Семнадцатый век в отечественной исторической науке получил название «бунташного», и не зря: всполохами кровавых событий окрашено все течение семнадцатого столетия, а открывало это неспокойное для страны время восстание Хлопка. Краткая предыстория восстания Рубеж XVI-XVII веков стал для России испытанием на прочность, государство в некоторые периоды находилось на грани потери суверенитета. Столкновения интересов социальных групп, занимавших разные позиции в обществе, доходили до непримиримого уничтожения друг друга. К чисто общественно-экономическим причинам такого бурного недовольства низов нужно отнести еще и сложившуюся политическую ситуацию в России. Совсем недавно скончался жестокий и беспощадный самодержец Иван Грозный, опричная политика которого вызывала глухой ропот всех слоев населения. Смерть царя, с одной стороны, вызвала вздох облегчения, а с другой - ввергла страну в десятилетия эпохи Смуты. Дело в том, что дети Ивана IV не отличались здоровьем (таким был Федор Иванович, который скончался вскоре после отца). Последний оставшийся отпрыск некогда могучего рода Рюриковичей был малолетним, а потому править не мог, кроме того, погиб при загадочных обстоятельствах. Здесь на политическую авансцену выходит знатный боярский род Годуновых, которые и заняли престол, аргументируя свой поступок родством с последним царем. Причины восстания Однако новому государю катастрофически не везло. Конечно, многое из того, что произошло в первые годы правления Бориса, явилось следствием предыдущего царствования. Постепенно одно наслаивалось на другое и вызывало небывалый подъем народного возмущения. Одним из его проявлений стало восстание Хлопка. Причины этого события крылись в политике притеснения и дальнейшего закрепощения крестьян. Многие из них совершали побег из имений помещиков, таким образом, все большее количество протестного населения скапливалось на юго-востоке страны. Одним из первых явных сигналов новому правительству можно считать 1602 год, когда масштабные разбои привели к потере управления некоторыми территориями. Пришлось отправлять воинские команды для их подавления. В 1602-1603 гг. в результате ранних морозов наступил массовый голод, породивший нищету и разгул разбоя. В конце лета 1603 года вспыхнул один из крупнейших бунтов первой трети XVII века, получивший в истории название восстание Хлопка. Ход восстания Полностью парализованной оказалась важнейшая магистраль, связывающая центральные и западные части страны - Смоленская дорога. Здесь действовали отряды беглых крепостных под командованием Хлопка Косолапа. Власти, первоначально не придавшие этому особого значения, вскоре осознали свою ошибку. Против бунтовщиков пришлось задействовать крупные военные силы, по приказу Бориса Годунова навстречу «вышедшим из повиновения холопам» был направлен полк московских стрельцов под руководством окольничего И.Ф. Басманова. Восстание под предводительством Хлопко охватывало все новые территории, примечательно, что они не выдвигали политических и экономических требований, а целенаправленно и с большой жестокостью занимались обычным грабежом и разбоем. Царский воевода относился к боевым возможностям беглых холопов и их вожака с пренебрежением, за что вскоре и поплатился. В состоявшемся сражении, которое носило длительный и ожесточенный характер, Басманов получил смертельное ранение. 

Итоги восстания После смерти командующего царскими войсками противостояние не прекратилось, а вспыхнуло с новой силой. Ход сражения не раз заставлял стрельцов отступать. Однако боевая выучка и снаряжение оказали свою роль, к концу дня восставшие уже не могли сдержать напор правительственных отрядов и начали отступать, но, незнакомые с военной тактикой, они открыли свои тылы, чем и воспользовались их противники. Началось поголовное уничтожение бунтовщиков; даже те холопы, которые не оказывали сопротивления и были взяты в плен, вскоре были казнены без всякого суда и следствия. Сам руководитель восстания получил тяжелое ранение и попал к царским отрядам в плен. Его судьба была предрешена. В Москве Хлопко был казнен. Предтеча гражданской войны? Восстание Хлопка 1603 года показало царившие в российском обществе противоречия. Даже в привилегированной его части не было единства по поводу будущего страны. Многие знатные чины и роды государства прямо-таки враждебно относились к новому царю, считая его узурпатором и убийцей Дмитрия Угличского. Такие разногласия не могли не сказаться на низах, ибо проводниками общественного мнения в тот период были бояре и дворяне, а отсутствие среди них солидарности и вызывало к жизни различные социальные возмущения. Многие исследователи считают Смутное время первой гражданской войной, мотивируя это тем, что в упомянутых событиях в той или иной степени приняли участие все слои тогдашнего российского общества. Своеобразным первопроходцем в этом деле стало восстание Хлопка, которое предваряло целую серию кровавых деяний. - Читайте подробнее на FB.ru: http://fb.ru/article/132883/vosstanie-hlopka-prichinyi-hod-rezultatyi

Крестьянская война под предводительством Болотникова

О восстании кратко (обзор)

Восстание Болотникова — крестьянское движение 1606 — 1607 гг. под предводительством Ивана Болотникова.

Основные участники: крестьянство, казаки, дворянство.

Причины восстания: закрепощение крестьян (Заповедные лета 1581г., Урочные лета 1597г,), голод 1606г.

Цель восставших: свержение В.И. Шуйского.

Ход восстания: мятежники разгромили царские войска под Кромами, Ельцом, на реке Угре, в октябре-декабре осадили Москву. После перехода дворян на сторону правительства потерпели поражение у д. Котлы и отступили к Калуге. 1607 год, лето -мятежники сражались под Тулой. После 4-х месяцев осады и сдачи Тулы восстание было подавлено.

Причины поражения: неорганизованность повстанцев, неумение крестьян вести военные действия, предательство Болотникова.

Начало восстания

…Возмущение против царя Василия Шуйского росло. У воеводы князя Г. Шаховского нашелся даровитый помощник; им был беглый холоп Иван Болотников, человек бывалый, решительный, знавший ратное дело. Он начал грамотами волновать простой народ, сулил ему волю, богатства с почестями под знаменами Дмитрия (Лжедмитрий). К Болотникову начали целыми толпами стекаться беглые холопы, преступники, ушедшие от наказания, и казаки. Северская украйна была полна «гулящего люда», промышлявшим «лихим делом» и «воровством», т. е. разбоем.

Так, в скором времени собралось большое полчище всякого сброду, которое было готово воевать за кого угодно, только бы можно было грабить… Однако к Болотникову начали являться люди и другого рода: посадские, служилые, стрельцы из различных городов – люди, верные своей присяге Дмитрию и полагавшие, что они идут биться за правое дело… Восстание Болотникова начался, как и следовало ожидать, грабежами и убийствами: беглые холопы вымещали на бывших своих господах свои обиды – мужчин убивали, жен и дочерей принуждали выходить за себя замуж, имения грабили.

Ход восстания

Царскую рать, которая была выслана против Болотникова, удалось разбить и рассеять, служилые люди, помещики, самовольно разъезжались по своим домам; город за городом приставали к восстанию. Оно, будто пламя пожара при сильном ветре, быстро росло и разносилось из конца в конец. Боярский сын Пашков возмутил Тулу, Венев и Каширу; воевода Сунбулов и дворянин Прокопий Ляпунов смогли поднять Рязанскую область. На востоке, по Волге, в Перми и Вятке, поднялись крестьяне, холопы, инородцы; восстала за Дмитрия и Астрахань.

Поход на Москву

Болотников переправившись чрез Оку шел уже на Москву. В 70-ти верстах от нее ему удалось вновь разбить царскую рать; наконец подошел к самой Москве и стал станом в селе Коломенском. С ним были Ляпунов, Сунбулов и Пашков.

Самым замечательным из этих лиц был Прокопий Ляпунов. Умный, храбрый, красивый, знавший ратное дело, принадлежавший к числу тех рьяных, полных жизни и силы людей, которые в любом деле, где нужна решимость, рвутся вперед с неудержимой силой, становятся во главе предприятия, увлекают за собой толпы людей. В смутное время, в пору общего колебания, недоверий и сомнений такие люди становятся в особенности заметны. Они являются как правило главными зачинщиками дела и вожаками; не всегда они бывают в состоянии довершить его как следует; для этого не хватает им терпения, выдержки, способности выжидать, хитрить, пользоваться обстоятельствами; однако ни одно крупное общественное дело не обходится без них. Таким был и Прокопий Ляпунов.

Осада Москвы

Когда Иван Болотников стал под Москвой, дело Василия Ивановича казалось вконец проигранным. Сил бороться дальше у него не хватало; в столице начал чувствоваться уже недостаток в съестных припасах: шайки Болотникова на дорогах грабили обозы и опустошали московские окрестности. Столичная чернь волновалась. Подметные письма Болотникова возбуждали ее против высших сословий.

«Вы все, боярские холопи, – говорилось в них, – побивайте своих бояр, берите себе все достояние их, убивайте их, убивайте гостей и торговых богатых людей, делите меж собой их имения… Вы были последними – теперь станете боярами и воеводами. Целуйте все крест законному государю Дмитрию Ивановичу!»

Этот дикий призыв к убийству и грабежу мог быть по душе разве что самой разнузданной черни и «лихим людям». Все лучшие люди отшатнулись от Болотникова. Прокопий Ляпунов с братом Захаром и Сунбуловым, присмотревшись к Болотникову и его полчищу, решили обратиться с повинной головой к Василию Ивановичу: быть заодно с разбойниками, которые разоряли родную страну, им было противно, а Дмитрий, которому они хотели служить верой и правдой, не являлся. С Ляпуновым и Сунбуловым явились в столицу толпы дворян и детей боярских; а за ними стрельцы, которые в Коломне перешли было к Болотникову.

Шуйский принял их, конечно, с радостью, простил их, даже обласкал и наградил, переход лучших сил от восставших спасал его. Помогло ему и то, что Тверь, где архиепископ воодушевил защитников, не поддалась Болотникову и отбила от стен своих отряды его. Пример Твери оказал воздействие и на другие соседние города. Смоленск тоже держался Шуйского. Многих, готовых ранее постоять за Дмитрия, засомневались, существует ли он вообще. В Москву начали подходить ратные силы из Смоленской и Тверской областей. Сил у царя набралось довольно; можно было уже ударить на скопище бунтовщиков; однако Василий Иванович медлил, выказывая человеколюбие и жалость к ним: он обещал милость и прощение восставшим, если они смирятся, но те упорствовали, – надо было решать дело боем.

Бегство в Калугу. Осада

Под стенами столицы произошла битва. Царский племянник, молодой воевода князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, смог разбить Болотникова, которого покинул и Пашков со своим отрядом. Болотников не в силах был уже держаться под Москвой. Он бежал с остатками своего полчища и засел в Калуге, за несколько дней смог укрепить ее глубокими рвами и валом, собрал около 10 000 беглецов и приготовился к осаде, а между тем послал в Северский край к своим сторонникам с известием, что ему необходима скорая помощь, нужен и царевич Дмитрий, потому как, не видя его, люди начинают сомневаться в его существовании…

Но новый Лжедмитрий еще не появлялся. Шаховской и другие мятежные бояре призвали на помощь запорожских казаков, ополчили всех, кого только смогли навербовать в северской земле, и поспешно выступили в поход на выручку мятежникам. Незадолго пред тем среди терских казаков явился бродяга, назвавшийся Петром, небывалым сыном царя Федора. Шаховской призвал этого Лжепетра с шайкою терских бунтавщиков, встретил его с большой честью в Путивле, как царского племянника и наместника.

Между тем Болотников мужественно защищался в Калуге. Напрасно царская рать пыталась взять город. На протяжении четырех месяцев уже продолжалась неудачная осада. В конце концов, мятежники сделали вылазку: он так неожиданно и сильно ударил на осаждавших, что царское войско обратило тыл; пушки, обоз и припасы достались бунтовщикам, вдобавок около 15 000 воинов и отряд наемных немцев передались Болотникову.

Этой известью была поражена вся столица, и царь. Вчера еще ожидали вести об окончательном уничтожении крамолы, а сегодня с ужасом приходится думать о защите Москвы от торжествующих мятежников!.. Всевозможные меры были без промедления приняты. Приказано было, чтобы все, кто только мог держать оружие в руках, вооружились; монастыри должны были доставить в столицу свои хлебные запасы; даже инокам обязывалось на всякий случай быть готовыми к ратному делу. Святители всенародно по церквам предавали анафеме Болотникова и других злодеев.

К счастью, мятежники не решились напасть на столицу с теми силами, какие были у них, а поджидали Шаховского. Царь тем временем успел собрать войска около 100 тыс. 21 мая он сел на ратного коня и повел боевые силы всего своего царства на скопище злодеев. Болотников оставил Калугу и перешел в Тулу, где соединился с Шаховским. Недалеко от города Каширы царское войско встретилось с мятежниками. Завязался кровавый бой. Царская рать начала уже подаваться под напором врагов, но воевода Голицын и Лыков воодушевили ее. Они кинулись в самый пыл битвы с криком:

– Нет для нас бегства! Смерть или победа!

Сильным ударом государевы ратники смяли толпы мятежников. Те, побросав свои пушки и обоз, поспешно отступили и заперлись в Туле.

Оборона Тулы

Началась осада. Бунтовщики делали беспрестанно, даже по нескольку раз на день, смелые вылазки и наносили большой вред осаждающим. Шуйский решил взять город измором, – все пути в Тулу перекрыли, и гнездо мятежников было все охвачено царской ратью. Прошло два месяца. С каждым днем силы осажденных убывали; в конце концов они начали чувствовать уже недостаток в припасах, пришлось есть лошадей. Появились недовольные.

– Где же тот, – говорили они, – за кого мы умираем? Где Дмитрий?

Шаховской клялся, что Дмитрий в Литве, Болотников заверял, что он видел его своими глазами.

И тот, и другой писали в Литву, настоятельно требуя, чтобы их сторонники выставили какого-нибудь Дмитрия. До конца лета мятежники упорно отбивались и выносили твердо недостаток в хлебе и соли. Желанный Дмитрий не появлялся, и помощи из Литвы не было. Однако и царская рать уже начала тяготиться осадой; не раз пытались идти на приступ, но всякий раз возвращались с большим уроном. В царском войске начиналась уже «шатость». Неизвестно, чем могла закончиться эта осада Болотникова, если бы царя Василия не выручил один из его воинов, Кравков, который был, по словам летописи, «большой хитроделец». Явившись к царю он сказал:

– Я обещаю тебе, государь, потопить Тулу водою и заставить мятежников сдаться.

Шуйский посулил ему большие милости, если это сбудется.

Иван Исаевич Болотников является с повинной

Подавление восстания Болотникова

«Хитроделец» сработал во всю ширину реки Упы плот, велел сыпать на него землю. Плот с землею затонул и преградил течение реки; она выйдя из берегов затопила Тулу. Людям Болотникова доводилось ездить по улицам в лодках. Водой залило погреба и кладовые с припасами. Осажденным и ранее уже приходилось жить впроголодь, беречь остатки запасов, а теперь начался настоящий голод, начали есть кошек, мышей, собак… Довелось сдаться. Мятежники послали сказать царю:

– Мы сдадим город, если ты нас помилуешь, не казнишь смертью. Если же не обещаешь помиловать нас, то будем держаться, хотя бы пришлось нам есть друг друга от голода!

Государь пообещал им свое милосердие. Болотников явился к нему в полном вооружении, снял с себя саблю, «ударил челом в землю» и сказал:

– Царь-государь! Я служил верно по присяге тому, кто в Польше назывался Дмитрием. Точно ли он Дмитрий или нет, не знаю: я не видал его ранее. Он меня покинул. Теперь я в твоей власти. В твоей воле убить меня, вот моя сабля – убей. Если же ты помилуешь меня, как пообещал, то я буду тебе служить так же верно, как, служил тому, кто меня оставил!

С торжеством возвратился царь в столицу. Взятие Тулы праздновали, как когда-то взятие Казани. Лжепетра повесили, Ивана Болотникова отвезли в Каргополь и там утопили. Других важнейших мятежников пощадили. Шаховского сослали на Кубенское озеро; немцев, изменивших присяге, отправили в Сибирь, а менее важных пленников оставили на свободе без наказания. Так окончилось усмирение восстания Болотникова.

Значение

Восстание Болотникова, которое охватило огромную территорию, это первая крестьянская война в России. Крепостное крестьянство составляло основную движущую силу мятежников. Причины, которые вызвали его, коренились в тех отношениях, которые существовали между крестьянством и феодалами-землевладельцами. Крестьянская война под предводительством Болотникова относится ко времени резкого усиления крепостнической эксплуатации крестьянства, юридического оформления крепостного права. Осуществление целей восставших крестьян и низов посада могло бы привести к существенным социальным переменам в жизни государства, к ликвидации крепостнического строя.

У восставших не было программы переустройства общества. Они хотели разрушить существовавший крепостнический строй, но не знали, как построить новый. Вместо этого ими был выдвинут лозунг замены одного царя другим. Не имение ясной программы ограничивало задачу движения борьбой с конкретными носителями угнетения в той или иной местности без установления сколько-либо прочной связи между разными очагами восстания, вызывало организационную слабость движения.

Отсутствие класса, который был способен возглавить это движение, преодолеть его стихийный характер, выработать программу движения и придать ему организационную крепость, определило и сам исход восстания. Ни мужество восставших, ни таланты руководителей не могли устранить его слабых сторон, которые были обусловлены самой природой восстания.

http://shtorm777.ru/vosstanie-bolotnikova-prichiny-xod-itogi.html

 

Восстание в Москве 1611 года

Период: XVII Век. Автор: Всемирная История

Нижний Новгород. Гравюра из книги А. Олеария Описание путешествия. 1656 год.

Возмущение и отдельные выступления против иноземных захватчиков в Москве 19 марта 1611 г. переросли в восстание. Восстание начали посадские низы. Повстанцы захватили пушки, построили на улицах Москвы баррикады из возов и брёвен. На улицах развернулись ожесточённые бои. С крыш домов, с заборов, из окон в интервентов стреляли, бросали камни.

