Советизм

Советизм в трактовке этой статьи существует объективно. Он имеет структуру, содержание, смысл, основан на реальных событиях и реальных проблемах, он реально существует в качестве мировоззрения, политической практики и психоэмоциональной матрицы.

Советизм, который мы обсуждаем, нельзя свести к традиционным «коммунизму», «сталинизму», «социализму» и т.д. Советизм сегодня — это новодел, это мировоззрение, формируемое прямо сейчас, в первые два десятилетия XXI века.

Основные черты советизма таковы:

Во-первых, это синтетическое мировоззрение, которое претендует на объединение всех лево-антилиберальных идеологий и на создание единой непротиворечивой концепции истории России как части истории СССР ( «История СССР с древнейших времён до конца XVIII века» — не шутка, а название реального советского вузовского учебника).

Во-вторых, это монистическое мировоззрение: оно представляется своим адептам безальтернативной версией жизнеспособного развития человечества и в принципе — как цель — единственной идеологии, лишь временно утратившей господствующую роль из-за «предательского развала» СССР.

В-третьих, это алармистское мировоззрение: в нём невозможна полемика с носителями несоветских взглядов, любые содержательные расхождения сразу же переходят в расчеловечивание оппонента (и любого несогласного) до уровня «антисоветчика», а то и «Власова и Гитлера».

Сакральным средоточием мировоззрения является собственно СССР: как целостное и однозначно позитивное явление XX века, как единственный альтернативный путь развития цивилизации, как утрата, которую необходимо вернуть, как вожделенная целостность, соединяющая Ленина, Сталина, Брежнева, социалистическую систему хозяйства, советскую науку, советское здравоохранение, советскую школу, советское производство и советское детство (юность) самих адептов либо их отцов и дедов (в пересказе). Отметим, что внутри этой «единственности выбора» возможны варианты: от абсолютной апологетики до маскировки под объективность.

«Легенда» советизма достаточно однородна и описывается похожими словами разных авторов. Ёмко формулирует общесоветистский миф телепропагандист Константин Сёмин:

«Советский Союз был уникальной в истории человечества попыткой доказать, что другой мир — построенный не на грабеже и эксплуатации — возможен. Советский Союз — это не вирус, принесенный в пробирке в православную Россию картавыми большевиками, а реакция вздыбленной народной массы, заплатившей самую высокую цену за Первую Мировую Войну, на катастрофу, на кризис, на кровь и на голод. Суть марксизма, если изложить ее коротко, в том, что капитализм — это система, которая производит диспропорции и живет от одной кровавой бойни к другой; в том, что в какой-то момент человечество будет вынуждено перейти от капитализма к другому экономическому укладу. СССР уничтожен, но это совершенно не означает, что колесо истории замедлит свой ход и кому-то удастся отменить те факторы, которые привели к его созданию. Исчезновение СССР — разумеется, трагедия. Трагедия и населявших СССР братских народов, и для всего мира. Мы не просто потеряли общее культурное или экономическое пространство, мы лишили огромное количество людей по всему миру надежды».

Главную идеологему советизма образуют коллективизм, самоотверженность (ничего — себе и всё — людям) и социальная справедливость, составляющие, по мнению разделяющих это мировоззрение, основу советского образа жизни. Советский вариант — по их мнению — это единственное, что может быть противопоставлено социальному дарвинизму, дикому капитализму и лихим девяностым, похоронившим почти сбывшуюся мечту человечества.

Персонификацией советистского мировоззрения является Сталин. В отличие от прежних раскладов на левом фланге, когда сталинизм был яблоком раздора и «выносился за скобки» объединительных проектов, нынешний модернизированный сталинизм является главным и модным распознавателем «свой/чужой» для советистов — будь это ультракоммунисты-сталинцы советской выдержки, будь это неосменовеховцы из бывшего «Союза 4 октября» (названного так в честь дня окончательного разгона Советов).

«Сталин — это доктрина действия, это идеология опыта. Развенчание Сталина в реальности необходимо для того, чтобы исключить возможность Ресоветизации, возвращения к советскому опыту государственного строительства. Спор идет не вокруг личности Сталина. Решается, каким путем идти дальше? Продолжать ли либерально-рыночный эксперимент или обратиться, наконец, к идее силовой модернизации, с опорой на народ и на принцип государственной собственности на средства производства».

— подчёркивает Константин Сёмин. 

«Сталин - лидер, который вывел нашу страну на передовые позиции, благодаря силе и разуму которого наша страна выиграла в неравной схватке. А против нас, если помните, вся Европа воевала, и мы все выстояли. Нельзя это имя пачкать грязью, за последние 100 лет это величайший лидер страны. Нет такого лидера больше»,

— полагает бывший кандидат в президенты России Павел Грудинин.

Сталинская парадигма советизма претендует на всеохватность, на тотальное присвоение всех аспектов действительности на всех уровнях восприятия.

«Сталин всегда рядом. Горячая вода из твоего крана — это Сталин. Вообще, вода в Москве, где главная река пересыхала порой летом и куда в засуху привозили воду в бочках, — это Сталин. Метро, на котором ты каждый день едешь на работу и которое было спроектировано с таким запасом, что начало задыхаться только при шестикратно возросшей нагрузке — это Сталин. Самые дорогие квартиры Москвы — в домах, построенных в пятидесятые — это Сталин. Все московские проспекты — Сталин. Красный флаг над рейхстагом — Сталин. Своя атомная бомба, благодаря которой нас не стерли в ядерную пыль, как это сделали с японцами — Сталин. Школа советской науки, которую за четверть века так не сумели обрушить до конца — Сталин. Северный полюс — Сталин. Авиация — Сталин. Космос — чуть позже, но на самом деле — конечно, это тоже Сталин. Очертания Новосибирска — Сталин. Заводы Челябинска — Сталин. Шахты Донбасса — Сталин. Электричество Днепра — Сталин» .

— убеждает публицист газеты «Завтра», рок-музыкант Вис Виталис. 

Это — экзальтированный бытовой советизм.

Но советизм более продвинутых авторов, считающих себя склонными к исторической объективности, практически неотличим от наивного советизма Виса Виталиса: для этих авторов их «объективизм» становится механизмом безусловного (иногда маскируемого под условное) исторического приятия Сталина и его впечатывания в массовое сознание в качестве демиурга исторической судьбы России в XX и будущих веках.

«Когда уважаемый мною генерал Ивашов, поднимает тост за великого политического деятеля Иосифа Виссарионовича Сталина, мне важно, чтобы наши люди понимали: он не поднимает тост за то, чтобы простых, нормальных, честных людей репрессировали. Он поднимает тост за человека, который служил построению мощного, сильного, национально ориентированного государства»,

— рассказывает известный политик Юрий Болдырев.

«…Пройдет время и главное, что останется в русской и вообще в нашей большой истории от ХХ века, это даже не 17-й год, а 9 мая и 12 апреля — День Победы и первый полет человека в космос — как плоды 17-го года. Но эти плоды важнее 17-го года, потому что 17-й год — это хаос, развал и нельзя думать, что там уже в 17-м, 18-м или 19-м что-то успели сделать. Вовсе нет. Вот 9 мая и 12 апреля — это самое важное. Как бы то ни было, большой террор 37-го года, коллективизация — они все менее существенны, чем 9 мая. Это плохо, но это так. Потому что, по сравнению с перспективой геноцида, который угрожал нам в сорок первом году, жертвы, понесенные нашим народом во имя защиты от геноцида больше, кратно больше, чем жертвы “большого террора”»

— утверждает Модест Колеров в своём интервью «Красной весне», официальному органу движения «Суть времени», в связи с премьерой пьесы Сергея Кургиняна о Сталине «Пастырь» в театре «На досках». 

Имея дело с таким мировоззрением, очень важно начать его обсуждение с анализа тех реальных фактов, реальных проблем и справедливых мыслей, которые лежат в его основе.

Реальные факты и проблемы — это советский период единой русской истории, период, так и не получивший адекватного исторического осмысления ни в России, ни за рубежом.

Причина наглядна и очевидна — работа по такому осмыслению оказалась заблокирована битвой системы мифов и шаблонов, похоронивших возможность фактографического согласия (при сохранении мировоззренческих разногласий).

Насквозь идеологизированная, на публичном уровне тоталитарная, советская историография поставила вне закона любые факты, выходящие за рамки советских идеологических клише. «Знание как было» жестко ограничивалось рамками «знания как надо».

Крушение советской власти и идеологии в 1990-1991 годах на короткий период поставило не то чтобы вне закона, но хотя бы на обочину теперь уже советскую историческую схему. Но отпущенное время не удалось (а может быть, и не хотелось) использовать для реабилитации исторической достоверности — одним штампам, советским, на смену пришли другие, антисоветские — точнее, либерально-западные. Вместе с советскими штампами штампы либеральные перекрыли дорогу объективным исследованиям и честным оценкам, основанном не на отрицании и дискредитации, а на осмысленном преодолении красной смуты. При этом на выработку суждений общенационального уровня, на серьёзную, основанную на фактах расстановку акцентов режим Ельцина наложил что-то вроде табу — опасаясь несогласия «своих» и при этом не решаясь на провоцирование «красных». Над страной без оценки прошлого, без гимна и без флага вместо искомой Статуи Свободы мутным символом нависла Фигура Умолчания.

«Прежде я недоумевал почему после Августа декоммунизация так скоро начала пробуксовку: то ли по политическому разгильдяйству, то ли по малодушию власти. Но через годы это выглядит как искусный тактический приём: оставив коммунистов, она и тогда, и потом, и ныне заставила выбирать между собой и ними… И этот же фактор надолго закопал возможность кристаллизации «третьей силы», расфокусировал солидарность тех, кто не хочет ни олигархов, ни, конечно, советских».

