Жан Делюмо. "Грех и страх. Формирование чувства вины в цивилизации Запада (XIII-XVIII века)"

"Можно было бы подумать, что некая цивилизация — а именно, западная цивилизация XIV-XVII веков,— со всех сторон атакуемая (или считавшая себя атакуемой) многочисленными врагами — турками, язычниками, иудеями, еретиками, ведьмами и т. п.,— не станет уделять особого внимания самоанализу. Кажется, это было бы логично. Но случилось обратное. В истории Европы психология осажденной крепости соединилась с массовым развитием комплекса вины, с беспрецедентной тягой к самоуглубленности и осмыслению проблем морали. В XIV веке в коллективном сознании родилась «болезнь совестливости», впоследствии усугубившаяся. Агрессия, обрушенная на врагов христианства, словно бы не исчерпывалась в многочисленных и беспрестанно возобновлявшихся войнах. Боязнь всего, дробившаяся на «поименованные» страхи, открыла в каждом из жителей «осажденного города» нового врага и новый страх: боязнь самого себя."

Выражая чувства всей учительствующей церкви, Лефевр д'Этапль так комментировал в 14-ое воскресенье после Троицы Послание к галатам (5:16-24): «Жизнь любого христианина в этом мире, если взглянуть на нее пристально,— не что иное, как вечная война... Но главнейший из противников, с которыми он сталкивается,— он сам. Нет ничего сложнее, чем победить свою плоть, свою волю, ибо по природе своей она склонна ко всяческому злу». В том же духе писал и Бурдалу: «Это вовсе не парадокс, но истинная правда, что нет врага, которого мы должны бояться больше, нежели самого себя. Как же это возможно? Я... более опасен для себя, чем весь остальной мир, ибо только в моей власти погубить свою душу и исторгнуть себя из царства Божия». Лефевр д'Этапль и Бурдалу доводили до логического предела мысль св. Павла, призывавшего христиан освободиться от дурных наклонностей и возвыситься над собственной глубинной сущностью. 

Такая религиозная проповедь вполне соответствовала аскетической традиции. Но она была также связана с двумя неустанно повторявшимися утверждениями, которым было уделено особое внимание в моей работе «Страх на Западе». Первое связывало грехи людей с бедствиями, насылаемыми разгневанным Богом. Не одним только епископам и проповедникам эта связь представлялась очевидной. Правители государств видели в войнах наказание свыше за ошибки народов, Амбруаз Паре угадывал за холерой и сифилисом Божий гнев — и так далее, вплоть до редакторов альманахов, разделявших и распространявших это убеждение. 
Один из них в 1573 году сделал следующее предупреждение, вложив его, чтобы быть лучше услышанным, в уста самого Господа Бога: 
Если вы презрите мои распоряжения [sic] и приказы, я обращу лицо свое против вас, и вы падете перед врагами вашими... По воле моей распространится между вами зловоние. Небо ваше станет как железо, земля ваша — как медь, и земля не будет приносить плодов. Вы будете пожирать плоть ваших сыновей и дочерей. 
В другом альманахе, за 1578 год, читаем: 
Более, чем когда-либо, [Бог] готов открыть сосуд гнева против наших грехов, вседневно поражая нас войнами, кровопролитием, вымогательством, грабежами, кражами и притеснениями, даже смрадом и неведомыми болезнями.
Альманах за 1593 год толкует о том же: 
Нет сомнения, что именно своими гнусными прегрешениями, а также плачевным и безнадежным упорствованием во всякого рода зле мы все более и более восстановляем против себя Господа нашего. 