Особенно сильное сопротивление захватчикам оказал отряд, которым командовал князь Дмитрий Пожарский. Он укрепился на Сретенке и превратил эту часть города в крепость. Во время сражения Пожарский был тяжело ранен и увезён в Троице-Сергиев монастырь. Уличные бои шли в течение 19 и 20 марта. Польские захватчики подожгли Москву. Китай-город, Белый город и Замоскворечье были опустошены пожарами.

20 марта интервенты получили подкрепление, которое помогло им подавить восстание и произвести дикую расправу над жителями столицы.

Московское восстание 19—20 марта 1611 г., сожжение столицы и избиение её жителей вызвали у русских людей бурный рост патриотизма. Ряды ополчения, подходившего к Москве, быстро пополнялись.

 

21 марта к Москве подошли передовые части ополчения. Отряд поляков под командованием Гонсевского попытался разбить ополченцев в открытом бою, но успеха не имел. 1 апреля многочисленные, но разношёрстные полки первого ополчения расположились вдоль стен Белого города и осадили вражеский гарнизон, запершийся в Китай-городе и в Кремле.

Ополчение состояло из разнородных социальных групп. В нём были сильны внутренние противоречия, которые оказались для него роковыми. Резко расходились классовые интересы служилых людей (дворян, детей боярских) и значительной массы казачества, а также крестьянства. Руководители отдельных частей ополчения — Ляпунов, Трубецкой и Заруцкий составили временное правительство, наибольшим влиянием в котором пользовался Ляпунов. Порядок управления страной был определён «Земским приговором» от 30 июня 1611 г. В этом приговоре нашли своё выражение дворянские интересы: подчёркивалась ведущая роль дворянства в правительственном аппарате, уделялось большое внимание вопросам земельного обеспечения дворян и детей боярских, восстанавливался старый порядок управления государством. Крепостнический характер приговора ярко сказался в требовании возвращать беглых крестьян и холопов. Вместо обещанных Ляпуновым присоединившимся к ополчению холопам «воли» и «жалованья» приговор утверждал их крепостное состояние. Приговор внёс ещё больший разлад в ряды ополчения. Особенно он обострил взаимоотношения дворян и казаков. 22 июля 1611 г. казаки подняли бунт, во время которого был убит Ляпунов. Его смерть послужила поводом к распаду ополчения. Овладеть Москвой первому ополчению не удалось.

Под Москвой остались лишь казаки во главе с Иваном Заруцким и Дмитрием Трубецким. Но они были бессильны очистить столицу от интервентов. Трубецкой и Заруцкий целовали крест «царёнку» (сыну Лжедмитрия II и Марины Мнишек). Это окончательно лишило их доверия тех слоёв населения, которые стремились продолжать борьбу с захватчиками.

http://rushist.com/index.php/ilovajskij-5/1600-mednyj-bunt-1662-goda

Причины Медного бунта 1662 года

Эпоха распри патриарха Никона с царем была вообще тяжелым временем для Московского государства. Она совпала не только с внешними бедственными для России войнами и малороссийскими неурядицами, но и ознаменовалась еще внутренним экономическим кризисом и новым народным мятежом [«Медным бунтом»] в самой царской столице.

Огромные расходы на возникшие войны с поляками и шведами легли таким бременем на русские финансы, что правительство затруднялось уплатою жалованья военнослужилым людям и стало прибегать к чрезвычайным денежным сборам, вроде 20‑й, а потом 10-й деньги с доходов торговых людей и частновладельческих крестьян. Но и такие сборы оказывались недостаточны. Пытались усилить выпуск звонкой монеты, но недостаток драгоценных металлов служил тому непреодолимым препятствием. Так как попытки отыскать собственные руды, серебряные и золотые, все еще не удавались, за неимением знающих людей, то государство пробавлялось иностранным серебром, которое привозилось в монете и в слитках. Оно приходило из Голландии и Ганзейских городов к Архангельскому порту, где серебряною монетою уплачивались пошлины или покупались на нее русские товары. Обычною монетною единицею служили так называемые ефимки (иоахимсталеры). Эти ефимки правительство на Московском денежном дворе перечеканивало в свою монету или просто накладывало свой штемпель; причем принимало ефимок за полтинник или 50 копеек, а выпускало его за 21 алтын и 2 деньги, т.е. за 64 копейки; следовательно, получало около 30% прибыли.

Медный бунт. Картина Э. Лисснера, 1938

 

Ввиду недостатка серебряной монеты, в Москве явилась мысль выпустить медные деньги в одинаковой цене с серебряными. Кто придумал такой выпуск, в точности неизвестно, хотя мысль о том и приписана известному Федору Михайловичу Ртищеву. Как бы ни было, в 1656 году царь приказал чеканить медные полтинники, алтынники, грошевики и копейки такой же величины и формы, как серебряные, и с обозначением на них такого же количества денег. Денежный двор находился в ведении приказа Большой казны. Кроме Москвы, новая монета чеканилась в Новгороде, Пскове и Кокенгаузене. Сначала эта мера удалась, и медные деньги ходили наравне с серебряными, так как казна сама принимала их в той же цене. Но, разумеется, такое искусственное уравнение не могло долго держаться, и тем более, что оно повело за собой неизбежные злоупотребления. Во-первых, само правительство не соблюдало меры в выпуске монеты; а во-вторых, не замедлило появиться большое количество денег фальшивых, или как тогда называли, воровских. Их тайно чеканили не только денежные мастера, но и разные серебреники, котельники, оловянщики и тому подобные мастеровые люди, имевшие возможность добыть или украсть чеканы. Заметили, что многие из них, прежде жившие скудно, вдруг разбогатели, построили себе каменные или красивые деревянные дома, одели себя и своих жен чуть не в боярское платье, завели серебряную посуду и стали покупать в рядах всякие товары дорогой ценой. Сыщики подсматривали за ними, накрывали с чеканами и воровскими деньгами и хватали их. Подверженные пыткам, фальшивомонетчики винились и указывали своих сообщников. Их казнили или смертью (между прочим, заливали горло растопленным металлом), или отсечением рук, которые прибивались на стенах у денежных дворов. Но соблазн легко разбогатеть был слишком велик; зло не унималось, и тем более, что богатые воры иногда откупались от казни, давая большие посулы начальным людям, приставленным к денежному делу, именно царскому тестю Илье Даниловичу Милославскому и царскому родственнику думному дворянину Матюшкину (по матери племяннику Евдокии Лукьяновны Стрешневой), а в других городах воеводам, дьякам и приказным людям.

Меж тем медная монета все падала и падала в сравнении с серебряной. В 1659 году на рубль медной монеты против серебряной требовалось прибавки только в десять денег, в следующем – шесть алтын четыре деньги, а в конце 1661 года разница достигла двух рублей с полтиной, и затем быстро увеличивалась, так что к лету 1662 года медный рубль уже в двенадцать или тринадцать раз был дешевле серебряного. Вместе с тем росла дороговизна, в особенности на съестные припасы, вопреки всем запретительным указам. Все это произвело сильное народное неудовольствие, и тем более, что в то же время увеличивались сборы на затянувшуюся войну с поляками из-за Малороссии, и весною 1662 года производился со всего государства сбор уже не десятой, а пятой деньги. Московская чернь волновалась и готова была повторить еще памятный ей мятеж 1648 г., в которой она безнаказанно предавалась грабежу чужого добра. Народное озлобление опять направилось на некоторых бояр и богатых людей, известных своим корыстолюбием; в их главе встречаем также лица и прежде возбуждавшие народные страсти, а именно царского тестя И. Д. Милославского и гостя Василия Шорина. Первого с его родственниками и клевретами обвиняли вразных неправдах, особенно в потачке крупным производителям фальшивых денег; а второй по поручению правительства производил сбор, столь обременительный для населения пятой деньги. Новый мятеж или, точнее, грабеж вспыхнул в последних числах июля 1662 года. Толчком к нему послужили подметные листы, которые неизвестными злоумышленниками ночью были приклеены к воротам и городским стенам и в которых обвинялись в намерении поддаться польскому королю двое Милославских (Ил. Дан. и Ив. Мих.), Сем. Лук. Стрешнев, Ф. М. Ртищев, Б. М. Хитрово и гость В. Шорин.

 

Медный бунт

25-го июля, когда на Сретенке происходил мирской сход по поводу пятой деньги, какие-то проходившие мимо сообщили сходу, что на Лубянке письмо приклеено. Толпа, конечно, устремилась на указанное место. Но сретенский соцкий Григорьев уже успел о письме донести Земскому приказу; оттуда немедля прибыли дворянин Сем. Ларионов и дьяк Афанасий Башмаков, которые сорвали письмо. Возбуждаемая стрельцом Нечаевым, толпа нагнала дворянина и дьяка и угрозами заставила того же соцкого Григорьева вырвать письмо у Ларионова. Остановились на Лубянке же у церкви преп. Феодосия, и тут Нечаев, став на скамью, прочел письмо вслух; потом пошли к Земскому двору, где тот же Нечаев опять читал письмо все умножавшимся слушателям. В то же время происходили сборища и в других местах около тех же листов. С разных сторон народ скоплялся на Красной площади подле Торговых рядов и у Лобного места. Решили всем миром идти к царю и просить его выдать означенных бояр миру на убиение, как царских изменников. Оказалось, что царя в городе не было: он пребывал в своем любимом селе Коломенском в семи верстах от Москвы. Толпа с криками двинулась в Коломенское. Алексей Михайлович в этот день праздновал именины одного из членов своей многочисленной семьи (сестры Анны Михайловны) и был у обедни. Увидев приближение шумной, но безоружной толпы и по ее крикам догадавшись, в чем дело, царь велел Милославским, Ртищеву и прочим спрятаться в комнатах царицы и царевен, которые заперлись, сильно перепуганные. Царица, вспомнив все ужасы прошлого мятежа, дрожала за жизнь своего отца и с испугу потом долго была больна. Царь хотел дослушать обедню; но мятежники вынудили его выйти к ним и били ему челом, чтобы выдал им изменников головою. Царь и в этом случае показал находчивость и присутствие духа: стал кротко их уговаривать, чтобы они мирно воротились в город, а сам он, как только отслушает обедню, тотчас поедет в Москву и лично разберет дело. Дерзость некоторых коноводов дошла до того, что они взяли царя за пуговицы его кафтана и спрашивали, можно ли ему поверить. Алексей Михайлович побожился и даже ударил с одним из коноводов по рукам на своем слове. Толпа притихла и пошла назад. Вслед за ней Алексей отправил князя Ивана Андреевича Хованского, чтобы он уговаривал народ смуты не чинить, никого не грабить и ожидать царя для розыску. Но смута и грабеж уже начались; на речи Хованского чернь отвечала, что он человек добрый и царю заслуженный, но до него ей дела нет. В числе пограбленных дворов главное место занимал Шоринский. Сам Василий Шорин и на этот раз спасся: он убежал в Кремль и спрятался в доме князя Черкасского; пятнадцатилетний сын его, переодевшись в крестьянское платье, сел в простую телегу и попытался уехать из города; но его поймали и так напутали, что мальчик согласился самому царю показать на отца, будто бы тот побежал в Польшу с письмами от изменников-бояр. Захватив с собой мальчика, несколько тысяч бунтовщиков и грабителей отправились в Коломенское. В Варшавских воротах они повстречали крестьянина с возом, нагруженным мукою; вывалили муку, посадили в телегу молодого Шорина и велели крестьянину везти его. Меж тем бояре, оставленные для оберегания столицы, именно князь Федор Федорович Куракин с товарищи, приняли необходимые военные меры: по требованию из Коломенского, они послали на помощь к царю несколько стрелецких приказов, солдатских и рейтарских полков; а по уходе толпы с мальчиком Шориным велели запереть все ворота и никого ни выпускать, ни впускать в город.

Медный бунт 1662 года

 

По дороге в Коломенское вторая толпа встретила первую, возвращавшуюся в город, и поворотила ее назад. Соединясь вместе, мятежники снова явились к царю, который в это время уже садился на лошадь, чтобы ехать в Москву. Приведенный к нему сын Шорина, запуганный их угрозами, начал показывать на отца, что тот бежал в Польшу с листами от изменников-бояр. Поэтому толпа опять начала просить царя об их выдаче. Когда же он ответил, что едет в столицу для розыска по сему делу, коноводы грубо и невежливо стали кричать, что если не выдадут бояр добром, то они начнут их брать сами своею волею. Но в Коломенское уже подоспела ратная помощь. Тогда Алексей Михайлович велел стольникам, дворянам, стрельцам и наличной боярской челяди ударить на мятежников, – одних рубить и колоть, а других хватать живыми. Толпа, большею частью безоружная или имевшая в руках палки, скоро была побита и обращена в бегство; причем многие попали в Москву-реку и потонули. Несколько тысяч народу погибло в этот день; а из захваченных живыми немедля повесили или утопили некоторое число; остальных потом пытали, присуждали к отсечению членов, били кнутом, клеймили лицо раскаленным железом и рассылали по дальним городам. Столь легко был усмирен этот народный мятеж (или так наз. «гиль»), возбужденный медными деньгами. Очевидно, обстоятельства были уже не те, что в 1648 году. С одной стороны Алексей Михайлович, приобревший правительственную опытность, успел укрепить свою самодержавную власть и устроить около себя надежную охрану; а с другой и сила движения на сей раз далеко уступала прежней. Служилое сословие не только оставалось спокойным, но и заявило свою преданность царю просьбою о дозволении бить гилевщиков. В мятеже участвовали по преимуществу мелкие торговцы и ремесленники, хлебники, мясники, пирожники, городские и деревенские гулящие люди и праздная боярская дворня столицы. Только несколько сотен солдат полку Агея Шепелева и рейтар разных полков участвовали в движении. По свидетельству современника (Котошихина), в мятежной толпе многие приняли участие из любопытства и пошли за ней в Коломенское посмотреть, что она будет чинить перед царем; а настоящих или «прямых воров» будто бы было не более 200. Видя следующих за собой несколько тысяч человек, эти коноводы набрались большой дерзости и буйства, за которые и сами поплатились и многих погубили, так как правительству пришлось быстро тушить пожар и некогда было разбирать правого от виноватого. По усмирении мятежа придворные, военные и приказные люди получили награды за свое раденье в оберегании царского здоровья и за свое стоянье против воров; смотря по чину, им раздавали из царской казны деньги, соболей, камки, атласы, бархаты, сукна и пр. Шорину за разоренье его двора была прощена пятая деньга, которой приходилось взять с него более 15.000 рублей, и сыну его простили за невольный проступок. Но все розыски о том, кто писал воровские письма, возбудившие мятеж, остались тщетными.

 

Последствия Медного бунта

Прошло, однако, еще около года, прежде нежели правительство решилось покончить со своею неудачною мерою относительно медной монеты. Летом следующего 1663 года вышли царские указы о прекращении чекана этой монеты и закрытии устроенных для нее денежных дворов, вместо которых велено возобновить старый двор в Москве для чекана серебряных денег. Служилым людям приказано выдавать жалованье серебром, все казенные сборы, пошлины, продажу вина и всю торговлю производить на серебро. Медную монету запрещено держать частным людям; ее велено или сливать, или приносить в казну и обменивать на серебряную, причем за медный рубль выдавали по десяти денег или по 5 копеек серебром. Конечно, не вдруг прекратились неустройства и злоупотребления с медными деньгами. Нашлись такие ослушники указов, которые вместо сливки или сдачи в казну медных денег покрывали их ртутью, полудой или посеребряли и пускали в оборот под видом серебряных. В следующем 1664 году видим новые указы против сих злоупотреблений. Попавшиеся подделыватели подвергались жестоким казням. Если верить тому же современнику, во время смут, происшедших из-за медной монеты, казнено более 7.000 человек, да более 15.000 изувечены отсечением рук, ног или пальцев и сосланы, с отобранием их домов и имуществ в казну. Вот как дорого обошлась Московскому населению эта хитроумная затея с уравнением медных и серебряных денег[1].

 

---

[1] О медных деньгах, фальшивых монетчиках и народном мятеже. С. Г. Г. и Д. IV. №№ 9, 18, 23, 29 – 33. Акты Ист. IV. №№ 158, 163, 168. Акты Эксп. №№ 90, 93, 110, 126, 129, 144, 147, П. С. 3. I. №№ 338 – 344. Котошихин в главе VII, по поводу Приказа Большой казны, в котором ведались денежные дворы, дает подробности о серебряных деньгах, переделанных из привезенных ефимков, о фальшивых монетчиках, о бунте 28 июля 1662 года и последующих казнях. Он говорит, что после отмены медных денег они обменивались в казне: за медный рубль давалось десять денег серебряных. Не есть ли это известие более вероятно, чем сообщение официальной грамоты (С. Г. Г. и Д. IV. Стр. 123), по которой за медный рубль давали две серебряные деньги, т.е. одну копейку. Выходило бы, что сама казна ценила медные деньги во сто раз дешевле серебряных! № 158 Актов Исторических представляет подробности, характерные для нравов и уголовного судопроизводства, по поводу наказаний фальшивых монетчиков. Например, кто режет маточники, с них переводит чеканы и деньги делает, тому отсечь левую руку и обе ноги. Кто с чужих маточников чеканы режет и деньги делает, тому отсечь по левой руке и ноге. Кто покупает маточники и чеканы для делания денег, тому отсечь левую руку. Кто украл маточники и чеканы, а денег еще не делал, тому отсечь у левой руке два перста. И т. д. При меньшей степени преступления наказание уменьшается; вместо отсечения членов, напр., битье кнутом; при еще меньшем вместо кнута батоги. Пытки разумеются сами собой. Всех статей этой градации 27; но акту недостает конца. Грамота № 18 (в С. Г. Г. и Д. IV), от 17 октября 1660 года хотя о фальшивых деньгах не упоминает, но, очевидно, имеет к ним отношение. По царскому указу торговые люди были допрошены боярами о причинах дороговизны хлеба и других съестных припасов в Москве и о средствах против этой дороговизны. Высшие статьи торговых людей указали на недороды, на излишнее винокурение и пивоварение, на закупщиков и кулаков, которые надбавливают цену. Они советуют отменить кружечные дворы и поварни, стрельцам выдавать хлебное жалование хлебом, взяв его у патриарших и монастырских волостей, закупщиков, барышников и кулаков отбивать, т.е. не допускать на торг и до известного часу не позволять им покупать на стругах и возах. А черные сотни сослались еще на моровое поветрие, от которого уменьшилось число пашенных людей. Поименовали и главных закупщиков (москвича Якова Шустова и коломнянина Мих. Бечевина). Указали еще на корчемство и советовали, чтобы на кружечных дворах было вина понемногу.

