Зачастую, исходя их мифов, от практики и опыта поколений земледельцев, наука делает открытия, которые меняют мировоззрение тысяч людей.
В наши дни специалисты проверили выводы великого опытника 18 века – царского садовника Андрея Эклебена, который утверждал, что при снижении высоких норм высева семян можно добиться больших урожаев на тех же площадях. Растениям, редко посаженным, достается больше света, тепла, влаги и микроэлементов из почвы.
В Петербургких архивах сохранились заметки о трудах садовника, из которых свидетельствует, что ему удалось из одного посеянного зерна получить 2375 зерен!

В 1758 году среди прочих новостей в Санкт-Петербурге на разные лады говорили о факте прямо-таки невероятном: новый царский садовник Андрей Эклебен каким-то неведомым способом заставил плодоносить «две музы бананские, или так называемый пизанг». Своим сообщением о бананах он поверг в смятение именитых садовников Европы — и заграничные журналы в один голос выразили сомнение в правдоподобности чуда. Тогда Эклебен продемонстрировал еще более дерзновенный фокус, заставив давать плоды 140-летнюю финиковую пальму, завезенную в оранжерею при Петре Первом.
Писалось также, что «трудами помянутого садовника и ананасы до того приведены, что Ея Императорскому Величеству по вси месяцы во весь год подносятся свежие и зрелые фрукты, из которых в прошлую осень некоторые были весом с лишком два фунта с половиной». А в очень холодном 1768 году в феврале Эклебен даже преподнес императрице спелые «гишпанские вишни».

Старался обрусевший немец Андрей Эклебен не для почестей при дворе, искал путей к благоденствию в России: «… во всей России половина только против нынешнего пшеницы, ржи, ячменя и овса в посев употреблена будет… Ежегодно приобретать будут… в 15, 20 или 25 тысяч крат больше против посева». Даже К.А. Тимирязев скромнее был в мечтах: два колоса вместо одного он считал уже спасением от всех народных бед.
Но уж такова сила человеческого предубеждения, что даже петербуржцы — они-то могли посмотреть эти дива своими глазами — сомневались, а многие сочли за обман рассказы о необыкновенном садовом мастере. Чтобы рассеять сомнения, садовнику пришлось сделать печатное заявление. Оно тоже было ошеломляющим — Эклебен обещал продемонстрировать, как можно трижды в году получить фрукты с одного дерева. И потом блестяще все это доказал на деле.

7 сентября 1764 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» опять появилась сенсационная заметка. Уже не о фруктах: «В здешнем Императорском саду, что у Летнего дворца, старший садовник Эклебен прошлого года сеял на небольших полосках пшеницу и рожь на пробу искусства своего в размножении разного севу. Сие так ему удалось, что почти всякое зерно взошло многочисленными колосами, наподобие кустов. В одном из них содержалось 43 колоса спелых и 5 недошлых, из которых в одном начтено 81 зерно, а всех в целом кусте из единого посеянного зерна вышло 2375 зерен весом 9 3/8 – золотника (1 золотник равен 4,26 г). В другом начтено 47 колосов спелых да 12 недо¬спелых, из коих один колос состоял из 62 зерен, а всех в целом кусту было 2523 зерна весом 10,5 золотника».
Далее следовало заключение: «Сей перьвый опыт доказывает, что и в наших северных краях натура в рассуждении хлеба плодовитее быть может старательным искусством».

Для современников все это было столь необычно, что Екатерина II, «оказав о сем свое удовольствие, повелеть изволили учинить сего большие опыты, вящим рачением и рассмотрением, зля изыскания способов, не возможно ли такового размножения производить в знатном количестве для общей пользы». Екатерина II «высочайшею своею особою по часту соизволили оное… растение посетить» и «притом соизволили указать покойному Статскому Советнику Ломоносову, чтобы он по точном освидетельствовании сего кусточка… сообщил о том публике через ве¬домости». Вот, оказывается, кто был автором сенсационной заметки в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 7 сентября 1764 года — сам Михаил Васильевич Ломоносов!

Денег на проведение широкого опыта садовнику не дали. Их или просто забыли дать, или повлияли обстоятельства, о которых подробно говорил сам Эклебен в изложении своих дальнейших опытов: «Искусные и благоразумные сельские домостроители читали сие известие с удовольствием: но большая часть читателей была другого мнения, и одни из них почитали сие растение за особливый род растущей кустиками ржи, дру¬гие воображали себе оное кустиком, произошедшим из многих между собою сросшихся зерен. Были такие, которые, стараясь прикрывать свое в том незнание, называли весь… опыт явным обманом».