Эти угрозы заключали в себе постоянные призывы к обращению и покаянию. И они могли лишь подкреплять другой тезис церкви — о том, что Сатана повсюду, а значит, и в сердце каждого человека. Со дня первородного греха, если благодать не снисходит на нас, мы — часть империи зла. Очень показательны в этом отношении, но оттого не менее поразительны, откровения св. Екатерины Генуэзской (f 1510), относящиеся одновременно к человеку вообще и к ней самой в частности: Что есть человек сам по себе, лишенный Божией благодати? Это существо хуже демона, ибо демон есть дух без плоти, а человек без благодати — демон, одетый плотью... Мне кажется, что если бы Бог лишил меня своей благодати, я сделалась бы способна на все злодейства, какие совершаются демонами; и тогда я считала бы себя худшей, чем они, и более мерзостной, и представлялась бы себе в тот миг воплотившимся демоном. И сейчас это кажется мне столь верным, что если бы все ангелы небесные явились сказать, что есть во мне нечто хорошее, я не решилась бы им поверить, потому что ясно вижу, что все благо сосредоточено в одном лишь Боге, и нет во мне ничего, кроме порока6. Так полагала святая вдова, посвятившая всю себя помощи бедным и имевшая видения свыше. Она была настолько отвратительна себе, что избегала произносить собственное имя. Игра на публику? Не будем торопиться с выводами.

Агриппа д'Обинье свидетельствует: «У меня куда меньше волос на голове, чем прегрешений». И еще: «Мои нечестивые поступки ужасают меня... они гремят у меня в ушах, по ночам шипят, как змеи, непрестанно возникают перед моими глазами, словно чудовищные призраки, и с ними — отвратительный образ смерти. Самое ужасное, что это не зыбкие тени из снов, а живые картины совершенного мной». Его современник, св. Франциск Сальский, вторил ему в своем послании к мадам де Шармуази: «У вас больше грехов, чем волос на голове и даже чем песчинок на дне морском». Он призывал Филотею признать: «Я — нарыв на теле этого мира и водосточный желоб неблагодарности и беззакония». 

Эти приступы самоуничижения могут быть поняты лишь в широком контексте истории греховности на Западе, в свою очередь неотделимой от других страхов, рассмотренных ранее. Среди посланцев Сатаны, на которых истинно верующие с азартом вели охоту, ни в коем случае нельзя было забывать о самом скрытом и самом опасном из всех: о самом себе — в той мере, в какой ты пренебрегаешь неусыпным надзором, который надлежит осуществлять над собой. Так мы подходим к установлению подлинных масштабов и внутренней структуры Страха, который испытывала в начале Нового времени, задолго до открытия сферы «бессознательного», европейская цивилизация. К «боязни», «испугу», «оторопи» и «тревоге», вызванным разнообразными внешними угрозами, проистекавшими от стихий или от людей, прибавились два не менее гнетущих чувства: «кошмар» греха и «неотвязный ужас» перед адскими муками. Настойчивое внимание церкви к тому и другому привело, применительно к обществу в целом, к поистине удивительному забвению материальной стороны жизни и повседневных забот. 
В начале XVIII века Гриньон де Монфор призывал верующих распевать такой весьма характерный гимн: 
Оставь на время свой рубанок, плотник, 
Повесь на гвоздь свое ружье, охотник, 
Свою работу отложи, работник, 
Помолимся, чтоб нас коснулась благодать. 

Более, чем когда-либо, восточной религии «безмятежности» — индуизму или буддизму — была противопоставлена свойственная Западу религия «тревоги»". Конечно, отталкиваясь от понятия «власти», можно сказать, что драматизация проблемы греха и его последствий способствовала усилению авторитета церковников. Духовник сделался совершенно незаменимой личностью. Отсюда наивное и показательное рассуждение одного каноника из Болоньи, провозгласившего в 1602 году примерно следующее: в наказание за грехи Господь насылает на людей три бедствия: голод, войну и чуму. Но голод, как бы тяжел он ни был, все же менее ужасен по сравнению с двумя остальными. Ибо если война и чума поражают всех людей без разбора, то голод щадит священников (значит, перед смертью можно исповедоваться), нотариусов (значит, остается возможность составить завещание), наконец, монархов, пекущихся о благе государства. 

Исповедник не случайно оказался впереди нотариуса и монарха — ведь речь шла о том, кто открывает и закрывает врата рая. Одним словом, единственное, что имеет значение, это завтрашний день и то, что будет после смерти. Но именно в силу исключительной значимости, приписывавшейся этой конечной цели, мы не сможем свести историю развития чувства вины к истории владычества церкви. Их взаимосвязь несомненна, но первая гораздо шире второй. Фрейд и Юнг полностью согласны между собой в том, какое большое место в любом исследовании общественных отношений должно отводиться греховности. Фрейд рассматривает чувство вины как кардинальную проблему цивилизации, а Юнг утверждает: «Ничто так не способствует совестливости и бдительности, как разлад с самим собой». 

