Дерьмоэлита.

Навеяно статьями и их обсуждением здесь: Что такое большевистский принцип «самоопределение вплоть до отделения»? и здесь: Холуйство российской интеллигенции

Материал не новый, написан в 2012 году, сразу после "болотного противостояния". Но в нём замечательный исторический экскурс, показывающий, откуда ноги (или ослиные уши) растут у всех протестных настроений той части населения, которые всегда были против нашего государства. 

Прочтите, не пожалеете... 

• Как получилось, что абсолютно малая часть граждан страны, напыщенно именующая себя "элитой", "совестью нации", "интеллигенцией", "креативным классом" присвоила себе право говорить от имени всего народа, поучать остальных, вершить судьбой целой страны? И что это за социальный слой, который позволяет себе раз в 20 - 40 - 60 лет так переколотить Родину, что затем всем миром, потом, трудом и кровью соотечественников приходилось собирать расколотую и измученную страну.

"Я сжег все, чему поклонялся,

Поклонился всему, что сжигал".

И.С. Тургенев, "Дым".  

   Для начала придется возвратиться к истокам. Отмотаем время назад. Перевернем мутные болотные митинги, оставим позади безумные съезды творческих союзов эпохи перестройки и поэтические вечера "шестидесятников" в Политехническом. Сквозь револьверный лай гражданской войны и взрывы бомбистов "Народной воли" проскользнем из двадцатого в девятнадцатый. Галопом пронесемся мимо "лишних людей" и не остановимся посмотреть шпалеры войск на Сенатской площади. В восемнадцатом не заинтересуют нас сибаритствующие екатерининские вельможи. Нам туда, к Петруше, поднявшего на дыбы (или "на дыбу"?) Россию.

    Зачем Тришке европейский кафтан?

   В своем стремлении "европеизировать" страну, приобщить ее к "мировой цивилизации" и "европейским ценностям", первый император "оптимизировал" население страны на четверть. И, кроме того, произвел раздел России на две субкультуры, два субэтноса, чуть ли не два разных народа. Гениально у Пушкина: "Народ, упорным своим постоянством удержав бороду и русский кафтан, доволен бал своей победой и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни своих бояр". Хотя все несколько сложнее...

   Преобразователю необходим был инструмент. И он был найден в лице служилого сословия. А "европеизация" лишь одно из средств для поддержания "годности" этого инструмента в виде кастовой обособленности и солидарности. Оттуда, с петровских времен пошло разделение общества на "мыслящую, просвещенную элиту" и, извиняюсь за выражение, быдло, "свиноту необразованную" по-голохвастовски, к которой элита относит абсолютное большинство народа, а заодно и всех тех, кто смеет думать по-иному.

   "И тем самым указы Петра вбили клин между двумя группами населения: служилыми и тяглыми, жителями нескольких самых больших городов и деревенским людом. После Петра служилые верхи и податные низы понимают друг друга все хуже. У них складываются разные системы ценностей и представления о жизни, и они все чаще осознают друг друга как представителей едва ли не разных народов". (современный российский историк Андрей Буровский)

   Знал бы император, какую долгоиграющую мину он заложил под здание государства Российского! Служилые, и примкнувшая к ним разночинная городская публика, вместе с европейскими шмотками получила и европейское Просвещение с его базовыми ценностями. Такими, как права личности, разделение общественной и частной жизни, частная собственность, верховенство закона, гарантии неприкосновенности. Не успело остыть на смертном одре тело "Отца Отечества", как дворянство повело яростную борьбу с государством за свои права. В этом главный смысл череды дворцовых переворотов и дворянских революций восемнадцатого столетия.  

   Правда все эти "перестройки" носили верхушечный характер и не затрагивали основ народной жизни и государства. Главным образом потому, что мессианство тогдашней "элите" пока было чуждо, они позаботились о самих себе, любимых. До просвещения народного их мозги еще не додумались. В результате деятельности "верховников" и попытки ограничения самодержавия при помощи "кондиций", через конституционный проект Дмитрия Голицына и елизаветинскую отмену смертной казни, через Указ "О вольности дворянской" и дворянские собрания, к исходу XVIII века, дворянство добилось своего. Появился странный исторический феномен: сословие свободное от обязанностей перед державой и от податей в ее пользу. То есть, перефразируя Ключевского, ни тягла, ни плуга.

   Историк В.О.Ключевский замечательно охарактеризовал сей процесс: "Но мутная волна дворцовых переворотов, фаворов и опал своим прибоем постепенно наносила вокруг престола нечто похожее на правящий класс с пестрым социальным составом, но с однофасонным складом понятий и нравов. Это была только новая формация военно-служилого класса... В XVII в. верхний слой его, столичное дворянство, поглощая в себя остатки боярства, становился на его место в управлении, а при Петре Великом, преобразованный в гвардию и приправленный дозой иностранцев, сверх того предназначался стать проводником западной культуры и военной техники. Государство не скупилось на вознаграждение дворянства за его административные и военные заслуги, увеличивало податное бремя народа на содержание дворян, роздало им огромное количество государственных земель и даже закрепостило за ними до двух третей сельского населения. Наконец, после Петра дворянство во всем своем составе через гвардию делает случайные правительства, освобождается от обязательной службы и с новыми правами становится господствующим сословием, держащим в своих руках и управление и народное хозяйство. К моменту воцарения Екатерины II оно составило народ в политическом смысле слова, и при его содействии дворцовое государство преемников Петра Первого получило вид государства сословно-дворянского".  

   Прогулка в Париж или кто примерит шинель Бонапарта.  

   В своем несколько поверхностном взгляде на историю зарождения и развития российской элиты нам никак не избежать грандиозной панорамы Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Слишком символична эта дата и значимо произошедшее событие - восстание декабристов. Это был первый раскол правящего класса. Конечно, и до этих событий в знати существовали различные ориентация, взгляды, придворные партии, но в случае угрозы их кастовым интересам, элита сплачивалась вокруг престола и выступала единым фронтом. Так было во времена Пугачевской смуты, так произошло в годину иноземного нашествия. В этом же случае, часть высшего класса впервые выступила не как охранительная, а как революционная сила. Отказала в доверии и поддержке Престолу, государственной власти. Напротив, часть элиты проявила себя антигосударственной силой, вопреки тому для чего она была задумана и создана Петром. Пока это была меньшая часть, но временем подобной публики станет появляться все больше и будет она все крикливее.

  Что же произошло с детьми и внуками изнеженных сибаритов елизаветинских и екатерининских времен? Универсальную палочку-выручалочку исследователям декабристского движения дал "меланхолический Якушкин", якобы сказавший на допросе у Государя: "Мы - дети двенадцатого года". Мол, прогнав супостата с родной земли, во время заграничного похода, мы увидели такое!!! Чистые улочки и вежливое культурное население (не то, что наши мужики), аккуратненькие домики и ровненькие дороги, и над всем этим свобода, свобода, свобода... Да как это так: победители живут хуже побежденных! И воспылали праведным гневом молодые горячие сердца, и проявилась благородная цель - избавить народ российский от ненавистной тирании.

   Да только что-то здесь не вяжется. Они что, раньше об этом не знали? С екатерининских времен мало-мальски состоятельный дворянчик мог прокатиться по заграницам, вкусить привлекательной европейской жизни, некоторые годами не появлялись в отчем доме. А домоседов со взглядами французских просветителей познакомила сама Императрица. Она и "Наказ" свой написала, ограбив, по ее же словам, Монтескье. Чистый копирайт. И позже, "в дней Александровых прекрасное начало" конституции писали все кому не лень. Так, что лукавит И.Д. Якушкин, военный путч желает освятить блеском воинской славы, как бы ныне сказали легатимизировать его, не с юридической, но моральной точки зрения. А как же тогда еще не серая, а разноцветная солдатская масса? Солатики отчего-то не возбудились при виде заморских чудес, не распустили слюньки на иноземные диковины. Народ окажется абсолютно индифферентным. И будут стоять заговорщики на ветру у Невы одни-одинешеньки, без народа, ради которого они, по их словам, все это и затевали. Жалко только тех солдатиков, которых им удалось подлым обманом вывести на первый в истории "майдан", пострадали за зря. И тут найдена причина: что взять с тёмного мужичья, неграмотные, несознательные оне. Как все похоже на современных "рэволюционеров", так же носы задирают, обзывая себя элитой, и не скупятся на оскорбительные эпитеты большинству страны: и зомби они, и быдло, и деревня.  

   Следующее поколение "борцов с режимом" учтет ошибки первопроходцев, помните, хрестоматийное: "Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию". Но у них это тоже неважно получиться: слишком крепка была та Россия и чисты помыслы русских людей.  

   На самом деле декабристы - прямой результат столетней бездумной "европеизации" России. Временной лаг сказался как раз спустя 100 лет. Ведь надеть европейский кафтан и сбрить бороду ещё не означало выскрести из себя русского. Отцы, деды и прадеды декабристов по своему мироощущению во-многом оставались старорусскими людьми. Известно, что, например, ближайший сотрудник Петра Первого, А.Д. Меншиков, в быту оставался совершенно домостроевским человеком, они даже трапезничали с супругой отдельно, несмотря на нежные и теплые чувства друг к другу. Западное влияние было сильно в войске, в аппарате государственного управления, но совершенно не проникло в деревню, в помещичью усадьбу. Все изменилось в 1812 году, когда иностранец поник в дом, в семью тогдашней элиты.  

   При отступлении сотни и тысячи наполеоновских солдат разбрелись по русским деревням и помещичьим усадьбам. Только это могло спасти их от голодной смерти и замерзания. "И в окрестных деревнях крестьянские кузнецы еще долго перековывали блестящие кирасы кавалерии маршала Мюрата на большие медные сковороды и тазы, в которых русским крестьянкам было так удобно жарить яичницу и варить варенье из спелых ягод" (историк Владлен Сироткин). А обе столицы и уездные города России наводнили разного рода французские актирисульки, модистки, гризетки и прочая не шибко моральная публика. Улицы обеих столиц украсились модными вывесками с иностранными именами и названиями. Русская армия сокрушала Наполеона в Европе, во Франции и, пока шла война, никто не спешил возвращаться обратно, многие вообще остались в России навсегда.  

   Бродячие солдаты и офицеры "великой армии" полезли в дворянские усадьбы наниматься гувернантами. Французский язык по значению тогда был полный аналог современному английскому, поэтому его знание - обязательный элемент успешной карьеры. Кстати, знание русского языка было совершенно необязательным. Известно, что некоторые декабристы свои показания давали по-хранцузски, ввиду слабого владения родной речью.  

