Александр Бурьяк. СССР как упущенный шанс на прорыв от человеческого к сверхчеловеческому

В 1917 г. в России высший элемент прорвался на социальный верх на волне массового возмущения и около 70 лет там удерживался, постепенно размываясь.

  СССР -- это временная локальная почти-победа высшего начала над низшим, рационального над иррациональным, здорового над деградирующим, культуры отборной над культурой массовой. Но не умников над дураками.

  Высшее по организации вполне может побеждаться низшим по организации: к примеру, человек может быть убит вирусами, бактериями, грибками, глистами, пресмыкающимися и т. п. Даже каким-нибудь электрочайником, к примеру. Тем не менее, высший -- человек, а не глист или электрочайник.

                            *  *  *

  Советские люди воспринимали свою идеологию как самую передовую, в принципе "научную", пусть и несколько замутнённую всякими бездарями, примазавшимися к наследию классиков. Представление истории как борьбы классов хорошо ложилось на простовато-агрессивный российский менталитет.

  Отставание СССР от Запада в качестве и количестве продукции для непосредственного потребления трудящимися воспринималось как  следствие 1) войны, 2) трудного противостояния "миру капитала",  3) ещё недостаточного использования огромного потенциала социалистического хозяйствования.

  Несение социализма другим народам виделось как великое благодеяние, и как обретение союзников, и как отрывание кусков от "мира капитала", и как профилактика приближения американских военных баз к границам СССР, и как единственно возможный путь социального прогресса.

  Кстати, ни одна страна добровольно и бесплатно советский социализм не переняла: если где-то была добровольность, то в расчёте скорее на материальную помощь от СССР, чем на успехи социалистического строя.

  Считалось, что "мир капитала" смотрит в сторону СССР с ревностью, завистью и ненавистью -- и при случае он уничтожил бы СССР, но этому мешают 1) вооружённые силы СССР, 2) собственные трудящиеся.

  Представление о кольце врагов, ждущих своего шанса уничтожить "первое в мире государство рабочих и крестьян", тоже хорошо ложилось на простовато-агрессивный российский менталитет, будучи продолжением знаменитого вот этого: "У России нет друзей. Они боятся нашей огромности. У нас есть только два надёжных друга: русская армия и русский флот!" (Александр III Романов)

  (Забавно, что США -- тоже большая страна, вдобавок давно уже значительно превзошедшая Россию и по военным возможностям, и по населению, но у США полно друзей как на уровне государств, так и на уровне отдельных личностей, причём они искренне беспокоятся, чтобы со США ничего плохого не вышло, иначе кто же защитит их от России.)

  Понимание того, что "действие рождает противодействие", что худой мир лучше хорошей войны и что примирение двух сторон становится возможным лишь при условии, что одна из них -- умнейшая -- сделает к этому первый шаг, было в принципе очень даже посильно советским людям, но только если речь не шла об их собственном государстве. (То же самое в теперешней России.)

  (А здесь забавно то, что бились-бились, но только сами разбились. Но добивать никто не пришёл, а наоборот, дали прочухаться. Если бы с самого начала не так сильно бились, то хуже, чем теперь, не стало бы. Кстати, Куба и ядерного оружия не имела, и советской поддержки с начала 1990-х лишилась, а всё ещё лежит не растоптанная -- пугающая своим социализмом другие народы.)

  Если у советских вождей был реальный заскок на тему того, что америкосы норовят растерзать их вотчину, то у теперешних – игра на эмоциях плебса, который надо отвлекать от много чего. Верхам внешний враг нужен из политико-технологических соображений, низам -- из психологической потребности в переживании за державу.

  В послевоенном СССР власть имущие жутко боялись вдруг оказаться без "пушечного мяса" -- из-за того, что оно расхочет воевать за чужие привилегии. Этот страх был вполне обоснованным: во-первых, большевики в 1917 г. сами пришли к власти на волне отказа "пушечного мяса" от участия в абсурдном взаимном истреблении трудящихся; во-вторых, ещё свежее были воспоминания о 1941 годе, когда советские солдаты сдавались нацистам сотнями тысяч. Поэтому в среднем и позднем СССР патриотический культ тщательно вколачивался в каждую плебейскую голову, а любое сомнение в правильности подыхания за Родину жёстко выкорчёвывалось.

  В чём же оставалась тогда высшесть советского подхода? В том, что...

- принимали идею социального прогресса -- совершенствования социальных отношений; вообще, клали в основу политики идею РАЗВИТИЯ;

- в формировании политики использовали научный подход -- хотя бы номинально;

- работали по плану -- имея большую цель впереди; цель не была секретной или демагогичной, говорить о ней было не стыдно;

- реально боролись с религиозным мракобесием и поддерживали в людях рациональность, пусть и не высокого уровня;

- реально и настойчиво стремились к всеобщей грамотности, к повышению культуры масс, пусть и в безопасных для власти пределах;

- реально, пусть зачастую и неуклюже, стремились совершенствовать людей в физическом, психическом и моральном аспектах.

