[Воскресное чтение] А. Толстой "Гиперболоид инженера Гарина" (1927)

Тот, кто владеет углем и солью, тот владеет миром. Немцы полезли в войну четырнадцатого года лишь потому, что девять десятых химических заводов мира принадлежали Германии. Уж немцы понимали тайну угля и соли - они были единственной культурной нацией в то время. Однако не рассчитали, что мы, американцы, в девять месяцев сможем построить Эджвудский арсенал. Немцы открыли нам глаза, и мы поняли, куда нужно вкладывать деньги. И миром теперь владеть будем мы, потому что деньги после войны - у нас, и химия - у нас. Мы превратим Германию, прежде всего, а за ней и другие страны, умеющие работать (не умеющие вымрут естественным порядком, в этом мы им поможем), превратим в одну могучую фабрику. Американский флаг опояшет Землю, как бонбоньерку, по экватору и от полюса до полюса…

[...]

Фрау Рейхер вспомнила блаженное время, когда ее жених, Отто Рейхер, вернулся из-под Седана победителем французского императора. Он весь пропах солдатской кожей, был бородат и громогласен. Она встретила его за городом. На ней было голубое платьице и ленты, и цветы. Германия летела к победам, к счастью вместе с веселой бородой Отто, вместе с гордостью и надеждами. Скоро весь мир будет завоеван…

Жизнь фрау Рейхер прошла. Настала и прошла вторая война. Кое-как вытащили ноги из болота, в котором гнили миллионы трупов. И вот - появились массы. Взгляни под каскетку любому в глаза. Их выражение упрямо, невесело, непостижимо. К их глазам нет доступа. Фрау Рейхер охватывал ужас.

[...]

Профессор потрепал Хлынова по колену:

- Что вы такое вычитали в газетке, мой юный непримиримый большевик? Семь разрезанных французов? Что поделаешь - победители всегда склонны к излишествам. История стремится к равновесию. Пессимизм вот что притаскивают победители к себе домой вместе с награбленным. Они начинают слишком жирно есть. Желудок их не справляется с жирами и отравляет кровь отвратительными ядами. Они режут людей на куски, вешаются на подтяжках, кидаются с мостов. У них пропадает любовь к жизни. Оптимизм вот что остается побежденным взамен ограбленного. Великолепное свойство человеческой воли - верить, что всё к лучшему в этом лучшем из миров. Пессимизм должен быть выдернут с корешками. Я читал вашего Ленина, мой дорогой… Он великий оптимист. Я его уважаю.

[...]

- Вольф, я с вами не хитрю, но говорю твердо. Необходимо, чтобы аппарат Гарина оказался в СССР. Одним этим желанием я создаю в вас врага. Честное слово, дорогой Вольф, у вас очень смутные понятия о том, что вредно и что полезно для вашей родины.

- Вы стараетесь меня оскорбить?

- Фу ты черт! Хотя это правда. - Хлынов чисто по-российски, что сразу отметил Вольф, двинул шляпу на сторону, почесал за ухом. - Да разве после того, как мы перебили друг у друга миллионов семь человек, можно обижаться на слова?.. Вы - немец от головы до ног, бронированная пехота, производитель машин, у вас и нервы, думаю, иного состава. Слушайте, Вольф, попади в руки таким, как вы, аппарат Гарина, чего вы только не натворите…

- Германия никогда не примирится с унижением. 

[...]

Вольф ответил:

- Смешно и глупо всё это кончилось. Человек еще слишком не давно поднялся с четверенек на задние конечности, слишком еще тяготеют над ним миллионы веков непросветленного зверства. Страшная вещь - человеческая масса, не руководимая большой идеей. Людей нельзя оставлять без вожаков. Их тянет стать на четвереньки.

[...]

После гибели анилиновых заводов европейская химическая промышленность перестала сопротивляться, "Анилин Роллинг" - значилось на всех фабрикатах. Это было клеймо - желтый круг с черными тремя полосками (Билайн? - LM) и надписью: сверху - "Мир", внизу - "Анилин Роллинг Компани". Начинало походить на то, что каждый европеец должен быть проштемпелеван этим желтым кружочком. Так "Анилин Роллинг" шел на приступ сквозь дымящиеся развалины заводов Германской Анилиновой Компании.

Колониальным, жутким запашком тянуло по всей Европе. Гасли надежды. Не возвращались веселье и радость. Гнили бесчисленные сокровища духа в пыльных библиотеках. Желтое солнце с черными тремя полосками озаряло неживым светом громады городов, а в их кирпичных проплеванных улицах и переулках, между витрин и реклам, желтых кругов и кружочков - человеческие лица, искаженные гримасой голода, отчаяния, скуки.

Валюты падали. Налоги поднимались. Долги росли. И священной законности, повелевавшей чтить долг и право, ударило по лбу желтым клеймом. Плати.

Директора "Анилин Роллинг" вмешивались во внутренние дела государств, в международную политику. Они составляли как бы орден тайных правителей.

[...]

- Объясню тебе в упрощенной форме. Девять человек работают, десятый у них всё берет, они голодают, он лопается от жира. Это - капитализм. Понял?

- Нет, Василий Иванович, не понял.

- Чего ты не понял?

- Зачем они ему дают?

