Наталья Нарочницкая: Россия - всегда православная.

Недавно я купил небольшую брошюрку, сборник из пяти статей четырёх авторов. Один из авторов, Наталья Нарочницкая, чью статью я решил вынести на АШ. Поискал в интернете, найти не получилось. Пришлось сканировать и распознавать. Читайте, думайте.

Наталья Нарочницкая

РОССИЯ - ВСЕГДА ПРАВОСЛАВНАЯ

Православная государственность и эпоха постмодерна

Подлинное православное самодержавие возможно только при единстве христианского идеала самодержца и народа, это религиозная идея, не принадлежащая философии прогресса. Без религиозной приверженности идее искания Царства Божия и Спасения, а не построения царства человеческого на земле, не может быть православного самодержавия. Я с огромным уважением отношусь к монархической идее и считаю ее в чистом виде максимальным выражением православной идеи в государственности.

Соперничество коммунизма и либерализма — это новая схизма эпохи постмодерна, в которой два кузена — детища Просвещения, соперничают за свой способ достижения в конечном итоге безнационального и безрелигиозного глобального униформного общества. В нем исторической преемственной России места нет. При воплощении марксизма на русской почве результат, слава Богу, был гораздо лучше замыслов пламенных большевиков и Марксовой теории, повторять которую, с моей точки зрения, деструктивно, к тому же в ней уже много социальной и экономической архаики. Что касается наших воинствующих западни ков-либералов, то о них и говорить не стоит — это просто ненавистники отечественного великодержавия во всех его когда-либо существовавших формах — и в советской, и в русской. Они и возродили именно ленинскую большевистскую нигилистическую интерпретацию всей русской истории. Боннэр, Сахаров, Старовойтова обрушились более всего на все спасительные для нации отступления от ортодоксального марксизма, на элементы восстановления традиционных основ государства и внешней политики. Как тут не задуматься о третьем пути.

Нарастающая и неизбежная трагедия России заключалась в противоречии между православно-христианским философским основанием ее государственной идеи и идеалами и конструкциями философии прогресса. Я с одинаковым скепсисом отношусь как к либеральным проектам того времени, так и к красному варианту, которые в равной мере были антитезами исторической православной русской жизни. Тем более что мы, русские, отдаемся своим идеям с пламенностью, доводя их до абсурда.

Россия уже шла по этому третьему пути, но при этом все-таки сохраняла саму себя. При этом развивалась быстро и модернизация России без разрушительной вестернизации, ведь российский капитализм рубежа XIX—XX столетий не подходил вообще под Марксову теорию — основной капитал был не ростовщический и механизм роста несколько иной. А каковы данные о промышленности, о приросте населения, о темпах роста выплавки стали, книгопечатания, о количестве студентов надушу населения, о доли России в мировой торговле! К 1930 году Россия имела шанс оторваться от остального мира так, как сейчас оторвалась Америка.

И красные, и либералы накануне революции сознательно провоцировали и использовали национальные идеи в качестве временного инструмента, ведь и в марксизме, и в либерализме не нация является субъектом исторического делания, а класс или индивид, поэтому и парламентаризм развивался в антирусском и антигосударственном русле.

Современные угрозы нации

Не могу не согласиться с тем, что сегодняшняя ситуация в России драматична, но мне кажется губительной для нации идеология гражданского раскола, хотя некоторые считают ее единственно правильной в современной России. Сейчас нельзя внушать нации, что возможно и нужно опять все опрокинуть и поменять. Нельзя постоянно поддерживать состояние политической экзальтации в ожидании победы; мне кажется, это холостое расходование того оставшегося политического потенциала, который был так ярок в начале 90-х. К тому же, презирая постсоветский «либерализм», антирусское постсоветское «западничество», этот убогий слепок великого западничества прошлого, вовсе не считаю альтернативой такой же западнический в своей основе марксизм.

В начале 90-х я думала, что надо объединиться и сделать последнее усилие, чтобы преодолеть распад страны, который был антиконституционным, потом укрепиться и повернуть историю не назад, но в иное, конструктивное русло.

Я не считаю, что воинствующая оппозиционность принесет плоды. Мне кажется, что с точки зрения будущего нации сегодня куда драматичнее ее духовное состояние. Саморазочарование и исторический нигилизм угрожают нации больше, чем единственно освоенный левыми аспект «относительного и абсолютного обнищания масс». Пора поработать и с огромной — миллионной — массой чиновников, администраторов, которые уже открывают созвучные нам идеи. Но это все исключает «революционность». По истечении какого-то времени накопили потенциал оздоровления.

Больше всего меня волнует демографическая катастрофа — стремительная депопуляция России. Вымирают прежде всего русские — основатель и стержень Российского государства. Через пятьдесят лет можно будет говорить о полном перерождении культурно-исторического типа государства, а значит, о грядущем геополитическом переделе России, учитывая межцивилизационное соперничество, динамизм ислама и экспансию китайцев. Разрушение промышленности выбрасывает из общественной иерархии также в основном русских, составляющих большинство квалифицированных рабочих. По своим социальным и культурным последствиям для нации люмпенизация огромной части именно русского народа сравнима с уничтожением русского крестьянства в 30-е годы.