   Для детей из богатых аристократических семей гувернантов и гувернанток выписывали из Франции. Для детей дворян средней руки, не имевших достаточных средств (квалифицированный педагог был дорог), власти открыли сеть пансионов. А мелкопоместной мелкоте с одной-двумя деревеньками крепостных и это было не по карману. И тут к ним во "двор" десятками полезли даровые "гувернеры", буквально за кров и хлеб готовые учить их чадо языку и манерам. "Редкий был тогда дом, в котором не встречалось бы пленного француза, - вспоминал Ю.К. Арнольд, из дворян Могилевской губернии: иметь у себя "своего" француза - это установилось тогда само собой для каждого порядочного дома". Для Арнольда "своим французом" оказался бывший барабанщик Грожан.

  Конечно, и язык (скорее всего это был "арго" - чудовищная жаргонная офранцузенная смесь всех европейских языков), и манеры, и знания были еще те. Например, упомянутый Грожан вместо занятий поведал мальчику множество военных историй, учил выбивать на барабане различные команды, а больше всего с восхищением рассказывал необычайные истории о "маленьком капрале", который со своими маршалами и солдатами заставил дрожать всю Европу. Главным было другое, все эти бесчисленные гувернантки, модистки, французские театры и пансионы создавали среду обитания, где ничему русскому не было места. Недоросли росли и воспитывались в иностранной среде, не имея представления о подлинно народной жизни. Даже девочки, с их институтами благородных девиц, тоже подвергались тотальному иностранному идеологическому прессингу. Так на историческую сцену выходил "другой народ", никак не связанный с русской культурой, воспитанный на западных ценностях. Похоже, не правда ли? Нынешняя столичная публика, люди офисов, ночных клубов, спа-салонов, фитнесс-центров и турагентств тоже слабо представляет страну, в которой живут. Для нас они как инопланетяне. Они иные, другой народ. И тоже готовы пожертвовать державой, как предметом, не имеющим ценности в системе в их системе координат. Впрочем, некоторые прозревали, так поэт-декабрист Ф. Н. Глинка писал: "Французы-учители не менее опасны и вредны французов-завоевателей: последние разрушают царства, первые добрые нравы, которые, неоспоримо, суть первейшие основания всех обществ и царств"  

   Вот типичный результат такого воспитания:

"Сперва Madame за ним ходила,

Потом Monsieur ее сменил.

Ребенок был резов, но мил.

Monsieur l'Abbe, француз убогой,

Чтоб не измучилось дитя,

Учил его всему шутя,

Не докучал моралью строгой,

Слегка за шалости бранил

И в Летний сад гулять водил.

Он по-французски совершенно

Мог изъясняться и писал;

Легко мазурку танцевал

И кланялся непринужденно;

Чего ж вам больше? Свет решил,

Что он умен и очень мил".

    Так российская элита воспитывалась в духе преклонения перед всем иностранным, прежде всего французским и пренебрежения к своему, родному, русскому. Все западное казалось разумным и рациональным. Добавьте суда восхищение Наполеоном и увидите полный переворот в головах. Завоеватели потерпели поражение на поле брани, но взяли реванш на идейном фронте, в умах. Высший класс государства становился коллективным иностранцем у себя в стране. К слову сказать, это уже было в нашей истории. Лет триста до этих событий знать Юго-Восточной Руси, надев польские кунтуши и выучившись в иезуитских колледжах, тоже противопоставила себя русскому народу, за что и поплатилась тогда отлучением от Родины в ходе восстания Хмельницкого.

   Но будущими декабристами овладела и другая напасть - вождизм. Удивительная судьба Наполеона Бонапарта пьянила, честолюбивые мечты поселились в мозгах молодых людей. Причем каждый метил в диктаторы, каждый примерял шинель Наполеона на себя. "Можно смело утверждать, что честолюбие главных декабристских лидеров было одним из важнейших факторов, помешавших им победить. Все 10 лет существования тайных обществ лидеры заговора не могли найти общий язык, договориться о том, кто будет главным в новом российском правительстве".(Оксана Киянская, ЗС 12/2010)  

   Сергей Иванович Муравьев-Апостол гордился поразительным внешним сходством с Наполеоном, а Павел Иванович Пестель, старательно подражая Наполеону даже образом своих мыслей, постоянно восхищался Наполеоном вслух: "Вот истинно великий человек! По моему мнению, если иметь под собою деспота, то иметь Наполеона. Как он возвысил Францию! Сколько создал новых фортун! Он отличал не знатность, а дарования!". Если учесть, что и ещё один из повешенных, М. П. Бестужев-Рюмин, тоже воображал себя Наполеоном, то закрадывается подозрение о клинике. Это, кстати, тот Бесстужев-Рюмин, которого остальные заговорщики за дурачка держали: "Этот Бестужев, впоследствии повешенный, играл в обществах роль шута, но не менее того был много употребляем заговорщиками, которые посылали его повсюду в виде миссионера или вербовщика; для сего он разъезжал по всей Малороссии и, декламируя против правительства, старался умножить число сообщников... Он знал разные иностранные языки и одарен был счастливою памятью, но вел себя так ветренно, что над ним смеялись, особенно над непомерным его политическим вольнодумством, которое он везде и при всяком случае проповедывал". (Крутов В.В., Швецова-Крутова Л.В. Белые пятна красного цвета. Декабристы.)  

   Хотя почему клиника? Посмотрите на современное обилие оппозиционных лидеров. Не считают же себя больными вожди Болотной площади. Хотя тоже всяк себя только мнит спасителем Отечества от деспотии, усиленно расталкивая соратников - соперников локтями.  

   Стоит привести мнения путчистов друг о друге. Князь Сергей Петрович Трубецкой, после бесед с Пестелем отметил, что "человек это вредный и что не должно допускать его усилиться, но стараться всевозможно его ослабить", - и старался ослабить влияние Пестеля не только в северной столице, но и в его вотчине - Южном обществе. Рылеев тоже считал, что "Пестель человек опасный для России и для всех видов общества".

   Представляете, какая бы рубка началась между ними, смалодушничая молодой царь? Эти субчики, придя во власть, устроили бы стране кровавую баню. К счастью, даже спланировать они ничего толком не смогли. Ни у кого из заговорщиков не было точного представления о политических требованиях и будущем государственном устройстве России. Над всем выступлением незримо маячил образ Бонапарта, заявлявшего "главное ввязаться в бой, а там посмотрим...", да только никто из них не был Наполеоном.  

   Попутно развенчаем миф о декабристах, как о "борцах за счастье народное". В принципе никто не мешал добиваться освобождения крестьян. А в 1816 году, даруя Конституцию Польше, на открытии сейма Александр I обещал дать конституцию и остальной России. Недостатка в проектах не было. Не было никакой необходимости свои прятать, закапывать. "Если бы главной целью декабристов действительно было крестьянское освобождение, то для этого им было вовсе не обязательно, рискуя жизнью, организовывать политический заговор. Им стоило только воспользоваться указом Александра I от 20 февраля 1803 года -- Указом о вольных хлебопашцах. И отпустить на волю собственных крепостных. Согласно этому Указу, помещикам разрешалось освобождать крестьян целыми общинами -- с обязательным наделением их землей.  Известно, что никто из участников тайных обществ этим Указом не воспользовался и официально крестьян не освободил. Более того, летом 1825 года, за несколько месяцев до восстания Черниговского полка, будущие участники этого восстания совершенно бестрепетно подавили крестьянские волнения в украинской деревне Германовка". (Оксана Киянская, ЗС 12/2010). Кстати, и в нынешние "радетели за народ" затесались бывшие расстрельщики этого народа в 1993 году.  

   Тем не менее, несмотря на смены режимов, распад государства, пересмотр оценок исторических деятелей, миф о декабристах по-прежнему живуч, хотя он является всего лишь отражением древнего мифа "о благородном разбойнике". Как Степану Разину со товарищи захотелось "тряхнуть Москвой", так и декабристы попытали счастья испытать державу на прочность, правда довольно бестолково. И нынешнее поколение вечно всем недовольных, профессиональных "Баба-яга против" пытаются затеять эту же увлекательную игру. Точно сказала о них блогер Галина Радковна: "...всем этим кухонным посидельцам нравилось, что некие высокообразованные, зажиточные и знатные люди бросают вызов Государству. Ну, примерно как они сами. Вот, мол, мы работаем в крутом НИИ, читаем Джойса, разговариваем цитатами из Булгакова, мягко говоря, не голодаем, но, тем не менее - страшно недовольны!"  

   А значит нам туда, к вечно брюзжащим кухонным посидельцам, которые лишь никудышная реинкарнация "лишних людей" XIX века. Путеводителем станет великая русская литература, ставшая ровесником и описателем данного феномена.  

   Лишние люди для государства или государство лишнее для людей.  

   Сходные исторические периоды порождают сходные человеческие типажи. После бурных событий очень часто в стране наступает успокоение, я бы даже сказал умиротворение. Перед обществом стоят задачи закрепления достигнутого, обеспечения поступательного и спокойного движения вперед, зачастую простого восстановления потенциала, в том числе и людского. Спокойная размеренная жизнь требует не героев, но толковых администраторов, крепких хозяйственников, исполнительных и грамотных бюрократов. Бывшие вояки, бузотеры и фрондеры как правило мало подходят для такой роли, поэтому поневоле, самим ходом жизни, выносятся на обочину общественной жизни.  

   Молодые честолюбцы, с завистью смотрели на свершения отцов и с младенчества слышали: "Богатыри, не вы!" Тянуть служебную лямку им было скучно и нудно. А душа требовала подвига. Одни совершали чудачества, дикие необузданные поступки, одерживали победы на фронтах, правда только любовных, словом подражали лорду Байрону. Будем честны, первым о такого рода буйных "лишних людях" поведал нам не русский, а француз - великий Стендаль в романе "Красное и черное".  

   Другие надевали маску скептика и человеконенавистника и по-наполеоновски скрестив руки на груди с презрительной усмешкой наблюдали за копошащимися червями - людишками. Это, конечно Евгений Онегин, ушедший во "внутреннюю эмиграцию". Общим для обоих типов было нежелание замарать нежные ручки какой-нибудь работой, а также безоговорочная ненависть к стране и народу. "Все плохо", - вот лейтмотив их действий, вернее будет сказать, ничегониделания. Таковы были и наши кухонные посидельцы их семидесятых годов двадцатого столетия, о которых Владимир Меньшов, автор подлинно народной картины "Москва слезам не верит" сказал: "Тогда мне была непонятна истовая ненависть к "Москве слезам не верит" со стороны элитной интеллигенции. Люди просто не могли подобрать слов, чтобы выразить степень своего презрения к картине и быдлу, которое её смотрит. Для меня природа этой ненависти открылась значительно позже. Она была абсолютно социальной. Сидя на кухнях, интеллигенция договорилась между собой, что здесь, "в этой стране", жить нельзя".  