По розыску о мятеже 1662 года, однако, ясно, что и дороговизна припасов и самый мятеж вызваны были по преимуществу упадком медных денег. О том см. любопытные материалы, извлеченные Зерцаловым из Архива Мин. Юстиции, изданные им в Чт. О. И. и Др. (1890 г. III) и отдельной брошюрой под заглавием "О мятежах в городе Москве и в селе Коломенском в 1648, 1662 и 1771 гг.". По царскому указу, в феврале и апреле 1662 года окольничий Родион Матвеевич Стрешнев и боярин Илья Данилович Милославский с дьяками расспрашивали о дороговизне старост и людей Кадашевской слободы. Те отвечали, что "безмерная дороговь хлебная и соляная и всякий харч учинились не от недороду, а от медных денег". А черные сотни и слободы указали на то, что зарубежные Греки медными деньгами скупили большую соболиную казну и серебряные деньги, чем нанесли большой ущерб русским торговым людям, а дороговь чинится от воровских медных денег. То же подтвердили гости, гостиная и суконная сотни; они прибавили, что немецкие торговцы товары свои перестали продавать на медные деньги, а требуют за них серебряных или русских товаров. Для обсуждения мер против бедствия они советовали призвать в Москву из всяких чинов и городов лучших людей по 5 человек, отзываясь, что им одним "того великого дела на мере поставить невозможно". Царь однако Земского собора по этому делу не созвал. В следующем 1663 году вновь спрошенные торговые люди повторили те же самые причины дороговизны и обнищания русских торговцев, т.е. медные деньги. В том же году по счетам приказов отобрано медных денег в Москве и в городах на 1.432.000 руб. Далее приведены акты судебного разбора о мятеже с перечислением участвовавших в нем солдат Шепелева полка и рейтар полков Тарбеева, фон-Визина, Билбаса, Полуектова, Челюсткина и пр. С солдатами участвовало и несколько офицеров, напр., князь Крапоткин, Полозов, Грабленой и пр. Их били кнутом или батогами и сослали. Несколько солдат пропало из полка Данила Краферта. Из рейтарского полка Христофора Мингауса попало несколько Кадомских татар-мусульман, а из полка Томаса Шала несколько Свияжских татар. Коноводов казнили по вышепомянутой системе. Напр., стрельцу приказа Артамона Матвеева Ногаеву отрубили левую руку, обе ноги и отрезали язык; других наказали отсечением руки или ноги, кнутом и ссылкой. Попалось и несколько церковных дьячков.

Солдаты вместе с гилевщиками выгоняли торговцев из лавок и грозили побить тех, кто не пойдет за ними. В толпу гилевщиков многие попали случайно. Например, к 25 июля из Басманной слободы в Коломенское были наряжены старостой 20 человек тяглецов с именинными пирогами, ради именин царевны Анны Михайловны; да из Огородной слободы наряжено было 8 человек запасных "к подъему с кушаньем для именинного стола царевны", чтобы "подыматься вверх с кушаньем". Что царевна Анна Михайловна была именинница 25 июля, на то есть указание в Дворц. Разр. III. 817. На эти акты, изданные Зерцаловым, см. рецензию г. Платонова "Нечто о земских сказках 1662 года". "Торговые московские корпорации подавали и сказывали многие сказки о пополнении серебра". ("Статья по Рус. Ист." Сиб. 1903 г. 160). Об этих сказках говорит и г. Алексеев в своей статье о земских соборах (Журн. для всех. 1902). О данных событиях см. также у Мейерберга и в Дневнике Гордона (2 часть. 1 глава). Соловьев (Т. XI. Гл. IV) также дает некоторые подробности о мятеже со ссылкою на Архив М. Юст. Столбцы Приказного стола. Относительно семьи московских гостей Шориных имеем любопытную жалованную грамоту 1667 г. Михаилу Федоровичу Шорину за заслуги его предков и его собственные, оказанные у таможенных и кабацких дел, у пятинного сбору, у медвяной и восковой покупки, жалуются разные льготы. Так, судить его может только тот, кому велит государь, присягу в исках могут принимать его люди вместо него самого; он освобождается от военных постоев, подвод и повинностей; за его гостиное бесчестье взымается 50 руб. ("Сборник" кн. Хилкова. № 92, стр. 290).

В нашей литературе обыкновенно сравнивают уравнение медных денег с серебряными при Алексее I с ассигнационным банком, устроенным во Франции по проекту Джона Ло. Но по основной своей идее ассигнации суть векселя на получение звонкой монеты, и упадок их конечно зависел от излишних выпусков; тогда как медные деньги по своему назначению не имели размена на серебряную монету, следовательно, не имели главного условия для равноценности с серебряными. А потому их искусственно возвышенная цена никак не могла упрочиться в народном употреблении.

 

В прошлом во 1693 году [7193 году от сотворения мира], апреля, в 7 день, Великие Государи Цари и Великие Князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич всея Великия и Малыя и Белыя Poсии самодержцы, и сестра их Великая Государыня благоверная Царевна София Алексеевна, слушав сих статей, указали и бояря приговорили: расколщикам впредь свой великих государей указ чинить по прежнему указу отца своего великих государей, блаженныя памяти Великого Государя Царя и Великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержца, и по сему своему великих государей указу и по статьям, каковы писаны ниже сего:

1. Которые расколщики святой церкви противятся, и хулу возлагают, и в церковь и к церковному пению и к отцам духовным на исповедь не ходят, и святых таин не причащаются, и в дома свои священников со святынею и с церковной потребой не пускают, и меж христианы непристойными своими словами чинят соблазн и мятеж, и стоят в том своем воровстве упорно: и тех воров пытать, от кого они тому научены, и сколь давно, и на кого станут говорить и тех оговорных людей имать и расспрашивать и давать им меж себя очные ставки, а с очных ставок пытать; и которые с пыток учнут в том стоять упорно ж, а покорения святой церкви не принесут, и таких, за такую ересь, по трикратному у казни допросу, буде не покорятся, жечь в срубе и пепел развеять.
2. А буде кто у казни обратятся и принесут к святой церкви повиновение, и обещаются с чистым намерением так не делать: и таких посылать в большие монастыри и держать их в тех монастырях под началы, в великом бережении и за крепким караулом, и давать им хлеба и воды по мере, и приставливать к ним добрых и искусных старцев, и велеть их приводить в церковь Божию ко всякой церковной службе, также и к келейному правилу, и смотреть за ними со всяким прилежанием, каково тех противников к покаянию обращение, и совершенно ли они церкви Божией повиновение приносят, и нет ли в них какого лукавства, чтоб они лукавством своим и лестным обращением от заточения не отбывали, и потому что многие притворством своим и лукавым обращением выманивались и уходя из монастырей в иные места чинили противности горше первого; и буде которые совершенно от той злобы отстанут и святой церкви приобщатся истинным намерением и чистой совестью, и таких, по подлинному свидетельству, из-под началов свобожать; а буде которые из них похотят постричься, и их постригать в тех же монастырях; а буде которые постричься не похотят, а жен и детей у них нет, и тем быть в тех же монастырях до кончины живота своего неисходно, чтоб они, вышед из тех монастырей, с прелестники в сообщении не учинились и на прежнюю злобу не обратились; а у которых есть жены и дети, и тех давать на поруки, чтоб им впредь такой прелести не держаться, и с расколщики не знаться, и учения их не слушать, и в дома к ним не входить, и к себе не пущать, да над ними того ж всего велеть надсматривать отцам их духовным; а буде они были в тех монастырях, или вышед из монастырей из-под начала, объявятся в прежней своей злобе, a покорение у казни приносили лестно, и таких казнить смертью, как писано выше сего в 1 статье.
3. Которые прелестью своей простолюдинов и их жен и детей приводили к тому, чтоб они сами себя жгли: и таких воров, по розыску, за то их воровство, что от их прелести люди жглись, жечь самих.
4. Которые люди ходили по деревням и людей, которые в совершенных летах, также и детей их, которые в совершенных и в малых летах, перекрещивали и прежнее святое крещение нарицали неправым, а перекрещиванье вменяли в истину: и тех воров, которые перекрещивали, хотя они церкви Божией и покорение приносят и отца духовного принять и святых тайн причаститися желать будут истинно, и их, исповедав и причастя, казнить смертью без всякого милосердия.
5. А которые люди ходили к расколщикам и сами у них перекрещивались, и носили детей своих крещеных, которые в малых летах и в возрасту, перекрещивать, а прежнее святое крещение вменяли в неправое крещение: и тем, которые перекрещивались, буде они в том учнут виниться без всякие противности, чинить наказание, бить кнутом и отсылать ко архиереям, кто чьей епархии, и им о исправлении их чинить по правилам святых апостол и святых отец; а которые покорения в том приносить не учнут и станут в той своей прелести стоять упорно и вменять то в истину, а прежнее святое крещение нарицать неправым, и тех казнить смертью.
6. Которые люди в церковной противности учинились внедавне и в расспросе учнут церкви Божии приносить покорение, что они чинили то от неведения или от какого принуждения, а известить не смели, а иных никого тому не учили, и в том вины свои объявят совершенно и обещаются с клятвою впредь того не делать: и таким за то чинить наказание, смотря по вине, и посылать для исправления на патриарш двор, а после исправления отдавать их под паству отцам их духовным за поруками, а отцам их духовным над ними смотреть накрепко, чтоб они впредь к церкви Божии приходили, и церковного расколу у себя не имели, и с расколщики не знались, и в дома к ним не ходили, и к себе их не пущали, и учения тех плевосеятелей и хулников на святую церковь отнюдь не слушали; а на поруки их давать в том же.
7. А буде которые в расколах будут оговорены, а они в расспросе учнут сказывать, что за ними церковной противности нет, и в церковь Божию они ходят, и отцы духовные у них есть: и про таких свидетельствовать отцами их духовными, и буде их в том отцы духовные очистят, и тех, по свидетельству отцов духовных, отдавать им же на поруки и велеть им над ними надсматривать накрепко, чтоб от них церковной противности отнюдь не было; а буде такие объявятся в расколе и будут в том обличены, что они той прелести держались тайно, а в расспросе в том запирались лукавством, и тем, будет от тех противности не будет, чинить наказание, бить кнутом и ссылать в дальние города.
8. Которые люди расколщиков у себя держали и чинили им поноровку, ведая про них, и для их прелестного учения, а не извещали, и видя не поймали и не привели, или от того с сих имали какие взятки: и таким за то чинить жестокое наказание, бить кнутом и ссылать в дальние города; а буде которые ведая, таких же церковных противников у себя в доме держали, творя к ним милость, или которые учнут приходить про них проведывать или приносить питие или яствы, или принесут от кого какие письма подсылкою, а сами хотя того прелестного их учения и не держались и по свидетельству в том очистятся, и тем, за утайку тех воров, чинить наказание, бить кнутом, а иных, смотря по делу, и ссылать; а которые что приносили собою спроста, и в том очистятся, и тем чинить наказание, бить батоги.
9. У которых людей будут выняты расколщики, а жили у них с порукою, а они про раскол их не выдали, а те записи будут не записаны: и на таких имать пени по пяти рублев на человеке, а у которых жили без поруки, и на тех имать, против татиной и разбойной статей, по пятидесят рублей на человеке; а у которых жили хотя и с порукою, а они про раскол их ведали, а не известили, и тем чинить наказание, бить кнутом и ссылать, а на порутчиках имать пени по 50 рублев на человеке; а на которых людях пенных денег взять будет нечего, для того что они люди бедные, и тех, буде они ручались по тех расколщиках в житье, не ведая про раскол их, вместо денежные пени ссылать в украинные города, куда доведется, а которые ручались ведая, и тех ссылать же в дальние города с жестоким наказанием.
10. Которые люди за раскол будут сосланы в города, и в тех городах воеводам и приказным людям приказывать над ними в тех слободах, где они жить станут, старостам и пятидесяцким, и десяцким, и околним соседям надсматривать, чтоб от них церковной противности и расколу не было; а буде они объявятся или втай учнут держаться расколу, или с расколщики учнут знаться, о том писать им к себе [то есть к нам — ред.] Великим Государем, а их держать за крепкими караулы; а по тем их отпискам тем ворам чинить указ, по сим же указным статьям, смотря по делам их, кто чего доведется.
11. На которых людей станут говорить в расколе языки, а те люди в то время от сыску ухоронятся или будут где в отъезде, а ворам и расколщикам будет указ учинен, а те люди объявятся собою или сысканы будут после, и в том учнут запираться, а очных ставок дать будет не с кем: и таких, по раскольничьим речам, расспрашивать и разыскивать про них околними соседы и отцами духовными, и буде по розыску очистятся, и их, освидетельствовав отцами духовными подлинно, свобожать на поруки; а буде в чём будут обличены, и их пытать, и по пыточным речам указ чинить, по вышеписанным статьям, до чего доведется.
12. У расколщиков, у кого объявятся дворы, и поместья, и вотчины, и лавки, и иные промыслы и заводы, также и по расколщиках у порутчиков, которые ручались ведая и сосланы будут в ссылки: и те их поместья, и вотчины, и дворы, и лавки, и промыслы, и заводы отписывать на себя Великих Государей и продавать по оценке с большою наддачею, для того что по таким сыскным делам на прогоны и посыльным людям в жалованье их государские денежные казны исходит немалое число; а которые люди по расколщиках ручались, не ведаючи за ними расколу, а сосланы будут только за пенные деньги, что им тех денег заплатить нечем, и тем ссыльным дворы свои продавать самим по вольной ценой, кому похотят.

Повод к Стрелецкому бунту 1682

После смерти весной 1682 бездетного царя Федора Алексеевича (1676–1682) престол должен был перейти к его шестнадцатилетнему единоутробному брату, умственно отсталому Ивану. И Федор, и Иван были сыновьями царя Алексея Михайловича и Марии Милославской. От Милославской же Алексей Михайлович имел и нескольких царевен-дочерей. Но после смерти Марии (1669) Алексей Михайлович вторично женился (1671) на Наталье Нарышкиной, которая в 1672 родила здорового и энергичного сына Петра – будущего Петра I. Законным наследником царя Федора Алексеевича был Иван V, но его явное слабоумие склоняло многих видных русских деятелей устранить Ивана от престола и передать царствование Петру. Московский двор разделился на две партии: Милославских и Нарышкиных. Сторона Нарышкиных оказалась гораздо сильнее; за неё стояло большинство знатных семей и патриарх Иоаким. Милославских же из видных бояр поддерживали только известный западник Василий Васильевич Голицын и не отличавшийся большими талантами воевода Иван Хованский, один из командиров квартировавшего в Москве стрелецкого войска. Однако партия Милославских решила не уступать соперникам и стоять за Ивана V. Её возглавили боярин Иван Милославский и самая умная из дочерей Алексея Михайловича – царевна Софья.

Собранные после смерти Федора Алексеевича высшее духовенство и Боярская дума решили спросить о том, кому быть новым царём, «всех чинов Московского государства». На деле этот была лишь видимость «совета со всей землёй». Земского собора со всей России в столицу не созывали. Под видом «всех чинов Московского государства» патриарх собрал в церкви Спаса придворных стольников, дворян, детей боярских, торговых людей и обратился к ним с вопросом: кому теперь царствовать? Собрание, очевидно, было уже подготовленным. Немногие голоса в пользу Ивана Алексеевича были заглушены многочисленными криками за царевича Петра. Патриарх благословил Петра на царство.

Однако Нарышкины не сумели быстро укрепить это избрание, тогда как Милославские действовали быстро и умело. Регентша десятилетнего Петра, его мать Наталья Кирилловна, была «женщиной ума малого», неопытной, лишённой энергии. Наталья не спешила твёрдо брать власть в свои руки, надеясь на правительственное искусство своего родственника, Артамона Матвеева, который некогда и устроил её брак с Алексеем Михайловичем. При Федоре Алексеевиче, сыне Марии Милославской, Матвеев, один из виднейших деятелей эпохи царя Алексея, был сослан. Теперь Наталья Нарышкина велела вернуть его из ссылки, но приезд Матвеева в Москву требовал времени.

Милославские ловко пользовались нерешительностью Нарышкиных, начав сближаться с предводителями главной военной силы столицы – стрелецкого войска. Царевна Софья стала распространять слухи, будто царя Федора отравили его враги, которые незаконно устранили от престола и его брата Ивана. Софья уверяла, что ей и другим царевнам, дочерям Марии Милославской, тоже грозит опасность, и говорила о своём намерении бежать из России. Нарышкиных в Москве недолюбливали. Многим не нравилось слишком быстрое возвышение пятерых братьев царицы Натальи – юношей, не имевших никаких заслуг. Старшему из них, Ивану, было лишь 23 года, а он уже носил сан боярина и оружничего.

 

Начало стрелецкого бунта 1682

Милославские и царевна Софья нашли опору в лице стрелецкого войска и ловко воспользовались зревшей в его среде бунтовской смутой.