— пишет Юрий Кублановский (На обратном пути. М.: Русскiй мiръ, 2006.С. 383)

Стержнем антисоветской либеральной исторической парадигмы стало полное отождествление  советского периода русской истории со сталинизмом, отрицание достижений и побед советского времени как сомнительных и дискредитированных через приписывание их авторства исключительно советскому руководству — от Сталина до Брежнева. Основой либерального антисоветского мифа стали: карикатурный образ «народа-раба», фальсификация русской истории в целом с точки зрения концепции «азиатской деспотии», дискредитация всех без исключения сторон жизни в СССР.

Между тем, все тяготы, преступления и потери советского периода русской истории не только не отрицают величия эпохи: достижения, подвижничество и мученичество людей Русской Земли становится на фоне «бед коммунизма» ещё величественнее и трагичнее.

Призрак коммунизма пришёл в Россию из Европы — а после его ухода из России она сама едва не стала призраком. Коммунизм в середине XIX века подытожил европейское Просвещение, стал иррациональным обожествлением западного рационализма, довёл до абсурда западный антропоцентризм, избавив идеологию Великого Инквизитора от остатков религиозной маскировки.

Однако коммунизм как западная идеология оказался для России и русских чудовищной социально-психологической ловушкой потому, что в его лицемерных, инквизиторских формулировках было погребено принципиальное различие между русской и западной системами ценностей.

До определённого момента — пока задача избавления от химеры совести не была поставлена и честно решена Адольфом Гитлером — для Запада «быть правым» значило «быть хорошим», а понятие «хорошего» навязывалось — с давних времён — остатками христианства. Поэтому западный коммунизм, продолжая западный утопический социализм и западный же утопический католицизм, был вынужден кодифицировать христианские ценности, отбросив — первоначально — собственно Христа (сначала как единственного Главу Церкви — Его подменили «наместником», — а потом и как Бога). В утопическом символе коммунистической веры были закреплены формулы, отвергающие то в западной душе, что осознавалось как противоречащее христианству — индивидуализм, конкуренцию и государственное насилие. Закреплены — как это было свойственно культуре Запада до её дехристианизации — лицемерно и неискренне.

Но на Западе коммунизм не победил — во всяком случае, напрямую, грубо и лживо. Оказалось, что провозглашать в качестве политических целей «идеи добра» слишком опасно — они взрывают изнутри самое важное в организме европейской цивилизации, подрывают основы этики и идеологии успеха, давно уже вытеснившие за пределы западной идентичности евангельские заповеди. Русский мир срезонировал и «повёлся» в 1917 году на лозунги коммунизма совершенно по-другому, чем западное общество. Диалектическое двоемыслие Запада было воспринято русским массовым сознанием «в лоб»: как провозглашение высших ценностей свободы, знания и миролюбия, ценностей «добра», противостоящего «злу». Воспринято с колоссальным, сокрушительным доверием. Доверием, тут же жестоко обманутым, но так и не сломленным.

Общим местом антикоммунистической пропаганды стало развенчание революционных лозунгов. Землю у крестьян отобрали и передали государству. Провозгласив народам мир, объявили войну «всем буржуям». Хлеб стали распределять по карточкам. А власть рабочих узурпировала номенклатурная бюрократия. Незамеченным осталось другое — сила (а значит, и правда) этих лозунгов пережила и грубый обман, и десятилетия жестокой диктатуры. В конце концов, именно сила коммунистических лозунгов, искренне впитанных и усвоенных миллионами бывших пионеров и комсомольцев, сокрушила казавшуюся нерушимой силу советской власти — лицемерной, бюрократической и жестокой. Потому что деятельное отторжение народом ещё вчера могучего строя было бы невозможно имитировать или навязать снаружи — советская власть рухнула под ударом возвратной волны обманутого народного доверия.

В результате русская душа осталась наедине с идеалами, разрушенными «своею собственной рукой». Великий Октябрьский фальстарт 1917 года закончился в 1991 году Великим Августовским сходом с дистанции и едва не выгудел в гудок колоссальную мощь рождающейся русской цивилизации.

Но не выгудел. Русский цивилизационный прорыв (который Лев Гумилёв называет пассионарным) в течение семидесяти лет совершил невозможное — превратил безграмотный крестьянский «пранарод» в мощную цивилизационную силу, наделённую энтузиазмом и интеллектом, творческой энергией, военной мощью, социальной гибкостью. Силу, которая смогла сокрушить не просто агрессию Запада, но агрессию западного безумия (осознававшего себя как триумф воли), вышедшего из-под контроля держав-конкурентов Германии. Силу, которая смогла преодолеть земное притяжение и выйти в Космос через 22 года после победы в разрушительной войне.

Силу, которая вынудила чуждую, по сути своей враждебную коммунистическую надстройку мимикрировать под русский базис, перемешивая и сплавляя воедино — до полной неразличимости в памяти потомков — великие русские успехи и огромного масштаба коммунистические провалы.

Частью этого прорыва, точкой его пересечения с искажённым и мимикрировавшим под Россию коммунизмом стал Сталин — личность огромного масштаба, человек, занявший в истории России уникальное место, на котором он, используя свои дарования, смог оказать колоссальное личное влияние на судьбу русской цивилизации.

Но Сталин ли автор этого прорыва? Сталин ли создатель этой цивилизации? Крылья ли те кандалы — «Мы такой народ, который всю жизнь летает в кандалах. Представьте, что будет, если их с нас снять? Так взлетим, что разобьемся» — о которых говорит экранный Королёв в современном фильме «Время первых»?

Это — бесконечно важные вопросы, и отсутствие внятного общественного ответа на них обеспечило саму возможность ресталинизации. Потому что первой (и естественной) реакцией общества на попытки грубо и необъективно дискредитировать советский период истории как таковой стало искреннее возмущение. Люди, совсем недавно массово отвергнувшие сталинизм, откликнувшиеся на вскрытую страшную правду о сталинщине (ещё памятной хотя бы в третьем, а то и во втором поколении), — эти люди отшатнулись от того, что с полным основанием восприняли как покушение на своё личное достоинство, на свою собственную, личную историю жизни.

Тем более что на исходе первого десятилетия XXI века либеральный антисоветский миф модернизировался и стал тем, что можно назвать западнистским (термин Александра Зиновьева — Д.Ю.) антисоветским мифом. Этот миф вышел за пределы России и стал геополитическим фактором, способом информационно-идеологической войны, этой битвы за прошлое, в конечном счёте направленной на пересмотр итогов Второй мировой войны и дискредитацию (а в конечном счёте, уничтожение) роли и самого присутствия России и русской истории в жизни человечества.

Радикальный окологайдаровский либерализм сыграл решающую роль в формировании мифа о безусловной справедливости и человечности советского строя: апеллируя к народному чувству правды об истинном масштабе «социальной справедливости» по-номенклатурному, он выжег до основания любые элементы социальной справедливости, которая была в советские времена формально объявлены основой строя. На фоне полной ликвидации социальной защиты, дискредитации пенсионной системы, уничтожения накоплений в девяностые все вопросы к «социалистической справедливости», столь очевидные и жёсткие в 1989 или 1990 годах, к 1993 году практически утратили смысл.

А самое печальное, что на исходе постсоветского тридцатилетия — после всех изменений и трансформаций XXI века — радикальный либерализм (и его потайная, конспиративная идеология ненависти к социальной справедливости) остался единственной действующей социально-экономической идеологией действующего политического режима — идеологией конспиративной, разделяемой не всеми элитными группами, сплачивая против себя значительные интеллектуальные и социальные группы.

Собственно, советизм претендует на то, чтобы стать единственным выразителем общественного протеста и против искажения советского периода русской истории, и единственной идеологией антилиберального сопротивления. Профессионально ли и честно ли он при этом себя ведёт?

 

Советизм как политический проект и интеллектуальное бесчестие

— …Давно хотел спросить. Скажи, пожалуйста, был тридцать седьмой год или же после тридцать шестого сразу начался тридцать восьмой?

— Тридцать седьмой! Это надо же! — уклончиво воскликнул отец. Его взгляд стал холодней, а глаза потеплели.

— Уравнение с тремя неизвестными, — сказал он молча, — икс, игрек, зек.

Зиновий Паперный. Чего же он кочет

Помещая в центр собственной Вселенной советское, советизм не мог не усвоить базовый принцип советской действительности — официальную нечестность мысли и слова, запечатлённую в известной шутке: «Вот лежит газета «Правда». В ней написана неправда».

Советская неправда родилась из «Правды» и развивалась по спирали. Первоначально — в разгар гражданской бойни и всеобщей военной экзальтации — это была «своя правда», «правда» красного террора и «уничтожения как класса», правда страшная и циничная, но честная. Она называла террор террором (но оправдывала полностью — поскольку он красный). Она одобряла взятие людей в классовые заложники и их расстрелы, не скрывая и не стесняясь этого (и не пытаясь выдать расстрелы заложников за наказание уголовных преступников). В разгар сталинщины «правда» стала неправдой: людей уничтожали по заведомо ложным обвинениям, «лучшей и весёлой» называли жизнь в нищете и бесправии. Но как неправда она была непостижимой: общенародный энтузиазм, парадоксально подкреплённый всеобщим страхом, исключал возможность массовой рефлексии — и правда умалилась до степени неразличимости, потеряла всякую силу, в то время как неправда стала единственно возможной, «религиозной» истиной.

Высшего своего пика советская неправда достигла в поздние, «вегетарианские» времена. После кратковременного возвращения энтузиазма в годы «оттепели» (они же годы космических побед) советское самосознание утратило динамику и — постепенно — искренность и самодоверие. Тотальная раскрашенность жизни в красные цвета, в портреты членов Политбюро и в выхолощенные коммунистические лозунги, поблекла и выродилась; восприятие действительности стало унылым, бытовым, инерционно-коммунистическим «в народе» и всё более критичным в среде ИТР и трудовой интеллигенции далеко за пределами диссидентских и богемных столичных кругов.

