Аристотель об иммиграции, разнообразии и демократии

Одним из показателей интеллектуального и морального вырождения Запада за последние десятилетия является нынешнее почти полное невежество в отношении базовых классиков Западной Цивилизации, даже среди так называемого образованного класса. Те, кто остается в неведении относительно того, над чем размышляли до них высшие умы, обречены оставаться детьми, в лучшем случае изобретая колесо, а не стоя на плечах гигантов.

Хотя классики явно писали для времени и места, очень отличного от нашего, но то, что заботило их, часто имеет к нам прямое отношение. “Политика” Аристотеля, его главный политический трактат, изобилует комментариями относительно опасностей разнообразия и эгалитаризма. Политическая мысль Аристотеля не возносится к евгеническим и духовным высотам Платоновской утопии. Однако умеренный и прагматичный стиль «Политики» Аристотеля гораздо более приемлем для человека, воспитанного в современном либерализме, и в то же время является лучшим введением в коммунитарную и аристократическую политическую этику древних греков.

Аристотель был очень озабочен сохранением гражданского мира в городе-государстве. Одной из наиболее распространенных причин “фракционной” и гражданской войны, по его словам, были печальные последствия неассимилированной иммиграции и вытекающего из нее многообразия. Текст Аристотеля совершенно ясен:

“Неоднородность населения может привести к формированию фракций - во всяком случае, до тех пор, пока они не успеют ассимилироваться. Город не может быть создан из случайного скопления людей или в любой случайный период времени. Большинство городов, принявших поселенцев, либо во время их основания, либо позже, имели впоследствии межфракционные конфликты. Например, ахейцы присоединились к поселенцам из Троезена, основавшим Сибарис, но изгнали их, когда их собственная численность возросла; и это навлекло на их город проклятие. В Турии сибариты поссорились с другими поселенцами, присоединившимися к их колонизации; они требовали особых привилегий на том основании, что они были хозяевами территории, и были изгнаны из колонии. В Визáнтии более поздние поселенцы были уличены в заговоре против первоначальных колонистов и изгнаны силой; аналогичное изгнание постигло изгнанников с Хиоса, которые были допущены в Антиссу первоначальными колонистами. С другой стороны, в Занкле первоначальные колонисты сами были изгнаны самийцами, которых они приняли. В Аполлонии, на Черном море, фракционный конфликт был вызван появлением новых поселенцев; в Сиракузах предоставление гражданских прав иностранцам и наемникам в конце периода тиранов привело к мятежу и гражданской войне; а в Амфиполе первоначальные граждане, приняв халкидийских колонистов, были почти все изгнаны колонистами, которых они приняли”. (1303A13)

Таким образом, иммиграция представителей различных народов была общим источником насильственных межэтнических конфликтов.

Аристотелевский идеал гражданства, предполагающий гражданские обязанности и групповую солидарность, неизбежно требует сильной общей идентичности и резкой дифференциации между гражданами и иностранцами. С другой стороны, иностранные наемники не были солидарны с народом и поэтому часто использовались тиранами для осуществления своего несправедливого правления:

“Царей охраняют вооруженные граждане, тиранов же – наемники, потому что цари властвуют на законном основании над добровольно подчиняющимися им людьми, тираны же – над подчиняющимися им против воли; таким образом, одни получают охрану своей власти от граждан, а другие – против граждан”. (1310B31)

“Это привычка тиранов - никогда не любить кого-либо, кто обладает духом достоинства и независимости. Тиран претендует на монополию таких качеств для самого себя; он чувствует, что всякий, кто утверждает соперничающее достоинство или действует независимо, угрожает его собственному превосходству и деспотической власти его тирании; он ненавидит его соответственно как ниспровергателя его собственной власти. Кроме того, у тиранов есть привычка предпочитать общество чужаков обществу граждан за столом и в обществе; граждане, по их мнению, являются врагами, но чужаки не будут оказывать никакого сопротивления.” (1313B29)

Этот отрывок напоминает о большевистской тирании в первые десятилетия существования Советского Союза, когда в правительстве и особенно в тайной полиции доминировали люди из нерусских этнических групп. Как отмечает Аристотель, при такой системе любое устремление к независимости будет безжалостно подавлено.

Аристотель также ясно выражает идею, логически связанную с прежней, что этническая однородность обеспечивает групповую солидарность, необходимую для того, чтобы сбросить тираническое правление, в то время как разнообразное население, не имеющее общей идентичности, легче поддается управлению. (Это объясняет также, для чего большевики осуществляли политику разрушения общей идентичности русского народа, посредством «украинизации» и «белорусизации» его частей – прим. переводчика)

Аристотель замечает, что иностранцы были также излюбленным политическим оружием не только тиранов, но и эгалитарных экстремистов. Он пишет: ”в Амфиполе некто по имени Клеотим завёз халкидийских поселенцев и подстрекал их после их поселения совершить нападение на богатых" (1305B39). Аристотель пишет, что натурализация иностранцев сыграла ключевую роль в создании более крайней формы демократии в Афинах. Он пишет о Клисфене, который, как говорят, основал демократию в этом городе: “после изгнания тиранов он вписал в филы многих иноземцев и рабов-метеков” (1275B34)

Аристотель говорит в другом месте, что демократы укрепляют свой режим, пытаясь смешать граждан (разрушая старые идентичности) и разжигая индивидуализм:

“Для такой демократии полезны, далее, и те установления, которыми воспользовался в Афинах Клисфен в целях усиления демократии, равно как и основатели демократического строя в Кирене. Следует вводить новые филы и фратрии, притом увеличить их число; с другой стороны, следует частные святыни объединить в небольшое количество святынь общих и вообще придумать так хитро, чтобы все граждане как можно больше перемешались между собой, а прежние соединения распались. Вместе с тем все мероприятия, к которым прибегают тираны, по-видимому, характерны и для демократии. Я имею в виду, например, вольное существование рабов (что до известной степени могло бы быть полезным), женщин, детей, предоставление каждому свободы жить как ему угодно. Все это будет весьма содействовать упрочению такого государственного строя, так как для большинства приятнее жить, не соблюдая порядка, нежели подчиняясь здравому смыслу”. (1319B19)

Эти меры соответствуют тому, что Сэмюэль Фрэнсис назвал “анархо-тиранией”: ослабляя традиционную групповую идентичность и авторитет отца семьи, сообщество “освобожденных индивидов” парадоксальным образом превращается в бессильную массу, которой затем умело манипулируют демагоги. Аристотель считает крайнюю демократию нежелательной, потому что она ведет к беззаконию и индивидуализму.

Аристотель явно выделяется среди древних мыслителей в том смысле, что его политическая теория отстаивает, по крайней мере, вид умеренной демократии или конституционного правления. Он считает в целом, что большое количество людей должно иметь гражданство, определяемое службой в армии и умеренным имущественным цензом — описание, которое замечательно подходит для Римской Республики. Он выступает за “смешанный режим", включающий демократические, олигархические и аристократические элементы, подчиняющиеся в значительной степени неизменному основному закону, который воплощает и определяет образ жизни.

Мне кажется, что взгляды американских отцов-основателей (или даже конфедератов) на государственное устройство в значительной степени совпадают с политической мыслью Аристотеля. Возможно, самое большое различие заключается в том, что Аристотель выступал за умеренно демократический конституционный режим не на основе индивидуальных “прав” или “равенства”, а потому, что они служили интересам общества. Умеренно демократический режим давал как можно большему числу людей заинтересованность в сохранении этого режима (принцип “бай-ин”) и позволял всем гражданам участвовать своей долей мудрости, пусть и в небольшой степени, в управлении государством.

Аристотель приводит убедительные аргументы в пользу общинно-центрированного понятия справедливости: "благо в сфере политики есть справедливость; а справедливость состоит в том, что стремится содействовать общему интересу” (1282B14). Сколько политических дискуссий сегодняшнего дня — будь то аборты, однополые браки, иммиграция, экономическая политика или что-то еще — апеллируют к общему благу, а не к солипсистским и детским аргументам о “правах” и “справедливости”?

Хотя Аристотель определенно более "буржуазен", чем Платон, он также презирает эгалитарные эксцессы, которые проявляются в демократическом экстремизме и эгоистическом индивидуализме. Аристотель отмечает, что некоторые формы демократии настолько экстремальны, что они фактически подрывают существование государства, и поэтому не выживают так долго, как умеренная демократия. Он с большим красноречием пишет о той "ложной концепции свободы" которая так часто соблазняла наш народ:

“В демократиях, по крайней мере в тех, которые признаются по преимуществу демократиями, установились порядки, противоположные тому, что для демократий полезно, причина этого в том, что там плохо понимают, что такое свобода. В самом деле, демократия обыкновенно определяется двумя признаками: сосредоточением верховной власти в руках большинства и свободой. Справедливость, как им представляется, совпадает с равенством; равенство же понимается в том смысле, что решения народной массы должны иметь силу; свобода же толкуется как возможность делать всякому что угодно. Вот и живет в такого рода демократиях каждый по своему желанию или «по влечению своего сердца», как говорит Еврипид. Но это плохо: ведь следует считать жизнь, согласующуюся с государственным строем, не рабством, но спасением”. (1310A12)

Разве это не очень точное обобщение всех бед современного либерализма? Я бы сказал, что Запад был уже серьезно заражен к 1930-м годам, прежде чем метастазы этой болезни разрослись до абсурдной степени с 1960-х годов. Таким образом, сегодня либералы выражают только стремление к “равенству” и “солидарности”, при этом сами же и разрушая постоянно основы этих декларируемых ими ценностей через мультикультурализм и открытые границы, которые упорно навязываются с самым близоруким фанатизмом.

Аристотель дает мощное обоснование умеренному конституционному режиму ответственных граждан-солдат, ограниченному разумным основным законом. Во всяком случае, Аристотель ясно формулирует, что однородность, общая идентичность и чувство принадлежности к народу являются социальными благами, необходимыми для гражданства, солидарности, и свободы от тиранического правления. Он выступает за ответственное правительство, ориентированное на общие интересы, а не на индивидуальные “права” и капризы, и на равенство как самоцель. Древнегреческая политика может показаться современным либералам “авторитарной” или даже “тоталитарной”. На самом деле политика греческого города-государства - это ничто иное, как единая политика отцов семейств, собравшихся вместе, чтобы выполнить свою священную обязанность защищать, дисциплинировать и воспитывать своих сородичей ради общего блага.