Действительно, никогда ни одна цивилизация не придавала такого веса — и такой цены — чувству вины и чувству стыда, как западноевропейская цивилизация XIII-XVIII веков. Мы находимся перед фактом настолько важным, что никакое внимание, уделенное ему, не будет чрезмерным. Изучить на заданном пространстве и в заданных хронологических рамках историю греха, то есть историю негативного образа себя, означает проникнуть в самый центр человеческого универсума. Это означает выявить разом весь комплекс связей и принципов, определяющих коллективное сознание. Это означает воспроизвести размышления целого общества о человеческой свободе, жизни и смерти, гибели и зле. Это означает открыть присущую данному обществу концепцию взаимоотношений между человеком и Богом и его представление о Боге. Таким образом, это означает исследовать в определенных пределах историю Бога совместно с историей человека. Бог прежде всего добр или прежде всего справедлив? Целая цивилизация на протяжении многих веков без устали задавала себе этот вопрос. Что касается западного человека, подвергавшегося интенсивному внушению чувства вины, он был принужден углубляться в себя, исследовать свое личное прошлое, развивать память (пусть даже только благодаря практике испытания совести и «генеральной исповеди»), яснее осознавать свою личность. Концепция «нечистой совести» развивалась в ту же эпоху, что и искусство портрета. Она сопровождала рост индивидуализма и чувства ответственности. Несомненно, существовала связь между чувством вины, беспокойством и творческими способностями. Я позволю себе высказать здесь три соображения, которые, надеюсь, предотвратят превратное понимание моего замысла читателем: 

— Историк должен не столько судить прошлое, сколько делать его понятным. Настоящая работа, хотя она неизбежно затрагивает и чувства наших современников, стремится быть в первую очередь сводом исторических фактов об эпохе, которая быстро удаляется от нас. Она представляет собой хронику массового культурного явления: глубокого пессимизма, которым была охвачена даже эпоха Возрождения. Эта хроника занимает первую часть книги. Далее, в соответствии с принципом регрессивной истории, мы перейдем от фактов к причинам. Соответственно, во второй части будут рассмотрены одновременно доктрина греховности и исследование универсума греха в том виде, как оно осуществлялось в то время. Но эта доктрина с необходимостью влечет за собой появление пастырских назиданий о Божьем страхе, так что именно к ним мы и обратимся на третьем этапе. Таким образом, круг замкнется: пастырские назидания способствовали распространению пессимизма, а пессимизм был источником устрашающих проповедей. Они действительно оказывали друг на друга постоянное взаимное влияние. 

— Второе соображение касается связи между историком и его исследованием. Нашим современникам стало очевидно, что историк не «отсутствует». Вольно или невольно, он вмешивается в свое расследование и влияет на окончательные выводы. Лучше заявить об этом со всей определенностью. Итак, я не буду скрывать своего отношения к представленному мной своду фактов. Я верю, что грех существует. Я признаю его присутствие во мне. Более того, я не вижу возможности отказаться от идеи изначального «сбоя», след которого все мы несем, сами того не осознавая: то, что так хорошо почувствовал и попытался объяснить Фрейд. «Все идет так,— в один голос говорят Бергсон и Гуйер,— как если бы в человеке с самого начала имелся некий дефект». Таким образом, мою книгу не следует понимать как отказ от чувства вины и необходимости осознания греха. Напротив, с ее помощью я надеюсь продемонстрировать присутствие тягостного «внушения чрезмерного чувства вины» в западноевропейской истории. Я понимаю под «внушением чрезмерного чувства вины» всякое рассуждение, согласно которому грех масштабнее прощения ь. Именно это несоответствие — и только оно — составляет предмет настоящего исследования. 