Главной причиной наступившего в скором времени распада народного доверия к власти и к строю в целом стала именно эта открытая, публичная информационная нечестность. Гласность, сыгравшая роль камушка, сброшенного неосторожным альпинистом и вызвавшего лавину, ответила вовсе не на требование свободы слова: об этом речь зашла позже. В СССР 1986-1988 годов требовали совсем другого: права говорить вслух о том, о чём все и так прекрасно знают. Брежневская неправда, продолжая сталинскую, отличалась от неё кардинально: в сталинские времена расстрелянных объявляли посаженными на десять лет без права переписки, троцкистов и бухаринцев — агентами право-левацкого японо-фашизма, а муху-дрозофиллу — продажной девкой империализма. Поди проверь.

А вот рассказы о всё более зажиточной жизни в СССР, о всеобщей искренней любви к его лидерам, об успешном освоении космоса (а на Луну не очень-то и хотелось, вот и не полетели) — то есть прямая ложь о вещах, известных каждому и доступных для проверки каждым — это вызывало не политическое, а бытовое раздражение: они что, за дураков нас держат? Кстати, о Луне: в 1983 году, будучи студентом-физиком и проходя преддипломную практику в Институте космических исследований АН СССР, автор заглянул в библиотеку и нашёл там подборку журналов «Space Flights». Очень интересные американские журналы о космонавтике. И нашёл там по оглавлению интересную статью — о советско-американской «лунной гонке» 60-х годов. То есть как бы об информации, засекреченной для Запада. Но в самом журнале (в библиотеке для специалистов по космосу, имеющих в обязательном порядке доступ к материалам ДСП) страницы со статьёй были вырезаны.

Советская неправда в своём апофеозе приобрела крайние, фантастические формы, подобные лысенковской агробиологии. Сегодняшние споры о «плоской Земле» или о том, что «америкосы на Луну не летали» (до такого даже в ЦК КПСС не додумались) в полной мере наследуют эту традицию и маргинальны всего лишь пока. А вот развивающийся советизм имеет шанс превратить «плоскую Землю» в мэйнстрим.

Начнём с водораздела: с вопроса о сталинских репрессиях и их жертвах. Здесь советисты — устами своих наиболее суггестивных адептов — саморазоблачаются на редкость эффектно.

Приведём развёрнутую, но удивительно откровенную цитату из публикации очень близкого к действующей власти политтехнолога Олега Матвейчева (в соавторстве с Артёмом Акопяном).

«Есть множество людей, которые считают, что в России есть впечатляющий пример победы над коррупцией, пример, который можно копировать. Это СССР периода Сталина. Любители этого периода объясняют действительно впечатляющие успехи Сталина в победе над коррупцией тем, что якобы методы борьбы с этим явлением были чрезвычайно жесткими, расстреливали «за три колоска»… Такие псевдосталинисты не только совершено не понимают сути сталинской политики, но напротив, понимают под ней нечто совершенно противоположное и в корне ей противоречащее. Главный залог сталинских успехов на этой ниве заключается как раз в том, что никакой борьбы с коррупцией советское государство в этот период как раз принципиально не вело (курсив здесь и далее мой — Д.Ю.). Никаких информационных кампаний по борьбе с коррупцией не было, никаких громких судебных процессов над коррупционерами не проводилось, никаких «репрессий» в их адрес не осуществлялось. Сталин коррупцию победил, свел до незначительных показателей, за воровство государственных денег, взяточничество и прочие коррупционные преступления людей наказывали весьма строго, но делалось все это без всякой информационной шумихи. Потому, что как мы уже писали выше, любое опубличивание темы коррупции может только усилить коррупцию и нанести урон государству. Сталин был очень серьезным теоретиком марксизма, великолепно разбирался в науках об обществе, понимал все это очень хорошо. Поэтому всю борьбу с коррупцией он организовал «без шума и пыли» и за счет этого добился таких успехов… Концепция Сталина была такова. Произошла Великая Октябрьская социалистическая революция, и народ с партией составили одну семью, государство больше не орудие господствующего класса, народ и государство — едины… Народ просто не может быть настроен против своих госслужащих и своего государства… Сажать коррупционера за коррупцию было бы недальновидно, это дискредитировало бы весь социалистический проект, и это была бы борьба со следствием, а не с причиной… Необходимо организовать бескомпромиссную борьбу с частнособственническими буржуазными элитами, отсекать их от управления государством. Но одновременно нужно бороться с вредоносным влиянием со стороны капиталистических стран, которое развращает народ и тянет его в прошлое, заставляет разочароваться в возможности построения более справедливого общества и возникновении нового более совершенного человека».

То есть, продолжают авторы, наказывать советских народных чиновников за воровство и роскошь было нельзя — это будет клевета на народный строй. При этом кое-где у нас порой кое-кто всё-таки наживался и жил в роскоши:

«Конечно же, …роскошный образ жизни обычный советский человек себе позволить не мог… Поэтому приходилось эти деньги добывать с помощью коррупции, подворовывать на службе, брать взятки, становиться «полезным человеком» в формирующейся системе бартерного обмена благами и услугами, которое получило в советском обществе название «блат». Но сажать их за коррупцию, как мы писали выше, было бы вредным для государства, и поэтому все участники кружка, которые были замечены в коррупционной деятельности, тоже проходили по статьям, связанным со шпионажем. Отсюда такое количество шпионских процессов в то время!»

Там (в публикации) есть довольно много словесной бурды про настоящих шпионов и вредителей, про буржуазное подполье и врагов советской власти, но в целом бывший вице-губернатор, действующий политтехнолог и автор мема про намотку оппозиции на гусеницы танков абсолютно точен: гекатомба сталинских репрессий была политтехнологической спецоперацией, способом решения внутрибюрократических проблем сталинской номенклатуры через тотальный красный пиар (от цвета напечатанных плакатов и крови).

Весь пропагандистский пафос современного советизма — от кургиняновской пурги (см. ниже) до историографически-логических доводов специалистов другого уровня, которых невозможно (казалось бы) заподозрить в работе на Кургиняна, — это продемонстрированное в предыдущей обширной цитате гордое интеллектуальное бесчестие.

Главным полем боя по теме репрессий стало число репрессированных. Здесь разражаются главные антисолженицынские истерики. Солженицын сказал о 60 миллионах невинно убитых! Он сказал о ста миллионах невинно убитых! В то время как на самом деле было всего-навсего 400 тысяч расстрелянных врагов!

Да, оценки Солженицына включали в себя немного больше данных, чем было записано в исключительно, безоговорочно достоверных документах организаторов расстрелов и концлагерей. Была там и оценка «упущенной выгоды» — детей погибших родителей. Так что можно посоветовать советистам отменить ещё и «власовскую» таблицу Менделеева: как известно, в 1907 году великий русский учёный предположил (Менделеев Д.И. К познанию России. СПб: изд. А.С.Суворина, 1907.С.12), что к 2000 году население России достигнет 595,3 млн человек. А к 1950 году — 282,7 млн, в отличие от реальной цифры в 179 млн человек. Вот же вам — те самые сто миллионов!

Ну да Бог с ним, с Дмитрием Менделеевым — давайте доверимся статистике эффективных гулаговских менеджеров. Цифры историка Виктора Земскова (Земсков В.Н. К вопросу о масштабах репрессий в СССР // Социологические исследования. № 9. 1995. С. 119-127), которыми советисты так любят разоблачать Солженицына, очень близки к цифрам официального доклада комиссии Петра Поспелова, созданной в 1956 году накануне XX съезда КПСС. Это всего-то 1 548 366 арестованных и каких-то 681 692 расстрелянных за период 1937-1938 годов.

Существует удивительная история о нечестности (или чрезвычайной нерешительности) другой стороны, рассказанная ею самой. Легендарный лидер организации «Мемориал» Арсений Рогинский, занимавшийся исследованием данных о репрессиях целенаправленно, воодушевленно и на базе имеющихся документов, рассказал в 2012 году, что после изучения огромного массива информации за период с 1921 про 1987 годы, он пришел к следующему выводу:

«…По моим подсчетам за всю историю советской власти, от 1918 до 1987 года (последние аресты были в начале 1987-го), по сохранившимся документам получилось, что арестованных органами безопасности по всей стране было 7 миллионов 100 тысяч человек. При этом, среди них были арестованные не только по политическим статьям. И довольно много. Да, их арестовали органы безопасности, но органы безопасности арестовывали в разные годы и за бандитизм, контрабанду, фальшивомонетничество. И по многим другим «общеуголовным» статьям. Под все эти цифры есть папки с документами. В ежегодных отчетах органов безопасности значится: привлеченных – столько-то, в том числе с арестом, в том числе без ареста. Дальше начинается таблица движения арестованных. Прошло по законченным следственным делам – столько-то, в том числе, передано на особое совещание — столько-то, передано в суды и трибуналы – столько-то. В несудебные органы — столько-то. Бежало, умерло — вся статистика. Побегов, кстати, было очень мало. И вот цифра итоговая — 7 миллионов. Это за всю историю советской власти. Что с этим делать? А общественное мнение говорит, что у нас чуть ли не 12 миллионов арестованных только за 1937-1939-й. И я принадлежу этому обществу, живу среди этих людей, я их часть. Не советской власти часть, не российской демократии, а этих людей. Просто точно знал, что, во-первых, не поверят. А, во-вторых, для круга, к которому я считаю себя принадлежащим, это значило бы, что все, что нам говорили о цифрах до этих пор вполне уважаемые нами люди, неправда. И отложил я все свои вычисления в сторону. Надолго»

Арсений Рогинский о молчании историка // Polit.UA. 2012. 

И то сказать — всего каких-то жалких 7 миллионов! Арестованных. Органами безопасности. Подумаешь! А тем более другие оценки — там всего-то каких-то 5 с лишним миллионов!