 

  У марксистов были только две большие концептуальные ошибки, но ошибки фатальные:

1) упрощённое толкование человеческой природы: пренебрежение инстинктами (они воспринимались как довольно преодолимый фактор -- поддающийся натиску рациональности);

2) неразработанность темы рациональности: Маркс много ковырялся в теории прибавочной стоимости и в экономических механизмах вообще, а в рациональности не ковырялся: уровни рациональности, противостояние рационального и иррационального, противоборство  умных и глупых, болезни мышления -- это темы, которые в марксизме игнорировались.

  "Центр тяжести" марксизма был не в психологии и социологии интеллекта, а в экономике.

  В итоге с марксизмом в СССР случилось следующее: "культурный заряд", разработанный выдающимися в интеллектуальном отношении людьми, довольно быстро перешёл в руки людей менее выдающихся в интеллектуальном отношении, зато более специализированных на борьбе за власть и соответственно более успешных в этой борьбе. Они унаследовали импульс и понятийный набор чужой высшести, но не смогли толком обновить подход, пойти существенно дальше Маркса, когда столкнулись с трудностями практики.

  МОЖЕТ БЫТЬ, Марксу и его ближайшим апостолам представлялось, что массовый прорыв в рациональность и закрепление в ней произойдут сами собой в результате социалистической революции, которая наосвобождает в народе всякие придавленные хорошие силы. А что она наосвобождает и всякие нехорошие силы, об этом не думалось.

  Во властной идеологии постсоветской России от прежней советкой высшести не осталось ничего даже формально. В концептуальном отношении это оказался огромный отброс назад -- к пресловутым пещерам.

                            *  *  *

  СССР рождался кроваво -- это да, но таким же кровавым было рождение любого другого общественного строя. И кровавость рождения СССР -- это аргумент ЗА сохранение СССР, а не аргумент ПРОТИВ: что дорого далось, то надо особенно беречь.

                            *  *  *

  То, что поздний СССР не был империей (во всяком случае, ярко выраженной), доказывается почти-бескровностью его распада. Эксцессы с жертвами (к примеру, в Вильнюсе в январе 1991 г.) имели место, но, во-первых, число погибших было ничтожным, во-вторых, по некоторым случаям нет уверенности, что это были не провокации. Сумгаитский погром в феврале 1988 г., ферганские погромы в мае-июне 1989 г. -- не эпизоды борьбы с империей и не проявления политики "разделяй и властвуй", а издержки недостаточной имперскости и недостаточного порядка в уже начавшем разваливаться государстве.  

   Основная причина маложертвенности распада СССР -- в том, что к концу 1980-х граждане СССР в массе давно уже отвыкли стрелять друг в друга. Благодаря "гласности" процесс реанимации старых обид начался, но к 1991 году зайти далеко он не успел. Ненавидеть, говорить гадости, даже избивать -- это одно, массово убивать -- это немного другое. К этому надо было ещё прийти.

  Ещё одна причина того, что Россия не легко даже, а легчайше пошла на утрату своих как бы колоний -- в том, что русские слабовато воспринимали себя как имперский народ. Более того, было популярным стремление избавиться от южных окраин на том основании, что они ДОТАЦИОННЫЕ, подкармливаются за счёт русских территорий России.

  Имперский настрой в России стал насаждаться где-то с начала 2000-х -- за неимением более здравой и конструктивной объединительной идеологии в условиях, когда в условиях исчерпания массовых надежд на живительную силу частноинициативной экономики "верхам" понадобилось избежать обострения отношений с "низами", отвлечь внимание от своих достижений в самообустройстве на фоне деградации "человеческого материала", экономики, природной среды.

  Поздний СССР империей по большому счёту не был. Немножко империей старается выглядеть ДЛЯ СВОИХ современная Россия.

                            *  *  *

  Относить к высшим людей вроде Климента Ворошилова (1881-1969) -- дело, может быть, довольно проблематичное, а людей вроде Владимира Ленина (1870-1924), Льва Троцкого (1879-1940), Анатолия Луначарского (1875-1933), Феликса Дзержинского (1877-1926), Михаила Фрунзе (1885-1925), Григория Орджоникидзе (1886-1937) относить к высшим (не к святым) очень даже можно. Но если присмотреться тому же к Ворошилову, то и в нём наверняка отыщется что-то значительное помимо верности товарищу Сталину. Харизма, по крайней мере.