Стрелецкие полки в Москве жили в особых слободах, главным образом в Замоскворечье. Стрельцы были люди оседлые, семейные и зажиточные; так как, получая жалованье, могли еще заниматься разными промыслами и торговлею, не неся посадских повинностей. Но их дисциплина в это время расшаталась, чему способствовал слабый правительственный надзор при болезненном Федоре. Им воспользовались начальники стрельцов. Корыстолюбивые полковники присваивали себе часть стрелецкого жалованья, старались поживиться на счет наиболее зажиточных подчиненных, покупали на их счет лошадей и принадлежности пушечного наряда; заставляли стрельцов даром на себя работать, и даже в праздники; неусердных наказывали батогами. Незадолго до кончины Федора стрельцы стали подавать царю челобитные на полковников. Царь поручил своему любимцу Языкову разобрать дело. Языков взял сторону полковников. Некоторых челобитчиков наказали кнутом и сослали. Ободренные полковники усилили притеснения. 23 апреля 1682 в Стрелецкий приказ явился выборный от полка Семена Грибоедова и подал на него жалобу. Принявший ее дьяк, мирволя полковнику, доложил начальнику приказа, князю Юрию Долгорукому, будто выборный стрелец приходил пьяный и грозил. Когда на следующий день тот же стрелец вновь пришел, его взяли под караул и повели бить кнутом. Но однополчане вырвали его из рук приказных служителей и жестоко их избили. Полк Грибоедова поднял бунт; на следующий день этот бунт охватил почти все стрелецкие полки. Они написали челобитные на своих полковников и, в случае поблажки, грозили сами расправиться с ними. Последовавшая в это время кончина Федора приостановила движение, и стрельцы беспрекословно присягнули Петру. Но уже 30 апреля ко дворцу явилась толпа с челобитными от шестнадцати стрелецких полков и одного солдатского, и с угрозами требовали подвергнуть правежу полковников, чтобы те выплатили должные стрельцам деньги.

Правительство Натальи Кирилловны растерялось и бросилось в противоположную крайность: пошло на уступки участникам стрелецкого бунта. Оно велело посадить обвиняемых полковников под караул; но стрельцы потребовали выдать их головой. По усиленной просьбе патриарха, стрельцы затем согласились, чтобы полковников не присылали к ним в слободы на расправу, а поставили бы на правеж перед Разрядом. Тут несчастных били батогами, пока они не уплачивали иски, предъявленные стрельцами. Стрельцы присутствовали толпами при истязаниях и криками заставляли продолжать или прекращать правеж. Самоуправство стрельцов шло и в их слободах. Там они травили второстепенных начальников, били их палками, бросали камнями; а тех, которые пытались строгостью обуздать своеволие, взводили на каланчи и сбрасывали оттуда; толпа при этом кричала: «любо, любо!»

Разгоравшийся стрелецкий бунт был на руку Милославским. Их вожди, Иван Михайлович и царевна Софья, устраивали заговор. По ночам к Ивану собирались доверенные и обсуждали план действия. По некоторым данным, роль главных его помощников играли: стольники братья Толстые, Иван и Петр, подполковники стрелецкие Циклер и Озеров, выборные стрельцы Одинцов, Петров и Чермный. Постельница царевны Софьи Федора Родимица, ходила в стрелецкие слободы, сыпала деньгами и обещаниями. Один из стрелецких командиров, князь Хованский, прозванный Тараруем, разжигал стрелецкий бунт, смущая стрельцов предсказаниями всяких бед от Нарышкиных, а также опасностью, которая будто бы грозила православию от их склонности к иноземцам. Среди стрельцов было много приверженцев раскола. Мятежному настроению немало способствовало и то, что после восстания Разина многие участвовавшие в нем астраханские стрельцы были переведены в северные города и в столицу. Бунт распространился уже на все стрелецкие полки, которые уже громко похвалялись свергнуть Нарышкиных. Исключение составлял только Сухарев полк. Всех стрелецких полков в Москве тогда было девятнадцать – более 14 тысяч солдат.

12 мая в Москву воротился из ссылки Артамон Матвеев и был с великою радостью встречен царицей Натальей Кирилловной. Бояре приезжали к нему на дом с приветствиями, предполагая, что он займет место главного правителя при царе-отроке Петре. Выборные из всех стрелецких полков поднесли ему хлеб-соль и били челом о своих нуждах. Опытный государственный муж, сразу начал обсуждать положение дел с помощью патриарха Иоакима и престарелого князя Юрия Долгорукого. Царевна Софья и Милославские поняли, что нужно спешить, иначе будет поздно.

Составлен был список тех лиц, которых следовало истребить. Этот список пустили в бунтовавшие стрелецкие полки. Там разносились и нелепые слухи насчет Нарышкиных. Рассказывали, что старший из них, Иван Кириллович, надел на себя царское облачение и, примеривая корону, сказал, что она ни к кому так не пристанет, как к нему; а когда царевна Софья за это стала его упрекать, он бросился на царевича ИванаАлексеевича и схватил его за горло. Подобные россказни отлично подготовили почву для того, чтобы стрелецкий бунт стал уже открытым.

 

Бесчинства стрельцов в Кремле и Москве

Утром, 15 мая 1682, в стрелецкие слободы прискакали посланные царевной Софьей и её партией Александр Милославский и Пётр Толстой с криком, что Нарышкины задушили царевича Ивана, и звали стрельцов в Кремль. В слободских церквах загудел набат. Стрелецкие полки быстро собрались и с пушками и барабанным боем двинулись к царскому дворцу, захватив правительство врасплох. Время было около полудня. Члены боярской думы только что окончили заседание и начали расходиться. А. С. Матвеев, узнав о стрелецком бунте, вернулся во дворец и поспешил к царице Наталье. Послали за патриархом, пробовали запереть Кремлевские ворота. Но мятежники уже ворвались в Кремль, подступили к Красному крыльцу и потребовали выдачи Нарышкиных, которые-де убили царевича Ивана. По совету Матвеева, Наталья Кирилловна взяла обоих братьев, Ивана и Петра Алексеевичей и в сопровождении бояр вывела их на крыльцо. Толпа опешила, видя, что ее нагло обманули. Некоторые стрельцы спрашивали старшего брата, точно ли он царевич Иван Алексеевич и кто его изводит? «Я самый, – отвечал царевич. – И никто меня не изводит».

Стрелецкий бунт 1682. Картина Н. Дмитриева-Оренбургского, 1862.

(Царица Наталья Кирилловна показывает стрельцам, что царевич Иван невредим) 

 

Матвеев сошел вниз к стрельцам и повел умную речь об их прежних заслугах, напоминал о том, как они сами укрощали бунты. Стрельцы притихли и просили Матвеева ходатайствовать за них перед царем. Тот обещал и воротился в Верх. Стрелецкий бунт уже как будто бы успокаивался, но его вновь разожгла неосторожность Михаила Долгорукого, товарища своего отца Юрия Алексеевича по начальствованию Стрелецким приказом, очень нелюбимого подчиненными. Как говорят, он стал грозить притихшим стрельцам карами, если они сейчас же не уйдут из Кремля, чем привел их в ярость. Клевреты царевны Софьи, вращаясь в толпе, возбуждали ее против намеченных бояр, которые как только избавятся от опасности, так и начнут-де жестоко мстить стрельцам. Им удалось вновь увлечь толпу. Часть стрельцов проникла наверх. Одни схватили Долгорукого и бросили его вниз на копья товарищей, которые затем изрубили его бердышами. Другие напали на Матвеева, хотя царица Наталья и князь Михаил Алегукович Черкасский пытались его загородить собою; убийцы также сбросили его вниз и изрубили в куски. Патриарху Иоакиму не дали говорить. Толпа бунтующих стрельцов ворвалась во дворец и принялась искать свои жертвы. Тут все предалось бегству. Бояре, сопровождаемые всегда отборною челядью, многочисленные дворяне и прочие придворные чины, будучи людьми военными, могли бы оказать значительное сопротивление. Но неожиданность стрелецкого бунта и отсутствие энергичного вождя произвели между ними панику.

Стрельцы рыскали по дворцовым покоям, заглядывали под кровати, перины и в темные углы; причем не щадили теремов цариц и царевен, врывались в дворцовые храмы и даже в алтари, где святотатственно копьями тыкали под жертвенники. Стрельцы приходили с розысками в покои патриарха. Искали главным образом Нарышкиных. Молодого стольника Салтыкова бунтовщики убили, приняв его за брата царицы Афанасия Нарышкина. Сам Афанасий спрятался под жертвенником в алтаре церкви Воскресенья, но царицын карло Хомяк указал его убежище бунтующим стрельцам. Стрельцы умертвили его и выбросили на площадь. Туда же сбрасывали и другие жертвы, причем спрашивали: «любо ли?» Стоявшая на площади толпа любопытного народа должна была отвечать: «любо!» Кто молчал, того стрельцы били. В этот день стрелецкого бунта погибли в Кремле знаменитый белгородский воевода Гр. Ромодановский, обвинённый в измене за сдачу Чигирина туркам, и начальник Посольского приказа дьяк Ларион Иванов. Тела убитых волокли на Красную площадь к Лобному месту; изверги глумились над ними и кричали: «се боярин Артамон Сергеевич! се боярин Ромодановский, се Долгорукий едет, дайте дорогу!»

Стрелецкий бунт разгорался всё сильнее. Стрельцы рассыпались по городу, разыскивая намеченных жертв. Перед вечером толпа убийц явилась к больному восьмидесятилетнему князю Юрию Долгорукому, и притворно раскаивалась в убиении его сына. Старик скрыл свои чувства и даже велел вынести стрельцам пива и вина; а когда они удалились, утешал свою невестку, жену убитого: «Не плачь, щуку они съели, но зубы у нее остались. Быть им повешенным на зубцах Белого и Земляного города». Какой-то холоп слова эти сообщил стрельцам. Те воротились, вытащили князя на двор, изрубили и бросили труп в навозную кучу. Другие толпы в это время громили Судный и Холопий приказы, рвали акты, особенно крепостные и кабальные. Они объявляли боярских холопов свободными, стараясь привлечь их на свою сторону. На ночь стрелецкий бунт притих. Мятежные солдаты ушли в свои слободы, оставив крепкие караулы вокруг Кремля.

Но следующим утром 16 мая стрелецкий бунт возобновился. Стрельцы снова устремились в Кремль и другие места, разыскивая «изменников». В этот день погиб известный любимец царя Федора Иван Языков. Он спрятался в доме своего духовника; но холоп-предатель его выдал. Стрельцы изрубили Языкова на Красной площади. Из домашней челяди было немало предателей, мстивших недобрым господам. Но другие челядинцы отличались преданностью. Несколько таковых тоже пали жертвой стрельцов. Старание мятежников взбунтовать многочисленный класс холопской дворни обещанием свободы и тем превратить чисто стрелецкий бунт в общее восстание простонародья осталось тщетным. Несвободное состояние было в нравах времени, и человек, освободившийся от одного господина, нередко тут же сам закабалялся к другому.

Стрельцы пока тщетно разыскивали Нарышкиных, главным образом Ивана, и царского доктора Даниила фон Гадена, крещеного еврея, которого обвиняли в отравлении Федора Алексеевича. Доктор убежал из Немецкой слободы и скрылся в Марьиной роще. А Нарышкины, отец царицы Натальи Кирилл Полуэктович с сыновьями, и Андрей Матвеев, сын убитого Артамона Сергеевича, спасаясь от стрелецкого бунта, спрятались в комнатах вдовы умершего царя Федора, царицы Марфы Матвеевны. Не нашедши Нарышкиных и в этот день, стрельцы объявили, что придут за ними на следующий.

17 мая стрелецкий бунт и убийства продолжались. Главная толпа стрельцов оцепила дворец, требуя выдать Нарышкиных. Их теперь спрятали в темном чулане, наполненном перинами и подушками, оставив дверь в него непритворенною, чтобы отклонить подозрение. Бунтовщики несколько раз проходили мимо, заглядывали в чулан, но тщательных поисков там не вели. Наконец, они объявили, что не уйдут и побьют всех бояр, пока им не выдадут Ивана Нарышкина. Очевидно, его гибель царевна Софья и князь Хованский считали необходимой. Говорят, что Хованский накануне спрашивал стрельцов, не выгнать ли из дворца Наталью Кирилловну? Те отвечали: «Любо»; однако, не решились на такое дело.

Скрывавшаяся дотоле в тени, царевна Софья теперь, пришедши к царице Наталье, сказала ей в присутствии бояр: «Брату твоему от стрельцов не отбыть; не погибать же нам всем за него». Наталья Кирилловна, потеряв надежду спасти брата, велела исповедовать его и приобщить Святых Тайн. Бояре торопили. Престарелый князь Яков Одоевский сказал: «Сколько вам, государыня, ни жалеть, а расставаться надобно; а тебе, Иван, надо идти скорее, чтобы за тебя одного нам всем не погибнуть». Держа за руку брата, царица вывела его из церкви. Стрельцы бросились на него, как звери, и потащили в Константиновский застенок; там его подвергли жестокой пытке и розыску в мнимой измене и покушении на жизнь царевича Ивана. На все вопросы он отвечал молчанием. Бунтовщики повлекли его на Красную площадь и там разрубили бердышами на части.

Стрелецкий бунт 1682. Картина А. Корзухина 1882.

(Стрельцы влекут за собой Ивана Нарышкина. Его сестра, мать Петра I, Наталья Кирилловна, плачет на коленях, утешаемая десятилетним Петром. Царевна Софья с плохо скрываемой радостью наблюдает за гибелью Ивана)

 

Младшие братья Ивана успели спрятаться. Их отца Кирилла Полуэктовича стрельцы освободили от смерти с условием, чтобы он постригся в монахи. В тот же день схватили доктора фон Гадена. Царица Марфа Матвеевна и царевны уверяли стрельцов, что он невиновен в смерти Федора. Но вожди стрелецкого бунта кричали, что он чернокнижник. Его пытали, и слабонервный врач, чтобы прекратить свои мучения, подтверждал взведенные на него обвинения. Он также был изрублен в куски на Красной площади.

Трехдневные убийства наконец пресытили участников стрелецкого бунта. Перед вечером они собрались к дворцу и кричали: «Мы теперь довольны. С остальными изменниками пусть царь чинит по своей воле». Стрельцы, конечно, не думали, какие потрясающие впечатления произвели они своим кровавым мятежом на отрока Петра, и как страшно он отплатит им потом за убиение сродников и за унижение своего царского достоинства.

Замечательно, что стрелецкий бунт не был соединен с грабежом имущих классов. Стрельцы даже дали заклятье не трогать имущества побитых ими людей, и сдержали свою клятву; тех, которые ее преступали, они сами казнили за самую ничтожную кражу. Но когда окончилось истребление, начался широкий разгул: разнузданные стрельцы стали пить и бражничать; пьяные шатались по городу вместе с женами, пели срамные песни. Вместо стрелецкого войска они стали называть себя «государевой надворной (т. е. придворной) пехотой». Выборные от них являлись во дворец и требовали наград за «верную» службу или недоданного жалованья, которое высчитывали за много лет назад. Некоторое время все перед ними трепетали. Правительство во время стрелецкого бунта как бы отсутствовало. Но власть, выпавшую из рук Нарышкиных, подхватили Милославские в лице энергичной царевны Софьи.

 

Перемены в правительстве вследствие стрелецкого бунта – передача власти царевне Софье

Царица Наталья с сыном Петром укрывалась от стрелецкого бунта. Приходя ко дворцу с требованиями и заявлениями, они, за отсутствием других властей, стали обращаться к царевнам; а от имени них отвечала и действовала Софья Алексеевна. В счет недоданного жалованья за прошлые годы она раздала стрельцам большие суммы, и обещала уплатить еще по 10 руб. на человека. Царевна Софья согласилась и на название «надворной пехоты», начальником которой, на место убитых Долгоруких, назначен был князь Хованский. Хованский, руководя стрельцами, 23 мая явился во дворец с выборными от их полков и объявил, что все стрельцы, а равно и чины Московского государства требуют, чтобы на царском престоле были посажены оба брата, Иоанн и Петр Алексеевичи. Для решения сего вопроса царевна Софья созвала Боярскую Думу, духовенство и выборных от разных чинов столицы.

На этом частном Земском соборе послышались некоторые возражения против двоевластия; но большинство под давлением стрелецкого бунта нашло, что оно полезно в случае войны: один царь может отправиться с войском, а другой будет управлять царством. Привели и подходящие примеры двоевластия из истории Византийской. Собор решил быть двум царям. Однако царевна Софья хотела точнее определить их взаимные отношения, и вот снова явились стрелецкие выборные и потребовали, чтобы первым царем был Иоанн, а Петр вторым. На следующий день, 26 мая Боярская Дума с Освященным собором подтвердила это требование. Мать Петра Наталья Кирилловна отодвигалась в силу этого на задний план, а на передний выступили сестры болезненного Иоанна, прежде всего царевна Софья Алексеевна.

Участникам стрелецкого бунта была объявлена особая милость, и во дворце каждый день угощали по два полка. Захватив власть фактически, Софья пожелала и юридически закрепить ее за собою влиянием того же стрелецкого войска. 29 мая бунтовщики заявили новое требование: по юности обоих государей вручить управление царевне Софье. При этом ссылались на примеры Византийской истории: знаменитую Пульхерию, сестру Феодосия II. Бояре и патриарх обратились к царевне с просьбою принять на себя правительственные заботы. Софья по обычаю сначала отказывалась, но потом согласилась. Она стала именовать себя «великая государыня, благоверная царевна и великая княжна Софья Алексеевна».

Едва ли не первым правительственным актом стало утверждение новой стрелецкой челобитной от 6 июня. По-видимому, население столицы стало выражать негодование на совершенные во время стрелецкого бунта убийства. Стрельцов называли бунтовщиками, изменниками, злодеями. В ответ «надворная пехота» просила у царей дозволения поставить на Красной площади каменный столб с прописанием имён убитых «преступников» и их вин и с похвалою надворной пехоте за верную службу; просила запретить называть ее бунтовщиками и другими поносными словами, а также о разных служебных льготах. Просьба стрельцов была немедленно исполнена, каменный столб воздвигнут, и на четырех железных листах с четырех сторон столба, прописаны имена и вины людей, убитых 15–17 мая. Стрелецкий бунт благодаря этому выставлялся переворотом весьма благотворным, а все насилия стрельцов оправдывались мнимой государственной пользой.