Ну и, конечно, не будем же мы верить комиссии генерала Деникина о будто бы 1 766 188 жертвах красного террора. И не будем же мы упоминать кулачество как класс (они-то не арестовывались органами, а просто так — как класс — ехали поднимать целину в тайге и тундре). Высланные народы сюда не попадают — заслужили (так считают многие советисты). Прошедшие мимо архивов безымянные не попадают (не обозначено в меню — значит, и в натуре нету).

Да и как было не ответить красным террором своре царских псов и палачей, кровавому Николашке и столыпинским военно-полевым судам! Целых 191 приведённых в исполнение смертных приговора «за политику» в 1825-1905 гг.! Ужасные 3 741 приведённых в исполнение приговоров в 1905-1910 гг.! И всего-то за каких-то 17 тысяч убитых и покалеченных в 1901-1911 гг. чиновников, военных, полицейских и гражданских лиц  …( Эпидемия террора // Независимая газета. 2001)

…«Несущественные» цифры проф. Земскова, мемориальца Рогинского и чиновников-партократов под руководством Поспелова, между тем, потрясли советскую номенклатуру, заставили её выпустить информацию из-под контроля (Матвейчева на них не было!), ужаснуться тому, что и так все знали. Нынешние советисты-неофиты успешно превратили в самого страшного злодея (руки по локоть в крови! Сталина не трожь!) «предателя» и «троцкиста» Никиту Хрущёва.

«Я убедился в том, что большинство собак, которых вещают на товарища Сталина— чужие.Например, портрет кровавого тирана Сталина — это автопортрет Никиты Хрущева. Именно Хрущев отличался теми политическими недостатками, которые приписал Сталину. По мере того, как я узнаю о сталинской эпохе больше информации, я начинаю все больше уважать того человека, который в такие трудные для страны времена, мог принимать правильные решения. Кстати, исследуя личность Хрущева я понял, что из всех предоставленных ему вариантов, он безошибочно всегда выбирал наихудший»,

— сообщает нам по этому поводу (много)карманный эрудит Анатолий Вассерман.

Хрущёв, между тем — это человек, вместе с несколькими такими же по локоть в крови (других в ближнем кругу товарища тирана не держали) и остальными миллионами убеждённых (до какого-то момента) сталинистов, спас огромную страну от осмысленного самоотождествления с палачеством и зверством Сталина (и Ежова, и Берии, и Хрущева, и Маленкова, и всех прочих). Они смогли удержать страну от того, чтобы руки по локоть в кровь погрузили бы все — взрослые и дети, нынешние и будущие поколения, как это сделали немцы, поддержавшие незамаскированные зверства Гитлера.

Здесь мы приходим к выводу: основа современного советизма, его смысловой и эмоциональный стержень — это преодоление последствий преодоления культа личности Сталина. И его главного последствия — обретения (неполного, не окончательного, ущербного, но — обретения) нашим народом ответственности за свою собственную историю.

Потому что советский народ не только победил Гитлера снаружи. Он ещё и преодолел Сталина в себе — не полностью, не окончательно, но ценой страшных потерь, физических (погибшие люди) и моральных (потерянная вера в Сталина).

Преодоление последствий преодоления — это преступная фальсификация истории, как и преодоление последствий Победы в современном русофобском проекте Запада. Преодоление последствий преодоления — это преодоление притяжения здравого смысла. 681 692 расстрелянных как эффективный пиар-проект — это намного круче плоской Земли, памяти воды и «америкосы на Луну не летали». И это, конечно, полное преодоление рамок профессионализма и интеллектуальной честности.

Так, известный эталон журналистской честности, ведущий телепрограммы «Момент истины» Андрей Караулов — как и многие другие — даже не считает нужным отмазывать вождя, он просто оправдывает его:

«Жестокость Сталина была вызвана его гиперответственностью» .

 

«…Что значит признать неразрывное единство величия победы и величия предшествующей победы советской социалистической трансформации? Это значит признать величие этой трансформации. А как сочетать признание этого величия с криками о советском абсурде, о губительном совке, о жалкой плановой экономике и тому подобном? По существу, никак… Кто отрывает репрессии от их причин и преувеличивает эти репрессии самым бесстыдным образом? Те, кто боится любой русской эффективной комплексной трансформации, способной вновь вывести Россию из нынешнего состояния в состояние нового сверхдержавного величия. И в силу этого продолжает запугивать наше общество всеми возможными способами». Победа и поражение,

— забавно пытается подражать Сталину в ритмике речи Сергей Кургинян. Кургинян С.Е. Победа и поражение // Суть времени. №326:

А ещё Кургинян жалуется на неспособность мещан понимать величие «отца и гения».

«Суть мещанства в том, что любого самого крупного человека надо привести к такому же масштабу, как сам мещанин. [Мещанин] говорит: “Вот идиот, великое произведение — “Фауст”, а он [Сталин] пишет по поводу “Девушки и смерти” Горького: “Эта штука посильнее, чем «Фауст” Гёте”… В действительности Сталин написал: “Эта штука посильнее, чем “Фауст” Гёте. Любовь побеждает смерть”, и в этой фразе сразу становится понятен масштаб мысли советского руководителя»

…Удивительной общей чертой множества доводов в защиту Сталина — помимо невероятной алогичности (см. выше) — является их глубокий антиисторизм — кстати говоря, чуждый как самому Сталину, так и его исторической концепции («Краткому курсу истории ВКП(б)»). Сталин был абсолютно и цинично свободен в интерпретациях, он был яростный марксистский пиарщик, готовый подтащить и подтасовать любые интерпретации фактов под единственно верное учение, но вот игнорировать факты, объявлять их несуществующими, подтасовывать факты — это было, конечно, ниже его таланта и ниже его самолюбия.

Так, Сталину, конечно же, не приходило в голову отвергать реальность русской истории XIX века, реальность, описанную Лениным в его «Развитии капитализма в России», реальность, без которой никак не срасталась бы историческая концепция Ленина-Сталина, назначающая индустриальных рабочих демиургами социалистической революции . Более того, пресловутое сравнение СССР с «царской Россией в 1913 году», над которым мы посмеивались в начале 80-х годов, было честным сравнением — сравнением с высшей точкой николаевской индустриализации, вести отсчёт от уровня которой Сталин не стеснялся. Нынешние же советисты пытаются пересталинствовать Сталина и обнулить николаевскую индустриализацию, объявить её исторически ничтожной — вместе с политикой и личностью «Николашки».

История про «Николашку» — одна из самых позорных страниц в дискурсе советистов. Ярость и гнев в отношении царя Николая II, признанного Русской Церковью святым страстотерпцем, чаще всего выглядит так, что вспоминаются голливудские ужастики категории Б про экзорцистов. Крики про «кровавый царский режим» (см. цифры выше), оскорбительные штампы, страшное слово «булкохрусты» (выдуманное сталинобусами, чтобы обзывать всякого сомневающегося в единственноверности «ВОСР») — всё это попросту не с чем сравнивать в истории русской мысли, кроме визионерского образа Корнея Чуковского про кусачую бяку-закаляку, которую советисты выдумали из головы и теперь боятся и ненавидят.

Интересно, как в своём антицаризме советисты оказываются заодно с самыми радикальными либералами: например, совершенно однозначные, гуманитарные требования об устранении с карты Москвы и с карты московского метро имени детоубийцы Войкова встретило солидарный отпор советистов (как же! Переименовать «Войковскую» в честь советского космонавта-героя Волкова — это монархизм!) и либералов (один из тогдашних столпов московской мэрии провозгласил возможный отказ от имени убийцы поддержкой антисемитов — кстати, Войков евреем не был, это факт, подтверждённый выпиской из церковной книги, но это не важно).

Нечестность этой любимой выдумки советистов усугубляется очевидным обстоятельством: сражаться с «кусачей бякой» (булкохрустов, царебожников, николаефилов) они предпочитают потому, что все эти враги выдуманы. Редкие маргинальные «царебожники» значимо не присутствуют в несоветском дискурсе, прямой призыв к восстановлению монархии встречается очень редко. Поэтому все культпоходы против «власовской сущности» тех, кто считает прерванный путь Николая II перечеркнутым ленинщиной и сталинщиной шансом на величие и доминирование России, трусливо направлены мимо тех доводов, фактов и выводов, которые убедительно доказывают беспомощность и бессодержательность советистских прогнозов.

В том же ряду — история с Власовым. Андрей Власов был выбран ещё в советские времена в качестве архетипической фигуры предателя, а советистами в буквальном смысле раздут до размеров Гитлера.

История генерала Власова — это история предательства, это страница в истории Великой Отечественной и это, конечно, муляж, созданный, в первую очередь, немцами. Они сделали всё, чтобы превратить Власова в символ «русского сопротивления большевизму», не выходя за рамки министерства пропаганды. Даже попытаться создать реальные русские формирования на Восточном фронте немцы не решились — и «армия власовцев» (на самом деле — все перешедшие на сторону врага советские солдаты) за всю войну пропустила через себя не более 300 тысяч человек (из 4 550 000 попавших в плен военнослужащих Красной/Советской армии), которые, в основном, использовались для охранной и караульной деятельности в тылу (и лишь иногда — для картельных акций). В 1944 году руководство реальной бандитско-террористической «Украинской повстанческой армии» (УПА¹) возмущённо отказалось входить в состав «Русской освободительной армии» Власова: 500 тысяч боевиков-террористов УПА не пожелали подчиняться Власову с его неполной сотней тысяч вояк. (УПА в свiтлi нiмецьких документiв. Книга 2: серпень 1944 – 1945. Торонто: видавництво «Лiтопис УПА». 1983.)

Но выгодное геббельсовской пропаганде пригодилось и записным антигитлеровцам гнезда кургинянова — Власов оказался для них столь же удобен.

