Мировоззрение есть у меня, у него, у вас, у каждого. Порой оно настолько расплывчато, что называть это мировоззрением – большое преувеличение. Это, скорее, некое представление, некий туманный фон, над которым поминутно выступают тени определений, движутся смутные очертания лошадей и драконов, и из которого падают под ноги сухие, безжизненные листья неизвестных, но бесконечно высоких деревьев. Мы что-то ощущаем, нам что-то мнится, мы на что-то надеемся, чего-то боимся. Может быть, это плоский мир на трёх слонах и черепахе, может гигантская модель из проволоки и пластмассовых шариков атомной решётки души, может быть, дуновение от длани Господней, простёртой над всем сущим, а может быть, узкоспектральный локализованный объект в бездне алформации. Эти ощущения можно сравнивать по различным совершенно произвольным критериям, их можно изучать и выводить связующие закономерности и разделяющие особенности, их можно опровергать одно на основании другого и выражать посредством принятого за правильное все остальные.

Тот, кто вдруг осознает себя осенённым мировоззрением, как правило, становится счастливей. Тот, чья мировоззренческая модель осознанно создана им самим – счастлив вдвойне. А вот тот, кто самонадеянно задумывается о распространении своей мировоззренческой вселенной на вселенную окружающую, всё время обеспокоен и ему есть о чём беспокоиться.

Самое свербящее беспокойство состоит в настойчивом вопрошании – нет, не мировоззрения – себя: а на какие вопросы моё мировоззрение готово ответить? Вдруг, оно такое, какому вопросов вообще задавать нельзя? А "счастливчик" всё допытывается с пристрастием: Как возникла вселенная? Зачем я живу? Что есть истина?.. 

Можно ли вообще на такое ответить, если насколько бы близко вопрошающий ни приблизился к краю ощущаемого или познаваемого, там, за краем, всё та же бесконечность, что и везде, и край этот – никакой не край, а малюсенькая точечка, не имеющая размера?

В силу невольного осознания своего существования отвечать, так или иначе, приходится. А вопросов всё больше, и больше, и больше… Они лавиной камней обрушиваются в проекционную воронку мировоззрения, по дну которой мечется некто "Ты", и это захватывающе и страшно. В итоге они завалят и лишь тогда остановятся – замрут на мгновение или даже исчезнут вовсе – потому как наступит смерть. Выжить можно или не замечая поток, или неустанно его дробя, или став сумасшедшим. Проще всего, сначала пытаться не замечать, а потом стать сумасшедшим и не замечать уже наверняка, ведь лишь тогда ваше мировоззрение будет по-своему беспредельным.

Во всех прочих случаях возможности ограничены собственными локализацией и спектром дробящего и даже трудно вообразить, сколько всего пролетает мимо, сколько попавшего в воронку смещается и искажается, сколько не воспринимается никак!.. Это как собирать пазл из мятых, обожжённых, стёртых, оборванных мозаинок миллионов разрозненных пазлов, сваленных в одну кучу. Остаётся брать их, вертеть так и сяк, потом разрезáть (дробить) ещё на более мелкие фрагменты и пытаться из этого хаоса собрать какую-то самостоятельно воображаемую картинку. Если резать достаточно настойчиво, фрагменты на уровне восприятия перестают отличаться друг от друга. Всё, сумасшествие достигнуто!

Не давайте детям режущих предметов – пусть обходятся только колющими. Аксиомы, горизонты событий, границы, бритва Оккама, мощности множеств – это не игрушки.  Пусть на той околице, где блуждает ёжик и где лежит такой необоримый туман, кроме сов и улиток водятся рыбы, единороги, собаки, розовые слоны и другие, имеющие вполне реальные названия, животные. Ночные мятлышки пусть летят на свет, туда, где так заманчиво пахнет можжевеловыми веточками и кто-то ждёт, чтобы опять начать считать звёзды.