 

Старообрядческое движение в Москве во время стрелецкого бунта 1682

Но царевна Софья видела, что их самоволию стрельцов пора положить предел и освободить власть от их давления. Удобный случай к тому представило возникшее с началом стрелецкого бунта старообрядческое движение.

Несмотря на жестокое гонение, русский «раскол» укоренялся и множился. Он имел уже своих мучеников, с Аввакумом и Лазарем во главе, память которых благоговейно чтилась. Их многочисленные последователи продолжали в Москве раскольничью проповедь. Наиболее сочувствия находила они среди стрельцов и подгородных слобожан; встречались сторонники раскола и среди знатных фамилий, в том числе и в семье Хованских. Растерянность правительства во дни стрелецкого бунта помогла расколу поднять голову; а когда во главе стрелецкого войска явился князь Хованский Тараруй, раскол задумал опереться на вооруженную силу и выступил со своими требованиями.

Спустя несколько дней после Майского бунта, в стрелецком полку Титова старообрядцы надумали подать властям челобитную: зачем они возненавидели старые книги и старую веру и зачем возлюбили новую – латино-римскую? В поисках сведущего, искусного человека, который бы мог сочинить такую челобитную и вести прение о вере стрельцы обратились в Гончарную слободу; там нашёлся старообрядец Савва Романов, который потом описал все это дело со стрелецкой челобитной. Челобитную написал какой-то монах Сергий. Когда Савва Романов прочел из неё в Титовом, а потом и других полках указания на «погрешности» исправленных при Никоне книг, стрельцы решили «постоять за старую веру и кровь свою пролить за Христа света».

Очевидно, это новое движение, сообщавшее стрелецкому бунту религиозный оттенок, происходило с поощрения князя Хованского, который стал действовать уже независимо от царевны Софьи и говорил старообрядцам, что более не допустит, чтобы их по-прежнему вешали или сожигали в срубах. Хованский тоже выслушал челобитную, но монаха Сергия он нашел смиренным и недостаточно речистым для прения с властями. Тогда ему указали на известного суздальского попа Никиту (которого «никониане» пренебрежительно именовали Пустосвятом), снова трудившегося над проповедью раскола, несмотря на свое торжественное от него отречение. Хованский знал его, и с радостью согласился на его участие в прении. Ревнители старой веры хотели, чтобы прение совершилось всенародно на Лобном месте или в Кремле у Красного крыльца в присутствии обоих царей, в ближайшую пятницу, 23 июня, до назначенного на воскресенье 25-го царского венчания. Старообрядцы не хотели, чтобы на этом венчании патриарх служил по новому требнику и таинство Причащения совершал на пяти просфорах с латинским (четвероконечным) крыжем.

Так стрелецкий бунт усилил русскую религиозную распрю. В пятницу состоялось шествие старообрядческой толпы в Кремль, к правительству и царевне Софье. Во главе шли Никита, монах Сергий и другой монах Савватий; народ сбежался посмотреть на эту небывалую процессию. Они остановились у Красного крыльца. Вызвали Хованского. Тот притворился ничего не знающим и приложился к старообрядческому кресту, который нёс Никита. Никита изложил, ему челобитье о старой православной вере, о семи просфорах, трисоставном кресте, о том, чтобы патриарх дал ответ, зачем он гонит людей за старую веру. Хованский взял челобитную и отнес во дворец, к Софье. Воротясь, он объявил, что государи назначили быть собору через несколько дней после своего венчания. Никита настаивал, чтобы царей венчали на семи просфорах, с изображением Истинного креста. Хованский посоветовал ему приготовить такие просфоры и обещал поднести их патриарху, чтобы тот служил на них при обряде коронования.

25-го июня совершилось торжественное коронование обоих царей в Успенском соборе. Никита Пустосвят понес в Кремль свои просфоры. Но тут столпилось такое множество народа, что он не мог пробраться в собор и воротился. Тем не менее, московские старообрядцы готовились ко всенародному прению с патриархом и для подкрепления себя вызвали расколоучителей из волоколамских пустынь: помянутого Савватия, Досифея, Гавриила и пр. Но патриарх и царевна София принимали свои меры, и часть участников стрелецкого бунта ласками и подарками отклонили от раскольников. Когда выборные от Титова полку ходили по слободам и убеждали подписываться под челобитною, то к ней приложили руки только девять стрелецких приказов и десятый Пушкарский; в десяти же других полках возникли споры; многие возражали, что не их дело входить в прение с патриархом и архиереями. Впрочем, и эти полки обещали, что будут стоять за православную веру и не дадут снова жечь и мучить.

Третьего июля 1682 ко дворцу собрались выборные от всех полков, участвовавших в стрелецком бунте, вместе с расколоучителями и толпой посадских. Хованский ввел их в патриаршую Крестовую палату и вызвал патриарха. Иоаким уговаривал их не вторгаться в дела архиерейские и пытался объяснить необходимость исправления книг по согласию со вселенскими патриархами. Раскольники возражали ему и главным образом восставали против несогласного с Христовым учением гонения на старую веру, против стремления убеждать в истине троеперстия огнем и мечом. Старообрядец Павел Данилович, когда выборные подошли к патриарху под благословение, отказался принять его не по старому обычаю. Хованский поцеловал его в голову со словами: «не знал я тебя до сей поры!» Условились быть соборному прению через день, 5 июля, в середу.

На московских улицах и площадях осмелевшие благодаря стрелецкому бунту старообрядцы свободно проповедовали свое учение. Толпы мужчин и женщин собирались около них, а когда «никонианские» священники пытались оправдывать исправление книг, некоторых из них били. Казалось, что Москва накануне нового мятежа. Милославским и царевне Софье грозила страшная опасность.

 

Прение о вере в Кремле со старообрядцами

Утром 5 июля толпа староверов, с Никитою во главе, с крестом, старыми иконами и книгами, двинулась в Кремль, к царевне Софье, сопровождаемая стрельцами и народным множеством. Раскольничьи старцы, имея худые, постные лица и клобуки старого покроя, производили впечатление на народ и вызывали нелестные замечания о тучности государственного, «никонианского» духовенства. Раскольничья толпа расположилась между Архангельским собором и Красным крыльцом, поставила налои, разложила на них книги, иконы и зажгла свечи. Патриарх не хотел сам выходить к народу. По его приказу к толпе вышел протопоп Василий и начал читать, отречение Никиты от раскола и его покаяние перед собором 1667. Стрельцы бросились на Василия; но помянутый выше монах Сергий вступился и велел ему продолжать чтение. Однако за криками ничего не было слышно. Тогда Сергий встал на скамью и читал тетради соловецких старцев с поучениями о крестном знамении, просфорах и т. п. Толпа, притихнув, с умилением и слезами слушала эти поучения. Но потом снова поднялись шум и волнение.

Стрелецкий бунт, таким образом, всё более приобретал невыгодный Софье и Милославским оборот. Хованский тщетно хлопотал во дворце, чтобы Иоаким с духовенством вышел к староверам и учинил прение на площади перед народом. Царевна Софья не соглашалась на такое требование и указывала на Грановитую палату, где сама хотела присутствовать. Тараруй отсоветывал ей это присутствие; убежденные им бояре также просили Софью отказаться от своего намерения. Но она не желала оставить патриарха без поддержки светской власти и отправилась в Грановитую палату; вместе с Софьей пошли царица Наталья Кирилловна, царевны Татьяна Михайловна и Марья Алексеевна, с боярами и выборными стрельцами. Раскольники, когда Хованский пригласил их войти в палату, не сразу согласились, опасаясь насилия; но Хованский поклялся, что зла им не сделают. Тогда раскольничьи отцы в сопровождении многих людей из народа толпою вошли в палату.

Патриарх убеждал их не «суемудрствовать», повиноваться своим архиереям и не вмешиваться в исправление книг, не имея «грамматического разума». Никита воскликнул: «не о грамматике пришли мы с тобой толковать, а о церковном догмате!» Ему стал отвечать холмогорский архиепископ Афанасий. «Я не с тобой говорю, а с патриархом!» – закричал Никита и бросился на архиепископа, но выборные стрельцы его удержали. Тогда царевна Софья, встав с кресла, стала говорить, что Никита осмелился бить архиерея в присутствии царских особ, и напомнила ему его клятвенное отречение от раскола. Никита сознался, что приносил покаяние под страхом казни, но утверждал, что сочиненное на его челобитную Симеоном Полоцким опровержение под названием Жезл не отвечает и на пятую часть сей челобитной.

Никита Пустосвят. Спор о вере. Картина В. Перова, 1881

 

Софья приказала читать челобитную, которую принесли раскольники. В ней между прочим говорилось, что еретики Арсений Грек и Никон (бывший патриарх) «поколебали душою царя Алексея». Услыхав это, царевна Софья со слезами на глазах сказала: «Если Арсений и патриарх Никон еретики, то и отец наш и брат и все мы еретики. Такой хулы мы не можем терпеть и пойдем вон из царства». Она сделала несколько шагов в сторону. Но бояре и вы/div/pборные стрельцы уговорили ее воротиться на место. Она упрекнула стрельцов, что они попускают мужикам и невеждам приходить к царям с бунтом, против которого остается уйти царскому семейству в другие города и возвестить о том всему народу. Стрельцы встревожились такой угрозой Софьи и клялись положить свои головы за царей.

Чтение челобитной продолжалось в присутствии царевны Софьи с возражениями. Когда оно окончилось, патриарх взял евангелие, писанное рукою св. митрополита Алексея, заключавшее в себе символ веры, и показал, что этот символ в новоисправленных книгах тот же. По причине наступивших сумерек, прение было отложено, и раскольники отпущены с обещанием издать о них указ. Вышедши к народной толпе, они подняли два пальца и кричали: «тако веруйте, тако творите; всех архиереев перепрехом и посрамихом!»

На Лобном месте они остановились и поучали народ. Потом пошли в стрелецкий Титов полк, где их встретили с колокольным звоном; отслужили молебен, и разбрелись по домам.

Чтобы не дать ещё более разрастись стрелецкому бунту и старообрядческому движению, царевна Софья приняла решительные меры. По ее требованию, во дворец явились выборные всех стрелецких полков, кроме Титова. Софья вопрошала, неужели они, как беззаконные бунтовщики, готовы царскую семью и все Российское государство променять на шестерых чернецов и отдать на поругание святейшего патриарха? Царевна снова грозила покинуть  Москву вместе с государями. Выборные Стремянного стрелецкого полка ответили, что за старую веру не будут стоять, что это дело не их, а патриарха. То же повторили и другие. Всех их угостили и одарили. Но когда они воротились в свои слободы, стрельцы упрекали их за измену и грозили побить; особенно шумели в Титовом полку. Стрелецкий бунт грозил возобновиться, однако многие рядовые стрельцы не устояли перед ласкою и угощением из царского погреба и приняли сторону властей против раскольников. Тогда царевна Софья велела схватить главных вожаков. Никите Пустосвяту отрубили голову на Красной площади, а других сослали.

 

Усмирение стрелецкого бунта 1682 Софьей

Но главный потакатель стрелецкого бунта, Хованский, пока оставался во главе стрельцов, позволял им всякое своеволие и не унимал стрельцов, которые шли ко дворцу с разными наглыми требованиями. Однажды они потребовали выдачи многих бояр по слуху, будто те хотели истребить в отместку за бунт все стрелецкое войско. Распространитель этого слуха, крещеный татарский князь, Матвей Одышевский, был казнён. Но волнения между стрельцами не прекращались. Все лето 1682 двор и столица провели в страхе нового стрелецкого бунта. Открыто действовать против Хованского двор не решался: еще недавно Милославские с его помощью завладели правлением. Тараруй был всегда окружен толпою стрельцов, а его двор охранялся целым отрядом. Пошли слухи, что он, будучи потомком Гедимина, хочет, пользуясь стрелецким бунтом, овладеть престолом и женить своего сына на одной из царевен, чтобы породниться с Романовыми. Известный заговорщик, близкий родственник царевны Софьи, Иван Михайлович Милославский, боясь нового стрелецкого бунта, покинул столицу и «как подземный крот» укрывался в своих подмосковных вотчинах. Из опасения мятежа, 19 августа ни Софья, ни другие члены царского семейства не участвовали в обычном крестном ходе из Успенского собора в Донской монастырь.

Вслед за тем Софья и вся царская фамилия внезапно уехали в село Коломенское. Разъехались из Москвы и большие бояре. Стрельцы встревожились отлучкою царского двора, который мог легко собрать вокруг себя рать из дворян. Выборные из стрелецких полков убеждали не верить слухам о близости нового стрелецкого бунта и просили государей воротиться в столицу. Стрельцов успокоили ответом, что царевна Софья и двор лишь поехали на отдых в подмосковные села,

2 сентября Софья и двор из Коломенского переехал в Воробьево, потом в монастырь Саввы Сторожевского и на несколько дней остановились в селе Воздвиженском. По поводу разных правительственных дел, цари и Софья послали в Москву указ всем боярам и думным людям, в том числе Хованским, а также стольникам и дворянам московским спешить в Воздвиженское. 17 числа там открылось заседание Боярской Думы, в присутствии царей и Софьи. Тут сделан был доклад о стрелецком бунте и беззакониях, чинимых князем Иваном Хованским и его сыном Андреем в приказах Стрелецком и Судном; а затем представлено подметное письмо о том, будто они призывали к себе некоторых стрельцов и посадских и уговаривали их возмутиться, истребить царский дом, на престол посадить князя Ивана, а Андрея женить на одной из царевен.

Дума не стала разбирать подлинность сего известия. Бояре приговорили: казнить Хованских. Последние, по вышепомянутому царскому призыву, разными дорогами ехали в Воздвиженское. Навстречу им Софья выслала князя Лыкова с дворянским отрядом. Старика Хованского Лыков захватил у села Пушкина, а Андрея в деревне на р. Клязьме и обоих доставил к царевне Софье в Воздвиженское. Здесь в присутствии Боярской думы дьяк Шакловитый прочел им смертный приговор за стрелецкий бунт. Хованские взывали к правосудию, требовали очных ставок, но напрасно. Софья велела поспешить казнью, и она совершилась.

За этим последовал скорый конец стрелецкого бунта. Стрельцы сильно всполошились, когда младший сын Хованского, Иван, убежавший из Воздвиженского, привез известие о казни отца, учиненной боярами будто бы без царского указу. Стрельцы вооружились, захватили пушечный наряд, расставили везде караулы, грозили убить патриарха. Но угрозы сменились страхом и унынием, когда бунтовщики узнали, что двор и царевна Софья переехали в укрепленную Троицкую Лавру, куда со всех сторон пошли отряды служилых людей.

Когда в столицу приехал боярин М. Головин, чтобы ведать ею в отсутствие государей, и пришел указ прислать к Троице по два десятка выборных от каждого стрелецкого полку, участники стрелецкого бунта повиновались и просили патриарха спасти их от казни. 27 сентября, дрожа от страха, явились они в Лавру. Софья осыпала их упреками за возмущение против царского дома. Выборные от стрельцов пали ниц и обещали впредь служить верою и правдою. Царевна приказала, чтобы все полки смирились и подали общую челобитную о прощении. Меж тем по четырем главным дорогам, ведущим в столицу (Тверской, Владимирской, Коломенской и Можайской), уже расположились многочисленные ратные силы дворян, готовые подавить стрелецкий бунт. Стрельцы поспешили исполнить требование царевны – послали ей общее челобитье о прощении. По просьбе челобитчиков патриарх отправил с ними от себя ходатая.

Царевна Софья вручила челобитчикам статьи, на которых стрельцы должны были присягнуть: впредь не заводить бунтовских кругов по казацкому образцу, не приставать к раскольникам, о злых умыслах немедля доносить, бояр и полковников почитать, самовольно под караул никого не брать, боярских холопов, записавшихся в стрельцы, возвратить господам. На исполнении этих статей стрельцы торжественно присягнули в Успенском соборе. Стрелецкий бунт 1682 на этом окончился. Выданный стрельцами младший сын Хованского был приговорен к смерти, но помилован и отправлен в ссылку. Софья желала также уничтожить каменный столб, поставленный во время стрелецкого бунта на Красной площади. Стрельцы сами испросили разрешение сломать его.

Спустя несколько дней, 6 ноября, двор воротился в столицу, в сопровождении дворянской рати, члены которой были награждены прибавкою поместий и окладов. Софья назначила начальником Стрелецкого приказа думного дьяка Федора Шакловитого, человека ей преданного. Он усмирил последние остатки стрелецкого бунта. Название «надворной пехоты» перестало употребляться. Вкоренившийся между стрельцами дух своеволия еще давал себя знать некоторыми вспышками. Но Шакловитый скоро укротил его решительными мерами, не отступая и перед смертной казнью. Для предотвращения нового стрелецкого бунта самые беспокойные стрельцы были переведены из столицы в украинные города, а на их место призваны более надежные. В первое время стрельцам даже запретили ходить по Москве при оружии, которое дозволялось иметь только караульным; тогда как придворным чинам и боярским слугам велели быть вооруженными.

 

Гурийская республика. Как грузинский уезд откололся от Российской империи

7 декабря 2015

Революция 1905-1907 гг. охватила практически всю территорию Российской империи. В целом ряде регионов России и подвластных территорий произошли массовые восстания, в результате которых были провозглашены республики на территории городов, уездов и даже отдельных сельских поселений и городских кварталов. Примечательно, что весьма значительной революционная волна была на Кавказе, особенно — в Грузии, где революционная пропаганда социал-демократов и социалистов-федералистов нашла благоприятную почву, в том числе, и потому, что местное население чувствовало себя дискриминируемым по национальному признаку.