  Остатки благодати высшести были даже на Леониде Брежневе (1906- 1982): не внутренне ему присущие, а усвоенные с культурой, привитые, вколоченные, навязанные средой. И у Брежнева таки имелись в биографии и многодневная "Малая земля" под жутким обстрелом, и боевое братство, и в последующем искреннее сентиментально-тёплое отношение к бывшим армейским сослуживцам. А имело ли место что-то подобное, скажем, у Михаила Горбачёва или Владимира Путина?

  Обвинения в роскоши, которые предъявлялись верхушке советского общества эпохи Брежнева, оказались смешными уже через 15 лет после его смерти.

  В конце 1980-х советское государство представлялось бюрократизированным, с чрезмерно разросшимся чиновничьим аппаратом, с неимоверными привилегиями у чиновников. Но всё это было мало что в сравнении с численностью аппарата и привилегиями чиновников, какие сложились после 1991 года. И это не чисто российский феномен. Если в США было меньше чиновников, чем в СССР, то лишь потому, что часть функций экономического управления реализовывалась в крупных частных предприятиях. Если суммировать число управленцев разных категорий, доля их в СССР вряд ли оказалась бы большей (или много большей), чем в США.

                            *  *  *

  В официальной советской идеологии имела место ориентация на совершенствование людей (неофициально против этого тоже не возражали).

  Психические девиации (гомосексуализм, абсурдизм и пр.) в СССР далеко не поощрялись.

  Религия, колдовство, паранаука пребывали в весьма придавленном состоянии. Большими тиражами издавались научно-популярные книги, а не псевдонаучные.

  В интеллектуальных авторитетах фигурировали люди вроде академика Николая Амосова (1913-2002), академика Александра Микулина (1995-1985), академика Виктора Глушкова (1923-1982), академика Андрея Колмогорова (1903-1987), академика Мстислава Келдыша (1911-1978), академика Льва Ландау (1908-1968) и др. Можно сказать, общество знало своих академиков (не всех, конечно).

  Набор популярных академиков межвоенного времени: Иван Мичурин (1855-1935), Владимир Обручев (1863-1856), Владимир Вернадский (1863-1945), Иван Губкин (1871-1939), Александр Ферсман (1883-1945), Отто Шмидт (1891-1956), Николай Вавилов (1887-1943), Сергей Вавилов (1891-1951) и др.

  В СССР попадались учёные, которые, отличившись в нормальной науке вполне корректными, но не масштабными результатами, ударялись в темы, которые им были не по интеллектуальному уровню, но в которых можно было отличиться броскими квазинаучными заявлениями. С такими учёными в СССР умели разбираться без большого шума, отделяя у них толковое от чепухи. Научной халтуры хватало, но, как правило, халтуры тихой (самым известным исключением был случай с академиком Трофимом Лысенко (1898-1976) -- впрочем, неоднозначный: некоторые действительные достижения у Лысенко имелись). Массы пичкались достижениями именно науки, а не псевдонауки, как в постсоветское время.

                            *  *  *

  Идеологическая борьба "верхов" с "низами" вчера и сегодня.

  У каждого общества есть слабые стороны, обусловленные его одобренными большинством принципами ("обратная сторона медали"), и временные не решённые проблемы, и достоинства, которые для поверхностно соображающих людей выглядят недостатками. Соответственно у каждого образованного, но не особо умного человека, недовольного своим местом в этом обществе, есть возможность убедительно обвинять его во всяких пороках перед другими образованными, но не особо умными людьми. Можно корректно возражать таким обвинителям и годами шлифовать ответы на frequently asked questions (и вдобавок подправлять государственную идеологию и/или социальную реальность, чтобы "режимкритикерам" было труднее), а можно просто затыкать обвинителям рты. Второе не требует большого напряжения мозгов, вдобавок соблазнительно как насилие (расправляться с врагами -- это приятно).

  Оборонительная стратегия "верхушки" СССР в области идеологии состояла не в полемике с подрывными идеями, а в жёстком недопущении привнесения их извне, их развития и распространения в пределах страны. Эта стратегия была менее сложной и менее затратной, чем стратегия полемики. Но массовой компьютеризации она не выдержала бы так или иначе, потому что компьютеры дают лёгкую возможность неконтролируемого размножения и распространения текстов. (Если китайский социализм в таких условиях выжил, то лишь из-за цивилизационной обособленности китайцев.)

  В постсоветских государствах, построенных на гнусности (частью замалчиваемой, частью выдаваемой за меньшее зло), какую являло собой разворовывание социалистической собственности кучкой людей, занимавших при Советской власти благоприятное для этого положение в партийно-государственном аппарате, оборонительная стратегия против "низов" в области идеологии много более сложная:

  - иногда затыкаются рты;

  - иногда ведётся полемика;

  - широко осуществляется моральное разложение общества, снижающее возможности организованной борьбы за лучший социальный порядок;

  - основная ставка делается на как бы "свободу слова" в части распространения разнообразной дезориентирующей чепухи, препятствующей усвоению массами комплекса здравых идей и соответственно предохраняющей от альтернативной консолидации "низов".