Нацистам не нужно было утруждать себя: известный советский генерал, популярный в Красной армии, при этом слабак и предатель — что ещё нужно от него, кроме пиара? Тем более если с реальным антибольшевистским сопротивлением на стороне Гитлера не складывается.

Переходящий из рук в руки Власов оказался так же полезен советистам: теперь можно не утруждать себя полемикой, анализом фактов, погружениями в глубины русской трагедии XX века — достаточно просто припечатать власовцами кого угодно: Солженицына, Ивана Ильина, да вообще кого угодно, кто говорит то, что не нравится. Например: «Солнце всходит на Востоке» — «Вот! Власов так же говорил! Ты власовец!» Именно таким образом «власовцами» становятся все, кто пытается завести разговор о преступлениях сталинского режима (в том числе во время Великой Отечественной), об объективных причинах власовщины, о том, как и почему многие деятели русской эмиграции поначалу были готовы поддержать немцев (Деникин не был готов с самого начала).

Таким образом советисты делают невозможным объективное исследование и объективное, окончательное разоблачение власовщины — так же, как и сталинщины. В этом плане Гитлеру повезло намного больше: исследования о нём — без надрыва и предупреждений через слово (Гитлер запрещён на территории… и т.д.) — возможны, их много, а поэтому феномен нацизма постижим и не замаскирован (а возможность его маскировки запрещена уголовным законом).

Бесчестие советизма в том, что он унижает и дискредитирует людей, полагает их интеллектуально и нравственно несостоятельными, рассчитывает на невежество молодёжи (среди родившихся в восьмидесятые особенно много проповедников советского идеала) и на беспамятство старшего поколения. А поскольку память в старшем поколении (да и у многих советистов) есть — и хранит самые разные факты — наиболее адекватные в прошлом советисты-мыслители тщательно подчищают и фальсифицируют в собственных глазах собственную память.

«Умный» советизм — если говорить о людях, обладающих историческим знанием — это презрение к людям и прямая отмена нравственности: тоннам документов о кровавых репрессиях, тысячелетиям (если сложить годы каждого) дедовской памяти они пытаются противопоставить свои достаточно жалкие и беспомощные умозаключения, уничижая великий военный подвиг народа, сумевшего осознать и почувствовать разницу между борьбой за свою жизнь с борьбой против абсолютного зла — и пошедшего на бой с Гитлером-чужим, отставив в сторону боль, гнев и страх перед хищниками-своими.

Но советизм не был бы тем, чем он есть, оставайся он всего лишь мировоззрением — пусть даже агрессивным и влиятельным. Советизм сегодня — это мощный политический проект.

Становление советизма берёт начало в лихих девяностых — когда Борис Ельцин и его ближний круг не решились выйти за рамки вульгарного антисоветизма и уклонились от серьёзного пересмотра исторической концепции. В то время общественное сознание было открыто к переменам, сталинское прошлое воспринималось в целом негативно, а сталинизм в его коммунистическом и «национал-патриотическом» изводах выглядел маргинальным.

Девяностые не прошли даром. На исходе века память о давних временах была практически вытеснена свежими впечатлениями гайдаровщины (продолжившейся после Егора Гайдара и по сей день). Советская ностальгия, не имея ни идеологического, ни социального противовеса, нарастала. Поэтому ближе к середине нулевых по результатам соцопроса был зафиксирован рост поддержки Сталина до 40 процентов.

В 2007 году издательством «Просвещение» была опубликована — в рамках широко обсуждавшегося проекта о создании нового образовательного стандарта по истории — книга для учителя «Новейшая история России 1945 – 2006 гг.» с указанием авторства Александра В. Филиппова (на первом этапе проекта говорилось о более широком авторском коллективе). Говорилось об официальном (если не сказать больше) заказчике проекта — якобы им был тогдашний куратор внутренней политики. Скандальный характер приобрело обсуждение того, как в учебнике была показана сталинская эпоха и роль Сталина. Следствием скандала стала существенная редактура текста на этапе подготовки к печати, сокращение авторского коллектива и изменение статуса с «рекомендовано Минобрауки» на «допущено Минобрнауки». Самой известной цитатой из книги стало выражение «Сталин — эффективный менеджер».

Впрочем, такой фразы в книге на самом деле не было — происки врагов. Реально сказано (а потом кем-то преобразовано в «менеджера») было вот что:

«Современные исследователи склонны видеть рациональные причины использования насилия в стремлении обеспечить предельную эффективность правящего слоя в качестве субъекта мобилизации общества на достижение невыполнимых задач. Сталин следовал логике Петра I: требуй от исполнителя невозможного, чтобы получить максимум возможного… Итогом сталинских чисток стало формирование нового управленческого класса, адекватного задачам модернизации в условиях дефицита ресурсов, — безусловно лояльного верховной власти и безупречного с точки зрения исполнительской дисциплины»

Сами авторы (автор) говорили о стремлении построить объективную концепцию, дать скомпенсированный обзор светлых и тёмных страниц советской истории.

На исходе тогдашнего этапа управления внутренней политикой, в 2010 году, начался телепроект «Суд времени / Исторический процесс» (с 2010 по 2011 гг. программа выходила в эфире ТВ5, в 2011 – 2012 гг. — на канале «Россия»). Постоянными участниками программы были Николай Сванидзе и Сергей Кургинян, носители полярных взглядов — радикально-либерального антисоветизма (Сванидзе) и радикально-экзальтированного советизма (Кургинян). Судьба проекта покрыта тайной. Тайна — кто и зачем выпустил в прайм-тайм вяловатого и не харизматичного Сванидзе против хтонического Кургиняна, кто два года подряд бомбардировал телеаудиторию убедительной картинкой — около 90 процентов зрителей за Сталина и СССР, против — жалкие проценты.

Наряду с версией очевидной и очень часто подходящей ко всему (констатация Лаврова), можно выдвинуть целый ряд конспирологических, из которых больше всего мне нравится версия запугивания «креативного класса»: смотрите, ребята, держитесь за власть, иначе вам вот какой Сталин наступит!

Следующий период — с 2012 по 2016 гг. — прошёл под знаком институционализации советизма-сталинизма. Возникли новые «лидеры общественного мнения» (Евгений Фёдоров, Николай Стариков, Михаил Делягин и многие другие), активизировались и получили карт-бланш старые (те же Кургинян и Проханов). Однако на этом этапе советизм не претендовал на уникальную роль — он представлял собой одну из инструментальных групп общего «патриотического оркестра». Что особенно ярко выявилось в 2014 году — когда «правые» и «левые», православные и атеисты, коммунисты и редкие монархисты объединились вокруг Крыма, Донбасса и Русского мира.

Развал коалиции начался почти сразу после того, как проект «Новороссия» был остановлен, Русскую весну переименована в Крымскую, а советисты вместе с проукраинскими либералами обрушились на само понятие Русского мира, на сам шанс исторического примирения. Очень скоро (везде, кроме передовой в ДНР и ЛНР) патриотическая коалиция была «красными» необратимо развалена — развалена как будто по команде.

Сегодня политический и проектный характер советизма очевиден. Более того — это типичный продукт номенклатурного творчества (давайте введём термин «постсоветская номенклатура» — давно пора). Это — типичный проект приватизации образа Сталина как прообраза. Чьего?

Многие считают, что Сталина возрождают «под Путина».

Но Путин — как к нему ни относись — не Сталин. Совсем не Сталин. Человек советского происхождения, он ещё и человек иного, российского самоощущения. Встреча с архимандритом Иоанном (Крестьянкиным), перенесение праха Ильина и Деникина в Москву, выступление на Бутовском полигоне, глубокое и искреннее расположение к Солженицыну и уважение к его памяти — всё это объективные факты. Но есть и субъективные: пафос Путина — не сталинский пафос, недостатки Путина — другие, чем у Сталина. Он — другой. Поэтому попытка подсветить его Сталиным ничего, кроме вреда и неловкости, президенту не приносит. Так что, как всегда — или глупость, или измена, или то и другое вместе взятое (скорее всего).

Так что приватизация эта номенклатурная — а номенклатура захапывает всё непосредственно для себя. Эта ресталинизация оставляет Путину в лучшем случае роль Ленина, а вот претендентов в «Сталины» — любимые ученики и эффективные менеджеры — их найдётся, боюсь, довольно много. Поэтому политический советизм — это, конечно, по факту антипутинский внутриэлитный проект, лишь прикидывающийся «антиэлитным».

Сегодня советизм — прикладная политическая идеология действующих политтехнологов, позиция многих «чиновников категории А» и всё большего числа «официозных антилибералов», допущенных к телевизору (в отличие от всё более маргинальных не советских патриотов, особенно православных). Такие проекты, как «новый социалист Николай Платошкин» (стр-рашный ниспровергатель режима, правда, прайм-таймовый на 1 канале) или «Суть времени» (со всеми её организационными и медийными возможностями), носят очевидно технологический характер и, скорее всего, заострены для обделывания внутриэлитных гешефтов.

Но история и тоньше, и намного грубее расчётов неуёмных политических демиургов: она идёт своим путём, а «демиурги» разве что выступают катализаторами, приближая (или провоцируя) рукотворное крушение нравственного здоровья нации, победившей Гитлера и почти преодолевший Сталина. Крушение русской судьбы.

 

Советизм как русофобия и антисоветизм

Решительная борьба с пережитками великорусского шовинизма является первой очередной задачей нашей партии.

И.В.Сталин. Национальные моменты в партийном и государственном строительстве. «Правда» №65, 24 марта 1923 г.

С годами мне стало совершенно ясно: вступая на путь антисоветизма, ты непременно придёшь к откровенной русофобии.

Станислав Говорухин

Антисоветизм — это русофобия, — гласит один из главных лозунгов советизма.

Между тем, русофобия — не в ругательном смысле, а в совершенно объективном, как мировоззрение и практика борьбы против русских — это основа советизма. Более того, и сегодняшняя номенклатурно-официозная русофобия — чисто советского происхождения.