Однако это несоответствие дорого обошлось. Пьер де Буадефр вложил в уста некоего Гете XX века такие слова: «Идея Искупления должна была освободить человека от тревоги, но церковь по-прежнему навязывает нам испытание совести, которое с приближением смерти становится непереносимым. Было много званых, но мало избранных, не так ли? „Бесконечно малое число", как сказал ваш Жюльен Грин. Со сменой поколений последствия первородного греха лишь усугублялись. Бог, верно, существует только для того, чтобы приговаривать и наказывать! Ад, чистилище… к чему все эти пытки, творимые во имя любви? Разве тот, кто любил, пусть даже только раз в жизни, не достоин того, чтобы быть вечно любимым?» Подобный образ Бога действительно существовал... многие века. Отсюда необходимость различать почтительную сыновнюю богобоязненность и страх перед Богом. Моя книга посвящена лишь этому последнему и не касается даже самых сокровенных иудео-христианских максим вроде следующих: «Блажен всякий боящийся Господа» (Пс. 127); «Милосердие Божие простирается на тех, кто боится Его» (Величание Богородицы). Зато на страницах, которые вам предстоит прочесть, будет показан дрейф от богобоязненности к страху перед Богом. 

— Третье из обещанных соображений состоит в следующем: мы, люди конца XX века, имеем все основания быть осторожными, когда нас одолевает искушение «вызвать чувство вины» у церковников, вызывавших у людей это чувство столетия назад. Наше время непрерывно твердит об «избавлении от чувства вины», не замечая, что никогда в истории склонность к внушению другим этого чувства не была такой сильной, как сейчас. Даже в демократической стране, какой является Франция, левые и правые постоянно обвиняют друг друга во всех смертных политических грехах. А в странах, томящихся под игом тоталитаризма, развенчание оппонента — капиталист он или социалист, реакционер или прогрессист — служит основанием для пыток и обрекает на смерть миллионы и миллионы людей. В деле внушения чрезмерного чувства вины мы, увы, превзошли — и далеко превзошли — наших предков.https://swamp-lynx.livejournal.com/402501.html#comments

Почему на Западе не любят Оруэлла? Ведь, казалось бы, что он описывал «ужасы советского тоталитарного строя» - во всяком случае, как это нам сегодня преподносится. Между тем, действительность полностью отражает его роман-быль «1984»… Это было зашифрованное послание...

 

Что нам известно о писателе? Настоящее его имя Эрик Артур Блэр, родился в 1906 в Индии в семье британского служащего. Получил образование в престижном Итоне, служил в колониальной полиции в Бирме, затем долго жил в Британии и Европе, пробавляясь случайными заработками, тогда же начал писать художественную прозу и публицистику. С 1935 г начал публиковался под псевдонимом Джордж Оруэлл. Участник Гражданской войны в Испании, где столкнулся с проявлениями фракционной борьбы в разномастной среде левых. Написал множество эссе и статей социально-критического и культурологического характера. Во время Второй Мировой работал на BBC, в 1948 году написал свой самый знаменитый роман «1984», умер через несколько месяцев после его издания. Все.

Между тем, нужно правильно расставить акценты – работа в Бирме как минимум означала, что он был сотрудником Сил Колониальной Безопасности, но наиболее важным являлось последнее место его работы и те секреты, которые он фактически выдал. Очевидно, что будучи смертельно больным, он так пытался рассказать миру о методологии грядущей психологической войны.

Родом из «гнезда кукушки»

«Учёный - гибрид психолога и инквизитора»
Там же

Тавистокский институт был утвержден как исследовательский центр в конце Первой Мировой под патронажем Георга Кентского (1902-1942, Магистра Объединенной Вл. Ложи Англии) на базе Тавистокской клиники под руководством бригадного генерала Джона Р. Риса в качестве центра психологической войны, координированной Intelligence Service и Королевской фамилией. Результатом работ в период между мировыми войнами было создание теории массового «промывания мозгов» (brainwashing) в целях изменения индивидуальных и социальных ценностей, управляющих социальным развитием. Т.е. преформатирования «коллективного бессознательного», которое управляет человеком и нациями. В 30-е Тавистокский Центр входит в тесный контакт с Франкфуртской школой, созданной «леваками»- последователями реформистского иудаизма и учения Фрейда, направившими свои знания на «реформирование мира».