 

  Идея "свободы слова" является подрывной лишь при условии, что власть избрала в идеологическом противостоянии с частью "низов" и т. п. простую стратегию недопущения. К такой стратегии тяготеет власть спасательская, миссионерская: стремящаяся провести какие-то важные преобразования, обеспечить существенные достижения или от чего-то защитить общество. Если же основной интерес власти заключается в том, чтобы оставаться властью (в обозримом будущем, а потом хоть трава не расти), то "свобода слова" (урезанная в важных местах, не заметных на большом пёстром фоне) оказывается для неё мощным защитным средством.

                            *  *  *

  Из приличного в СССР надо не в последнюю очередь отметить выпячивание тех, кто занимались простым трудом. Нередко это делалось неуклюже либо с нехорошей целью отвлечь внимание от формирования привилегированного класса, но правильное и качественное на этом поприще тоже зачастую получалось.

  Из книг:

    "Танкер 'Дербент'" Юрия Крымова

    "Таксопарк" Ильи Штемлера (1977) 

    "Поезд" Ильи Штемлера (1982) 

    и т. п.

 

  Из фильмов:

    "Свинарка и пастух"

    "Королева бензоколонки"

    "Полосатый рейс"

    "Влюблён по собственному желанию"

    "Женатый холостяк"

    "Самая обаятельная и привлекательная"

    "Большая перемена"

    "Ирония судьбы, или С лёгким паром"

    "Афоня"

    "Усатый нянь"

    "Мимино"

    "Спортлото-82"

    и т. п.

 

  Герои этих фильмов: пастух, свинарка, бензоколонщица, буфетчица, буфетчик, токарь, библиотекарша, шофёр, инженер-конструктор, сантехник, вертолётчик, школьный учитель, врач поликлиники, помощник воспитателя детского сада и т. п. Кстати, чаще всего героем оказывается шофёр.

  Для сравнения -- киногерои постсоветской России: бандит, вор, мошенник, уголовный авторитет, нувориш, мститель, игрок, алкоголик, политикан, продажный чиновник, продажный полицейский, продажный сотрудник спецслужбы, супруга богатого человека, "модель", продажная женщина и т. п.

                            *  *  *

  Знак эпохи, наступившей после 1991 года, -- прогрессирующая деинтеллектуализация массового образования и массовой культуры: религиизация, оккультизация, вытеснение науки псевдонаукой, манипулятизация отношений в обществе.

  В обществе увеличивается доля компьютеризованных недоумков. Массовый компьютер оказался в основном средством снижения интеллектуальности, а не средством расширения интеллектуальных возможностей.

                            *  *  *

  Предшествующие большие попытки прорыва к сверхчеловеческому:

1. Американская революция 1775-1783 гг.

2. Великая Французская революция 1789-1799 гг.

 

  Лидеры этих революций стремились реализовать всякие достижения социальной мысли своего времени. Да, на самом деле они хотели в основном власти и где-то даже денег. Но было и желание оправдать это стремление какими-то радикальными инновациями, потому что в благоустроенном обществе лучше жить даже тем, у кого власть. Либерально-демократическая политическая модель на основе просветительского (в общем-то научного) мировоззрения представлялась восхождением на следующую ступень общественного развития, разрывом с тяжёлым феодальным прошлым.

                            *  *  *

  О реакционном писателе Фёдоре Михайловиче Достоевском, о котором крайне критично отзывался Ленин ("На эту дрянь у меня нет свободного времени". "Морализирующая блевотина", "Покаянное кликушество" -- о "Преступлении и наказании". "Пахучие произведения" -- о "Братьях Карамазовых" и "Бесах". "Явно реакционная гадость (...) Перечитал книгу и швырнул в сторону" -- о "Бесах". "'Братьев Карамазовых' начал было читать и бросил: от сцен в монастыре стошнило". "). По данным на ноябрь 1981 года (столетию со дня смерти писателя), Достоевский издавался в СССР 428 раз. Собрания его сочинений выходили 55 раз общим тиражом 6 миллионов 468 тысяч, а совокупный тираж всех его публикаций советского времени -- 34 миллиона 408 тысяч.

  Как бы антисоветский (во всяком случае, антиреволюционный) роман Достоевского 'Бесы' издавался в советское время по крайней мере четыре раза: Госиздатом в полном собрании художественных произведений (1926-1930), в издательстве "Academia" (1935), в 10-томном собрании сочинений (1956-1958) и в 30-томном полном академическом собрании сочинений издательства 'Наука' (1972-1974). Итого тиражом более 200 000 экземпляров.

                            *  *  *

  Дефекты советской идеологии: отсутствие чёткого противопоставления нормального девиантному, высшего -- низшему; непонимание слабостей человеческой природы, не преодолимых воспитательным путём (представление о роли наследственности и инстинктов в становлении тех или иных человеческих качеств ещё только развивалось).

