предупреждение, что сейчас будут стрелять.

Поскольку никто не остановился оба офицера отдали команду целиться по ногам в передние ряды и скомандовали «рота пли».

После первого залпа передние ряды легли на землю. Через минуту стали подниматься, их подпирали идущие сзади, через лежащих переступали и с криками стремительно двинулись вперед.

Офицеры снова подали команду «пли», она была исполнена.

А затем солдаты без команды открыли беглый огонь пачками.

Передние ряды стали ложиться, задние продолжали напирать и, наконец, после серии выстрелов все начали разбегаться...