В Грузии были весьма сильны автономистские и сепаратистские настроения, некоторые сторонники которых впоследствии и восприняли социал-демократические и социал-федералистские идеи. В начале ХХ века Грузия превратилась в один из наиболее подверженных революционным настроениям регионов Российской империи. Здесь действовали практически все революционные партии страны — от социал-демократов большевистского и меньшевистского толка до анархистов-коммунистов и анархистов-синдикалистов. Выходцы из Грузии проявляли революционную активность не только на родине, но и за ее пределами, многие из них добились широкой известности в революционном движении. Напомним, что грузинами или представителями других проживавших на территории Грузии народов были Сталин (Джугашвили) и Орджоникидзе, Джапаридзе и Киквидзе, Енукидзе и Берия, Каландаришвили и Черкезов, множество других видных большевиков, эсеров и анархистов. При этом, учитывая специфику менталитета местного населения и национальные традиции, революционная борьба в Грузии практически сразу же приобрела радикальный характер. Грузинские революционеры прославились на ниве экспроприаций, перестрелок с полицией, покушений на чиновников и полицейских. Именно в Грузии имело место и провозглашение одной из первых в российской истории революционных крестьянских республик. Речь идет о Гурийской республике — малоизвестной, но очень интересной странице в политической истории Российской империи начала ХХ века.
 

Гурия — область «храбрых и вспыльчивых»

К началу ХХ века Гурия — историческая область в южной части Западной Грузии, — входила в состав Кутаисской губернии. Это была практически полностью грузинская территория, куда не переселялись выходцы из других регионов Российской империи. Центром Гурии был город Озургети, а сама Гурия именовалась Озургетским уездом Кутаисской губернии. До 1810 года, когда Гурия вошла в состав Российской империи, она имела статус самостоятельного княжества. На протяжении нескольких столетий, после распада Грузинского царства, Гурийское княжество умудрялось сохранять самостоятельность, хотя до XVI века формально считалось вассалом Имеретинского царства. Гурия вела частые войны с Османской империей, пытавшейся подчинить южные провинции княжества, прежде всего Ачару — Аджарию. В Гурии правила фамилия Гуриели — одна из ветвей грузинской династии Вданидзе — Дадиани. В 1810 г. князь Мамия V подписал договор о переходе Гурийского княжества под протекторат Российской империи, а в 1828 г., во время правления князя Давида Гуриели, самостоятельность княжества была окончательно упразднена, после чего оно влилось в состав Грузинско-Имеретинской губернии. В 1846 г. Гурия вошла в состав Кутаисской губернии. По переписи 1897 года в Озургетском уезде проживало 90 326 человек. Из них 4 710 человек проживало в городе Озургети, а остальные — в более мелких поселениях. Национальный состав уезда был, как уже говорилось выше, практически полностью грузинским. В Гурии проживало 86 057 грузин, что составляло 95,27% населения уезда, а также 3 009 греков (3,33% от общей численности населения). Русских в Озургетском уезде насчитывалось лишь 526 человек, то есть — 0,58% от общей численности населения уезда. Подавляющее большинство населения Гурии было занято в сельском хозяйстве, в целом регион был слаборазвит в экономическом отношении и поэтому беден.

В то же время, население Гурии имело одну специфическую черту, очень повлиявшую на распространение в этом регионе Грузии революционных идей — несмотря на экономическую отсталость уезда и бедность большей часть крестьянского населения, гурийцы очень трепетно относились к образованию. Озургетский уезд характеризовался более высоким уровнем образования по сравнению с другими районами Грузии. Историк и этнограф царского происхождения Вахушти Багратиони (1695-1758) так описывал гурийцев (гуруэли): « гуриец крайне быстр в речи, в движениях, в деле, любит прямолинейность, быстро злятся, но быстро успокаиваются. Гурийцы умны, быстры, и любят образование» (Вахушти Багратиони. История царства Грузинского / Перевод, предисловие, словарь и указатель: Н. Т. Накашидзе. — Тбилиси: Мецниереба, 1976.). С другой стороны — Гурия была краем с богатыми традициями сопротивления властям, а гурийцы, помимо тяги к образованию, отличались еще и воинственностью. В «Большой энциклопедии» 1905 года гурийцы описывались как люди храбрые, приветливые и верные данному слову, но крайне вспыльчивые и раздражительные. Еще в 1840 г., после того как, в связи с административной реформой, был упразднен последний институт Гурийской автономии — Совет гурийских князей, в Гурии стало нарастать недовольство русским правлением. Оно усугублялось введением новых налогов, а также распространявшимися слухами о том, что гурийских крестьян будут призывать на службу в русскую армию. В мае 1841 г. в селе Акети вспыхнуло народное восстание, в котором участвовали не только крестьяне, но и дворяне, и даже князья. Повстанцы хотели пробиться к российско-турецкой границе и объединиться с войсками кобулетского бека Хасана Тавдгиридзе. Против восставших были брошены войска под командованием полковника Брусилова. Однако разгромить семитысячные отряды повстанцев ему не удавалось. В августе отряд Абеса Болквадзе нанес поражение русскому отряду у деревни Гогорети. Затем повстанцы захватили крепость Шекветили на берегу Черного моря. Отряд Брусилова, который к этому времени смог занять столицу Гурии Озургети, оказался в осаде. На помощь Брусилову выдвинулись отряды мегрельского мтавара и имеретинской милиции, которые также были разбиты гурийцами. Тем не менее, подошедшим подкреплениям удалось в сентябре 1841 г. разгромить восставших. Абеса Болквадзе был убит, несколько лидеров восстания отправили в Сибирь. Впоследствии гурийцы столь же храбро, как и воевали против российской власти, воевали на ее стороне — во время русско-турецкой войны, в 1876 г., в Гурии должна была быть сформирована добровольческая милиция численностью в 1 тысячу человек. Однако Гурия дала три тысячи добровольцев, поскольку очень многие гурийцы не хотели показать себя трусами и были готовы отправиться на войну.
 

Несмотря на то, что в промежуток между 1841 и 1902 гг. серьезных восстаний в регионе не происходило, в Гурии продолжали кое-где действовать «пирали». Так называли местных разбойников. Слово «пирали» происходит от измененного арабского «фирар» — «беглый». Судя по всему, сначала так называли дезертиров из османской армии, прятавшихся в гурийских горах. Затем название «пирали» получили все местные разбойники, аналогичные северокавказским абрекам. Однако «пирали» соблюдали своеобразный «робин-гудовский» кодекс чести — они не грабили бедных, отдавали часть своей добычи нуждающимся и защищали свои селения от разбойничьих нападений других банд. Основное время «пирали» проводили в горных лесах, но периодически наведывались в родные селения, где их всегда радушно встречали, кормили, при необходимости оказывали медицинскую помощь. Кстати, одним из наиболее известных в начале ХХ века гурийских «пирали» был некий Датико Шеварднадзе — родной дядя Эдуарда Шеварднадзе, также уроженца Гурии, ставшего министром иностранных дел СССР, а затем, после распада Советского Союза, и президентом независимой Грузии.

Семинаристы, крестьяне и революционное движение

После отмены крепостного права большинство гурийских крестьян оказались в крайне сложном экономическом положении, так и не получив земли и превратившись в арендаторов. Естественно, что, не будучи хозяевами на обрабатываемой ими земле, они восприняли пролетарскую психологию и были радикально настроены по отношению к существующим порядкам. Среди гурийских земледельцев было много и дворян, которые по уровню благосостояния и условиям жизни практически не отличались от крестьян, но имели высокий уровень образования и развитое чувство собственного достоинства. Многие сыновья обедневших дворян получали образование в России, где и воспринимали радикально-демократические и социалистические идеи. Кстати, уроженцем села Карискуре Озургетского уезда был и Филипп Иесеевич Махарадзе (1868-1941) — будущий руководитель Грузинской ССР. Его отец Иесей Махардзе был священником и сын также собирался пойти по духовной стезе. Он окончил Озургетское духовное училище, после чего поступил в Тифлисскую духовную семинарию, однако затем решил получить светскую специальность. Одно время он учился в Варшавском ветеринарном институте, но курс обучения не закончил и был отчислен. После этого Филипп Махардзе вернулся в Грузию, где занялся революционной деятельностью. Кстати, многие выпускники Озургетского духовного училища участвовали в распространении революционных идей в Гурии. Так, одним из лидеров Гурийского восстания стал Герасим Фомич Махарадзе (1881-1937). Его биография вполне типична для грузинского революционера начала ХХ века. Сын псаломщика, окончил Озургетское духовное училище по первому разряду и был рекомендован к поступлению в Кутаисскую духовную семинарию. Однако уже в семинарии проявилось вольнодумие Герасима Махарадзе — его выгнали на шесть месяцев за организацию кружка самообразования, но затем восстановили. После окончания семинарии, в 1901 г. Герасим поступил на восточный факультет Санкт-Петербургского университета. Там он вступил в студенческую группу «Касса радикалов», участвовал в демонстрации, после чего был арестован на три месяца и затем выслан из российской столицы. Поступив в Юрьевский университет, Махардзе стал членом Союзного совета объединенных землячеств и организаций, где представлял грузинских учащихся. За участие в демонстрации он был вновь арестован на семь месяцев и затем выслан на Кавказ. После этого он перешел на нелегальное положение и под кличкой «Герман» работал сначала в бакинском социал-демократическом подполье, а затем — в Озургети, где вел революционную пропаганду среди гурийского крестьянства. Выходцем из Озургети, также учившимся в Озургетском духовном училище, был и Георгий Ильич Гогелиа (1878-1924) — один из первых грузинских и российских анархистов-коммунистов, заинтересовавшийся революционными идеями во время учебы за рубежом — во Франции и Швейцарии. Именно Гогелиа еще в 1900 году стал одним из инициаторов создания Группы русских анархистов за границей — созданного в Швейцарии, в Женеве, первого объединения русских анархистов. Позже он издавал знаменитый анархистский журнал «Хлеб и воля».

Революционные идеи ложились на уже подготовленную почву — крестьяне Гурии были очень недовольны своим социально-экономическим отношением. Как отмечал, выступая на II-м съезде РСДРП член Кавказского союзного комитета РСДРП Михаил Цхакая (1865-1950), «казне, князьям и духовенству принадлежат громадные земельные площади — леса и горы, пахоть и луга, пастбища и покосы, а крестьянину и его скоту, как и домашней птице, нет выхода из своей хатки (сакли) и дворика: везде он на земле "чужой" и должен платить и за пастбище, и за леса и пр... К этому добавьте: 1) Поборы попов, помимо постоянных платежей с рождения до могилы и даже после, — в виде ежегодной платы с каждого отдельного семейства по 2 руб. (так наз. "драмовых денег); 2) Поборы сельских властей и разных чиновников; 3) Разные повинности...» (III очередной съезд Российской социал-демократической рабочей партии 1905 года. Полный текст протоколов. Госиздат, М., 1924 г,). Естественно, что у находившихся в таком бедственном положении гурийских крестьян власть не могла вызывать иных чувств, кроме негативных. Поскольку власть в их глазах олицетворялась с произволом помещиков и мелких уездных чиновников, то последние и рассматривались как «воплощение зла» для крестьян, к ним и предъявлялись основные претензии.
 

Волнения в деревне Нигоити

В 1902 г. началось брожение среди крестьян деревни Нигоити. В местной школе учителем работал некий Георгий Уратадзе — бывший студент, отчисленный по причине его политической неблагонадежности (Уратадзе был сторонником Российской социал-демократической рабочей партии), который и поднял вопрос о положении местного крестьянства. Вдохновленные выступлениями Уратадзе, крестьяне потребовали сократить долю урожая, которая отдавалась собственникам арендуемой земли, установить свободный доступ к пастбищам и наделить не только крестьян, но и дворян, обязанностью по финансированию расходов деревенского и уездного бюджета. Выдвинув требования, крестьяне принесли коллективную клятву на верность борьбе и взаимную преданность. При этом принимать клятву, по требованию гурийцев, пришлось Уратадзе. Вскоре бывший студент поехал в Батуми, где находился ближайший к Гурии территориальный комитет социал-демократической партии. Там Уратадзе собирался заручиться поддержкой социал-демократов и получить у них дальнейшие инструкции, как действовать в сложившейся обстановке. Однако, социал-демократы в поддержке представителю восставшей деревни отказали. Авторитетнейшим социал-демократом Батуми в это время был Карло Чхеидзе (1864-1926) — инспектор батумской муниципальной больницы, в 1898-1902 гг. занимавший пост гласного Городской думы Батуми. Несмотря на то, что Чхеидзе с юных лет участвовал в революционном движении и дважды был исключен из учебных заведений — Новороссийского университета и Харьковского ветеринарного института — за участие в студенческих волнениях, в социал-демократическом движении он занимал достаточно умеренные позиции. К возможности поддержки социал-демократами выступления крестьян Гурии он отнесся отрицательно — ведь в уезде совсем не было промышленного пролетариата, поскольку на территории Гурии отсутствовали предприятия. Поэтому Карло Чхеидзе открыто заявил Уратадзе: «мы — марксисты. Марксизм — это философия пролетариата. Крестьянин, как мелкий собственник, не способен воспринять идеологию марксизма. Он, как мелкий буржуа, ближе к буржуазии, нежели к пролетариату. Поэтому мы не можем крестьянское движение поставить под нашим знаменем». Батумские социал-демократы в поддержке гурийским крестьянам отказали, а самого Георгия Уратадзе раскритиковали за «мелкобуржуазный авантюризм».

Однако, несмотря на отказ социал-демократов поддержать выступление гурийских крестьян, в самом Озургетском уезде протестное движение набирало обороты. Достаточно быстро о событиях в деревне Нигоити узнали и в других населенных пунктах уезда, после чего среди крестьян сложилась своеобразная политическая легенда о деревне, в которой победили помещиков. Процесс объединения крестьян под социальными лозунгами начался и в других деревнях Озургетского уезда — их жители также выдвигали требования, принимали взаимную клятву верности в борьбе. Естественно, что в условиях массовости протеста большая часть помещиков не решилась противостоять крестьянам, и пошла на удовлетворение их требований. Полиция так и не смогла найти зачинщиков выступлений, поскольку крестьяне отказывались выдавать тех, кто первым призывал принимать клятву верности. Движение крестьян Гурии вызвало симпатии со стороны грузинской интеллигенции и даже части дворянства, которое видело в нем национально-освободительную борьбу против царского режима. В 1903-1905 гг. гурийское восстание стало одной из важнейших тем, обсуждавшихся грузинскими интеллигентами — вне зависимости от их политических убеждений.

Слава о событиях в Гурии распространилась далеко за пределы уезда, Грузии и даже Кавказа. Так, грузинский публицист и общественный деятель князь Илья Петрович Накашидзе (1863-1923) извещал о событиях в Гурии самого Льва Николаевича Толстого: «могу сообщить Вам приятную новость: в Озургетском уезде, Кутаисской губернии, среди крестьян-гурийцев (грузины) осуществилось то, о чем Вы писали в письме к рабочему народу. В прошлом году там были волнения, а теперь крестьяне отказываются брать в аренду помещичьи земли и не идут в работники к ним. Замечательно единодушно действуют крестьяне. Помещики негодуют, точно работать на них был священный долг крестьян, которые теперь затеяли крамолу. Дядя мой, человек довольно состоятельный, до сих пор не может примириться с той мыслью, как это крестьяне осмелились не работать на его земле. Удивительно то, что отказалась работать у помещиков половина населения уезда. Терпят нужду, идут на заработки повсюду и твердо стоят на своем. Дорогой мой родственник, который теперь с нами, говорил мне, что долго и тщетно искал нанять работника для своего хозяйства, что дворяне-помещики остались без работников, прислуги. Население Озургетского уезда, гурийцы, те же грузины это только название областное... Народ наш самый смышленный и восприимчивый в Закавказье. Грузинские книги и газеты больше всего распространяются там. Буду следить и сообщать вам, как пойдут дела дальше» (Накашидзе И. Письмо к Л. Н. Толстому от 11 апреля 1903 г. Архив Госуд. музея Толстого). В свою очередь, великий русский писатель и критик государственного устройства общества, Лев Толстой внимательно следил за событиями в Гурии. В одном из своих дневников писатель отметил: «Утром был от Накашидзе милый человек Кипиани, который рассказал чудеса о том, что делается на Кавказе: в Гурии, Имеретии, Менгрелии, Кахетии. Народ решил быть свободным от правительства и устроиться самому. Душан записал. Надо будет изложить. Это — великое дело».

Речь шла о Михаиле Кайраховиче Кипиани (1849-после 1905)- грузинском революционере-народнике, четыре года проведшем в сибирской ссылке и в момент описываемых событий тесно общавшемся с Ильей Петровичем Накашидзе, а через него — и со Львом Толстым. Кипиани очень заинтересовался событиями в Гурии и описывал их, в первую очередь, как экономический бойкот. По словам Кипиани, гурийские земледельцы отказались работать на помещиков. Фактический бойкот власти в уезде, однако, не означал роста преступности и правонарушений. Крестьяне договорились не грабить, не воровать и не обращаться в суд и полицию. Действительно, количество преступлений и правонарушений в уезде в это время значительно сократилось, чему способствовало и значительное сокращение пьянства — крестьяне вполне осознанно решили меньше пить и меньше производить алкогольной продукции. Для поддержания порядка были выбраны десятские, сотские и тысяцкие из среды крестьян, которые, в свою очередь, выбирали троих судей на деревню. Важные вопросы было решено обсуждать на народных сходах, в которых участвовало до пяти тысяч человек. Была сформирована народная милиция — «красные сотни», которые охраняли общественный порядок и должны были выполнять задачи по защите гурийских селений. «Красные сотни» чуть было не расправились с известным «пирали» (разбойником) Дато Шеварднадзе, однако затем его все же решили помиловать — «пирали» вызывали симпатии у многих гурийцев.