Тезисы Франкфуртской школы: «Мораль – социально сконструированное понятие и его следует изменить»; христианская мораль и «любая идеология есть ложное сознание и должна быть уничтожена»; «обоснованная критика всех без исключения элементов западной культуры, в том числе христианства, капитализма, авторитета семьи, патриархата, иерархической структуры, традиции, сексуальных ограничений, верности, патриотизма, национализма, этноцентризма, конформизма и консерватизма»; «хорошо известно, что подверженность фашистским идеям наиболее характерна для представителей среднего класса, что она коренится в культуре», при этом выводы - «консервативная христианская культура, как и патриархальная семья, порождают фашизм» - и в потенциальные расисты и фашисты записывают всех, у кого отец «упертый патриот и приверженец старомодной религии».

В 1933 году с приходом Гитлера светилам Франкфуртской школы становится опасно «реформировать Германию» и они перебираются в США. После переезда школа получила первый заказ и выполнила его на базе Принстона в виде «Проекта Исследования Радио». Одновременно директор Школы Макс Хоркхаймер становится консультантом Американского еврейского комитета, проводя на деньги этой организации социологические исследования в американском обществе на тему антисемитизма и тоталитарных тенденций. При этом он, вместе с Теодором Адорно (Визенгрунд), выдвигает тезис о том, что дорога к культурной гегемонии лежит не через диспут, а через психологическую обработку. В работе участвуют психолог Эрих Фромм и социолог Вильгельм Райх. Вместе с ними в Нью-Йорке оказывается и один из их последователей - Герберт Маркузе. Активно сотрудничая с американской разведкой (УСС, затем ЦРУ) и с Государственным Департаментом, в послевоенный период занимаются «денацификацией Германии». Затем их идеи обкатали в условиях «психоделической революции». «Занимайся любовью, а не войной». И во время парижского восстания 1968 года студенты несут транспаранты с надписью: «Маркс, Мао и Маркузе». Музыка, наркотики и секс размыли потенциальную социальную революцию, молодежно-бунтарский стиль система превратила в моду, использовав его не только политически, но и экономически. В конце ХХ в. сытое левобунтующего поколение используется уже в качестве новых кадров для реализации неолиберальной модели…

В ходе же Второй Мировой Тавикстокский институт в Британии стал Психологическим Управлением Армии, в то время как его дочерние структуры координировали свои усилия в рамках американских структур психологической войны таких, как Комитет по Национальной Морали (Committee for National Morale) и Стратегические Бомбардировочные Службы.

«1984». Basic, как «новояз человеческого программирования»

«Мы уничтожаем слова – десятками, сотнями ежедневно. Оставляем от языка скелет». «Все понятия плохого и хорошего должны описываться двумя словами». 
«Ересь из ересей – здравый смысл». 
Там же

При этом в начале Второй мировой войны в Тавистоке разрабатывают секретный лингвистический проект в рамках директивы британского правительства о подготовке психологической войны. Объектом проекта были английский язык и народы мира, говорящие на нём. Проект основывался на работах лингвиста Ч.Огдена, который создал упрощенную версию английского языка на основе 850 базовых слов (650 существительных и 200 глаголов), использующую упрощенные правила их употребления. Получился «базовый английский» или сокращенно «Бейсик», принятый в штыки английскими интеллектуалами - авторы нового языка планировали перевод на «бейсик» всей великой английской литературы (дальнейшим развитием проекта стал перевод классической литературы на язык комиксов).

Упрощенный язык ограничивал возможности свободы выражения мысли, создавая «концентрационный лагерь разума», а основные смысловые парадигмы выражались через метафоры. В результате создавалась новая языковая реальность, которую легко было транслировать массам и апеллировать к их чувствам через метафорически-интонационный строй языка. Возникала возможность не просто глобальной идеологической «смирительной рубашки для сознания». Британское министерство информации, которое в годы войны полностью контролировало и цензурировало распространение информации в стране и за рубежом, проводя активные эксперименты с Бейсиком по сети ВВС, которая получила заказ на создание и трансляцию передач на Бейсике на Индию. Одним из активных операторов и творцов этих передач был Д. Оруэлл и его сокурсник по Итону и близкий друг Гай Бёрджесс (сотрудник британской разведки, позднее раскрыт как агент Советского Союза  вместе с Кимом Филби. Видимо, не случайно дело Оруэлла в течении 20 лет находилось в Special_Branch)

Оруэлл работал с Бейсиком на ВВС, где его «новояз» («Newspeak») и получил свои корни. При этом Оруэлла, как писателя, в определенной степени привлекали новые концептуальные разработки и способность отмены смысла средствами нового языка - все, что не фиксируется Бейсиком, попросту не существует и наоборот: все выраженное в Бейсике оказывается реальностью. Одновременно его пугала всемогущество Министерства информации, где он работал, контролирующего всю информацию. Поэтому в романе «1984» упор сделан не на деградированном языке, а на контроле за информацией в виде Министерства Правды («Minitrue»).