                            *  *  *

  Иосиф Сталин как демократ. Сталинские решения, включая кровавые, принимались в основном коллегиально. Собирание подписей соратников по поводу расстрельных приговоров было не столько связыванием подельников кровью, сколько приданием коллективного характера серьёзным шагам. По складу ума и по привычкам в руководящей работе Сталин был, можно сказать, ДЕМОКРАТИЧЕСКИМ ЛИДЕРОМ В РАЗУМНЫХ ПРЕДЕЛАХ (точнее, сторонником коллективного руководства), а вовсе не самодуром. Самостоятельно принимать решения он был, конечно же, вполне способен, но он, как правило, организовывал предварительное неформальное обсуждение их -- для повышения их качества; для распределения ответственности; для выяснения, кто чем дышит; для выработки более эффектной собственной позиции; для того, чтобы соратники чувствовали себя соучастниками процесса коллективного руководства, а не исполнителями. Сталин выступал организатором процесса коллективной выработки решений, направлял процесс в нужную себе сторону, произносил последнее слово, но он всегда старался по возможности опереться на других -- и наверняка не верил в собственную непогрешимость или, скажем, выдающуюся креативность, а верил только в свою способность продуктивно использовать других, правильно открывать и закрывать краны чужих инициатив и оптимально расставлять акценты. Гений Сталина был организаторского характера. Как социальный теоретик и полководец Сталин был слаб, но, похоже, сознавал свою слабость, поэтому успешно действовал как "сверхполководец" -- руководитель полководцев. А как "сверхтеоретик", вроде, не действовал, а только пописывал что-то осторожно, в приблизительно ленинском стиле, чтоб и печатные труды имелись, и позора из-за них не было.

                            *  *  *

  Ещё о "демократическом" аспекте советской политической системы. Можно обратить внимание, что никто из советских лидеров не ставил себе целью -- и не мог ставить -- передачу власти по наследству или в пределах своей семьи. Советские вожди не воспитывали своих детей как "принцев" или "принцесс". Сохранить семейные позиции в привилегированном слое -- такая была цель-максимум. Правда, постсоветские лидеры тоже особо не стремились передать свою власть по наследству, но ситуация здесь была уже немного иная: накопленная за время пребывания у власти собственность делала политическую власть менее значимой для сохранения привилегированного образа жизни, в советское же время больших накоплений собственности быть не могло, и отодвинутая от власти семья рисковала опуститься до уровня рядовых советских граждан.

                            *  *  *

  О национальной политике в СССР.

  В зрелом СССР проводилась по большей части рациональная, выверенная, справедливая, осторожная, компромиссная национальная политика, учитывавшая национальные реалии, в том числе унаследованные от царских времён и от эпохи Сталина. Проводилась иногда с ошибками, с перегибами и недогибами, но такое неизбежно.

  СССР был обществом, построенным на идеологии, и в определявшей его идеологии отсутствовали основания для притеснения какого-либо этноса. Если некоторые этносы в СССР притеснялись в эпоху становления государства, то лишь из тактических соображений: вынужденно, временно, иногда грубо и неуклюже, но единственно чтобы затруднить их сопротивление Советской власти.

  Советская власть стремилась демонстрировать миру образец справедливой национальной политики -- хотя бы потому, что такая демонстрация была инструментом расширения влияния СССР в мире -- полиэтничном, отягощённом множеством межнациональных конфликтов.

  Национальное развитие народов СССР и отсутствие межнациональных конфликтов в СССР позиционировались как важные достижения социализма, доказательства его преимуществ.

  Некоторые преференции и ограничения в области образования и при приёме на работу существовали -- частью гласные, частью негласные. К примеру, евреи негласно ограничивались при приёме в некоторые вузы и некоторые учреждения, а для представителей центральноазиатских народов гласно резервировались места в вузах России, Украины, Белоруссии. В советской идеологии такие выравнивающие мероприятия не были проработаны: они реализовывались на основе здравого смысла -- в целях обеспечения равных возможностей и пропорционального представительства, а также с учётом внешнеполитических факторов, а не из того соображения, что этносы неравноценны и должны быть не равны в правах.

  При Советской власти почти все прежде бесписьменные народы получили свои алфавиты, некоторые даже завели собственную литературу.

  Административное деление СССР проводилось приблизительно по границам расселения этносов. Межэтнические конфликты в СССР жёстко пресекались.

  Конфликтный этнизм в СССР подавлялся, неконфликтный приветствовался, поощрялся, местами даже навязывался (к примеру, в русскоязычных школах в "национальных республиках" было обязательное изучение языков местных "титульных" народов). Единый советский народ мыслился как многонациональный.