   Такое бывало и ранее. После Смуты, когда страна лежала в руинах, очень многим, кого взбаламутил вихрь бурных событий, теперь было душно. К примеру, воевода Лжедмитрия князь Хворостинин "...пил без просыпу, не соблюдая постов, держал у себя латынские (т.е. католические) иконы и жаловался, что "в Москве людей нет: все люд глупой, жить не с кем. Сеют землю рожью, а живут все ложью" (В.Б. Кобрин). Николаевское время было идеальной площадкой для появления личностей подобной формации, скорее, деформации.  

   После бурного александрового царствования эпоха Николая I казалась верхом традиционной жизни. Бузотеры успокоены. Большой войны не предвидится, все генеральские места заняты, а естественной убыли в битвах нет. Препаскуднейшее время для карьеры. Но, вопреки "передовому общественному мнению" страна развивается. Появляются новые производства и технологии, в стране началась промышленная революция (объем хлопчатобумажной продукции вырос в 30 раз, машиностроение - в 33 раза), крепостной труд в промышленности постепенно вытесняется вольнонаемным, строятся шоссейные и железные дороги, морские и речные суда постепенно меняют парус на паровую машину, проводится реформа государственных крестьян, нащупываются пути окончательного решения крестьянского вопроса. Медленно, говорите? Так идите, работайте. Отпустите хотя бы для начала своих полурабов. Да, нет же, лень. Проще предаваясь удовольствиям, втихаря ругать власть. Такие же "деятели" украшали собой и эпоху, ошибочно называемую застоем. "Возможность жить не в системе, а параллельно системе, принимая, впрочем, некоторые её правила игры - вот, что было присуще эпохе Застоя", - прозорливо отмечает блогер Галина Радковна.

   Причём в основном и те и другие - дети элиты. Бросив на них лишь поверхностный взгляд, легко обнаружить, что и знаменитые "шестидесятники", и кумиры семидесятых, и "прожекторы перестройки" - сплошь и радом детки и внучки либо "комиссаров в пыльных шлемах", либо партхозноменклатуры. Да и люди николаевской эпохи - всё сплошь графьев, да князьев. Для так называемых "лишних людей" характерно крайне одностороннее негативное восприятие действительности: строится что-то новое - "распил" средств, проводится мероприятие - "показуха", улучшаются условия жизни - "подачка", сделано новое открытие - "плагиат". При таком подходе вообще невозможно поступательное развитие. А еще они любят необоснованно обобщать увиденное. Увидел герой рассказа "На балу" в Родионовском институте благородных девиц генерала, ранее прогонявшего солдата сквозь строй - вся армия наша такая, дисциплина только "палочная". Хотя были и другие генералы и адмиралы, за которыми солдаты и в огонь и в воду. Обидела местная администрация туземное население где-то в Сибири - "Россия - тюрьма народов", умалчивая при этом, что именно Россия в отличие от других европейских стран бережно сохранила и донесла до наших дней все этническое многообразие страны. Потеряли Севастополь - крах николаевской системы и военное поражение страны. Поражение налицо, но цена для нападавших оказалась непомерной, в глубь страны не пошли. Один порт потеряли, но в Архангельске, Петербурге и Петропавловске-Камчатском враг был отбит. Да и риторический вопрос, а кто бы справился с целой коалицией европейских держав? Наполеон, например в 1814 году не справился. Не изменилась эта парадигма и ныне. "Слишком долгое время в разных формах декларировался тезис "стыдно быть русским" - истоки этой эстетики здесь. Вполне благополучные московские мальчики увлеклись описанием жизни бомжей, изучением психических аномалий - вплоть до некрофилии. Кроме того, появился адресат. На западных кинофестивалях особой популярностью пользуется любой позор России. Вообще, как только возникают спектакль, книга, кино, оскорбляющие наш народ, сразу находятся люди, которые требуют поддержки этого произведения, настаивают на награждении и премировании...", - считает большой и настоящий русский человек, кинорежиссер Владимир Меньшов. Вот и воют нынешние интернетовские "хомячки": Олимпиада в Сочи - ненужная трата средств, разработали новый истребитель - распил, десяток друзей не так голосовали на выборах - выборы сфальсифицированы.  

   И вообще, по их мнению и страна у нас не та, и религия наша не такая, и цивилизационный выбор наших предков ошибочен. В этом, да еще и в безоглядном, некритичном западничестве, вся философия "кухонных посидельцев" 70-х, вылезших из кухонь разрушить страну в 80 - 90-е, сытно живших в "нулевые" и возжелавших в очередной раз "тряхнуть Москвой" нынче. Владимир Меньшов с горечью говорил о нашей интеллигенции: "они просто тряслись от ненависти к стране. Они уверяют, что не принимали систему, но сквозь строки явственно проглядывает: они не принимали Россию, не принимали нацию... Конечно, они не могли согласиться с картиной, которая доказывала: здесь можно жить, можно сделать карьеру, можно просто быть счастливым". "Лишний человек" 30 - 40-х гг. XIX века не просто их предтеча, вся мировоззренческая матрица этого "креативного" слоя - с той эпохи. Отшельник и чудак, Павел Яковлевич Чаадаев, подарил всем последующим поколениям идейное обоснование их добровольного отчуждения от Родины:

   - "Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось".  

   - "Одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах и даже у народов, гораздо более нас отсталых. Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого".  

   - "У всех народов есть период бурных волнений, страстного беспокойства, деятельности без обдуманных намерений... Мы, напротив, не имели ничего подобного. Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, - вот печальная история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа - ничего подобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемом только злодеяниями и смягчаемом только рабством. Никаких чарующих воспоминаний, никаких пленительных образов в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции. Окиньте взором все прожитые века, все занятые нами пространства, и Вы не найдете ни одного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенного памятника, который бы властно говорил о прошедшем и рисовал его живо и картинно. Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя".  

   - "Народы Европы имеют общее лицо, семейное сходство. Несмотря на их разделение на ветви латинскую и тевтонскую, на южан и северян, существует общая связь, соединяющая их всех в одно целое, явная для всякого, кто углубится в их общую историю... Вот она, атмосфера Запада, это нечто большее, чем история или психология, это физиология европейского человека. А что вы видите у нас?"  

   Это квинтэссенция ненависти к русскому, целая программа преклонения пред Западом, так блестяще усвоенная нашими либералами. Он сказал ВСЕ! Дальнейшее - лишь перепевы на разные лады основных идей, изложенных Чаадаевым в Философических письмах. Посему же так она была так легко и прочно усвоена интеллигентствующей элитой? Почему с порога отвергаются поиск иных путей развития России?

     Объяснение дал российский историк А.А. Керсновский: "Со времен Петра I и особенно Анны, немец (читай европеец) являлся для нас существом заповедным -- иного, высшего порядка, учителем и начальником". И пусть не говорят современные подпевалы Чаадаева, что они тоже патриоты, только режим не тот, перелицевать по западному лекалу страну надо. Проговариваются, черти. Русофобия так и прет из всех щелей их исторических конструкций. На одной из передач "Суд времени" визави Кургиняна под руководством известного либерала Млечина договариваются до обвинения Александра Невского: мол, не той дорогой пошел, вот легли бы под немцев, катались бы сейчас в шоколаде. А некий Познер сокрушается: не прав был Владимир Святой, не ту веру выбрал, надо было Папе Римскому в ножки кланяться. Как тут не вспомнить фразу из интервью Владимира Меньшова о так называемых "внутренних эмигрантах" эпохи застоя: "С годами мне стало совершенно ясно: вступая на путь антисоветизма, ты непременно придёшь к откровенной русофобии. Человек, последовательно занимающий антисоветские позиции, неизбежно понимает, что эти взгляды народом не разделяются, и тогда он вынужден констатировать - народ не тот. С этим народом вообще ничего невозможно создать, это ошибка природы. Далее - чистый расизм". И воскликнет горько Александр Зиновьев: "Целили в коммунизм, а попали - в Россию".  

   Нет сомнения, что "Философические письма", особенно первое, опаснее любой прокламации, призывающей к восстанию, опаснее любого заговора, любого путча, ибо подобно вирусу, заложенному в мозги и сердца молодых людей. После этого вируса их мышление деформируется, оно работает по принципиально другим законам. Против страны. А власть всего лишь объявила автора сумасшедшим, так и не дав достойной отповеди. В битву за Родину встал Поэт. Вольнодумец и вертопрах, друг автора письма, считавший его своим учителем. Тот кто, называл П.Чаадаева "целителем душевных сил", кто почитал, даже боготворил философа: "всегда мудрец, а иногда мечтатель". "Строгий взор", "совет", "укор" Чаадаева в пору юности и поэтического становления воспитали Пушкина. Но с тех пор прошло немало лет. Ученик перерос своего учителя, стал мудрее, стал строже оценивать взгляды Чаадаева:

"Чудак печальный и опасный,

Созданье ада иль небес,

Сей ангел, сей надменный бес,

Что ж он? Ужели подражанье,

Ничтожный призрак, иль еще

Москвич в Гарольдовом плаще,

Чужих причуд истолкованье,

Слов модных полный лексикон?..

Уж не пародия ли он?"  

   Учитель не понял духовного роста Поэта и менторским тоном взялся поучать, ведь, без сомнения, именно Пушкина подразумевал Чаадаев в качестве адресата своих "Философических писем". Как гражданин и патриот, А.С.Пушкин не мог не ответить:

   - "Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы -- разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие -- печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре,-- как, неужели всё это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел вас в Париж? и (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка?"  

   - "...у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех".  

   - "...клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал".  

   За эту отповедь глумлению страны, а также за стихотворение "Клеветникам России" Поэт поплатился. Либеральная общественность, чьим кумиром еще вчера он был отвернулась от него. Имя Пушкина пытались предать забвению, его втаптывали в грязь и травили. Новые поколения революционной молодежи искали себе новых идолов. При большевиках поэтическое его наследие нещадно купировали, изучая лишь вольнодумные стихи раннего Пушкина. Но дело было сделано. Не без влияния идей позднего Пушкина среди интеллигенции стало формироваться другое направление - "славянофилы", также отвергнувшее русофобские идеи "Философического письма". Позже появиться "евразийство", как ответ безоговорочному западничеству, как альтернативный путь развития мировой цивилизации. Элита раскололась окончательно.  