Бейсик оказался могучим орудием трансляции и формирования упрощенной версии событий, в которой сам факт цензуры попросту не замечался и не просматривался. Нечто подобное мы наблюдаем сейчас по отношению к нашей истории и культуре. Но Большой Брат не смотрит за нами – мы сами стремимся получить порцию свою порцию телевизионного наркотика.

 

Приоритет

«Уинстон пришёл в отчаяние, память старика была просто свалкой мелких подробностей». «Власть над разумом больше, чем власть над телом»
«Ракеты на Лондон пускает само правительство, чтобы держать людей в страхе. Они соглашаются с самыми вопиющими искажениями действительности, ибо не понимают 
всего безобразия подмены и, мало интересуясь общественными событиями, 
не замечают, что происходит вокруг».
Там же

Проект по использованию Бейсика обладал высшим приоритетом кабинета министров Великобритании в военный период и курировался лично премьер-министром У.Черчиллем. Его распространили и на США. 6 сентября 1943 г. Черчилль в речи в Гарвардском университете прямо призвал к «новому бостонскому чаепитию» используя Бейсик. Обращаясь к аудитории, премьер-министр уверил, что «оздоравливающий эффект» изменения мира возможен посредством контроля над языком и соответственно над людьми без насилия и уничтожения. «Будущие империи будут империями сознания», заявил Черчилль.

Прогноз Оруэлла реализовался через «промывание мозгов» и «информирование населения», «двоемыслие» стало сущностью «управляемой реальности». Эта извращенная реальность является шизофренической, а не гармонической, поскольку сознание становится непоследовательным и фрагментарным. Оруэлл пишет: «Цель новояза не только в том, чтобы последователи Ангсоца имели необходимое средство для выражения своих мировоззренческих и духовных пристрастий, но и в том, чтобы сделать невозможными все иные способы мышления. Ставилась задача, чтобы с окончательным принятием его и забвением старояза еретическое мышление...оказалось в буквальном смысле немыслимым, во всяком случае в той мере, в какой мышление зависит от слововыражения». Окончательное принятие новояза планировалось Черчиллем к 2050 году. В сущности, Оруэлл рассказал о том, как в рамках особой программы британской разведки по введению новояза в англоязычных странах он занимался подготовкой глобального капиталистического тоталитаризма.

Был ли этот слив информации намеренным или так нашли свой выход амбиции и талант Оруэлла-писателя, сейчас сказать однозначно будет сложно.

Английский «эволюционный позитивизм»

«Отрезанный от внешнего мира и от прошлого гражданин Океании, подобно 
человеку в межзвёздном пространстве, не знает, где верх, где низ. 
Цель войны не победить, а сохранить общественный строй»
Там же

- давно занимался языковыми играми - достаточно вспомнить языковые извращения  математика Л. Кэролла, сводящего детей с ума странным миром «Алисы в стране чудес», от двусмыслиц которых один шаг до двоемыслия Оруэлла. В это время британская разведка давно использовала криптограммы, механические  шифраторы и дешифраторы, код которых так и не был расшифрован Абвером. При этом ей удалось расшифровала генеральный код Абвера и СД, в результате чего были перехвачены важнейшие сообщения о готовящихся бомбардировках английских городов, но чтобы немцы не догадались о проведенной дешифровке, Черчилль, граф Мальборо, масон 33 степени, любитель сигар, коньяка и личного комфорта, личным приказом запретил информировать  обреченное население.

Британский  новояз изначально публично не был оценен Ф.Д.Рузвельтом, который во всеуслышание объявил проект просто «глупым». Но пропагандистская машина была уже запущена – предложения становились все короче, словарь упрощался, новости структурировались на интонационной и метафорической модели.