                            *  *  *

  В СССР было практически невозможно пропихивать в массовое сознание, что украинский язык -- "искусственный"; что украинцы -- не народ, а "оксюморон"; что границы Украины проложены местами неправильно. Причина невозможности -- не только в том даже, что этим ставилась бы под сомнение мудрость решений партии (таки ставилась иногда -- но не перед каждым дураком, а в кругах поуже), а в том, что это была бы не рациональная критика, а чистой воды подрывная демагогия, которая не выдержала бы элементарных возражений научного характера. В среде филологов было нелепо попрекать украинский язык искусственностью, в среде этнографов -- разоблачать неоднородность украинцев, в среде специалистов по международному праву и т. п. -- носиться с "открытием", что границы Украины легли как попало. Даже сегодня дискурс о "неправильности" Украины может существовать только на уровне "обывательских разговорчиков" и СМИ-шного трёпа. Не представляю себе, что на эту тему может появиться хотя бы одна действительно научная статья или что "украинский вопрос" может всплыть на профильной научной конференции:для науки это была бы профанация похлеще, чем лысенковщина.

                            *  *  *

  О жизни евреев при "развитом социализме".

  Антисемитской пропаганды в СССР не было, антисемитская литература находилась под запретом. Можно указать только небольшое количество случаев издания книг с приблизительно антисемитским подтекстом, но номинально это были книги антимасонской и антиизраильской ("антисионистской") направленности, причём, как правило, написанные евреями. Примеры:

   Бегун В. Я. "Рассказы о 'детях вдовы'", "Ярмарка предателей" и др.

   Романенко А. З. "О классовой сущности сионизма".

 

  Синагоги работали приблизительно в таких же условиях, в каких работали церкви, костёлы, кирхи, мечети, буддистские храмы.

  Издавался литературный журнал на языке идиш "Советиш геймланд" ("Советская родина"). Издавались книги на идише. Малое их количество объяснялось малым спросом.

  Негласное ограничение на приём евреев на некоторые специальности в высших учебных заведениях имело целью лишь повышение численности людей с высшим образованием по этим специальностям среди других народов СССР.

  Бытовой антисемитизм советского времени был вне сферы государственного регулирования. В искусстве и СМИ он никак не отражался -- благодаря цензуре -- а значит, через искусство и СМИ не распространялся.

  Еврейские диссиденты и гиперактивные "отказники" (не выпущенные за границу) составляли очень небольшую группу населения (наверное, не более нескольких сотен человек) и являли собой людей с психическими отклонениями и/или самоутверждавшихся и саморекламировавшихся через скандалы на национальной почве и/или пострадавших в межэтнических эксцессах и/или абсурдистов.

  В русской классической литературе имеются места, которые с точки зрения советской национальной политики были очень неудобными. К примеру, следующее из "Истории одного города" М. Е. Салтыкова-Щедрина:

  "Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое 'Дунькиным врагом'. Оттуда же, миновав три поверки, идти куда глаза глядят. Так Бородавкин и сделал. Но не успели люди пройти и четверти версты, как почувствовали, что заблудились. Ни земли, ни воды, ни неба - ничего не было видно. Потребовал Бородавкин к себе вероломного жида, чтоб повесить, но его уж и след простыл (впоследствии оказалось, что он бежал в Петербург, где в это время успел получить концессию на железную дорогу)."

  Проблема неудобств такого рода решалась следующим образом: произведения с антисемитской примесью либо не включались в школьную программу, либо фигурировали там на втором плане и изучались вскользь, так что до специфических мест в них дело не доходило.

                            *  *  *

  Ошибки и недоработки в советской национальной политике.

1. Определение Москвы как столицы многонационального государства.

   Следовало оставить Москву главным городом русской части России, а столицу СССР построить заново и определить национальные квоты для её заселения. Русские сохранили бы за собой Москву,  а в столице СССР были бы представлены на равных правах все советские нации. Кстати, таким образом удалось бы избежать чрезмерной концентрации населения в Москве.

2. Подселение русскоязычных в Прибалтику -- с целью изменить в ней этническую раскладку и привязать регион к России. Это вызывало справедливое раздражение прибалтов. Каждый здоровый народ хочет оставаться самим собой и жить в собственной культурной среде.

                            *  *  *
 

  Якобы пороки СССР:

1. Отсутствие реальной демократии. Но большинство людей, даже советских, по своим интеллектуальным и моральным качествам, к сожалению, таково, что лучше ему не участвовать во власти даже минимальным образом -- посредством голосования раз в несколько лет. Правильнее было бы попрекать СССР, тем, что там не были массово выращены качественные "советские человеки", которые могли бы участвовать во власти без причинения вреда себе и другим.

2. Отсутствие изобилия для большинства населения. Но изобилие разрушает организм комфортом, ложится дополнительной нагрузкой на окружающую среду, увеличивает количество социальных паразитов, из которых наиболее вредны интеллигентные -- с творческими претензиями и стремлением участвовать во власти.