   Николаевское время - не только эпоха появления "лишнего человека", ушедшего во "внутреннюю эмиграцию". 20 - 40-е гг. XIX века - период появления и расцвета великой русской литературы. Она то и создала прекрасную галерею образов "лишних людей". Первое место в их ряду по-праву принадлежит "молодому повесе" Евгению Онегину:

"Как рано мог он лицемерить,

Таить надежду, ревновать,

Разуверять, заставить верить,

Казаться мрачным, изнывать,

Являться гордым и послушным,

Внимательным иль равнодушным!

Как томно был он молчалив,

Как пламенно красноречив,

В сердечных письмах как небрежен!

Одним дыша, одно любя,

Как он умел забыть себя!

Как взор его был быстр и нежен,

Стыдлив и дерзок, а порой

Блистал послушною слезой!"

   Праздное шатание, ничегониделание. Работать ему лень, а вот фрондировать - пожалуйста, ведь это модно! Вам этот образ никого не напоминает? Все эти светские тусовщики, завсегдатаи ночных клубов и гламурных вечеринок, все эти бесчисленные Божены и Ксюши, возомнившие неожиданно себя вершителями судеб страны. Для них протест - очередная мода, болотный митинг - тусовка, оппозиционность - модный тренд. Да и "пламенный революционер" Удальцов нигде никогда не работал, ничем не занимался. Гадить на свою страну он выбрал своей профессией!  

   Гораздо менее удачен образ "лишнего человека" у Лермонтова в "Герое нашего времени". Ведь Печорин, напротив, активно ищет приложение своим силам. Он деятелен и напорист. Обижен, что оказался вышвырнут из столичного высшего общества в глухую провинцию, на войну. Да это же Немцов, бывший во власти и вышвырнутый оттуда, активный и энергичный, все делающий для того, чтобы вернуться "в обойму", с презрением относящийся к попутчикам и временным товарищам, так же как Печорин к Грушницкому, всегда готовый переступить через них.  

   По-настоящему опасен Чацкий, персонаж комедии Грибоедова "Горе от ума". Этот не просто считает себя умнее всех, это само собой, данной публике присуща такая слабость. Еще Чацкий - опасный резонер, всех презирающий, неуживчивый и всех поучающий ментор. Навальный - точная его копия. Был во власти (Чацкий тоже служил), но потом понял, что легче и приятней критиковать, разоблачать, поучать, злобствовать. Логика событий довела Навального до откровенного обслуживания интересов другой державы.  

   Несколько иной тип этой породы людей обессмертил Гончаров в образе Обломова. Безынициативный апатичный лентяй. Хотя это только на первый взгляд. Леность у него от ненужности трудиться. Деревенька с крестьянскими душами дает все, что нужно для жизни. Это наш современный "средний класс", все эти рестораторы, владельцы модельных агентств и салонов красоты, хозяева рекламных контор и туроператоры, арт-директора ночных клубов и риэлторы, "айболиты" косметических кабинетов и "народные звезды" поп-кича современной эстрады, а также "офисный планктон", биржевые игроки и городские рантье всех видов. Конечно, они ощутили угрозу своему паразитическому существованию со стороны людей провозгласивших курс на новую индустриализацию, испугались, что денежные потоки будут идти на производство, в реальный сектор экономики. Почувствовав классовую солидарность бездельников, они высыпали на площадь, присоединившись к "болоту".  

   К середине XIX века, когда наступили новые веяния, это модное движение сошло на нет. Одни, повзрослев, стали заниматься реальными делами. Иные, озлобившись, повели яростную борьбу с обществом и государством. Третьи, так и не вылезая из полудремы, возжелали, отгородившись от внешнего мира, так и провести остаток дней в своих родовых дворянских гнездах. Однако отголоски модного поветрия еще долго будоражили юные неокрепшие умы. Современный писатель Борис Акунин в романе "Азазель" едко высмеял двух обалдуев - переростков, Кокорина и Ахтырцева, вздумавших поиграться в Чайльд-Гарольдов и поплатившихся жизнью. Даже умница Фандорин оказался подвержен этой заразе: "Нам, молодым, в вашем мире тошно... Ваши идеалы - карьера, деньги, почести - для многих из нас ничего не стоят. Не о том нам теперь мечтается... Лучшие из образованной молодежи уходят, задохнувшись от нехватки духовного кислорода, а вы, отцы общества, уроков для себя ничуть не извлекаете!". На счастье главного героя романа встретил он в начале своего пути замечательных людей, подлинных патриотов и слуг государства - добрейшего Ксаверия Феофилактовича Грушина, честнейшего Мизинова (Мезенцева, павшего от кинжала народника Степняка-Кравчинского), отважного Соболева (легендарного "Белого генерала" Скобелева). К сожалению, не было таких людей в обществе автора, иначе не оказался бы он в одной компании с "болотной жижей" - духовными последователями тех, над кем так зло иронизировал в своей книге.  

   Достоевский писал об этих типах в "Зимних заметках": "Они все ведь не нашли дела, не находили два-три поколения сряду. Это факт, против факта и говорить бы, кажется, нечего, но спросить из любопытства можно. Так вот не понимаю я, чтоб умный человек, когда бы то ни было, при каких бы то ни было обстоятельствах, не мог найти себе дела"

   Вот только "свято место пусто не бывает". Стране позарез нужны были инженеры-путейцы и кораблестроители, землемеры и врачи, толковые бюрократы и ученые. В экономику, культуру, управление постепенно приходят новые люди. Поповские и солдатские дети, отпрыски купеческих фамилий, разбогатевший крестьянский люд, городские мещане постепенно оттесняют прежнюю элиту. Благо, Петр I оставил неплохую конструкцию вертикальной мобильности в виде Табели о рангах. Так на историческую сцену выходят разночинцы. Беда в том, что поднявшись над "быдлом", эта публика быстро усвоила понятия и традиции прежней элиты, и привнесла новое, а именно, - "особую роль" просвещенной части общества, роль миссионера, мессии, поводыря, пастыря. А также искреннее желание, хоть насильно, хоть на цепях, хоть железной рукой, через кровь вести народ к счастью. Сокровенным знанием, что такое счастье народное, обладали, конечно, только они.  

   Именно они для войны с Родиной нашли безотказное и смертельное оружие, способное взорвать государство изнутри. Оружие, брони против которого нет; яд, противоядие против которого не найдено до сих пор.  

   Убойная сила.  

   Несколько тысячелетий назад наши предки "придумали" государство. Не будем углубятся в теоретические дебри: как оно было создано и в чьих интересах (теорий великое множество). Построенная людьми держава худо-бедно, но помогала им выжить в исторической сутолоке. Защищала от хищных соседей, позволяла жить, расти и размножаться, способствовала развитию общности людей, которая со временем стала нацией. Общность людей развивалась и усложнялась, в ней появлялись новые группы, социальные слои и прослойки. В обществе неизбежно возникла группа, вставшая над остальными и прозвавшая саму себя интеллектуальной элитой. К концу девятнадцатого века эти люди возомнили себя выше общества и его институтов и задумали сломать государство. Они развязали войну против своей страны, а в качестве убойного инструмента использовали два принципа, которые до сих пор являются "священными коровами" в среде либеральной интеллигенции. Это "свобода слова" и "независимость СМИ".  

   Как и та злосчастная, известная нам по недавнему времени, гласность девятнадцатого века началась со смерти первого лица государства и военного поражения страны. Если в 80-х гг. прошлого века понадобился уход в иной мир целого поколения "кремлевских старцев", то в 50-е гг. XIX столетия умер "злой", как принято у нас считать, император Николай I. И прежняя система рухнула: "Недовольство охватило все слои общества, вызвав к жизни поток обличительных рукописных записок и проектов реформ, "подземной литературы" (историк Л.Г. Захарова). Оскорбленное чувство подогревалось поражением царизма в Крымской войне: "Севастополь ударил по застоявшимся умам" (В.О. Ключевский).  

   После этого, почуяв свой шанс, внутри страны подняли голову ненавистники России. Они захотели воспользоваться искренним желанием народа к переменам и благородным негодованием в сторону властей, проигравших войну. Как всегда застрельщиками выступили "друзья" из-за рубежа. В Лондоне (а где же еще, ничто не меняется в этом мире) стали издаваться А.И. Герценом "Полярная звезда"(1855 г.), "Голоса из России" (1856 г.), "Колокол" (1857 г.). Перемешивая правду и вымысел, используя такие средства манипуляции как недосказанность, огульность и умолчания, эти "вражьи голоса" формировали негативный образ о России в глазах, как тогда говорили, "читающей и передовой публики".  

   Удивительные совпадения внушают подозрения. Современный кумир околоболотной публики тоже начинал "трудовую" деятельность "борца с режимом" не у нас, среди березок средней полосы, а "за бугром". Йельский университет, где к тому времени как по заказу были собраны все будущие лидеры арабских революций, стал родным домом лже-адвоката Навального. Именно оттуда и раздался первый крик новорожденного оппозиционера: "Распил-л-л...". Так с забугорного университета к нам постучалась гласность в виде свободных СМИ (если считать ЖЖ средством массовой информации).  

   Но вернемся в век девятнадцатый. Набат "Колокола" расшевелил хомячков внутри страны. Как на дрожжах стали возникать новые газеты и журналы, соревнующиеся в оппозиционности и сенсационности: кто смачнее плюнет в ненавистный царский режим.

   А о жизни в России чернуха, чернуха и еще раз чернуха... "Под раздачу" попадает все: государство, нравственность, семья, православие. Особенно "отличились" "Современник", "Русское слово", "Отечественные записки" и "Искра". А трогать их ни-ни, гласность на дворе, понимаешь ли. И вот уже студенты вместо занятий учатся изготавливать бомбы, Степан Халтурин таскает в подвал Зимнего дворца динамит, а в листовке "К барским крестьянам" Михайлов призывает "Русь к топору". Военный министр Д.А.Милютин писал: "...стремление к преобразованиям, к изобретению чего-то нового обуяло всех и каждого; хотят, чтобы все прежнее ломали тут же, прежде чем обдумано новое". И все это под сочувственное улюлюканье либеральной, мыслящей, передовой, продвинутой, креативной общественности.  

   Только не надо вздрагивать, прочитав имя мыслителя, который предупреждал о опасностях внедрения в русское общество ложных ценностей и чуждых идеалов, о пагубном для общества влиянии права свободы слова воплощенного в принципе свободы, независимости и бесконтрольности СМИ. Да, это Константин Петрович Победоносцев, мракобес, ретроград и реакционер. Что поделать, если история нашего Отечества со школы преподносится сквозь призму либерализма и западоугодничества. Либеральной публике вообще свойственно тоталитарное мышление, готовность считать врагами всех инакомыслящих. На самом деле сей муж - "...один из ведущих деятелей плеяды "охранителей", боровшихся за независимое и самобытное развитие России на ее собственных основах" (В. Афонина, к.ф.н.).  