После войны британское телевидение полностью унаследовало этот «новый сладостный стиль» - применялись простые предложения, ограниченный словарный запас, информация выхолащивалась, а спортивные передачи программировались по специальному усеченному графику. К середине 70-х такая языковая деградация достигла пика. За пределами объема 850 слов использовались лишь географические названия и имена собственные, в результате словарь среднего американца не выходит за пределы 850 слов (исключая имена собственные и специализированные термины).

В докладе Римского клуба 1991 г. «Первая глобальная революция» сэр А.Кинг, советник по науке и образовательной политике королевской семьи и лично принца Филиппа, писал, что новые возможности коммуникационной технологии значительно расширят мощь медиа. Именно медиа становятся самым могущественным оружием и агентом изменения   в борьбе  за установление «одномирного» неомальтузианского порядка. Осмысление роли медиа вытекает из работы Тавистокого института (С.Н.Некрасов).

Вrainwashing

«Им можно предоставить интеллектуальную свободу, 
потому что интеллекта у них нет»  
Там же

Еще в 1922 г. В.Липпман (советник президента Вудро Вильсона) в  культовой книге «Общественное мнение» определил его следующим образом: картинки внутри голов человеческих существ, картинки самих себя и других, потребностей и целей, отношений и есть Общественное Мнение с заглавных букв. Липпман, как представитель этноса исторически не обладающего государственным мышлением, считал что национальное планирование является крайне вредным, а потому интересовался манипулятивными практиками, при помощи которых можно изменять природу человека. Он первым перевел Фрейда на английский язык, служа в Первую Мировую в Британском штабе Психологической Войны и Пропаганды в Веллингтон Хаус вместе с Э. Бернесом, племянником Фрейда, создателем компании «Мэдисон авеню», специализирующиеся на рекламе манипулирующей личностью.

Книга Липпмана была опубликована почти синхронно с работой Фрейда «Психология масс». Тавистокский центр уже тогда сделал фундаментальный вывод: использование террора делает человека подобным ребенку, отключая рационально-критическую функцию мышления, при этом эмоциональный отклик становится предсказуемым и выгодным для манипулятора. Поэтому, контроль за уровнями тревожности личности позволяет контролировать большие социальные группы. При этом манипуляторы исходят из фрейдовского представления о человеке как чувствующем звере, креативность которого можно свести к невротическим и эротическим импульсам, наполняющим ум каждый раз заново рисуемыми картинками. Липпман предположил, что люди просто мечтают свести сложные проблемы к простейшим решениям  с тем, чтобы верить в то, во что как им кажется, верят окружающие. Такой упрощенный образ тотемного человека экстраполируется на человека современного»[1].

«То, что важно – вне их кругозора. Они подобны муравью,
который видит мелкое и не видит большого».
Там же

Липпман настаивает на том, что добавление так называемых «человеческих интересов», спорта или криминальных историй к более серьезным историям о международных отношениях способно понизить внимание к серьезному материалу. Такой способ следует применять в целях подачи информации малограмотному населению и понижения общего уровня культуры с тем, чтобы люди верили в том, во что как им кажется, верят другие. Это и есть механизм формирования общественного мнения. По Липпману общественное мнение формирует «могущественная и успешная городская элита, которая получает международное влияние на Западном полушарии с  Лондоном в центре».

Сам Липпман вышел из английского фабианского социалистического движения, откуда он переместился в американский отдел Тавистокского института, где работал в совместно со службами опросов общественного мнения Ропера и Гэллапа, созданными на базе Тавистокских разработок.

Опросы наглядно демонстрируют, как можно манипулировать мнением, тогда, когда предполагается изобилие источников информации, которая лишь слегка различается в направленности с тем, чтобы замаскировать смысл и значение внешнего жесткого контроля. Жертвам остается лишь выбирать детали.