3. Низкая производительность труда. Но лучше ситуация, когда все трудоспособные понемногу участвуют в необходимом труде, чем ситуация, когда одни интенсивно трудятся, частью производя избыточные, ненужные вещи, а другие морально разлагаются на пособии по безработице или занимаются псевдоработой: дурачат население рекламой, творят уродливые псевдошедевры "современного искусства", функционерствуют в общественных организациях, занятых подкормкой чрезмерно размножающихся народов и прочей аналогичной ерундой и т. д.

 

  Что раздражало в СССР:

1. Лживость идеологии и пропаганды.

2. Неприятие принципиальной критики. Критиковать было можно только мелкие недостатки.

3. Практическая невозможность для большинства людей ездить по миру.

4. Наличие привилегированного слоя, который физически разлагался изобилием, морально -- ложью.

 

  Предъявлять позднему социализму обвинения в эксцессах раннего социализма -- это некорректно: сменились поколения, частично изменилась идеология.

  Было ли в СССР что-то высококачественное? О, да (не всё в перечисленных далее видах продукции, но более или менее значительная часть):

    оружие;

    космическая техника;

    мороженое, конфеты;

    литература;

    кино;

    школьные учебники;

    и т. д.

 

  Дефицит некоторых видов продовольствия в СССР приводил к тому, что люди в массе не злоупотребляли копчёностями, мясом вообще; что хорошая еда на прилавках не залёживалась по полгода, так что применять консерванты не имело смысла. Питание было здоровее, с меньшим количеством сомнительных достижений химии.

  Не во всякой вещи высокое качество лучше, чем невысокое. К примеру, незачем высококачественно рафинировать сахар, освобождая его от множества полезных веществ. То же с подсолнечным маслом и, наверное, с чем-то ещё.

  В СССР было некачественное бытовое обеспечение солдат, зато благодаря этому люди, прошедшие военную службу, были привычны к "тяготам и лишениям", которые неизбежно принесла бы война. Когда у американских солдат, к примеру, кончается туалетная бумага, они переживают психический дискомфорт при переходе на газетную, а советским солдатам это не грозило.

  Если массовая медицина была в СССР ниже качеством, чем в США, это ещё не значит, что она хуже отвечала своему назначению. Есть оптимум качества медицины. Если превысить его, здоровье населения постепенно ухудшится -- вследствие накопления в генофонде слабых форм.

  Вообще, длительный комфорт приводит к деградации возможностей организма. Чтобы сохранять и расширять возможности организма, следует напрягаться, мучиться. Поэтому худшие, чем на Западе, условия жизни советских людей обеспечивали им лучшее физическое качество по сравнению с обитателями Запада. Люди эволюционно не приспособлены к изобилию, и оно их медленно убивает.

                            *  *  *

  Лев Троцкий об Анатолии Луначарском ("Силуэты: политические портреты"):

  "Луначарский был незаменим в сношениях со старыми университетскими и вообще педагогическими кругами, которые убеждённо ждали от 'невежественных узурпаторов' полной ликвидации наук и искусств. Луначарский с увлечением и без труда показал этому замкнутому миру, что большевики не только уважают культуру, но и не чужды знакомства с ней. Не одному жрецу кафедры пришлось в те дни, широко разинув рот, глядеть на этого вандала, который читал на полдюжине новых языков и на двух древних и мимоходом, неожиданно обнаруживал столь разностороннюю эрудицию, что её без труда хватило бы на добрый десяток профессоров."

  Множество людей такого вот приблизительно качества коллективно пришло к власти в результате большевистского переворота в 1917 году -- на смену аристократическим дегенератам семьи Романовых, а также всяким поколениями разлагавшимся от избытка пищи и власти Юсуповым, Долгоруковым, Оболенским, Демидовым, Строгановым и т. п.

                            *  *  *

  Лев Разгон (в "Непридуманном") о представителе не такого уж редкого типа людей из "ленинской гвардии" -- Иване Михайловиче Москвине:

  "...он превосходно знал латынь. Не только любил читать любимые им латинские стихи, но и свободно разговаривал по-латыни. На заседаниях Совнаркома, когда он встречался с Винтером -- таким же страстным латинистом, как он, -- они разговаривали на латинском, к немалому смущению и некоторой растерянности окружающих. И математику хорошо знал и любил в свободное время решать сложные математические головоломки. В Петербурге он начал работать в районной партийной организации, перед началом первой мировой войны включен в Русское бюро ЦК, а после 1917 года занимал в петроградской организации партии посты первой величины (...) Он был ригористом и непокладистым человеком. Иван Михайлович в своей жизни не выпил ни одной рюмки вина. Не выкурил ни одной папиросы. Не любил 'соленых' анекдотов, грубоватых словечек. Не ценил вкусной еды, был равнодушен к зрелищам. И не желал менять своих привычек. Поэтому он отказывался от августейших приглашений на застолья, от участия в автомобильных налетах на курортные города, от ночных бдений за столом Сталина." (гл. "Иван Михайлович Москвин")

  Из-за таких вот революционеров честные русские люди и западали на социализм.