Сейчас выжить нации поможет лишь идея национальной солидарности, осознанного общенационального сверхусилия, а не идеология революций и противопоставления богатых и бедных. При этом не обязательно быть коммунистом, чтобы выступать против деградации, нищеты и вымирания населения, против криминализации экономики, которая настолько превысила допустимый уровень, что разрешить эту проблему инструментами правового государства, мне кажется, уже невозможно. Тем не менее я также чувствую сердцем и разумом: состояние национального организма хрупко, атомизация общества ослабила его больше, чем экономическая нищета. Но ни в коем случае нельзя внушать тяжелобольному, что он вот-вот умрет. Именно в этом соревнуются порой с совершенно разными целями крайне левый фланг и те, кого курьез постсоветской политической семантики произвел в «правые».

На общественный успех русского национального мировоззрения можно рассчитывать тогда, когда необходимость в нем ощутит обычный человек, у которого семья, дети и простые, здоровые цели. Но такой человек в 90-е годы был опьянен индивидуалистическим идеалом несопричастности к делам Отечества, соблазнительным после тотальной политизации. К тому же такого человека могли только испугать грубые малокультурные маргинальные русские движения под этноцентрическими лозунгами, не могущие вообще стать фактором общественного сознания. На том этапе власть, СМИ делали все, чтобы раздробленность и маргинальность сохранялись. Была совершенно явная установка: не дать сформироваться серьезному движению с русским взглядом на историю и будущее, от которого нельзя отмахнуться. Это мало изменилось и сейчас, хотя причины теперь не идеологические, а структурно-политические.

Национальное и имперское

Я искренне связываю будущее России с восстановлением Веры. Но процесс медленный, и могущественные силы не заинтересованы в этом. Западные «радетели» России более всего встают на дыбы, когда речь заходит о православном возрождении России, которое неизбежно бы укрепило российское великодержавие и сделало бы Россию альтернативой либеральной глобализации мира. За последние 10 лет мы проделали громадный путь, повернувшись лицом к Западу и восприняв западный либерализм в стадии его вырождения; они же шли в обратном направлении. Западные общественное сознание, мысль и наука стали чисто материалистическими и приблизились к формационной теории, только На смену коммунистическому идеалу пришел либеральный для всех. В этом у нас с ними произошла конвергенция. Надо признать, что дехристианизация сознания в мире в целом шла и идет не только по вине советского большевизма.

Не вижу противоречий между русским и имперским. Но в жизни любой империи есть стадии, когда ее стержневого потенциала достаточно, и этапы, когда потенциал истощен. Доимперская Московия, даже дохристианская княжеская дружина, были уже многонациональным образованием. Значит, имперство не в суверенитете. С другой стороны, ни маленькая многонациональная Швейцария, ни большая многонациональная Канада — не империи. Империей Россия смогла стать тогда, когда русский народ накопил потенциал — демографический, культурный, энергетический. Это была нация, которая сложилась вокруг единого духовного стержня православной веры с нравственным целеполаганием за пределами земного бытия и несколько веков шла к новой эпохе, территориально расширяясь еще до Петра.

Московский период незаслуженно забыт историками, на Западе он вообще воспринимается как темное пятно истории, а советская историография немного благосклоннее. Русский народ был интуитивно уверен в себе как субъекте вселенского бытия. При этом он был уживчивым и терпимым, и в нем был изначально больший универсализм, чем у западного человека. Русские искренне верили: Слово Божие и Истина обращены ко всем, и все «спасенные народы будут ходить во свете» нового Иерусалима (см.: Откр. 12, 24).

Может ли сейчас русский народ, в состоянии демографической катастрофы и исторической усталости, быть таким имперским народом? Для этого его сначала нужно перестать раскалывать, тогда, может быть, он и почувствует импульс. История доказала, что империя прочна лишь на национальном стержне, а не на космополитическом начале, которое, каким бы привлекательным ни казалось, неизбежно ее разрушит... Почему другие народы присоединялись к русскому государству? (Они бы в ужасе отшатнулись от «общечеловеческого» государства.)

Ведь это было сугубо национальное и православное, религиозное государство. И именно таковое оно давало возможность «молиться своим богам», при этом принадлежность к целому была источником ценностей. Народы осознанно присоединялись к русскому православному царству, потому как видели, что именно в нем им найдется достойное место.

Я не склонна к апокалиптическим оценкам, потому что слишком это большая величина — Россия и русский народ. Придет день, он восстанет и заявит о своих правах. Я верю в это, но вижу, что процесс этот достаточно долгий.