19 июня 2019 года законопроект об облегчённом предоставлении российского гражданства русским, проживающим за рубежом, подготовленный ЛДПР, был отвергнут большинством, поддержавшим доводы профильного комитета Государственной думы: «Концепция представленного законопроекта не может быть поддержана, поскольку установление каких-либо преференций по национальному признаку не согласуется с частью 2 статьи 19 Конституции Российской Федерации, согласно которой государство гарантирует равенство прав и свобод человека независимо от его национальной принадлежности».

К этим доводам мы привыкли — потому что привыкали долго. Они берут начало в марксистко-ленинской революционной теории и сохранились фактически в неизменности при переходе от «интернациональной» советской риторики к «многонациональной» риторике постсоветской. Суть сформулировал Ленин с присущей ему ленинской простотой в последние дни его сознательной жизни в декабре 1922 года — в полемике со Сталиным по вопросу о национальностях или об автономизации. Ленин, разбирая этот «пресловутый вопрос об автономизации, официально называемый, кажется, вопросом о союзе советских социалистических республик», обвинил своих товарищей — Сталина-Джугашвили, Орджоникидзе и Дзержинского — в том, что «своим истинно русским настроением (известно, что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения)» они подрывают самые основы священных принципов интернационализма. Ленин активно поддержал все национализмы, направленные против русских, — потому что назначил их союзниками революции, направленной против русских.

Ленин учил:

«Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетённой, национализм большой нации и национализм нации маленькой. По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия… Поэтому интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей… то неравенство, которое складывается в жизни фактически».

Изложил Ильич и основы программы дерусификации, не утратившей силу за минувшие 97 лет:

«Надо ввести строжайшие правила относительно употребления национального языка в инонациональных республиках, входящих в наш союз, и проверить эти правила особенно тщательно. Нет сомнения, что под предлогом единства железнодорожной службы, под предлогом единства фискального и т.п. у нас, при современном нашем аппарате, будет проникать масса злоупотреблений истинно русского свойства. Для борьбы с этими злоупотреблениями необходима особая изобретательность, не говоря уже об особой искренности тех, которые за такую борьбу возьмутся. Тут потребуется детальный кодекс, который могут составить сколько-нибудь успешно только националы, живущие в данной республике»

Ленин В. И. К вопросу о национальностях или об «автономизации» //Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 45. М.: Издательство политической литературы, 1970. С. 359

Верный продолжатель дела Ленина, Сталин на X съезде ВКП (б) провозгласил основы ленинско-сталинской политики коренизации, без которой не было бы ни СССР, ни его распада.

«Здесь я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская национальность, у которой имеется свой язык, отличный от русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке. Такие же речи раздавались лет пять тому назад об Украине, об украинской национальности. А недавно еще говорилось, что украинская республика и украинская национальность — выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская национальность существует, и развитие ее культуры составляет обязанность коммунистов. Нельзя идти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно  украинизированы. Лет 40 тому назад Рига представляла собой немецкий город, но так как города растут за счет деревень, а деревня является хранительницей национальности, то теперь Рига — чисто латышский город. Лет 50 тому назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы. То же самое будет с Белоруссией, в городах которой все еще преобладают не-белоруссы»

И. В Сталин. Десятый съезд РКП(б). 8 марта—16 марта 1921 г. М.: Партиздат. 1933.С. 216-217

Надо сказать, мечты Сталина сбылись. Только вот ждать полной сбычи мечт — и ниспровержения городской русской культуры в Малой и Белой Россиях сворами нацистствующих селюков — пришлось почти сто лет.

Сто лет, из которых 70 с лишним были годами советской дерусификации.

…В Декларации независимости Государства Израиль, провозглашённой Давидом Бен-Гурионом в 1948 году, о еврейском государстве сказано вот что:

«Постигшая в недавнее время еврейский народ Катастрофа, жертвами которой были миллионы евреев в Европе, вновь непреложно доказала необходимость разрешить проблему еврейского народа, лишенного родины и независимости, путем восстановления еврейского государства в Эрец-Исраэль, — государства, которое распахнуло бы врата отечества перед каждым евреем и обеспечило бы еврейскому народу статус равноправной нации в семье народов мира… Еврейский народ, как и всякий другой народ, обладает естественным правом быть независимым в своем суверенном государстве».

С момента провозглашения независимости политическая система Израиля определялась концепцией еврейского демократического государства. С одной стороны, государство является демократическим, все граждане имеют равные права вне зависимости от этнического происхождения и религии. Это относится и к арабам (17 процентов населения страны), и к евреям (74,7 процента).

Сегодня в мире не принято (за одним исключением) — как и в декларации независимости Израиля — отвергать права «всякого другого народа» «быть независимым в своем суверенном государстве». В мире много государств, провозглашённых национальными по имени того народа, для которого это государство — Родина. Будь это Малайзия — 50,1 процент малайцев, в то время как китайцев — 23 процента, а индийцев — около 10. Будь это Эстония — 68,7 процента эстонцев, а русских — 24,8. Будь это Латвия для латышей — их там 62,1 процент, русских — 26,9, остальных — 11. Будь это даже Украина, скроенная на живую нитку Лениным, Сталиным, Бандерой и Кравчуком из исконно русских, малорусских, карпато-русских и австро-венгерско-польских территорий и теперь украинизируемая до потери государственности.

Есть только одно исключение — русские.

С ними — начиная с победы «Великой русской революции» — всё обстоит совершенно особенным образом.

У Джорджа Оруэлла было понятие unperson, не-лицо, человек, не просто уничтоженный тоталитарной властью, но изъятый из памяти, из словаря, исключённый из самой возможности что-то о нём сказать. Из русских всеми силами делали unpeople — человеческую общность, которую не просто нельзя, а нечем называть. Против русских был развязан логоцид, настоящий лингвистический террор.

Сколько раз слово «русский» (или любое другое однокоренное слово) упоминается в Конституции России? Вы готовы услышать ответ «ОДИН РАЗ»? Нет? Но ответ — именно такой: один раз. В словосочетании «русский язык».

Для сравнения: в Конституции Башкортостана «башкирский язык» тоже встречается один раз в формуле «государственными языками Республики Башкортостан являются башкирский и русский языки» (ст. 1). Но корень «башкир» встречается ещё пять раз — четыре в преамбуле, в которой рассказывается, что

«башкирский народ в XVI веке добровольно присоединился к России, в 1919 году на основе Соглашения Центральной Советской Власти России с Башкирским правительством о советской автономии Башкирии в результате реализации права башкирской нации на самоопределение была образована Башкирская автономная республика в составе РСФСР, преобразованная в 1990 году в Республику Башкортостан»,

и ещё один раз в ст. 57:

«Республика Башкортостан обеспечивает сохранение и защиту исторического и культурного наследия, развитие культуры башкирского народа и других народов, проживающих на территории Республики Башкортостан»

(курсив, как и Крым — наш).

Кстати, если что, «многонациональный народ», наряду с «башкирским народом» и «башкирской нацией», в Конституции Башкортостана тоже присутствует, как и положено, в первых строках преамбулы:

«Мы, многонациональный народ Республики Башкортостан».

А вот «русский народ» не присутствует (справочно: согласно переписи 2010 года, русские в регионе составляют 35,19 процента населения, башкиры — 28,79, татары — 24,78; в начале 90-х татары с маленьким отрывом были на втором месте). Татарский — тоже не упоминается.

Так как же быть с чем-то русским, кроме языка? С нацией, с народом? Где это всё найти в законодательстве? Да хотя бы в публичной риторике официальных лиц?

Знаменитый тост Сталина за здоровье русского народа — да, был. Равно как и «Великая Русь» в государственном гимне СССР. А в остальном?

…Процесс насильственной ленинско-сталинской коренизации стал процессом искоренения исторической Руси. Руси (России) навязали уникальный топоним «СССР», в котором есть форма правления (республика), общественный строй (социализм), название представительных органов власти (советы) и федеративная форма правления (союз), но нет ни топа (географии, почвы), ни собственного народного имени.

На бытовом уровне слова СССР и Россия оставались синонимами (кстати, практически до самого 1990 года слова «Россия» и РСФСР как синонимы не воспринимались). Да и за рубежом словом Soviet Union пользовались наравне со словом Russia, а вот Soviet People иначе как Russians практически не называли.

Правда, в сплочённом Великой Русью Союзе нерушимом исподтишка ликвидировалось всё, что могло бы составить русскую субъектность — даже «республиканской компартии», то есть легитимной надгосударственной власти, в РСФСР, в отличие от других республик свободных, не было. В угаре перестройки об этом заговорили на разных флангах — коммунисты требовали учреждения КП РСФСР (как и со всем прочим, безнадёжно затянув с решением), а Борис Ельцин (вот об этом точно никто не помнит) в марте 1990 года шёл на выборы народных депутатов РСФСР от Свердловска с забытым сразу же после этого предложением об учреждении в РСФСР, наряду с автономиями, семи русских республик (примерно в границах сегодняшних федеральных округов).

Но теперь — вот уже 27 лет — мы живём в независимой Российской Федерации — России, в которой Конституция была провозглашена от лица её хотя и не советского, но многонационального народа

В этой стране (в смысле в России) проживает 10,6 процента этнических групп, доля каждой из которых не превышает одного процента от общей численности населения. В России проживает около одного процента чеченцев и чувашей, 1,2 процента башкир, 1,4 процента украинцев и 3,9 процента татар. А ещё — вы, наверное, удивитесь — в России проживает 80,9 процентов русских. Намного больше, чем малайцев в Малайзии, латышей в Латвии, эстонцев в Эстонии. И даже чем евреев в Израиле.