Восстание охватывает всю Гурию

В конечном итоге, даже социал-демократическая партия, первоначально отказавшаяся поддержать крестьянское выступление, была вынуждена его поддержать. В Батуми был создан Комитет сельскохозяйственных рабочих — после дискуссий социал-демократические лидеры пришли к выводу, что гурийские крестьяне — не совсем типичные крестьяне, так как арендуют земли, а не являются их собственниками. То есть, с натяжкой они подходили под определение пролетариата. Тем более, что среди арендаторов были и реальные промышленные рабочие, правда — бывшие, те, которых выслали в родные деревни за участие в стачке 1902 года на батумских предприятиях. Именно бывшие батумские рабочие, с опытом участия в забастовочном и стачечном движении, распространяли революционные идеи среди крестьянского населения уезда.
В 1903 г. в Озургетском уезде был создан независимый социал-демократический комитет Гурии, который вскоре обратился с заявлением о вступлении в ряды Российской социал-демократической рабочей партии. В этот раз у батумских социал-демократов вопросов более не возникло, и озургетские революционеры — крестьяне и сельские учителя — были приняты в ряды социал-демократической партии. Как оказалось — это было очень правильное решение, поскольку к этому времени социал-демократический комитет Гурии постепенно превратился в единственную власть в районе. Было выпущено обращение социал-демократов «Гурийским крестьянам», в котором максимально доступно объяснялись основные цели и задачи революционной борьбы. Гурийские крестьяне приняли решение о полном бойкоте государственной власти — начиная от налогов и заканчивая неподчинением распоряжениям уездной администрации. В результате бойкота, последняя практически прекратила свое существование. Властью стал социал-демократический комитет, который провозгласил введение свободы слова, перешел к практике взимания новых арендных платежей, устраивавших крестьян. Так закладывались основы крестьянского самоуправления, превратившего Гурию 1902-1905 гг. в поле уникального социального эксперимента. Некоторые местные феодалы и чиновники, конечно, пытались противиться действиям крестьян, но жестоко расплачивались за свои действия. Многих выгнали из уезда или вообще убили. Так, в январе 1905 г. был убит князь Накидзе, причем могильщики кладбищ уезда объявили бойкот его похоронам, поэтому тело князя пришлось предать земле уже за пределами Гурии.
 

Следует отметить, что многие землевладельцы сами симпатизировали гурийским крестьянам, поскольку, оценивая их выступление с националистических позиций, радовались пробуждению грузинского народа и развитию у него демократических традиций. Фактически, Гурия превратилась в реальную и почти независимую от центральной власти автономную республику, жившую по своим законам и пытавшуюся строить свою экономику на принципах социальной справедливости, а политическую жизнь — на основе равенства. Декларацию о равенстве прав приняли даже гурийские женщины. Михаил Кипиани подчеркивал, что гурийские женщины, как и мужчины, посещали народные сходы и участвовали в обсуждении важных для своих селений вопросов. На сходах говорилось и что людям следует жениться по любви, а не по расчету, поэтому всем, кто получил приданое за женой, предложили вернуть его родителям. Впрочем, родителям разрешили давать приданое непосредственно дочерям, и если дочь его возьмет — то тогда это не признавалось безнравственным.

После событий января 1905 г., революционное движение в Гурии перешло на новый уровень. Слухи о начале вооруженного восстания в России проникли и в Грузию. Крестьяне изгнали из своих селений всех представителей царской власти, создали деревенские общины и сформировали вооруженные отряды — Красные сотни. К началу февраля 1905 г. в руках восставших крестьян оказалась практически вся территория Гурии. 20 февраля 1905 г. представитель царской администрации сообщил в центр, что контроль российской власти над большей территорией Озургетского уезда утрачен. В марте 1905 г. правительство было вынуждено объявить о введении военного положения в Кутаисской губернии, после чего в Озургетский уезд были направлены войсковые части общей численностью в 4 000 солдат и офицеров. Командовал ими генерал-майор Максуд Алиханов-Аварский (1846-1907) — аварец по происхождению, отличившийся в русско-турецкой войне и среднеазиатских походах. Однако из-за активного сопротивления крестьян, войска Алиханова-Аварского были вынуждены отступить. Тем более, что крестьяне Имеретии, Кахетии и других грузинских областей, поддержавшие гурийцев, стали угрожать восстанием, если войска не будут отведены. Царские власти были вынуждены не только дать команду генералу Алиханову об отводе войск, но и пошли на уступки восставшим. В частности, был отправлен в отставку князь Голицын, занимавший пост кавказского наместника и считавшийся сторонником жесткого подавления крестьянских выступлений. Вместо него наместником Кавказа и главнокомандующим войсками Кавказского военного округа назначили генерала от кавалерии графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова (1837-1916), славившегося своей хитрой политикой. Воронцов-Дашков не был сторонником сугубо насильственных действий и считал, что с крестьянами вполне можно договориться мирным путем.

Помощником наместника по гражданской части был назначен Николай Александрович Султан-Крым-Гирей (1836-после 1917) — российский дворянин крымско-татарского происхождения, потомок крымских ханов Гиреев, занимавший до этого назначения пост члена от Министерства финансов в Совете Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе. Султан-Крым-Гирей был известен как человек достаточно либеральных взглядов. Историк А.В. Островский отмечает, что «в дореволюционной печати Н. А. Султан-Крым-Гирей прямо обвинялся в связях с некоторыми революционными деятелями. Конкретных и убедительных данных на этот счет пока обнаружить не удалось, но есть основание утверждать, что Н. А. Султан-Крым-Гирей имел связи в либерально-оппозиционных кругах». Очевидно, что информацией о либеральных симпатиях Султан-Крым-Гирея обладало и царское правительство, поскольку именно ему поручили вести переговоры с гурийскими крестьянами. Потомок крымских ханов был направлен в Гурию, где проводил опросы местного крестьянского населения и выступал на собраниях сельских жителей. В свою очередь, крестьяне составили список требований и передали его Крым-Гирею. Либеральные власти позволили крестьянам создать органы самоуправления, открыть школы и библиотеки в деревнях.

Примечательно, что события в Гурии вызвали неформальную поддержку и у региональной власти в лице кутаисского губернатора. Объяснялось это весьма просто. В июле 1905 г. губернатором Кутаисской губернии, в состав которой входил и Озургетский уезд, был назначен Владимир Александрович Старосельский (1860-1916) — русский агроном, выпускник Петровской сельскохозяйственной академии. Он был личным другом графа Иллариона Воронцова-Дашкова (1837-1916). Именно Воронцов-Дашков посодействовал талантливому агроному Старосельскому в назначении на губернаторскую должность. Однако, Старосельский не спешил подавлять восстание силовыми методами, поскольку и сам сочувствовал социал-демократическим идеям (в 1907 году он вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию (большевиков)). Кутаисский губернатор посетил селения Гурии в сопровождении гурийской крестьянской милиции и занял нейтральную позицию, не вмешиваясь в развитие событий в уезде. Вскоре под покровительством губернатора в Кутаиси возникло несколько левых организаций, включая союз и бюро революционных учителей. Фактически, находясь на посту губернатора, Старосельский содействовал революционному движению в Кутаисской губернии, за что вызвал резко негативное к себе отношение со стороны центральной власти. В принципе, в назначениях Султан-Крым-Гирея и Старосельского ничего удивительного не было, поскольку и сам наместник граф Воронцов-Дашков придерживался относительно либеральных позиций. По крайней мере, так о нем вспоминает Сергей Юльевич Витте: «Гр. Воронцов-Дашков был и остался до сих пор человеком довольно либерального направления; до некоторой степени он подбирал себе и таких сотрудников» (Витте С. Ю. 1849—1894: Детство. Царствования Александра II и Александра III, глава 15 // Воспоминания. — М.: Соцэкгиз, 1960). Когда в ноябре 1905 г. в Тифлисе начались столкновения между армянским и азербайджанским населением города, социал-демократы обратились к наместнику Воронцову-Дашкову с просьбой предоставить рабочим дружинам оружие для поддержания общественного порядка и умиротворения сторон конфликта, а также направить на помощь рабочим дружинам «сознательных солдат». Несмотря на протесты офицеров и чиновников, Воронцов-Дашков решил удовлетворить просьбу социал-демократов и 25 ноября местным организациям Российской социал-демократической рабочей партии было выдано 500 ружей, которые распределялись по партийным спискам.

По мере обострения политической ситуации в стране, радикализовалось и революционное движение в Озургетском уезде Кутаисской губернии. В октябре 1905 г. гурийские крестьяне разгромили отряд уездного начальника Лазаренко, пытавшегося восстановить власть в регионе и разрушили железнодорожные пути, по которым в Гурию могли быть переброшены правительственные войска. Также было убито большое количество стражников и чиновников. В ноябре 1905 г. крестьянские «Красные сотни» вошли в уездный центр — город Озургети. Они захватили почту, телефон и телеграф. Заняв Озургети, восставшие провозгласили создание Гурийской республики. После этого царские власти не могли терпеть «анархию» в Озургетском уезде. Тем более, что «красная чума» распространилась из Гурии на другие районы Грузии. Примеру Гурии последовали еще несколько районов Грузии, где также были провозглашены республики по типу Гурийской.

Разгром восстания и судьбы ключевых фигур

На подавление крестьянского восстания в Гурии были брошены внушительные воинские силы под командованием генерал-майора Алиханова-Аварского и полковника Крылова. К 10 января 1906 г. основные очаги восстания на территории Озургетского уезда были подавлены. Узнав о деятельности кутаисского губернатора Владимира Старосельского, император Николай II заметил: «вот о ком считаю нужным сказать крепкое слово — это о кутаисском губернаторе Старосельском. По всем полученным мною сведениям, он настоящий революционер…». По приказу центрального правительства, генерал Алиханов-Аварский, командовавший усмирением Грузии, арестовал Владимира Старосельского и вице-губернатора Кутаисской губернии Книшидзе и отправил их в Тифлис. Старосельский был уволен с поста губернатора и выслан из Тифлиса на Кубань. 2 апреля 1906 г. от обязанностей помощника наместника на Кавказе по гражданской части освободили и либерально настроенного Николая Александровича Султан-Крым-Гирея. Впрочем, граф Илларион Воронцов-Дашков пост наместника на Кавказе сохранил и занимал его еще десять лет — до августа 1915 года, после чего его сменил великий князь Николай Николаевич (младший).

Временным губернатором Кутаисской губернии назначили генерала Алиханова — Аварского. Отряды Алиханова, состоявшие из казаков и горцев, жестоко расправлялись с крестьянами, участвовавшими в восстании. Целый ряд деревень был сожжен, а их жители выселены. Свыше 300 участников Гурийского восстания были арестованы и отправлены в ссылку в Сибирь. Впоследствии, уже в годы Гражданской войны, именно из ветеранов грузинских «красных сотен» в Восточной Сибири сложился костяк знаменитого партизанского отряда анархиста Нестора Каландаришвили — «Сибирского Батьки», как его называли соратники. Кстати, и сам Нестор Каландаришвили, и его ближайшие соратники Михаил Асатиани, Иосиф Кигурадзе, Герасим Зоидзе были участниками Гурийского восстания и сражались в составе «красных сотен». Что касается Владимира Александровича Старосельского, то он обосновался в Екатеринодаре (ныне — г. Краснодар), где занялся революционной деятельностью — он стал секретарём Кубанского областного комитета РСДРП, затем — председателем Северо-Кавказского союзного комитета РСДРП. В 1908 г. жандармы собирались арестовать Старосельского, однако при обыске в его квартире в Екатеринодаре обнаружили письма от Воронцова-Дашкова, после чего замешкались и некоторое время ждали от руководства дальнейших указаний — арестовывать или не трогать личного друга царского генерала. Пока шло разбирательство, Владимир Старосельский сумел покинуть пределы Российской империи. Он обосновался в Париже, где остаток жизни работал фотографом и участвовал в деятельности парижской организации русских большевиков — политэмигрантов.

Что касается генерала Алиханова-Аварского, то спустя год после подавления Гурийского восстания его настигло возмездие революционеров. В начале 1907 г. Алиханов, произведенный в генерал-лейтенанты, был назначен командиром 2-й Кавказской казачьей дивизии, а 3 июля 1907 г. в Александрополе (ныне — г. Гюмри) в его экипаж были брошены две бомбы. Генерал Алиханов погиб. Как выяснилось, покушение на командира дивизии организовали члены партии «Дашнакцутюн», мстившие за действия генерала во время подавления восстания в Эриванской губернии. Тогда Алиханов открыто покровительствовал своим родственникам ханам Нахичеванским (он был женат на Зарин-Тадж Бегум Нахичеванской, дочери генерал-майора Келбали Хана Нахичеванского), жестоко расправлявшимся с восставшим армянским населением.

Гурийская республика вошла в российскую историю как уникальный пример самоорганизации крестьянского населения в периферийном районе страны. Несмотря на фактическое отсутствие централизованного руководства, каких-либо организационных структур партийного типа, гурийским крестьянам удалось сформировать низовые органы самоуправления и в течение нескольких лет постепенно добиваться реализации поставленных задач.

Автор: Илья Полонский

Красноярская республика

[править | править код]

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 13 мая 2016; проверки требуют 10 правок.

Красноярская республика
Республика
←  9 декабря 1905 — 27 декабря 1905    →
Столица	Красноярск
Язык(и)	Русский язык
Форма правления	Советская республика
- 1905	А. И. Кузьмин

Красноярская республика — самоуправление, организованное Объединённым советом рабочих и солдатских депутатов в Красноярске во время Первой русской революции. Просуществовало с 9 по 27 декабря 1905 г.

 

Содержание

  [скрыть] 

• 1История

  • 1.1Причины и истоки конфликта
  • 1.2Развитие конфликта
  • 1.3Итоги восстания
• 2Память
• 3См. также
• 4Примечания
• 5Литература
• 6Ссылки

 

История[править | править код]

Причины и истоки конфликта[править | править код]

В ходе октябрьской политической стачки, 20 октября 1905 года была организована Выборная комиссия рабочих Красноярска. Под руководством комиссии были сформированы рабочие дружины и установлен явочным порядком 8-часовой рабочий день. Кроме того она занималась общей координацией проведения стачки и вела переговоры с предпринимателями. Впоследствии Выборная комиссия была переименована в Совет депутатов от рабочих Красноярска. Председателем рабочего Совета был избран социал-демократ Александр Мельников.

21 октября, в один день с погромом в Томске, в центре города также состоялся погром: произошло столкновение между участниками революционного митинга у местного Народного дома и черносотенной манифестации, устроенной «Союзом мира и порядка»^[1].

6 декабря был создан Объединённый совет депутатов от рабочих и солдат, в состав которого вошло примерно 120 человек от большевиков, меньшевиков, эсеров и беспартийных.

Развитие конфликта[править | править код]

Власти попытались использовать в качестве штрейкбрехеров солдат железнодорожного батальона, который направлялся в Маньчжурию. Однако солдаты 8 декабрясами объявили забастовку. В ходе неё был образован солдатский комитет, чьим председателем стал примыкавший к эсерам прапорщик Андрей Кузьмин^[2]. Все три совета действовали одновременно.

8 декабря представители Объединённого совета при поддержки солдатского комитета заняли губернскую типографию и организовали печать газеты «Красноярский рабочий».

9 декабря была проведена вооружённая демонстрация, в результате чего Объединённый совет взял власть в городе. Были приняты и опубликованы постановления о свободе печати и собраний, взяты под контроль железная дорога и предприятия, создан народный суд, а боевые дружины, разоружив полицию, организовал охрану порядка в городе.

Однако Андрей Кузьмин выступил против захвата арсенала и передачи рабочим оружия. Объединённый совет начал подготовку к проведению выборов в новую городскую думу.

Тем временем, подавив другие очаги восстания, правительство направило в Красноярск карательные отряды. 25—27 декабря царские войска заняли город и установили там патрулирование. 28 декабря было объявлено о введении военного положения, а губернатор отдал приказ о разоружении железнодорожного батальона.

227 солдат и более 500 рабочих забаррикадировались в железнодорожных мастерских. После 8 дней боев с карательными войсками и увеличивающегося недостатка оружия, еды и воды, осажденные вынуждены были сдаться 3 января 1906 года.

Итоги восстания[править | править код]

9 солдат были приговорены к 8-летней каторге, более 160 рабочих и солдат — к тюремному заключению и определению в арестантские роты. Андрей Кузьмин бежал из города и эмигрировал в Париж^[2].

В последующие годы начальник Енисейского губернского жандармского управления в своих рапортах выражал мнение, что революционеры-рабочие не были наказаны должным образом: освобожденные под залог, они принимались обратно на работу, получали повышение в должности и заработной плате, что только способствовало популяризации революционных идей^[3].

Память[править | править код]

• В 1909 года бывший защитник республики железнодорожник Фролов проложил опаснейший лаз на вершину Скуфьи и «по праву первопроходца» «дал» вершине имя Коммунар^[4].

См. также[править | править код]

• Кузьмин, Андрей Илларионович
• Сибирский союз РСДРП
• Революция 1905 года в Красноярске

Примечания[править | править код]

1. ↑ Обзор документов Государственного архива Красноярского края, связанных с событиями первой русской революции 1905–1907 гг.: Ф.41. Оп.1. ДД.10, 11, 12.
2. ↑ Перейти к:^1 2 Андрей Кузьмин
3. ↑ Государственный архив Красноярского края (1905-07) - Ф.595. Оп.63. Д.4175. Л.157-163об.
4. ↑ Пирамида Красноярска — Первый Столб

Литература[править | править код]

• 1905 год в Красноярске. Сб. документальных материалов. Красноярск, 1955
• Дёмочкин Н. Н. Советы 1905 г. — органы революционной власти. М., 1963
• Яковлев Н. Н. Вооруженные восстания в декабре 1905 года. М., 1957

Ссылки[править | править код]

• 1905 год: события, факты, комментарии. Красноярская республика

Малиновское восстание

Материал из Ртищевской краеведческой энциклопедии

Эта статья в данный момент находится в стадии написания или переработки.