   Нет, философ не против прессы, напротив, Победоносцев понимал ее информативное и образовательное значение. Но, "По мере того как усложняются формы быта общественного, возникают новые лживые отношения и целые учреждения, насквозь пропитанные ложью... Так нам велят верить, что голос журналов и газет -- или так называемая пресса, есть выражение общественного мнения... Увы! Это великая ложь, и пресса есть одно из самых лживых учреждений нашего времени", - писал Константин Петрович в статье "Печать", опубликованной в 1896 году в "Московском сборнике". Нам, рожденным на исходе двадцатого, столетия трудно согласится с мыслями автора, настолько либеральные догмы въелись в наши плоть и кровь. А ведь зло заключается в том, что СМИ формируют общественное мнение. А "кто станет спорить против силы мнения, которое люди имеют о человеке или учреждении? Не было и нет человека, кто бы мог считать себя свободным от действий этой силы.

   Эта сила в наше время принимает организованный вид и называется общественным мнением. Органом его и представителем считается печать. Нет правительства, нет закона, нет обычая, которые могли бы противостать разрушительному действию печати в государстве, когда все газетные листы его изо дня в день, в течение годов, повторяют и распространяют в массе одну и ту же мысль, направленную против того или другого учреждения" (К.П. Победоносцев).  

   Так случилось, что СМИ присвоили себе права и полномочия править, судить и ниспровергать. "Четвертая власть", как льстиво именует эти учреждения "продвинутая" часть общества. А по-какому, собственно говоря праву? Действительно, если в ограничении свободы слова видеть ущемление прав большинства, насилие со стороны меньшинства, то стеснение свободы слова есть вред. Вот тут и кроются логические ошибки в концепции "свободы слова", которые выявил Победоносцев.  

   Во-первых, положение либерализма, о том, что ограничение свободы слова недопустимо базируется на ложном основании: "Оно противоречит первым началам логики, ибо основано на вполне ложном предположении, будто общественное мнение тождественно с печатью" (К.П. Победоносцев). Достаточно просто рассмотреть, что такое СМИ, кто владеет СМИ, как они возникают и кто их делает. "Любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев, любой искатель гешефта может, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, основать газету, хотя бы небольшую, собрать около себя по первому кличу толпу писак, фельетонистов, готовых разглагольствовать о чем угодно, репортеров, поставляющих безграмотные сплетни и слухи, -- и штаб у него готов, и он может с завтрашнего дня стать в положение власти, судящей всех и каждого, действовать на министров и правителей, на искусство и литературу, на биржу и промышленность. Это особый вид учредительства и грюндерства, и притом самого дешевого свойства" (К.П. Победоносцев).  

   Вот тут возникает и второе логическое противоречие. Принцип свободы слова противоречит базовому постулату демократии: о выборности в государстве. С одной стороны - требование учета народного волеизъявления, выборности власти, с другой - абсолютное отсутствие принципа отбора в журналистике, т. е. "мы распознаем в нем одно из безобразнейших логических противоречий новейшей культуры, и всего безобразнее является оно именно там, где утвердились начала новейшего либерализма, -- именно там, где требуется для каждого учреждения санкция выбора, авторитет всенародной воли, где правление сосредоточивается в руках лиц, опирающихся на мнение большинства в собрании представителей народных. От одного только журналиста, власть коего практически на все простирается, -- не требуется никакой санкции. Никто не выбирает его и никто не утверждает. Газета становится авторитетом в государстве, и для этого единственного авторитета не требуется никакого признания" (К.П. Победоносцев).  

   Третье. Константин Победоносцев видит несоответствие в том, что пресса с одной стороны претендует на звание органа, отражающего общественное мнение и действительным ее состоянием как предприятия, которое должно приносить прибыль. Для достижения прибыльности используются такие принципы как сенсационность, сплетня, оперативность, вымысел. "Вот почва необыкновенно богатая и благодарная для литературного промышленника, и на ней-то родятся, подобно ядовитым грибам, и эфемерные, и успевшие стать на ноги, органы общественной сплетни, нахально выдающие себя за органы общественного мнения. Не говорим уже о массе слухов и известий, сочиняемых невежественными репортерами... И она может процветать, может считаться органом общественного мнения и доставлять своему издателю громадную прибыль... И никакое издание, основанное на твердых нравственных началах и рассчитанное на здравые инстинкты массы,-- не в силах будет состязаться с нею" (К.П. Победоносцев). Все это далеко от объективности, а значит, СМИ не могут объективно отражать мнение общества.  

   В-четвертых, пресса незаконно присвоила себе судейские функции. Вот как об этом пишет Победоносцев: "Судья, имея право карать нашу честь, лишать нас имущества и свободы, приемлет его от государства и должен продолжительным трудом и испытанием готовиться к своему званию. Он связан строгим законом; всякие ошибки его и увлечения подлежат контролю высшей власти, и приговор его может быть изменен и исправлен. А журналист имеет полнейшую возможность запятнать, опозорить мою честь, затронуть мои имущественные права; может даже стеснить мою свободу, затруднив своими нападками или сделав невозможным для меня пребывание в известном месте. Но эту судейскую власть надо мною сам он себе присвоил: ни от какого высшего авторитета он не приял этого звания, не доказал никаким испытанием, что он к нему приготовлен, ничем не удостоверил личных качеств благонадежности и беспристрастия, в суде своем надо мною не связан никакими формами процесса и не подлежит никакой апелляции в своем приговоре".  

   Важная особенность печати в том, что она не способствует серьезному обстоятельному изучению и неторопливому размышлению. Журналистика склонна упрощать, преувеличивать, отражать только крайние точки зрения и навешивать ярлыки. "Притом журнальный писатель, для того чтоб его услышали, чтобы обратили на него внимание, должен всячески напрягать свой голос; если можно -- кричать. Этого требует ремесло его: преувеличение, способное переходить в пафос, становится для него второю натурой. Вот почему, пускаясь в полемику с противным мнением, он готов назвать своего противника дураком, подлецом, невеждою -- взвалить на него всевозможные пороки: это ничего ему не стоит -- это требуется журнальною акустикой. Это -- искусство крика, подобного крику торговца на рынке, когда он заманивает покупателя" (К.П. Победоносцев).  

   "Итак -- можно ли представить себе деспотизм более насильственный, более безответственный, чем деспотизм печатного слова?", - задает себе риторический вопрос Константин Петрович Победоносцев, удивляясь, что либералы, поборники свободы, больше всего хлопочут и поддержании этого деспотизма, супротив тому, что "в ежедневной печати скопляется какая-то роковая, таинственная, разлагающая сила, нависшая над человечеством".  

   Кроме того, СМИ поневоле превращают личность в потребителя готовых рецептов, концепций, мнений. Человек отучается думать самостоятельно, превращается, сорганизовывается в управляемую толпу, к которой применима характеристика, данная Гюставом Лебоном в книге "Психология народов и масс": "Самый поразительный факт, наблюдающийся в одухотворённой толпе, следующий: каковы бы ни были индивиды, составляющие её, каков бы ни был их образ жизни, занятия, их характер или ум, одного их превращения в толпу достаточно для того, чтобы у них образовался род коллективной души, заставляющей их чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из них в отдельности. Существуют такие идеи и чувства, которые возникают и превращаются в действия лишь у индивидов, составляющих толпу. Одухотворенная толпа представляет собой временный организм, образовавшийся из разнородных элементов, на одно мгновение соединившихся вместе, подобно тому, как соединяются клетки, входящие в состав живого тела и образующие посредством этого соединения новое существо, обладающее свойствами, отличающимися от тех, которыми обладает каждая клетка в отдельности". В наше время, когда информационное пространство постепенно перемещается в интернет, это становится особенно актуальным. Недаром потребителей всевозможных социальных сетей и живых журналов прозвали хомячками, именно из-за их абсолютной управляемости. Такова "болотная" публика, которая упорно не замечает, что ей умело манипулируют с одной целью: убить государство. Нельзя верить толпе, обожествлять ее. Михаил Калашников писал, что не верит в ум толпы: "толпа будет умело превращена в митингово-сетевого коллективного идиота. Просто аморфные уличные массы неизбежно станут орудием в руках тех, кто в этот момент обладает СМИ, структурами организации и деньгами" (М.Калашников).  

   - Он все лжет! Не верьте ему! Он тролль! Мы тоже за Россию, мы тоже патриоты страны, - раздастся из болотной жижи возмущенный хор оскорбленных в лучших чувствах хомячков.  

   Этому можно было бы поверить, если бы не горький опыт. Именно тогда, во второй половине девятнадцатого века компрадорская, антигосударственная элита вооружившись убойной силой в виде свободной прессы начала спецоперацию по разрушению русской цивилизации. Помните, классическое, многократно законспектированное: "Газета - не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор". История повторилась в 80 - 90-е годы минувшего века, когда интеллигентствующая толпа, объединившись вокруг "Огонька", "М.К,", "АиФ" и "Московских новостей"и подобных изданий, вдоволь наплевавшись на Россию со страниц прессы и надругавшись над ней, с азартом Герострата приступила к ее демонтажу. С трудом за последнее десятилетие поднявшись с колен, Россия вновь столкнулась с этим монстром, продажной интеллигенцией, вооруженной к тому же новыми информационными технологиями. Это они всегда готовы предать, разорвать, уничтожить страну: "Русская печать и общество, не стой у них поперек горла "правительство", разорвали бы на клоки Россию, и раздали бы эти клоки соседям даже и не за деньги, а просто за "рюмочку" похвалы" (Василий Розанов, философ) .Это про них Корней Чуковский, тогда еще не детский писатель, а литературный критик, в статье "Спасите" писал: "Вместе с газетой... в русскую литературу пришла сволочь, и всю ее, сверху донизу, окрасила собою".  