В мире больше нет ни одной страны, которая была бы родным домом для русских. В Эстонии и Латвии они — либо неграждане, либо граждане второго сорта, не имеющие права учиться и говорить на родном языке на работе и на улицах. На Украине — агэнты дэржавы-агрэсора. И даже в Белоруссии начальство вдруг совершенно разучилось понимать, что такое русский мир и общий для всей Руси праздник Победы с георгиевской лентой на груди.

Но в этой единственной России на слово русский (если это не про язык) — табу. Слова россиянин и российский, совершенно нейтральные, ничем не окрашенные синонимы, превратились в единственно разрешённую альтернативу слову русский: как афроамериканец  вместо негра. Герой России, выступая в Кремле, испуганно бросает своих и поправляется:

«Русские… ой! россияне своих не бросают».

Любой разговор о «русских», «русском народе», а тем более «русской нации» страшно напрягает не только зоологических русофобов, идейных интернационалистов или профессиональных  многонационалистов, но и вполне себе последовательных и добросовестных российских (на самом деле советских) патриотов: в постсоветской России прижилась поганая практика видеть русский национализм или даже русский фашизм в любой (даже самой мягкой) постановке вопроса о русской субъектности.

А в результате без ответа остаётся главный — русский вопрос. Как быть с правом русских на то самое самоопределение и образование собственного государства, которое дозволено всем народам мира, в том числе народам свободных и одно время сплочённых советских республик, а также башкирам, косовским албанцам, народу ни-вануату в его национальном государстве Вануату, да всем, кроме тех, кого нельзя называть?

Безответность русского вопроса — это прямой результат советского ответа, перечеркивающего русское в угоду западным корням марксистско-ленинского коммунизма.

В рамках западного мироощущения ответ на национальный вопрос всегда норовит угодить между двух крайностей — политическим пониманием нации как гражданства, юридического и экономического объединения людей, — и этническим пониманием нации как племени, рода, общности по крови. И тяготеет к одной из них и к отрицанию другой. Отношения между этими двумя крайностями — непримиримые, потому что гармонизировать тело (кровь, почву и расу) и рассудок (истину, право и собственность) западная душа не умеет, сваливаясь то в гитлеровский расизм, санкционирующий всесожжение «чужих по крови», то в тоталитарную политкорректность, отдающую «своих по крови» на поток и разграбление имеющим морально-юридическое право бывшим угнетённым меньшинствам.

Втискивать ответ на русский вопрос в западный дискурс — значит искажать и выхолащивать его. Русское сознание не дуалистично, а троично: телесное и рассудочное в нём гармонизируется духовным, кровь и правила — правдой.

Сегодня, как и в советские времена, русскому пытаются навязать исключительно этническое содержание (при этом выхолостив русское этническое содержание из российского, превратив многонациональный народ во многобезодногонациональный народ, проповедуя многонационализм — специфическую форму многонациональной русофобии).

Парадокс: Шпенглер, рассуждая о той великой культуре, которая, возможно, придёт на смену закатывающемуся Западу, говорит о Русской культуре, о русскости, как об архетипической основе нового, в перспективе равновеликого Западу мира. А в России, вослед Ленину и Сталину, через сто лет после Шпенглера всерьёз рассуждают о нежелательности «выпячивания» русскости не то чтобы в масштабах планеты, но даже в пределах единственной родной для русских страны!

Но самый главный парадокс советистской русофобии в том, что она, по сути, является самым грубым антисоветизмом — потому что порочит и дискредитирует как Россию в целом, так и советский период русской истории.

Отказ от жёсткого и внятного анализа «советской социальной справедливости» — этого на 80 процентов пропагандистского проекта (как и советская демократия — только с ней уже 100 процентов). Внедряя миф о тождественности советского проекта и социализма как такового, советисты мощно подыгрывают либералам-гайдаровцам, объявившим социализм и социальную справедливость синонимом сталинских репрессий и брежневско-горбачёвского развала страны (и под этим предлогом грохнувшим социалку на развалинах СССР). Миллионы людей, естественно тяготеющих сегодня к лево-ориентированной политике, подставляются под обвинение в коммунистическом реванше. Возникает фальшивая аргументация в пользу признания самой возможности социалистического, левого выбора несистемным и антигосударственным.

Отказ от объективного освещения сталинской эпохи и сталинских преступлений (в том числе непосредственно до и во время Великой Отечественной войны, а также сразу после неё) — питательный раствор для бацилл нацистского реваншизма итогов Войны, загоняющих все великие победы и подвиги нашей армии под ярлык репрессий и оккупации. И советистские дифирамбы Сталину полезны западным русофобам не меньше, а то и больше, чем либерально-проукраинские антисоветские ужастики.

Отказ от правды о позднем СССР, практика безоглядного возвеличивания топ-номенклатуры брежневских времён, дискредитирует и отменяет творческий подвиг советских учёных, писателей, художников, музыкантов, инженеров, рабочих и крестьян — подвиг, особенно великий и трагический из-за постоянных нелепых помех, щедро организованный руководящей и направляющей силой везде — от Большого театра до просторов Вселенной.

Можно сказать, что «красный проект» стал спусковым крючком для развала СССР: страна имела бы шанс сохраниться, если бы её не разрушил ситуативный союз русофобов — прозападных «прогрессистов» — и номенклатурных «консерваторов». Тот же союз, который соединяет сегодня против России и нынешних советистов, патриотов давно не существующей страны, — с либералами, патриотами Запада.

 

Советизм как угроза

Утро родины нашей — розово,Позывные летят, попискивая.Восвояси уходит бронзовый,Но лежат, притаившись, гипсовые. Пусть до времени покалечены,Но и в прахе хранят обличие. Им бы, гипсовым, человечины —Они вновь обретут величие!

Александр Галич. Ночной дозор

Мы говорили об интеллектуальной нечестности советизма, о его несовместимости с историческим знанием, логикой и ответственностью мысли. Но невозможно отрицать целостность советизма как иррационального, параинтеллектуального продукта.

Уход в иррациональное — единственный выход для мировоззрения, претендующего на научность и при этом опирающегося на груды противоречий, подтасовок, приписок и прямой лжи. На таком фундаменте не устоит никакая наука, на такой почве не взрастёт никакая вера. Другое дело — идолы.

Между идеализацией Сталина (стандартный сталинский миф, см. выше) и идолизацией Сталина — совсем небольшой промежуток.

Коммунистическая революция 1917 года была прежде всего богоборческой революцией, восстанием против «царя и попов» в большей степени, чем против «помещиков и капиталистов» — тем более символично, что по её итогам страну возглавил безбожник-семинарист. Красное «вероисповедание» — это абсурдный выворот тертуллиановского «верую, ибо абсурдно»: христианская вера приемлет реальность Христова Воскресения, как бы ни противоречила эта реальность убеждениям, установкам и предрассудкам обыденного сознания; идолослужение «советской вселенной» отбрасывает видимую и ощутимую реальность ради выдумки, ради её абсурда и нелепости.

Но сегодняшнее сталиносвятство — попытка обожествить гонителей Церкви и втиснуть христианство в красный уголок музея атеизма — это невиданный пример доведения абсурда до абсурда.

Одним из родоначальников темы стал Геннадий Зюганов в его потешных заигрываниях с Православием.

«Сталин с внешней стороны атеист, но на самом деле он верующий человек… Не случайно в Русской Православной Церкви ему пропели, когда он умер, даже вечную память».

— отмечает Геннадий Андреевич. Зюганов Г.А. Сталин и современность. М.: Молодая гвардия. 2008.

Зюганов поясняет, за что именно пропели: оказывается, товарищ Сталин — буквально созидатель Церкви. Ведь после знаменательного сентября 1943 года (когда Сталин встретился с первоиерархами Русской Православной Церкви и разрешил им пока пожить) «итоги «перемены курса» стали поистине ошеломляющими.

«В несколько ближайших лет на территории СССР, где к началу войны оставалось, по разным данным, от 150 до 400 действующих приходов, были открыты тысячи храмов, а количество православных общин доведено, по некоторым сведениям, до 22 тысяч!»

И то сказать! Благо, было что открывать — тысячи храмов, ранее закрытых Сталиным и ещё не разрушенных, в отличие от десятков тысяч разрушенных. И, благо, было кому в них служить — в том числе и милостиво выпущенным из лагерей тысячам недозамученных и недорасстрелянных священников…

Впрочем, Зюганов, как и всякий оппортунист, легко адаптируется: надо будет — он и с конфуцианством товарища Сталина увяжет. А вот сладкозвучный Александр Проханов — это всерьёз и насовсем.

«Сталин через 20, 30, 100 лет будет переосмыслен русскими историософами, богословами, мыслителями… Они поймут, что Сталин — это чудотворец победы, что мистическая Победа 1945 года была одержана Сталиным. И неизбежно появятся доски, на которых дивный живописец начертает его лик, окруженный сияющим золотом. Сталин будет не просто святым, а святомучеником, потому что его убили. Он принял мученическую смерть за родину, за чертог Богородицы. И Сталин-святомученик будет сиять над грядущей, еще не существующей Россией и осенять ее своим светом, своей волей, своей любовью и своей возвышенной красотой и силой»,

 — богохульствует Проханов. Проханов А.А. Святомученик Иосиф // Завтра. 2013.

Но кощунствует он против Христовой Церкви. А на своём красном капище он вполне органичен и своим идолам камлает в должной последовательности.

Вот история «сотворения советского мира»:

«Сталин создал не просто глыбу государства. Он пронизал его мистическим светом, наделил запредельной мечтой, поместил в лучезарный ореол сказочной утопии о вселенской справедливости, о братском равенстве, о достижении райского блаженства. Не об этом ли грезила веками русская душа, пели свои былины сказители, писали свои свитки старообрядцы, философствовали русские мистики и социалисты? Коммунизм был синонимом Беловодья, «хождением за три моря», где расстилалась райская страна, божественная ВДНХ с золотым фонтаном, из которого изливалась «живая вода» бессмертия».