Но, как свидетельствуют старинные источники, холодок отчуждения не остановил Андрея Эклебена в его исканиях, хотя о них вскоре надолго замолчали. Садовник же продолжат опыты, добивался все лучших и лучших результатов. И только через восемь лет, в 1772 году, сделал сообщение о своих последних работах на страницах газеты «Санкт-Петербургские ведомости»: «Напоследок достиг я ныне до того, что всех любителей естественной истории растений, всех сельских домостроителей и охотников до земледельства с достоверностью уверить могу, что из всякого зерна ржи, пшеницы, ячменя или овса в одно лето, не моча семян составленными искусством разными влажностями, но самым легким способом можно произрастить 20, 30 и 100 тысяч зерен, да и еще больше».
Веря в полезность своего открытия, садовый мастер Эклебен решил прочно оградить себя от каких бы то ни было кривотолков и печатно предложил заложить опыты на очень оригинальных условиях.

«1. Дабы никто не мог сомневаться, что взятые для опытов зерна — обыкновенное жито, а не особливый оного рода, то охотники сами могут оные по крестьянскому обыкновению положить сперва между намоченным дерном, пока выпустят из себя ростки, как знак годности своей к растению: потом оные зерна рассажены будут мною в присутствии всякого охотника, не употребляя к тому никаких хитростей… чрезвычайного количества на¬воза или парников…

2. Для лучшего уверения, что сие производится без всякой хитрости и подлогу, но единственно простым в деле искусством и знанием, любопытным охотникам отдается па волю содержать при оных растениях надзирателя так долго, как сами за благо рассудят: причем и с моей стороны будет приставлен караул, и огородится место, с таким при том обязательством, что я до тex растений касаться буду не инако, как только в присутствии приставленного надзирателя или тех людей, которые оного содержат.

3. В этом случае, когда кто чрезвычайное такое размножение почтет за дело невозможное и… пожелает об том биться об заклад, то я обязуюсь в том его удовольствовать и по утверждении закладной суммы и взаимной безопасности укрепить с моей стороны под оный заклад пожалованную мне из высочайшей милости Ея Императорского Величества в вечное и потомствен¬ное владение дачу со всею землею и строением, которая от пла¬тежа поземельных денег свободна… однако с тем, чтобы причиненное иногда жестокою погодою и градом повреждение в вину мне поставлено не было: и чтобы охотники к такому опыту благоволили являться по мне не далее, как 6 или по крайней мере до восьмого числа наступающего месяца Августа; ибо по прошествии сего сроку обязательство на знатное такое умножение хлебородия дать я более не могу».

Чрезвычайное размножение, обещание из одного семени получить тысячи и тысячи зерен… Не фантазии, а удивительно глубокие знания стоят за этими словами.
Он писал: «Главное мое намерение единственно в том состоит, чтоб уверить каждого о истинной причине такого чрезвычайного плодородия, чтобы земледельцу показать очевидную пользу, происходящую от употребления вала, который укатывает землю и который здесь к тому еще не употребляется, о чем я хотел и сочинил уже описание, но на свет оного нынче еще не издал затем, что желал наперед публику уверить о его полезности: также, чтобы показать, что новый способ боронить поля столь же гладко, сколь чисто в садах уравнивают гряды, препятствует размножению плодородия; и что, наконец, от искусного мочения семян, которое я прежде сего почитал полезным, плодородие не умножается...»
Обнаружить в архивах документы о результатах предложения побиться об заклад никому не удалось. Может, спорить с Андреем Эклебеном никто не рискнул, хотя тот ставил на карту все свое имущество. Во всяком слу¬чае, дача садовника, расположенная неподалеку от Екатерингофских ворот, продавалась уже после его смерти. Но известно, что в августе того же 1772 года Эклебен все-таки сеял рожь на трех небольших участках в императорском саду. Описание этого опыта сохранилось и на многое проливает свет:
«По учиненному… приглашению съехались к господину Эклебену многие знатные разных чинов особы. Он им показывал три маленькие одинаковой величины поля, мерою каждое в 18 квадратных сажен, с оградою и с приставлением караула. Земля сих полей была совсем простая и без всякого навозу. Также показывал он рожь, назначенную к посеву, которая была признана за весьма посредственную и купленную из лавок. По¬том приказал позвать находящегося в числе его работников мужика, который два из сих полей по здешнему способу посеял столь великим искусством, что все тому дивились. Оному мужику на посев ржи отмерено было большими шоколадными чашками, которых он по 13 полных на каждое поле высеял. Оба сии поля, хотя одинаковым образом посеяны были, но боронены различно. Потом сам посеял господин Эклебен третье поле совсем другим образом и употребил не более получашки, следовательно, только 26 долю против того, что мужик по обыкновенному образу на одно поле высеял. При сем особливого примечания достойно было, что он совсем не боронил, но сеял обеими руками и, идучи, посеянные семена также обеими ногами зарывал в зем¬лю, что можно вперед помощью машины делать легче, и при том так, что ни одного зерна поверх земли не осталось, и ушли в землю не очень глубоко и не очень мелко. Большая часть бывших при том людей почитали происшествие великого плода за возможность, а особливо, когда поле, на котором он только 26 долю против обыкновенного посеву семян высеял, обросло в октябре столь сильною озимью, что очевидно нынешним летом все покроется рожью. На сие обнадеживал господин Эклебен, что сие поле больше принесет ржи нежели одно из тех двух, на которых высеяно в 26 крат больше.