   Бомба для Императора, или "железной рукой загоним человечество к счастью"  

   А кто был последним российским царем, гулявшем без присмотра? И русские цари и российские императоры не боясь народа имели возможность иногда ходить среди своих подданных без охраны. Это позволяло особое отношение русских людей к институту монархии: "Царь для народа не внешняя сила, не сила какого-нибудь победителя (как было, например, с династиями прежних королей во Франции), а всенародная, всеединящая сила, которую сам народ восхотел, которую вырастил в сердцах своих, которую возлюбил, за которую претерпел..." (Ф.М. Достоевский). Такое положение было более чем верным для династии Романовых, которые получили помазание на царство из рук "земли", им нечего было опасаться своего народа, напротив, от придворных скорее можно было ожидать яда или шарфик на шею. Доподлинно известно, что Александр Первый любил совершать поездки без охраны, обходясь в таких случаях только своим личным кучером по имени Илья. Император Николай Первый, мучаясь бессонницей, часто прохаживался вдоль Невы совершенно один в ночные часы. Путешествовал он по столице и днем, интересное свидетельство оставила об одной из таких прогулок Наталья Николаевна, вдова Александра Сергеевича Пушкина. Как-то на Невском проспекте, в галантерейном магазине она столкнулась при выходе с входящим императором. Император молча ответил на поклон дамы и прошел к прилавку, у которого осмотрел и выбрал несколько игрушек для своих детей. Венценосный наследник Николая, царь-реформатор Александр Второй, даже бравировал своей привычкой ходить среди петербуржцев без охраны и презрением к опасности. Мало того, третий сын непримиримого Шамиля Моххамед Шафи шестнадцать лет служил в конвое Александра II, а в отставку вышел убелённым сединами генерал-майором и настоящим ветераном гвардии. Александр Николаевич и стал последним главой государства, который мог свободно ходить по улицам без охраны.  

   Тот слой "просвещенной элиты", который объявил, что всех умнее в государстве Российском, отчего-то решил, что царь есть источник всех зол и его ради грядущего торжества революции надо обязательно прибрать. "Разбуженный" декабристами А.И. Герцен из "прекрасного далека" вынес свой вердикт монархии: "Монархическая власть вообще выражает меру народного несовершеннолетия, меру народной неспособности к самоуправлению". Руководство к действию от заморского гуру получено и пошло-поехало: началась война террористов со слугами престола. 4 апреля 1866 года 26-летний революционер Дмитрий Каракозов у ворот Летнего сада совершил покушение на императора Александра Николаевича. Царскую жизнь тогда спас не телохранитель, а шапочных дел мастер Осип Комиссаров, который, как тогда говорили, "отвёл руку душегуба". Кстати, при том покушении на Александра Николаевича, он также прогуливался в одиночестве вдоль решетки Летнего сада. С того времени делу охраны первых лиц государства стали уделять гораздо более серьезное внимание.  

   Поначалу "молодые штурманы будущей бури", памятуя о неудаче чисто военного путча предшественников, надеялись вызвать народную революцию в стране. Они печатали кучи листовок, манифестов и прокламаций, призывая народ свергать тиранов. Главный пророк, из оставшихся в России, Н.Г. Чернышевский написал воззвание "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон", где, всего прочего, призывал: "...ружьями запасайтесь, кто может, да всяким оружием. Так вот оно какое дело: надо мужикам всем промеж себя согласье иметь, чтобы заодно быть, когда пора будет". Ради справедливости надо сказать, что в своих экономических трудах Чернышевский предстает совершенно иным: добросовестным и рассудительным ученым.  

   К сожалению, последователи не очень утруждали себя серьезными науками, быстренько перейдя к кровавой практике. Шелгунов с Михайловым выпустили в тогдашнем тамиздате манифест "К молодому поколению", где прямо призывали вырезать всех помещиков: "Если для осуществления наших стремлений - для раздела земли между народом - пришлось бы вырезать сто тысяч помещиков, мы не испугались бы и этого. И это вовсе не так ужасно. Пора с ними кончить...", а заодно

   и покончить с монархом: "...если царь не пойдет на уступки, если вспыхнет общее восстание, недовольные будут последовательны - они придут к крайним требованиям". Во как, никаких оттенков и компромиссов, только ультиматумы:

   - Выходи Кот Леопольд, сдавайся подлый трус, а не то мы...

   Разве это ни на что не похоже? Разве не таким языком пытается разговаривать с властью современная болотная гниль. Они, "передовая часть общества", решили, что власть в государстве нелегитимна: "Кончились помещики, кончилось и императорство - у него нет больше почвы, осталось имя без сущности, форма без содержания". Ребята-демократы и тут напутали, больно слаба оказалась логическая связка посыла (освобождение крестьянства) с умозаключением. Получается, что монархия, проведя реформу, сама себя уничтожила? А разве первых Романовых на царство-государство звали только одни лишь помещики, а не "всей землей"? Запомните, объявление власти нелегитимной есть манипулятивная уловка революционеров, для достижения своих целей. Кстати, Шелгунов и Михайлов, это та "сладкая парочка", что среди русских революционных демократов считалась самыми европейскими европейцами. Их креативность по вопросу собственности зашкаливала: стыдно, не по-революционному, не по-европейски владеть женой одному. Имеешь жену - поделись с товарищем, дабы имели русские революционеры не только матрасы для утех. Все в строгом соответствии с либеральными понятиями нравственности, писал же их друг, такой же отмороженный, как и они, Заинчевский в прокламации "Молодая Россия": "Мы требуем... уничтожения брака как явления в высшей степени безнравственного и немыслимого при полном равенстве полов, а следовательно и уничтожения семьи, препятствующей развитию человека, и без которого немыслимо уничтожение наследства", а как же дети? Делать детей революционерами не возбраняется, но ответственности за них никакой нести не должны, подбрасывая их государству: "Мы требуем общественного воспитания детей". Так и шли по жизни втроем: Шелгунов, Шелгунова, Михайлов. Как это явление называется у продвинутой гламурной тусовки? Право не знаю, то ли свинг, то ли "шведская семья", а по простому, по-русски, свальный грех.  

   А конфетка? Какую приманку они готовили для народа, дабы тот, забыв свои устои и предания, занялся активным кровопусканием у тех, кого сам поставил. Увы, список морковок для вислоухих, удручающе однообразен: работать будем меньше, платить не будем, получать будем все больше. "Вы должны объяснить народу, что у него есть доброжелатели, есть люди желающие, чтобы он владел землей, а не находился в вечной зависимости от землевладельцев; есть люди, желающие убавить ему подати и всякие платежи, водворить правду в суде, избавить народ от лишних нянек и опекунов. Не забудьте и солдат. Объясните им, что и у них есть доброжелатели, которые хотели бы убавить солдатам срок службы, дать им больше жалованья, избавить их от палок" (Н.В. Шелгунов, М.Л. Михайлов "К молодому поколению"). А листовка Заинчевского, "Молодая Россия", вообще песня, а главное - его перлы хоть сейчас на трибуну очередного протестного московского митинга. Эта приманка "сработала" в 1917 году, та же картина повторилась и в 1991-м, в обоих случаях мы чуть не остались без страны. Ту же карту пытаются разыграть и в 2012 году. Ужель поведемся?  

   Но в 1861 году и позже революции не случилось, русское крестьянство спокойно пережило выкупные года, и к двадцатому столетию с крепостным правом было покончено. Интеллектуальная элита, все эти "новые люди" в борьбе с государством потерпели фиаско. Со вздохом разночинцы признали, что народ опять оказался не тот, а значит необразованное быдло надо просвещать. Нигилисты возомнили себя мессиями и начался миссионерско-просветительный этап: их "хождение в народ", с целью донести свет истины в грубые крестьянские сердца и головы. Из этой затеи тоже ничего не вышло. Крестьяне снисходительно отнеслись к новым затеям бар, воспринимая их как ряженных скоморохов. А за опасные речи нередко сдавали их властям. Почти два века европеизации российской элиты привели к тому, что "низы" и "верхи" действительно стали плохо понимать друг друга. Л.Н. Толстой писал о странностях взаимоотношений двух Россий: "отношение это похоже на отношение лакея к своему хозяину, ученому математику. Хозяин пишет на доске какие-то цифры, буквы, ставит радикалы, знаки равенства, плюсы, минусы, а лакей смотрит сзади и думает: "Как нескладно у него все это выходит, я напишу куда лучше". И вот, когда хозяин, решив задачу, уходит, лакей стирает все написанное им с доски и сам начинает старательно выводить и буквы, и плюсы, и радикалы, и цифры. Все это выходит у него много красивее, чем у хозяина, но - не имеет никакого смысла".

   А еще, элита ошибочно считала, что русский народ, в отличие от европейских народов, создавших свои национальные государства, - негосударственный народ, малоспособный к самоорганизации и государственному строительству. Некоторые даже доходили до отрицания патриотизма у русского крестьянства. Хотя предупреждал их Гоголь, что идея государственности является у русских высшей ценностью: "Монастырь наш - Россия! Облеките же себя умственно рясой чернеца и, всего себя умертвивши для себя, но не для нее, ступайте подвизаться в ней. Она теперь зовет сынов своих еще крепче, нежели когда-либо прежде. Уже душа в ней болит, и раздается крик ее душевной болезни. - Друг мой! или у вас бесчувственно сердце, или вы не знаете, что такое для русского Россия!" (Н.В. Гоголь). Не поняли, или не захотели понять. Не верили в Россию и ее особое предназначение. Оголтелые западники тех мыслителей, что предостерегали от обезьяньего увлечения копированием европейских норм и образцов, кликушески объявили ретроградами. Издевались над Достоевским, утверждавшем, что "Россия не в одной только Европе, но и в Азии; потому что русский не только европеец, но и азиат. Мало того: в Азии, может быть, еще больше наших надежд, чем в Европе. Мало того: в грядущих судьбах наших, может быть, Азия-то и есть наш главный исход!" Досталось и идейному папе революционеров-западников, Александру Ивановичу Герцену, поначалу считавшему, что "история славян скудна". Но, попав из спокойной России в мир индивидуализма и хищнической наживы, революционную, жестокую и кровавую Европу, он постепенно стал критически осмысливать путь европейской цивилизации. Именно неприятие западного пути развития и образа жизни, способствовало тому, что Александр Иванович разработал для России свою, самобытную магистраль пути к справедливому обществу, без бунтов и потрясений, без западного индивидуализма и европейского капитализма, через русскую соборность, коллективизм и крестьянскую общину: "Естественно возникает вопрос - должна ли Россия пройти через все фазы европейского развития или ей предстоит совсем иное революционное развитие? Я решительно отрицаю необходимость подобных повторений.

   Европа предлагает решение ущербное и отвлеченное, Россия - другое решение, ущербное и дикое". Старый революционер и вечный политэмигрант предупреждал об опасности радикализма: "Я не верю в серьезность людей, предпочитающих ломку и грубую силу развитию и сделкам". В реале повторился старый как мир конфликт, блестяще описанный И.С Тургеневым в романе "Отцы и дети". Молодые нигилисты объявили своего папу "устаревшим" и стали искать новые методики взрыва страны. От представителей "креативного" класса это слышим и сегодня: "Я считаю русских мужчин в массе своей животными, существами даже не второго, а третьего сорта. Когда я вижу их -- начиная от ментов, заканчивая депутатами, то считаю, что они, в принципе, должны вымереть. Чем они, к счастью, сейчас успешно и занимаются" (Артем Троицкий).  