- Он заставляет, он эксплуататор…

- Как заставляет? Их девять, он один…

- Он вооружен, они безоружные…

- Оружие всегда можно отнять, Василий Иванович. Это, значит, они нерасторопные. 

Тарашкин с восхищением, приоткрывая рот, глядел на Ивана.

- Рассуждаешь по-большевистски… Так и сделали - оружие отняли, эксплуататоров прогнали, и у нас все десять человек работают, все сытые…

- Все от жира лопаемся…

- Нет, брат, лопаться от жира не надо, мы не свиньи, а люди. Жир мы должны перегнать в умственную энергию. 

- Это чего это?

- А то, что мы в кратчайший срок должны стать самым умным, самым образованным народом на свете… Понятно? Теперь давай арифметику…

[...]

В тот же день радиостанции всего мира приняли коротковолновую радиограмму, чудовищную по наглости и дурному стилю:

"Алло! Алло! Говорит станция Золотого острова, именуемого по неосведомленности островом Негодяев. Алло! Пьер Гарри искренне советует правительствам всех стран не совать носа в его внутренние дела. Пьер Гарри будет обороняться, и всякий военный корабль или флот, вошедший в воды Золотого острова, будет подвергнут участи американского легкого крейсера, пущенного ко дну менее чем в пятнадцать секунд. Пьер Гарри искренне советует всему населению земного шара бросить политику и беззаботно танцевать фокстрот его имени".

[...]

Ни потеря трехсот миллионов долларов, ни плен на Золотом острове, ни даже измена Зои не сломили бы его. Двадцать пять лет тому назад он торговал ваксой на улице. Он умел и любил бороться. Сколько приложено было усилий, таланта и воли, чтобы заставить людей платить ему, Роллингу, золотые кружочки! Война и разорение Европы - вот какие силы были подняты для того, чтобы золото потекло в кассы "Анилин Роллинг".

И вдруг это золото, эквивалент силы и счастья, будут черпать из шахты, как глину, как грязь, элеваторными черпаками в любом количестве. Тут-то подошвы Роллинга повисли в пустоте, он перестал ощущать себя царем природы - "homo sapiens". Оставалось коллекционировать трубки.

[...]

- Я перестраиваю всю вашу тяжеловесную, набитую глупейшими предрассудками капиталистическую систему. Понятно? Если я не сделаю этого, коммунисты вас съедят с маслицем и сплюнут не без удовольствия. Коммунизм - то единственное в жизни, что я ненавижу…

Петр Гарин договорился с мистером Роллингом. История была пришпорена, история понеслась вскачь, звеня золотыми подковами по черепам дураков.

[...]

Вот при каких условиях наступил день открытия Вашингтонской конференции. Месяц тому назад Америка владела половиной всего золота на земном шаре. Теперь ее золотой фонд расценивался дешевле ровно в 250 раз. Но вдруг сумасшедшему негодяю Гарину вздумается продавать золото по доллару за килограмм или по десяти центов? Старые сенаторы и члены палаты ходили по кулуарам с белыми от ужаса глазами. Промышленные и финансовые короли разводили руками:

"Это мировая катастрофа - хуже, чем столкновение с кометой".

"Кто такой инженер Гарин? - спрашивали. - Что ему, в сущности, нужно? Разорить страну? Глупо. Хочет быть диктатором? Пожалуйста, если ты самый богатый человек на свете. В конце концов, нам и самим этот демократический строй надоел похуже маргарина. В стране безобразие, разбой, чепуха - пусть уж лучше правит диктатор, вождь с волчьей хваткой".

[...]

Шельга, сдерживая бешенство, говорил всем колеблющимся:

- Революция это высшая стратегия. А стратегия - наука побеждать. Побеждает тот, кто берет инициативу в свои руки, кто смел. Спокойно взвешивать вы будете потом, когда после победы вздумаете писать для будущих поколений историю. Поднять восстание нам удастся, если мы напряжем все силы. Оружие мы достанем в бою. Победа обеспечена, потому что победить хочет всё трудящееся человечество, а мы - его передовой отряд. Так говорят большевики. А большевики не знают поражений.

При всех его словах рослый парень с голубыми глазами - шахтер, молчавший во время спора - вынул трубку изо рта:

- Баста! - сказал густым голосом. - Довольно болтовни. За дело, ребята!..

[...]

За завтраком (опять-таки ни капли алкоголя) диктатор должен был просматривать корреспонденцию. На севрском подносе лежали сотни три писем. Жуя копченую поджаренную рыбу, безвкусную ветчину и овсяную кашу, вареную на воде без соли (утренняя пища спортсменов и нравственных людей), Гарин брал наугад хрустящие конверты. Распечатывал грязной вилкой, мельком прочитывал:

Мое сердце бьется, от волнения моя рука едва выводит эти строки… Что вы подумаете обо мне? Боже! Я вас люблю. Я полюбила вас с той минуты, когда увидела в газете ваш портрет. Я молода. Я дочь достойных родителей.

Обычно прилагалась фотографическая карточка. От фотографий (за месяц их накопилось несколько десятков тысяч) этих мордашек с пышными волосами, невинными глазами и глупыми носиками становилось ужасно, смертельно скучно. Ужаснуть мир, овладеть подземным океаном золота, добиться власти мировой - всё только затем, чтобы попасть в ловушку филистерской скучнейшей жизни.

- Тьфу ты, черт!