Может ли народ, который сам себя не уважает и исповедует нигилизм к собственному историческому пути, быть стержнем государства? Нет, он станет лишь материалом для других. Есть доля оснований для известного истерического беспокойства. Но все радикальные экзальтированные группки «националистов» не выражают ни одной из преемственных целей и ценностей русского национального бытия. Они знают только, против кого выступать, а за что — не знают. «Против кого» — это временный фактор, сопутствующий ослаблению. Сегодня кто-то мешает осуществлять цели, завтра, когда мы станем сильными, все захотят сотрудничать. С другой стороны, две космополитические доктрины — либеральная и марксистская, ведущие к стиранию границ и наций, считают национализм синонимом шовинизма, то есть превосходства одной нации над другой. Но в истинном, освященном христианством национализме вообще нет этому места, потому что главная суть православного поиска — это преодоление собственных грехов, какое уж тут чувство превосходства собственной личности над другими, а значит, и собственной нации над другими? У русских идея самобичевания за грехи даже приняла гипертрофированную форму, которая не присуща ни одному западному христианскому народу.

Надо еще дол го восстанавливать в сознании народа положительный смысл слова «империя», ошельмованный в XX веке. Сколько соблазняли за последние годы людей, говоря: отказавшись от имперства, Россия заживет, как Швейцария! Маленькой — она станет, но не заживет и не заживется! Слава Богу, это уже не имеет власти над умами. Я же считаю, что Россия может быть только империей, и это не блестящая мишура на национальном платье, а залог целостности. Высокая идея нужна и потому, что мы многонациональны и окружены иными цивилизациями, а не просто государствами, и потому, что живем на огромной территории с тяжелейшими природными условиями, недооцененными как большевиками, так и нынешними идеологами. Те и другие оказались утопистами, веря во всесилие идеальных общественных институтов для Африки и Сибири, тундры и Франции. Это иллюзия. Кстати еще Карл Шмитт, консервативный философ пра-ва, саркастически заметил, что у либерально-гокапитализма и у Ленина одна цель — «электрификация всей земли», и разница между ними только в разных способах электрификации. При таком рационалистическом отношении, конечно, идея империи не является мобилизующей для обывателя, но обыватель должен знать: по рационалистическим критериям жизнь на большей части России вообще нерентабельна!

В «Поединке» Куприна есть сцена приведения к присяге полка. Сначала православной священник приводит к присяге православных, потом ксендз — поляков, «за неимением пастора штабс-капитан Дитц» приводит нескольких лютеран, затем мулла — магометан, потом язычнику-марийцу на шпаге подносят хлеб, и он клянется солнцем и луной в верности Государю. Потрясающая сцена! Какая же это «тюрьма народов»?! В армии какого «демократического» государства вы такое найдете?

К слову «демократия» я раньше относилась сугубо отрицательно, но сейчас вижу своей задачей разъяснение разницы между демократией и либерализмом. Либерализм — это философия, мировоззренйе^основанное на просвещенческой идее автономности личности от Бога, освобождающей ее от всех высших ценностей и ассоциаций: семейных, национальных, государственных. А демокра-тия — это форма организации в плюралистическом обществе, которая, возможно, действительно является оптимальной. Ею могут пользоваться любые мировоззрения. Но как только заносишь меч над священной коровой либерализма, либералы-западники, для которых существует только либеральная демократия, становятся на дыбы и говорят, что никакой другой не может быть. Это довольно смешно — понятие демократии и терминология были разработаны двадцать два века назад Полибием и Аристотелем, которые указывали на неизбежные извращения монархии и демократии, если они не уравновешены.

Насколько нам близка либеральная идея?

Я имела возможность познакомиться с интересными данными социологических исследований. По максимально принятому международной наукой количеству критериев было проанализировано «состояние умов» в России. До 1995 года либеральные ценности по сравнению с традиционными росли, никогда, правда, выше 28% не поднимаясь. Вдруг с 1996 года — обратная картина. Личный успех, жизнь со своей семьей в благополучном мирке со всеми атрибутами престижа и комфорта — хорошей зарплатой, отдельным домом, коттеджем, дорогой машиной, по сравнению с сохранением дружбы, спокойной совести, долгом перед родными и обществом занимали большее место вначале, но потом интерес к ним резко падает. Опросы были проведены по всем имущественным и возрастным группам, что очень важно. И что же? На вопрос: «Какое преступление нельзя оправдать ни при каких условиях?» — 92% ответили: «Измену Родине». Итак, русский народ, принимая в целом демократические формы как способ организации общества, высоко ценя, например, равенство перед законом, фактически «сплюнул» как жвачку либеральную идеологию и ее кредо — «где хорошо — там и Отечество». А ведь именно это в виде доктрины «гражданского общества» навязывают Ковалевы, которые, потирая руки от наших неудач, в Совете Европы демонстрируют, как сладостно Отчизну ненавидеть и участвовать в поражении собственного правительства в войне.