Липпман исходит из того, что простые люди не познают, но верят «лидерам мнения», чей имидж уже создан медиа так, как он создан актерам кинофильмов, которые обладают большим влиянием на публику нежели политические фигуры. Масса воспринимается как полностью неграмотная, слабоумная, насыщенная фрустрированными и невратичными индивидами, а потому напоминает детей или варваров, чья жизнь является цепью развлечений и увеселений. Липпман тщательно изучил процессы чтения газет студентами колледжей. Он констатировал, что хотя каждый студент настаивал, что он все хорошо прочитал, на самом деле все студенты запоминали одни и те же детали особо запоминающихся новостей.

Еще более мощным воздействием на промывание мозгов имеет кино. Голливуд играет очень важную роль в формировании общественного мнения. Липпман вспоминает о пропагандистском фильме Д.Гриффита о Ку-Клукс-Клане, после которого ни один американец не сможет себе представить Клан без вызывания в памяти образа белых балахонов.

Общественное мнение формируется от имени элиты и в целях элиты. Лондон находится в центре этой элиты Западного полушария, утверждает Липпман. В состав элиты входят наиболее влиятельные люди мира, дипломатический корпус, высшие финансисты, высшее руководство армии и флота, церковные иерархи, владельцы крупнейших газет и их жены, семьи. Именно они способны создать «Великое Общество» единого мира, в котором специальные «интеллектуальные бюро» будут по заказу рисовать картинки в умах людей.

«Проект Исследования Радио»

«Человеческую натуру создаём мы. Люди бесконечно податливы»
Там же

- спонсируемый Rockefeller Foundation получил штаб-квартиру в Принстонском университете, как одно из отделений Франкфуртской школы , стал для Липпмана важнейшим средством медиа технологий. Радио входит в каждый дом без спроса и потребляется индивидуализировано.  В 1937 г. из 32 миллионов американских семей, 27,5 миллионов имели радиоприемник. В том же году был  начат проект по исследованию радиопропаганды, со стороны Франкфуртской школы его курировал П.Лазерсфельд, ему ассистировали Х.Кантрил и Г.Оллпорт вместе с Ф.Стантоном, возглавлявшим CBS News, впоследствии стал президентом Рэнд-корпорейшн и одним из шести частных лиц, которым Эйзенхауэр предложил принять управление государства «в случае вторжения СССР и уничтожения американских лидеров». Теоретическое осмысление проекта было выполнено В. Беньямином и Т.Адорно, доказывавшим, что медиа могут быть использованы для наведения ментальных болезней и регрессивных состояний, атомизирующих индивидов.

Индивиды становятся не детьми, но впадают в детские регрессии. Исследователь  радиодрам («мыльные оперы») Г. Херцог обнаружила, что их популярность не может быть атрибутирована к социопрофессиональным характеристикам слушателей, но к формату прослушивания, который вызывает привычку. Промывающая мозги сила сериализации была обнаружена в кино и телефильмах: «мыло» смотрят более 70% американских женщин свыше 18 лет, созерцающих два и более шоу в день.

Другой знаменитый радиопроект связан с радипостановкой О. Уэллсом «Войны миров» Г.Уэллса в 1938 г. более 25 % слушателей восприняли постановку, как информационное сообщение о вторжении с Марса, что привело к национальной панике. Большинство слушателей не поверили в марсиан, но они напряженно ожидали германского вторжения в свете Мюнхенского соглашения, о котором сообщалось в новостях прямо перед трансляцией пьесы. Слушатели реагировали на формат, а не на содержание передачи. Правильно подобранный формат настолько промывает мозги слушателей, что они фрагментируются и перестают что-либо соображать, а потому простое  повторение заданного формата есть ключ к успеху и популярности.

«Когда мы станем всесильными, мы обойдёмся без науки. Не будет различия между уродливым и прекрасным. Исчезнет любознательность, жизнь не будет искать себе применения …всегда будет опьянение властью, и чем дальше, тем сильнее, тем острее. Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека» 
Там же

Как мы уже говорили, возникший позже Саул Алинский в своих «Правилах для радикалов» лишь публично описал разработкиТавистокского Института и РЭНД Корпорейшн. Ну, а деятель по фамилии Навальный, проходящий обучение в Йеле по этой программе, их обкатывает в рунете. Общество должно быть не более чем заинтересованным зрителем, а принятие решений предоставить специально подготовленным людям («Страх перед демократией», Ноам Хомский).