   Разочаровавшись в народе. Нигилисты поняли, что с этим народом революции не сварганишь и поэтому они, молодые, передовые, грамотные должны насильно вести русских людей к счастью, как дикарей: "новозеландцы, под влиянием англичан, прямо от той свободной торговли, которая существует у дикарей, переходят к принятию политико-экономических понятий о том, что свободная торговля - наилучшее средство к оживлению их из промышленной деятельности, минуя протекционную систему которая некогда казалась англичанам необходимою для поддержания промышленной деятельности" (Н.Г. Чернышевский). Теория "героев и толпы", одним из главных идейных отцов которой был Петр Ткачев, ставила эту публику в положение колонизаторов, оккупантов своей родной страны. Не верите? Судите сами: "Но если отсталый народ может перейти, под влиянием передового народа, из низшей стадии общественного развития в высшую.., то, очевидно, тот же факт должен повториться и в том случае, когда передовая часть народа, т.е. его умственно и нравственно развитое меньшинство, подчинит своему влиянию его остальную часть, т.е. его невежественное и нравственно забитое меньшинство. Влияние же это очевидно будет тем сильнее и тем действительнее.., если этим людям удастся захватить в свои руки все управление, т.е. сделаться государственной властью" (П.Н. Ткачев). Чем, кстати, не обоснование необходимости государственного переворота?  

   Смысл не только в очевидной логической неувязке теории "героев и толпы" с общими демократическими принципами, в отсутствии которых так упрекаются российские власти. Соль - в наглом циничном обмане людей, предательстве. Те деятели, которые так пекутся о демократических свободах, на самом деле стремятся узурпировать власть, отказывая народу в праве иметь свое мнение и решать судьбу страны: "Ватники хорошие, потому что они бедные. Логика такая: они поскольку бедные - они бюджетнозависимые, они несамостоятельные, поэтому их можно купить... А независимые, образованные люди выражают ту позицию, которую по объективным причинам не могут выразить люди с более низким образовательным цензом... в интересах своего народа" (Н. Сванидзе). Сколько снобизма в их словах! Вот они современные последыши. По их мнению народ не имеет право на выражение своего мнения: "Вот такой народ имеется! И народ этот уже ни на что не способен. Это импотентный народ!" (Артемий Троицкий). Мы для них "рашка", "совок". По их разумению только состоятельные и образованные право имеют, причем независимо от путей и средств, которыми достигнуто состояние. Торговец на рынке и владелица модного бутика, барыга и бандит, фотомодель и визажист, журналист и просто бездельник - право имеют; а рабочий, инженер, учитель, военный - ни-ни, они, дескать, зависимы (зачастую не только от государства но и от тех, которые право имеют). А как же, господа хорошие, базовые демократические ценности? Неужели поверим этим людям? Что, светская львица, гламурная дочка богатого папеньки, разрушителя страны, решит проблемы всех женщин России? Разве миллиардер, предложивший изменить КзОТ в разрезе уменьшения прав наемных работников, будет о них заботится аки отец родной? Или финансист, старательно все годы укреплявший валюту иностранного государства и желающий повысить пенсионный возраст для граждан своей страны, денно и нощно думает о своих согражданах? Предтечи современной элиты все-таки несколько иные. Разные они были, народовольцы: и опасные честолюбцы, и наивные идеалисты; и сухие ученые, и порывистые журналисты. Но они были искренни. А оракулам с болотной трибуны веры нет. Предшественники на роль героя для толпы выдвигали революционера, благородного разбойника: "Это меньшинство в силу своего более высокого и умственного и нравственного развития всегда имеет и должно иметь умственную и нравственную власть над большинством. Следовательно, революционеры - люди этого меньшинства,.. необходимо обладают и , оставаясь революционерами, не могут не обладать властью" (П.Н. Ткачев). А ЭТИ считают, что верховодить должны барыги, а также либеральная интеллигенция, профессионально занимающаяся предательством Родины, наподобие той, судьбу которой в начале XX века пророчески предсказал Александр Блок: "Надменное политиканство - великий грех. Чем дольше будет гордиться и ехидствовать интеллигенция, тем страшнее и кровавее может стать кругом" (А.А. Блок, "Интеллигенция и Революция").

   Поменялась и тактика "новых людей". Они отказались от "хождения в народ": негоже "героям", полубогам, спускаться до "толпы". Отныне их путь - революционный террор. Агитацию и просвещение сменили револьверы и бомбы: "За душевностью - кровь. Душа кровь притягивает. Бороться с ужасами может лишь дух" (Александр Блок). Глубокое неверие в созидательные силы народа тому причиной. Расчет простой: насильно вогнать Россию в революцию, парализовать власть, создав путем террора обстановку хаоса и безвластия в стране. "Наше дело -- страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение", - призывал Сергей Нечаев. Достичь этого нигилисты решили "выбив", уничтожив Государя и высших сановников. И пошла по стране кровавая вакханалия. За царем была устроена форменная охота. Взрывали, стреляли, резали кинжалами градоначальников, жандармских офицеров, крупных чиновников. Только на императора Александра II было совершено пять покушений с револьверными выстрелами, взрывами бомб и подрывом императорского поезда, пока последнее покушение не прервало жизнь царя-реформатора. Его преемник ненадолго прикрутил гайки. Но с воцарением Николая Второго, антигосударственная элита вновь подняла голову. Кровавый счет в книге "Красный монарх" подвел писатель Александр Бушков: "Гремят выстрелы и рвутся бомбы. Эсеры тут оказываются впереди - настолько, что все другие партии плетутся далеко позади. Печальный список велик: министры внутренних дел Сипягин и Плеве, великий князь Сергей Александрович, министр просвещения Боголепов. А кроме них - 33 губернатора, генерал-губернатора и вице-губернатора, 16 градоначальников, начальников охранных отделений, полицмейстеров, прокуроров, помощников прокуроров, начальников сыскных отделений, 24 начальника тюрем, тюремных управлений, околоточных и тюремных надзирателей, 26 приставов, исправников и их помощников, 7 генералов и адмиралов, 15 полковников, 68 присяжных поверенных, 26 агентов охранного отделения. А кроме того, несколько сотен людей попроще - городовых, солдат и просто тех, кто случайно оказался не в том месте и не в то время..." Причем это была не только маленькая кучка отмороженных революционеров. У них бы ничего не получилось, если бы не сочувствие и поддержка со стороны либеральной интеллигенции.  

   Изменническая элита или государство-сирота.  

   Эволюция "креативного класса" с петровских времен и до начала ХХ века привела его к положению силы враждебной государству российскому. Мнение либеральной интеллигенции, выдаваемое за мнение всего общества, априори все меры властей объявляло глупыми, и, напротив, сочувственно относилось к террористам-народовольцам, позже эсерам и вообще, революционерам и радикалам разного толка. Моральный террор "просвещенной элиты" против государственной власти невозможно описать. В этой среде слыть радикалом было модно. Интеллигентствующая среда стала основным поставщиком революционных кадров, один из идеологов революционного народничества Петр Ткачев писал: "Вы видите, государство, отчаиваясь совладать с нами, зовет к себе на помощь буржуазное общество, интеллигенцию. Но, увы! Его союзники отказываются ему служить, по крайней мере даром, устами своих публицистов они говорят ему: "Мы сами ненавидим тебя; если ты хочешь, чтобы мы тебе служили, - поделись с нами всеми твоими правами; в противном случае - мы лучше пойдем за революционерами-утопистами. Они утописты, мы их не боимся. Только бы с тобою нам совладать, а с ними-то мы справимся!" И они посылают в ряды наши своих детей,.. а их интеллигенция решительно держит нашу сторону". Вся, как тогда говорили "мыслящая Россия" сочувствовала убийцам. На процессе Веры Засулич, застрелившей петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова, "засветились" лучшие юристы того времени. А "передовая" публика рукоплескала речам адвоката Ф.Н. Плевако и горячо одобряла оправдательной вердикт председательствующего суда А.Ф. Кони. Красота, убийцу оправдывают чисто по политическим соображениям, как и ныне уголовников современный "мыслящий класс" объявляет "узниками совести".  

   Не только слова и дела либеральной интеллигенции работали против державы, они помогали революции и деньгами. Можно сколько угодно балакать о революции и свободе, но без финансов дальше разговоров дело не пойдет: "Да, невозможно делать революцию только с помощью бабла: нужно массовое недовольство народа и желание выходить на улицу. Но верно и обратное: просто аморфные уличные массы неизбежно станут орудием в руках тех, кто в этот момент обладает СМИ, структурами организации и деньгами" (Максим Калашников). Так именно компрадорская элита страны подготовила финансовое обеспечение русской революции. Руководитель боевой группы РСДРП Леонид Красин вспоминал: "Считалось признаком хорошего тона в более или менее радикальных или либеральных кругах давать деньги на революционные партии".  

   У А.Н. Толстого в романе "Сестры" сочно описана элита того времени: известный юрист с красавицей женой, безмозглой богемно-гламурной дамочкой, ее сестра - курсистка ("тюрьма народов" занимала первое место в Европе по количеству женщин, обучавшихся в ВУЗах). И их общество: "Здесь были разговорчивые адвокаты, женолюбивые и внимательно следящие за литературными течениями; два или три журналиста, прекрасно понимающие, как нужно вести внутреннюю и внешнюю политику; нервно расстроенный критик Чирва, подготовлявший очередную литературную катастрофу. Иногда спозаранку приходили молодые поэты, оставлявшие тетради со стихами в прихожей, в пальто. К началу ужина в гостиной появлялась какая-нибудь знаменитость..." (А.Н.Толстой). О чем они разговоры разговаривают? О сборах средств "в пользу комитета левого крыла социал-демократической партии,- так называемых большевиков". О чем мечтают? О революции: "Николай Иванович ударил себя по коленке:

   - Революция, господа, революция нужна нам немедленно. Иначе мы просто  задохнемся. У меня есть сведения, - он понизил голос, - на заводах очень  неспокойно.

   Все десять пальцев Шейнберга взлетели от возбуждения на воздух.

   - Но когда же, когда? Невозможно без конца ждать.

   - Доживем, Яков Александрович, доживем, - проговорил Николай Иванович  весело, - и вам портфельчик вручим министра юстиции, ваше превосходительство.