Проханов А.А. У Сталина белые крылья и золотой нимб // Завтра.

А вот — своего рода «апокалипсис»:

«Сталин — это явление русской истории на всей её тысячелетней протяжённости. Сталин — это всплеск русского времени, с вершины которого видна бесконечность. Сталин — это циклотрон, разгоняющий государство Российское до сверхвысоких скоростей, направляющий русский удар в чёрное «яблочко» мирового зла. Сталин является аксиомой русской государственности».

Проханов А.А. Пятый Сталин. Это циклотрон, разгоняющий государство Российское до сверхвысоких скоростей // Завтра.

От Проханова можно было бы отмахнуться, как от маргинала. Но это двадцать-тридцать лет тому назад он был самым шумным из маргиналов уровня РНЕ и газеты «К топору!». А сейчас Проханов — мэйнстрим. Ему вторит целый председатель комитета Государственной думы по культуре Елена Ямпольская:

«Для меня есть как минимум одно: этот человек [Сталин], на мой взгляд, был послан, безусловно, Богом, для того чтобы сохранить Россию. Это человек, который собрал страну, который защитил страну, за это лично я всегда буду ему очень признательна».

Его — на каком-то запредельном уровне вседозволенности — дублирует звезда политических ток-шоу, прагматичнейший и симпатичнейший Михаил Делягин (никак не маргинал, а один из самых деловитых, умных и знающих идеологов современного советизма).

«18 декабря — день его [Сталина] рождения. И одновременно с этим день памяти самого почитаемого в православии святого — Николая Чудотворца. Он же Никола Зимний, он же Николай Угодник. Это к вопросу о тех деятелях, которые считают себя православными, при этом до сих пор не могут простить Сталину, что он разрешил в России официально русскую православную церковь. И вывел ее из гонимого и подпольного существования [А кто её туда завёл? — Д.Ю.]. Есть такое понятие, как благодарность. Тот же Сталин сказал, что благодарность — это такая собачья болезнь. И да, многие люди, считающие себя православными, вполне по этой фразе, на мой взгляд, абсолютно непристойной, себя и ведут».

— напоминает Делягин. 

Похожим образом запугивает христиан ещё один ключевой спикер советизма — Сергей Кургинян. Он пытается объяснить верующим, что

«десоветизация — это пролог к дехристианизации. И что сначала некие силы займутся коммунистами, а потом — священниками»

Кургинян С.Е. О будущем коммунизма. Раскрепощение и пробуждение высших творческих способностей каждого человека или нисхождение // Завтра.

Клевреты советизма всё меньше способны (и хотят) сдерживать себя, говоря о Церкви (маркером такой «несдержанности» — и знаком отказа от принадлежности к Ней — является сегодня само по себе употребление аббревиатуры «РПЦ»). Язычество не может сосуществовать с христианством, даже если мимикрирует под него. Православные архиереи, посмевшие говорить о Великой Войне без обиняков и нелицеприятно, не забывая о преступлениях сталинщины и рассуждая о воздаянии за грех соучастия в этих преступлениях, всё чаще становятся жертвами оголтелой красной травли, вносятся в списки «власовцев» и «гитлеровцев».

Дальше будет только хуже. Сегодняшний советизм — питательный бульон для грядущих гонений на Церковь, гонений тем более страшных, чем глубже внедрится советизм в массовое сознание и в государственную идеологию. Потому что противоположность христианства и советизма носит самый глубокий, религиозный характер. Потому что язычество, пытаясь поглотить и извратить христианство, скатывается к оккультизму и эзотерике, к откровенной пропаганде и легализации зла.

Поэтому приходится подробно говорить не столько о Кургиняне, сколько о том, что он собой олицетворяет.

Кургинян создал сетевую структуру, включающую множество подструктур: там есть и коммуна «Суть времени», и театр «На досках», и «экспериментальный творческий центр», и сайт «Красная Весна», и печатное издание «Суть времени», и ещё кое-какие пропагандистские площадки. О том, чему предаются на своих радениях коммунары и коммунарки, ходят самые жуткие слухи (говорят, у костра духов вызывают — впрочем, ещё говорят, что стрелять учатся). Слушать слухи, конечно, не стоит, но вот послушать лекции Кургиняна, почитать тексты на его ресурсах — как бы ни хотелось их не читать — необходимо. Потому что речь идёт о настоящей, классической тоталитарной секте, опасной и эффективной (какими бы графоманскими не казались многочасовые речи и огромные статьи).

Тоталитарные секты вовлекают массы не интеллектом и логикой, их суггестия более похожа на цыганский гипноз — тем более действенный, чем менее рациональный. А с обоснованием необходимости гипнотических практик у Кургиняна всё в порядке.

«По его [Кургиняна] словам, есть два полюса. Первый — это нацистский эзотерический, с его Черным солнцем, концом мира, поворотом времени вспять и примордиальной традицией. То есть это темная антигуманистическая гностика. Второй полюс — красный — это вера в Историю, в будущее, в нового человека и гуманизм. “Нет красного полюса — всё будет скатываться в черный. И уже скатывается”, — говорит политолог, уточняя, что это неизбежно, поскольку энергию откуда-то надо брать. Деваться некуда — есть только два полюса. Тех, кто соорудил данную ловушку, продолжает Кургинян, больше всего пугает не безэзотеричность, а возможность появления красной эзотерики. “Так устроили всё дело разрушители СССР, понимая, что ностальгию по СССР никуда не денешь и что нужно прорыть для нее черное русло. В черную сторону”, — сказал лидер движения “Суть времени”»,

—  так излагает позицию главного режиссёра театра «На досках» его медиаресурс «Красная весна».

Свою красную эзотерику, как видим, Кургинян отождествляет с гуманизмом. А разъясняет он её в терминах «теодицеи», «гностицизма» и «хилиазма». Мир, по его мнению, находится сейчас в состоянии после «теологической катастрофы теодицеи, совпавшей и по времени, и по содержанию с политической катастрофой под названием фашизм». Христианская теодицея — безусловное признание всеблагости Бога, не сотворившего зла, — по мнению Кургиняна, изжила себя, оставив мир гностицизму и хилиазму. При этом гностицизм, как видим, назван антигуманистическим, а хилиазм противопоставляется ему как альтернатива. «Согласно гностической метафизике, — утверждает наш доморощенный философ, — зло есть сущностная характеристика бытия». Единственная, по его мнению, «диаметрально» противоположная «метафизическая традиция» — это традиция хилиастическая, согласно которой «зло порождено наличием, помимо бытия, сотворенного Богом, еще и нетварной Предвечной Тьмы — той самой, про которую сказано: “И тьма над бездною”».

Теперь коротко. Ужасы фашизма, по мнению Кургиняна, исключили возможность Богооправдания (теодицеи). Выбирать приходится из двух метафизик, признающих независимость зла — в образе ли «сущностной характеристики бытия», в виде ли «порождения нетварной Тьмы».

Так что новоявленная «красная эзотерика» оказывается на самом деле извечной чёрно-красной (в цвет флагов УПА) антихристианской «традицией», провозглашающей богоравенство зла и тьмы. И, как показывает опыт тысячелетий, немедленно переходящей от двуцветной метафизики к кровавой практике абсолютного зла.

Бог — согласно христианской теодицее — сотворил человека по Своему образу и подобию, даровав ему полную свободу выбора — вплоть до богоотступничества. В чёрно-красной гностической «вселенной» провозглашённое богоравным зло руками своих адептов — от древних до современных сожигателей детей — пытается подтолкнуть людей к отказу от Бога и тут же лишает их свободы возврата к Богу посредством своих чёрно-красных «технологий». В том числе таких, как объективно оправданные массовые репрессии и не такой уж масштабный холокост.

А правда состоит вот в чём: (чёрно-)красная эзотерика определяет суть современного советизма.

Это — предательская ложь своему народу, надругательство над его памятью: якобы Сталин и сталинские репрессии касались исключительно номенклатуры (созданной и воспитанной самим Сталиным), а не миллионов «простых людей», раскулаченных, умерших от рукотворного голода, да и попавших — вместе с номенклатурой и интеллигенцией — под замес фальсифицированных шпионских процессов, под каток бессудных «приговоров» особых троек.

Это — предательство всего того, что сами советисты провозглашают сутью прошедшего времени. Дискредитируя и пороча решения XX съезда КПСС, отвергая признанные самой властью злодейства и преступления, они бесчестят и отменяют то в собственном «моральном кодексе строителя», что люди воспринимали всерьёз и что считали официальной идеологией добра. Они своими руками стирают грань между коммунизмом и советским строем (когда добро — на официальном уровне — провозглашалось главным принципом жизни) и фашизмом, публично и официально отвергшим химеру совести.

Это — предательство памяти Бессмертного полка, подмена окопной правды особистским враньём, реванш особистов над окопниками.

Это — легализация невежества: подумаешь, факты, архивы, воспоминания жертв и решения судов! А мы хотим и будем отвергать всё это, потому что нам рассказали о красной эзотерике и о путеводной звезде СССР.

Это — легализация зла: подумаешь, жертвы? Так не сто миллионов же, а всего один! Подумаешь, смертная казнь! Чикатило же расстреляли, фиг с ними, с двумя расстрелянными по ошибке!

Это — бесстыдная и бессовестная попытка оправдать Сталина Гитлером, массовый террор — холокостом.

Это — прямая угроза всему, что есть у нас в жизни и всему тому, что пока ещё может сбыться.

Угроза сбережению народа, угроза обустройству России.

---

¹ УПА — террористическая организация, запрещённая на территории РФ, название которой запрещено упоминать на территории РФ без упоминания того, что она запрещена на территории РФ, согласно ст. 4 закона «О средствах массовой информации» №2124-1 ФЗ в ред. от 29 июля 2017 г.

---

Дмитрий Юрьев - политолог, журналист