Малиновское восстание
Обелиск на братской могиле революционеров-подпольщиков, погибших в 1905 году. Кладбище с. Малиновки, 2005  Объект культурного наследия Ртищевского района№ 6400000154
Место	Малиновская волость Сердобского уезда
Дата	27—30 октября 1905
Причины	земельный голод, резкое имущественное расслоение крестьянства
Основные цели	передел земли и хлеба в пользу малоимущих крестьян
Итоги	подавление восстания и убийство его организаторов, арест и ссылка остальных участников восстания
Организатор	Малиновская подпольная бедняцкая организация
Движущая сила	крестьяне-бедняки Малиновской волости
Число участников	н/д
Противники	зажиточные крестьяне, торговцы и прочие имущие слои населения села Малиновки и близлежащих населённых пунктов[1]
Погибло	48 человек
Ранено	н/д
Арестовано	69 человек
Шаблон: Просмотр • Обсуждение • Править

Малиновское восстание, или Малиновский погром — крупное совместное восстание крестьян сёл Малиновки, Борков и Крутца и некоторых других сёл Малиновской волости Сердобского уезда, организованное и возглавляемое малиновской подпольной бедняцкой организацией, произошедшее во время Первой русской революции с 27 по 28 октября 1905 года. Было жестоко подавлено имущими слоями местного населения 29—30 октября 1905 года. В ходе избиения «мятежников» было убито более 40 человек. В ртищевскую советскую краеведческую литературу восстание вошло под именем «Малиновская трагедия».

Содержание

• 1Предыстория
• 2Хронология восстания
  • 2.1Подготовка
  • 2.2Восстание
  • 2.3Перелом в восстании
  • 2.4Избиение бунтовщиков и подавление восстания
• 3Итоги восстания
  • 3.1Следствие по делу о малиновском бунте
  • 3.2Суд над черносотенцами
  • 3.3Повторные суды над черносотенцами
• 4Примечания
• 5Литература

Предыстория

К 1905 году Малиновка была волостным центром, крупным селом с 300 дворами и церковью. Село делилось на две части. В «чёрном» конце Малиновки жили 59 % зажиточных крестьян, владевших по 35—140 десятин земли, 2—3 лошадями. В другом — «красном» конце — бедняки (41 % населения, 54 % дворов). Владелец имения в Новопавловке (ныне часть Малиновки) И. С. Симонов писал в «Историческом вестнике» за 1908 год: «В одном конце села жили крестьяне наиболее благоразумные, зажиточные, так сказать, старых заветов. В другой половине села… элемент совершенно противоположный».

В 1900 году в Малиновке сложилась подпольная бедняцкая организация, в которую вошло более 20 малиновцев. Организатором и руководителем крестьянского кружка был бывший конвоир Фёдор Емельянович Синёв^[2]. К началу 1905 года малиновские подпольщики имели группы в сёлах Змиевке (Змеёвке), Каменном Враге (Каменке), в деревнях Песковатке, Драгуновке, Рулёвке, Ерышовке и др.

Хронология восстания

Подготовка

23 октября 1905 года в Малиновке собрался сельский сход, на котором волостной старшина Малиновской волости Василий Савельевич Панкрашкин^[3] зачитал Манифест от 17 октября 1905 года, доставленный в волостное правление конным нарочным. За одобрение манифеста высказались крестьяне «чёрного» конца Малиновки, в частности, Косичкин, братья Поповы, хлеботорговец Грачёв. Однако многие крестьяне посчитали, что этот манифест был издан «для господ», а настоящий «крестьянский» о наделе землёй господа спрятали.

24 октября из Малиновки в депо Ртищево группой Ф. Е. Синёва были направлены связные для выяснения обстановки.

25 октября группа Синёва через участника малиновского кружка, работавшего стрелочником на ртищевском железнодорожном узле, В. Н. Макеева получила указание из Ртищева забрать и разделить хлеб из окрестных поместий. Вечером того же дня «красная» половина села собралась на сход. Присутствовало около ста человек. Было принято решение о выступлении на хутор Сусанова, арендовавшего в 7,5 км от Малиновки удельную землю, чтобы забрать из его амбаров хлеб и семена, с ферм скот и разделить среди крестьян. Об этом известили малоимущих крестьян Каменки, Змеёвки Песковатки и других населённых пунктов Малиновской волости.

Восстание

Карта-схема Малиновской волости и сёла, охваченные восстанием 1905 года

27 октября^[4] утром более ста^[5] подвод со всей Малиновской волости направились на хутор Сусанова. Когда подводы приблизились к хутору, землевладелец сбежал. Крестьяне сбили замки с амбаров. Зерно выгребали и в мешках, и россыпью. До обеда направили в Малиновку, Бахметьевку, Сафоновку и Песковатку 180 подвод с зерном, после обеда — более 200 подвод с зерном в другие сёла и деревни волости. После разграбления, хутор сожгли.

Днём полковник Н. Д. Свиридов телеграфировал из Салтыковки губернатору П. А. Столыпину: «Сего числа по донесению Малиновского волостного правления восемьдесят подвод села Малиновки и деревни Песковатки отбыли в Балашовский уезд на хутор Сусанова с преступными намерениями». Сам Сусанов телеграфировал губернатору уже из Ртищева: «Грабят, жгут имение удельного ведомства Мещеряковской волости Прошу помощи. Выгнали всех».

Вечером было проведено совещание в доме Синёва. Избран Совет действия, установлена связь с окружающими сёлами. Принят развёрнутый план и выделены ответственные.

Утром 28 октября^[6] бунтовщики разграбили и сожгли имения помещицы Бон (Червяковой), находившееся в 320 метрах от железнодорожного разъезда Платицинский (возможно Софьино), и Дружинина, имение которого располагалось близ деревни Песковатки. Всего зерном и мукой загрузили 500 подвод. Кроме того, из господских конюшен безлошадным крестьянам раздали лошадей. В имении Бон бунтовщики также захватили много огнестрельного оружия. Разграбление имения Бон происходило на глазах шестерых солдат, присланных для охраны разъезда. Солдаты хотели дать по бунтовщикам залп, однако им запретил это делать унтер-офицер, так как не имел соответствующего распоряжения от начальства.

Вечером того же дня часть бунтовщиков отправилось в село Каменный Враг (Каменка) Балашовского уезда, другая разграбила и сожгла имение Симоновой в Новопавловке. Из имения Симоновой всех коров увели в Малиновку, где их зарезали и поделили.

В тот же день были разгромлены имения Н. Н. Лихарева в Уваровке, Свиридовых в Бахметьевке, Крузо, Епишевского, Лещева, Кривской в Борках и других местных землевладельцев.

В восстание включились сёла и деревни до восьми волостей трёх смежных уездов — Сердобского, Балашовского и Аткарского. Полковник Свиридов телеграфировал губернатору П. А. Столыпину: «Движение развёртывается, сожжено имение Бон. Пожар в Малиновке. Волостное начальство спаслось бегством. Необходимы войска».

Корреспондент газеты «Приволжский край», находившийся на станции Салтыковка сообщал:

Каждую ночь виднеется зарево пожаров в 6—8 местах. <…> сгорели имения помещиков и купцов: Лихарева (земского начальника), Михайлова, Сусанова, Лещева, Червяковой, Кривской, Устинова, Крузе, Деконского, Янишевского, Фрейгинг, Голубиевской, Шимановской, княгини Гагариной и других… Все пожары производятся крестьянами. Помещиков предупреждают об этом заранее, причём им разрешается забрать движимость. Рассказывают, что крестьяне свои действия объясняют так: «Земля и хлеб наши, движимость ваша, постройки же нужны нам, и мы их приносим в жертву своим предкам, из которых вы пили кровь». Как только разбирают хлеб, сразу же зажигают строения.

Перелом в восстании

В ночь с 28 на 29 октября^[7] в Малиновке были сожжены дома церковного причта (священника и дьякона). Это событие, ставшее переломным в малиновских событиях, по-разному описывалось в дореволюционной и советской историко-краеведческой литературе.

Советские краеведы характеризовали поджог, как провокацию со стороны реакционных сил волости — помещиков, местной власти и зажиточных крестьян. Провокация была частью плана действий по подавлению восстания, который приняли реакционеры на собрании, состоявшемся 27 (28) октября, в имении помещицы Свиридовой. На собрании присутствовали местные помещики — Н. Н. Лихарев (бывший земский начальник 8-го участка Сердобского уезда)^[8], Десницкий, И. С. Симонов, духовенство — священник малиновской церкви Николай Николаевский, псаломщик Кирилл Архангельский, дьякон Дмитрий Селезнёв, хлеботорговцы (например, Белоусов), лавочники, полицейские, зажиточные крестьяне, а также полковники В. А. Янишевский и Н. Д. Свиридов, назначенный земским начальником.

Согласно принятому плану, волостной старшина В. С. Панкрашкин выехал в Змеёвку и Ерышовку, а староста Иван Власович Гурьянов — в Бахметьевку, Сафоновку и Песковатку, где они начали агитацию против бунтовщиков, обвиняя «забастовщиков» в намерении осквернить и сжечь церковь, называя их «безбожниками». Под предлогом защиты церкви от осквернения и кощунства, насилия над духовенством со стороны безбожников и бунтовщиков планировалось поднять верующих, а затем в шуме и суматохе устранить зачинщиков грабежа дворянских имений. Из домов причта были заранее вынесены вещи, а сами священники отбыли в Змеёвку «будоражить людей», настраивая их против бунтовщиков.

И. С. Симонов в «Историческом вестнике» описывает события той ночи иначе. Вернувшись из Каменного Врага, бунтовщики устроили пьяный погром в Малиновке. Последователи Синёва изрубили окна и двери в земской школе, из которой выбросили и осквернили икону святителя Николая Чудотворца. Вслед за этим бунтовщики подожгли дома причта, располагавшиеся посередине села. Священник ещё накануне скрылся в селе Змиевке, дьякон укрылся на старой мельнице. Псаломщика бунтовщики оттаскали за уши, а беременную дьяконицу раздели догола и подвергли издевательствам. Сбежавшемуся на пожар народу бунтовщики, угрожая огнестрельным оружием, не позволили тушить огонь. По селу прошёл слух, что бунтовщики хотят поджечь церковь и волостное правление, а затем начать громить тех, кто не участвовал в бунте. Жители Малиновки запросили соседние деревни о помощи.

Избиение бунтовщиков и подавление восстания

Памятник на могиле жертв погрома в селе Малиновка (1960 год)

Утром 29 октября^[9] началось избиение «забастовщиков» и погром их домов. В расправе над бунтовщиками участвовали крестьяне «чёрной» половины Малиновки, совместно с крестьянами из соседних сёл — Змеёвки, Песковатки и Крутца. Вооружившись ружьями, топорами, вилами, ножами и ломами, они окружили Малиновку, перехватили все дороги. Одним из первых был убит руководитель малиновского кружка Ф. Е. Синёв, а также его ближайшие соратники С. Н. Шатаев, М. Е. Акинин, Н. Е. Пучков и П. И. Серебряков.

Избиение «красной» части села Малиновки продолжалось два^[10] дня — 29 и 30 октября. После оно перекинулось и на смежные селения. Всего, не считая большого количества искалеченных, было убито: в Малиновке 42 человека^[11], в Песковатке — 4 и в Крутце — 2 человека. Трупы валялись на улице. Родным не разрешалось хоронить убитых. На третьи сутки тела казнённых стащили в овраги и свалили в общую кучу. Пятьдесят домов было разграблено и сожжено.

Бунтовщики села Крутец, дав отпор черносотенцам, пошли на разгром хлебных складов, располагавшихся на станции Салтыковка. Однако там они были встречены карательными войсками полковника Зворыкина, который прибыл в ночь с 27 на 28 октября с 5 ротами пехоты и с 325 казаками.

30 октября 1905 года губернатор П. А. Столыпин направил телеграмму министру внутренних дел И. Г. Щегловитову:

Малиновская акция с устрашением против погромщиков церкви и грабителей произвела потрясающее впечатление на всю окрестность. Движение рабочих и крестьян приостановилось.

Корреспондент либеральной газеты «Саратовский листок» сообщал следующее:

О здешних беспорядках распространяется много ложных слухов. Рассказывают о бесчинствах сектантов в церкви, издевательстве над духовенством… Крестьяне Малиновки, которых мне удалось опросить по этому поводу, энергично протестуют против возводимых на них обвинений и просят сообщить об этом в печать. Они утверждают, что никаких бесчинств в церкви не было: церковь на всё время бунта оставалась запертой. Не было также никаких насилий над личностями духовенства, хотя к ним большая часть населения относилась действительно враждебно.

Итоги восстания

Следствие по делу о малиновском бунте

К. К. Максимович

30 октября 1905 года в Саратовскую губернию был командирован с особыми полномочиями генерал-адъютант Виктор Викторович Сахаров. 3 ноября он прибыл в Саратов. В своём отчёте Николаю II о крестьянском движении в Саратовской и Пензенской губерниях Сахаров, в частности, писал:

Жертвы были между самими крестьянами, когда сталкивались между собой партии громящих с партиями, отстаивавшими порядок; тут были и убийства, иногда весьма жестокие, и калечения, и избиения. Так в дер. Малиновке, где бунтовщики осквернили церковь, крестьяне расправились с ними беспощадным образом, заколотив до смерти более 40 чел.

22 ноября В. В. Сахаров был убит в Саратове на квартире у Столыпина. Вместо него в Саратов был прислан генерал-адъютант Константин Клавдиевич Максимович.

30 ноября К. К. Максимович совместно с губернатором Столыпиным, решившим самолично изучить малиновское дело, и отрядом казаков прибыл в Малиновку в качестве следователя. Казаки перекрыли все дороги и тропинки, держали под наблюдением балки и овраги, чтобы никто не мог укрыться или уйти из Малиновки. Волостной староста Панкрашкин и староста Гурьянов передали Столыпину список случайно оставшихся в живых 48 «неблагонадёжных» крестьян-бедняков.

Допросы бунтовщиков, во время которых применялись пытки, проводились в имении Кривских. Крестьян, в том числе несовершеннолетних, пороли нагайками, к телу прикладывали раскалённое железо, им отрубали пальцы рук и ног, отрезали уши, носы, вырывали волосы, щёки^[12].

По результатам следствия 21 «неблагонадёжный» из Крутца и 48 «крамольников» из Малиновки, в том числе Е. П. Брыков, братья И. Я. и П. Я. Коротковы, Н. Т. Мещеряков, Н. С. Шубенин и Ф. И. Коротков, были арестованы казаками из конной сотни Казурина и отправлены в саратовскую тюрьму. Вскоре 42-х арестованных сослали в Тобольскую губернию, остальные провели в тюрьме два года. В «красной» части Малиновки большое количество домов осталось совершенно без мужчин.

К. К. Максимович в своём отчёте Николаю II о крестьянском движении в Саратовской и Пензенской губерниях в ноябре 1905 г. — кон. января 1906 г., писал:

В с. Малиновке, где бесчинствовавшие осквернили иконы, вынесенные из школы, крестьяне расправились с кощунствовавшими самым беспощадным образом, казнив самосудом 46 чел.

Черносотенцам Максимович и Столыпин объявили благодарность правительства «за верную службу царю и Отечеству» и в качестве поощрения 23 бойцам вручили специально изготовленные медали-жетоны с надписью: «Бей — не пугайся!». Медаль служила знаком, удостоверяющим принадлежность к чёрной сотне.

Суд над черносотенцами

Левая общественность России с возмущением требовала показательного процесса над погромщиками в Малиновке и сурового их наказания. Так, например, эсеровский журнал «Сознательная Россия» в статье «На крестьянской Голгофе» обвинял черносотенцев в лжи на убитых крестьян и настаивал на выпуске из тюрем арестованных малиновских бунтовщиков. Информация о «Малиновской Варфоломеевской ночи» проникла и за границу.

В июле 1906 года по «малиновскому делу» было произведено судебное расследование, на время которого главные погромщики В. Панкрашкин, И. Гурьянов, Ф. Грачёв, М. Честнов, Я. Стариков и Ф. Толкунов были посажены в тюрьму. 8 марта 1907 года в Сердобске начался суд над 61 участником черносотенного погрома. Дело разбирала выездная сессия Саратовского окружного суда. Суд заслушал 240 свидетелей, большинство из которых были потерпевшими или очевидцами погрома. Никто из подсудимых не отрицал своей вины. Обвинителем в процессе был прокурор Воронов. В своей речи прокурор не отрицал преступления, в частности, он сказал:

Малиновское дело по ужасу содеянного не имеет себе равных во всей истории русского суда. Свидетелями убийств их отцов были малиновские дети. Какой материал для агитатора революционного учения представляют из себя эти дети, когда подрастут и осознают безнаказанность убийств их родителей!

Однако Воронов считал, что если по форме погромщики поступали неправильно, то по содержанию были правы, так как они восстали против беспорядков и боролись с лицами, которые стремились ниспровергнуть насильственным путём существующий государственный строй России. Защитниками погромщиков выступали присяжные поверенные из Саратова Аничков, Жданов и князь Девлет-Кильдеев, который и вовсе не находил в их действиях состава уголовного преступления. В своей речи он заявил:

Моё глубокое убеждение, что эти лица не виновны! Они исполнили свою обязанность! Они совершили правосудие. Суд безобразный по форме, но правильный по содержанию.

14 марта 1907 года суд вынес погромщикам оправдательный приговор^[13].

Повторные суды над черносотенцами

В 1918 году на сходе граждан Малиновки был выбран Революционный суд под председательством крестьянина Ивана Пименовича Манухина, входившего в 1905 году в кружок Ф. Е. Синёва. Суду вменялось в обязанности рассмотреть дела арестованных малиновских черносотенцев. Революционный сельский суд приговорил к высшей мере наказания — расстрелу: бывшего старосту И. В. Гурьянова, дьякона Д. Р. Селезнёва, организатора погрома помещицу Н. Д. Свиридову и помещика В. А. Янишевского. Приговор суда тут же был приведён в исполнение на кладбище деревни Песковатка Григорием Мочаловым, при этом помещица Свиридова была зарублена шашкой.

Видным участником погрома, а затем секретарём Малиновского отдела «Союза русского народа» (позднее «Союза Михаила Архангела») был некто Токарев. В 1918 году Токарев был избран на пост председателя Сердобского уездного исполкома. В этом же году он был арестован. Проходивший с 28 июня по 1 июля 1918 года шестой уездный съезд Советов вынес решение предать Токарева суду Революционного трибунала, по приговору которого Токарев был расстрелян.