   Даше надоело слушать об этих проблемах, революциях и портфелях" (А.Н. Толстой). Они "делят" портфели, еще ничего не сделав. Кстати это тот Николай Иванович, что позже, назначенный комиссаром на фронт, будет растерзан солдатами, т. е. тем самым народом, о благе которого они так пеклись. Диву даешься, читая этот роман. Как будто и не было ста лет! Все те же мантры, нытье и стоны "либеральной интеллигенции"! Либерально-оппозиционно-интеллигентские разговоры совпадают с нынешними до дрожи. Российская интеллигенция не изменилась ни на йоту. И не выучила ничего. А когда после декоративного трагикомичного Февраля пришел суровый Октябрь, подлинно народная революция, они завизжали от ненависти: "Пришел великий ХАМ! Восставшие рабы! вешать на каждом фонарном столбе!" А.А. Блок в статье "Интеллигенция и Революция" писал: "Русской интеллигенции - точно медведь на ухо наступил: мелкие страхи, мелкие словечки. Не стыдно ли издеваться над безграмотностью каких-нибудь объявлений или писем, которые писаны доброй, но неуклюжей рукой? Не стыдно ли прекрасное слово "товарищ" произносить в кавычках?" Пришлось большевикам ее немножко подвинуть. И в 90-е гг. прошедшего века, сделавшую свое гнусное дело интеллигенцию, деловито отодвинули в сторону серьезные братки в кожаных куртках и малиновых пиджаках: надо было "пилить" страну.  

   А потому, что с народом они были как два разных полюса: "Есть между двумя станами - между народом и интеллигенцией - некая черта, на которой сходятся и сговариваются те и другие. Но тонка черта; по-прежнему два стана не видят и не хотят знать друг друга, по-прежнему к тем, кто желает мира и сговора, большинство из народа и большинство из интеллигенции относятся как к изменникам и перебежчикам. На тонкой согласительной черте между народом и интеллигенцией вырастают подчас большие люди и большие дела. Эти люди и эти дела всегда как бы свидетельствуют, что вражда исконна, что вопрос о сближении не есть вопрос отвлеченный, но практический, что разрешать его надо каким-то особым, нам еще неизвестным, путем. Люди, выходящие из народа и являющие глубины народного духа, становятся немедленно враждебны нам; враждебны потому, что в чем-то самом сокровенном непонятны" (Александр Блок).  

   Легко заметить, что в романе среди этой интеллигенции нет людей дела, только окололитературная, театральная и прочая тусовка. А где они: инженеры, промышленники, земские врачи, агрономы?.. Единственный персонаж "от сохи", инженер Иван Ильич Телегин в богемную среду не допущен, со снисходительной улыбкой взирает на их чудачества, гораздо интереснее ему общение со своими рабочими.  

   Убийственную характеристику дореволюционной интеллигенции дал А.П. Чехов: "Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, лживую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр". Это она, "креативная элита", стала требовать власти, не имея на то никаких оснований. Они целили в царизм, а попали в Россию. Впрочем, все у них как всегда.  

   К той России, которую мы потеряли, к России царской, самодержавной, можно предъявить, совершенно справедливо, много претензий. Но к февральской революции 1917 года она была не затхлым, застойным углом тогдашнего мира, она была государством развития: "В последнее десятилетие с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха, миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, скетинги, великолепные кабаки, где

   люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами,

   светом, шампанским. Спешно открывались игорные клубы, дома свиданий,

   театры, кинематографы, лунные парки. Инженеры и капиталисты работали над

   проектом постройки новой, не виданной еще роскоши столицы, неподалеку от

   Петербурга, на необитаемом острове" (Алексей Толстой).

   А если без дураков, то Россия к 1917 году это:

   - Страна с самыми низкими в мире налогами и устойчивым золотым рублем. За последние 10 лет до первой мировой войны превышение государственных доходов над расходами равнялось 2 400 000 000 рублей, а налоговое бремя было меньше французского и германского в четыре раза и в 8,5 раз меньше, чем в Англии.

   - Товары отечественного производства покрывали почти 0,8 спроса на мануфактуру. Доход от промышленного производства почти сравнялся с сельскохозяйственным.

   - В последний предвоенный, 1913-й год, урожай злаков в России был выше аргентинского, канадского и штатовского вместе взятых.

   - С 1880 по 1917 год было построено 58 251 км. железных дорог (примерно 1 575 ежегодно). Уже в ходе войны, в 1916 году, построено более 2 000 верст дороги, связавшей порт Романовск (будущий Мурманск) с "большой землей". Этот трудовое свершение достойно сравнения со сталинской эвакуацией промышленности на восток в 1941 году!

   - Россия стала страной кооператоров. Столь стремительного роста кооперации не знала ни одна страна: к роковому 1917 году в стране насчитывалось около 50 000 кооперативов, с 14 млн. членов. И здесь мы оказались впереди планеты всей.

   - Монархическое, самодержавное государство имело, в, отличии от западных демократий, самое совершенное и гуманное трудовое законодательство, с запретом ночного труда женщин и детей, с 10-часовым рабочим днем, запретом детского труда до 12 лет, ограничением и регламентацией штрафов. "Ваш император создал такое совершенное рабочее законодательство, каким ни одно демократическое государство похвастаться не может", - признал Уильям Говард Тафт, 27-й президент США (1907 - 1913 гг.)  

   И вот эту страну на взлете решено было убить. Устав ждать результатов от революционеров, либеральная элита решила взять дело организации революции в свои руки. В августе 1915 года либеральная интеллигенция создала Прогрессивный блок, потребовавший "ответственного правительства". Зарубите себе на носу: в технологии государственного переворота требования "ответственного правительства", "технического президента", "перевыборов", "третьего тура", "круглого стола" и т.д., - важный элемент в схеме захвата власти. А также тактическая уловка, призванная закамуфлировать истинные цели заговорщиков, придающая видимость легитимности государственному перевороту в глазах граждан. Воспользовавшись беспорядками в столице коалиция либеральных и революционных партий, запутав и обманув Николая Второго (действительно слабого императора), обманным путем заставила подписать отречение.  

   К власти в России пришли коалиция Прогрессивного блока (либеральная интеллигенция) с эсерами (подлинными наследниками народовольцев-бомбистов) и меньшевиками (патентованными европейскими социал-демократами с их "демократическими ценностями" и "правами человека"). Оказалось, что они, кроме разрушения, ничего не могут, ни к чему не способны. С помощью сепаратистов и националистических партий эти деятели окончательно развалили страну. Легко заметить, что идейные наследники этих сил и сегодня вещают на площадях, готовя страну к подобной участи. И силы все те же, и персонажи похожи, и талантами так же обделены.  

   Не надо валить все на большевиков. К осени 1917 года народу России оставили лишь две альтернативы: кровавая военная диктатура с замирением "несогласных" и захват власти радикалами с не менее кровавой гражданской войной. Оба пути сохраняли для России шанс на восстановление, статус-кво означал гибель страны. Корнилов или большевики с Лениным во главе - третьего не дано! Истории угодно было распорядиться, что свой шанс использовали большевики. Им суждено было стать собирателями земли Русской.  

***

   Интереснейшая вырисовывается закономерность. Исторические судьбы страны уже 300 лет зависят от социального слоя условно именуемого "либеральной интеллигенцией", и который, сам себя считая элитой, присвоил себе право говорить от народа, прикрываться его именем, определять как ему жить. Атака на державу происходит тогда, когда Россия находится на взлете, в движении к новым вершинам могущества, а в спокойные годы, "болото" уходит в тень, отсиживается на кухнях, терзаясь и скуля, выжидает новый удобный момент. И каждый раз активное вмешательство этого слоя, врага всякой государственности, имело катастрофические последствия для России. Всего было пять атак со стороны "креативщиков" на Российскую державу и только первые две из них были с трудом отбиты.  

   В 1825 году, когда Россия находилась в зените своего могущества, декабристы едва не погрузили страну в кровавую вакханалию. Мужественный император Николай I решительно пресек натиск.  

   Второй раз на страну напали в период реформ, когда она особенно уязвима: старый уклад разрушен, а результаты реформ еще не проявились. Но даже убийство императора не сломало государственность в России. Здоровые силы общества, сплотившись вокруг фигуры Александра III, отбились от "бомбистов" и сохранили страну.  

   В начале ХХ века только стали вырисовываться контуры обновленной России, проявляться первые плоды проведенных реформ. Стране требовалась пара десятилетий спокойного развития. "У нас теперь, когда все это переворотилось и только укладывается, вопрос о том, как уложатся эти условия, есть только один важный вопрос в России", - характеризовал пореформенную Россию Л.Н. Толстой устами своего героя. Почувствовав, что истекает последний шанс, "продвинутый", "передовой" класс развязал против России форменную войну. Ослабленная еще и внешней войной, возглавляемая недотепой-царем, Россия пала. Казалось: кончилась тысячелетняя империя, окончательно разрушена уникальная русская цивилизация под ударами космополитичной, компрадорской, европезированой интеллигенции.  

   Но осколки русской цивилизации и российской государственности подобрала Советская власть. Большевики сумели ответить на вызовы времени и через жестокость, кровь и страдания собрали и восстановили страну. Этого никогда не простила им либеральная интеллигенция, наймит и агент Западной цивилизации. Никогда столько ненависти, злобы и яда еще не обрушивала она на своих врагов. Страна только отдохнула и залечила свои раны после Победы, как вновь подверглась атаке. В 80-е гг. минувшего века СССР стоял на пороге нового, невиданного технологического рывка и структурной перестройки. Чрезвычайно уязвимая в тот момент держава, рухнула под ударами коалиции либеральной, "болотной" твари внутри с идейным и экономическим прессингом Запада снаружи. СССР распался, рухнул уникальный русский мир, развалился неповторимый сплав народов на 1/6 суши.  

   Ныне Россия - подранок. К удивлению "евроинтеграторов" страна выжила. Бездушная евро-атлантическая цивилизация не смогла обжиться на наших просторах, западные ценности не окончательно поселились в душах и сердцах наших людей, не до конца ликвидирован наш экономический потенциал, стали даже появляться новые ростки, вырисовываться контуры новой державы. Дух Великой Евразийской Империи пугает профессиональных разрушителей. Поэтому объявлен новый крестовый поход. Цель либеральной интеллигенции: через протесты, болотные митинги и несогласные марши окончательно добить страну. Может стоить вспомнить советы великого непонятого пророка: "О, не из каких-либо политических целей я предложил бы устранить на время вашу интеллигенцию,.. но предложил бы я это (уж извините, пожалуйста) -- из целей лишь чисто педагогических... Пусть постоим и поучимся у народа, как надо правду говорить. Пусть тут же поучимся и смирению народному, и деловитости его, и реальности ума его, серьезности этого ума" (Федор Михайлович Достоевский). Готовы ли вы вновь потерять Родину? Стать сиротами в родном доме? Оказаться вечными учениками, мальчиками на побегушках, лакеями у евробар?

   Надо спасать Россию!

  

Александр Позин

(В работе использованы выдержки из произведений русской классики, трудов российских историков и философов и материалы современной российской блогосферы).

Декабрь 2011 - Февраль 2012