Обещал Эклебен чудо: из сих же двух полей, по обыкновен¬ному образу посеянных, одно принесет вдвое больше, нежели другое, за тем, что то по посеве иначе обработано было».
В Вольном экономическом обществе Андрей Эклебен осенью показывал «кустик ржи о 376 колосьях, из которых самые большие содержали в себе до 100, а самые малые — не меньше 40 зерен...» Посмотреть на «сие растение» приходили граф Сивере, петербургский губернатор Ушаков и многие другие «знатные особы». Все они признали, что куст ржи «произрос от одного зерна», и дали согласие, «если это потребно, утвердить сие подписанием своих имен».

Эклебен верил в «свое изобретение» и считал его таким простым, «что всякий да и последний крестьянин оное понять и пользоваться, очевидно, может». Он подал письма «главному своему начальнику Его превосходительству Тайному действительному советнику и кавалеру Ивану Ивановичу Бецкому». Но Бецкой, получив письмо, вероятно, забыл про него, и оно затерялось, а может, и до настоящего времени пылится где-ни¬будь в архивах.

Позднее он с горечью писал, что в России всякое начинание тогда лишь находит признание, если оно прошло апробацию на Западе. Достучаться до «великих умов» Эклебену так и не удалось, его уникальный опыт не получил развития.
Хотя многие практики пытались повторить его методы и добивались результатов. Так, в 1775 году в журнале «Собрание новостей» Санкт-Петербургской академии наук сообщалось о крестьянине, который обрабатывал посевной материал в растворах извести и какой-то питательной смеси и добивался таких же результатов: зернышко ржи и ячменя давало 30—40 колосьев. При этом посевного материала расходовалось в четыре раза мень¬ше, чем при традиционном способе сева.
Много позднее, уже в 20 веке нашлись энтузиасты, которые успешно применили методику придворного садовника на полях.

Когда в 1958 году писатель Александр Ильченко рассказал о старорусских способах выращивания небывалых урожаев зерновых, многие земледельцы решили их испытать. В птицесовхозе «Большевик» под Ленинградом по способу Эклебена засеяли 154 гектара. Жать пришлось серпами; комбайны не могли продраться сквозь зеленую стену кустистых хлебов. Израсходовав в пять раз меньше, чем обычно, посевного материала, тогда получили под пятьдесят центнеров зерна с гектара. Против обычных 12-14 центнеров. Однако никто из ученых опытом ленинградцев не заинтересовался.
На целинных землях за семь лет опытов академик А. И. Бараев пришел к тем же результатам. На полях Кубани Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии СССР В. Я. Первицкий по рецепту Эклебена с высевал меньше семян, а собирал больше, чем соседи.

Тамбовский фермер Владимир Коневич на исходе уже XX столе¬тия задался целью на своих 130 гектарах засоленных земель выращивать по 100 центнеров на круг. Разбил для начала с помощью бечевки небольшой участок на квадратики и посеял в пересчете на гектар около 7 млн семян озимой пшеницы в шахматном порядке. Присовокупив к ним нитрофоску, в пересчете опять же на гектар получил 115 центнеров. При средней урожайности по району в пять раз меньше. Растения вымахали столь мощными, что сами подавили сорняки.

Инженер-конструктор в предыдущей жизни, Коневич разработал конструкцию сеялки и подался с документацией по инстанциям в надежде профинансироваться на предмет изготовления опытного образца. В инстанциях ему популярно разъяснили: «Мы не знаем, куда теперешние урожаи девать, а ты хочешь по 120 центнеров собирать».
Открытый Эклебеном эффект, именуемый сегодня «коэффициентом размножения семян», широко используется в первичном семеноводстве. Любой первокурсник сельскохозяйственного вуза знает, что быстро размножить малую партию семенного материала можно, пользуясь методом Эклебена: посадить очень редко, сантиметрах в двадцати зерно от зерна. На гектар примерно 12 килограммов вместо двух с половиной центнеров. Но не забудут и добавить, что новейшие учебники и рекомендации гласят, что урожай с единицы площади при редком высеве всегда оказывается ниже, чем на обычных полях.

До сих пор многие ученые не смиряются с очевидным, спорят наши учебники не только с признанными практиками агрономии, но и со всей культурой земледелия. Еще Нерону, римскому импе¬ратору (I в. н. э.) был доставлен невиданный куст египетской пшеницы. В Италии бережно хранится мощный хлебный куст, похожий на целый сноп. А вот кустистой пшеницы Эклебена не сохранилось, равно как не осталось и портрета самого «великого опытника»…
Константин Сергеев («Ресурсосберегающее земледелие» №4/2012)