  Там же о Глебе Бокии:

  "Вот это был человек совершенно другого сорта, нежели Иван Михайлович. Глеб Иванович не принимал участия в застольном шумстве, но с удовольствием прислушивался к нему и никого не стеснял. Сидел, пил вино или что-либо покрепче и курил одну за другой сигареты, которые он тут же скручивал из какого-то ароматного табака и желтой турецкой бумаги. Глеб Иванович был человеком совершенно непохожим на других 'старболов'. В отличие от Ивана Михайловича никогда не вел аскетической жизни. Но зато имел свои 'странности'. Никогда никому не пожимал руки, отказывался от всех привилегий своего положения: дачи, курортов и пр. Вместе с группой своих сотрудников арендовал дачу под Москвой в Кучине и на лето снимал у какого-то турка деревенский дом в Махинджаури под Батумом. Жил с женой и старшей дочерью в крошечной трехкомнатной квартире, родные и знакомые даже не могли подумать о том, чтобы воспользоваться для своих надобностей его казенной машиной. Зимой и летом ходил в плаще и мятой фуражке, и даже в дождь и снег на его открытом 'Паккарде' никогда не натягивался верх."

  Этот, правда, курил и пил горькую. Но тяги к роскоши был лишён начисто. Почему в Советской России ригористов переиграли любители хорошо пожить за чужой счёт, вопрос не такой уж сложный: во-первых, потому что "жизнелюбов" много больше от природы; во-вторых, потому что они подлее, то есть меньше сдерживают себя не только в части потребления, но и в части выбора нехороших средств борьбы за свои псевдоблага.

                            *  *  *

  Там же у Льва Разгона:

   "...руководители только недавно возникшего и бурно вверх вознесшегося ВИЭМа -- Всесоюзного института экспериментальной медицины. Странное это было учреждение, о котором в энциклопедиях, медико-исторических работах говорится темно и туманно. Насколько сейчас помню, было в идее этого института что-то лысенкоподобное. Его создатели и руководители полагали, что им очень скоро удастся найти в человеческом организме 'что-то такое', на что можно воздействовать и таким образом быстро побороть болезни и среди них самую вредную -- старость. Кроме того, что такая цель была крайне соблазнительна, она еще и была совершенно в духе времени: мало было 'покорить пространство и время', надо было покорить и подчинить себе все еще неизвестное и неуправляемое.

  Это совершенно совпадало с желанием Сталина, который не мог примириться с тем, что существует что-то, над чем он не властен. Именно этим, а не только спекулятивным стремлением скорее облагодетельствовать человечество следует объяснить пышный расцвет Лысенко, Лепешинской, Бошьяна и других юродивых и жуликов поменьше.

  Организаторы ВИЭМа, конечно, не были жуликами. Но их научные идеи настолько соответствовали стремлениям и желаниям начальников, что могучая подъемная сила несла их стремительно вверх. Их теории пленили Горького, а затем и самого Сталина. Чуть ли не каждую неделю виэмовцы собирались в особняке Горького и там - перед Сталиным, Горьким и другими немногими, допущенными в эту компанию, развивали свои мысли о необыкновенных перспективах управления человеческим организмом. А после этих посиделок они шли на Спиридоновку к Москвину, где эти беседы продолжались, но уже в более живой, непосредственной и не стесненной августейшими особами обстановке.

  Почему к Ивану Михайловичу Москвину? Ну, во-первых, потому, что самому Ивану Михайловичу не была чужда вера в бесконечные возможности науки. А кроме того, он еще с Петрограда был близок и всячески покровительствовал организатору и директору ВИЭМа -- Льву Николаевичу Федорову. Несомненно, это был очень интересный человек. Со студенческой скамьи ушел на гражданскую войну, вернулся коммунистом и явился к самому Ивану Петровичу Павлову с просьбой взять его в свою знаменитую лабораторию.

  Очевидно, было в Федорове, кроме нахальства, еще и что-то привлекательное, ибо Павлов его к себе взял, и стал скоро Федоров фактическим начальником всей павловской лаборатории. Не могу судить о Федорове как ученом -- вероятно, был он ученым незначительным, но организатор был превосходный. Идея создания ВИЭМа также принадлежала Льву Николаевичу. Ему, может быть, не без участия Москвина, удалось зацепить внимание Горького и вызвать жгучий интерес у Сталина. В катастрофически скорое время возник огромный институт с многочисленнейшим штатом, неслыханными привилегиями... Строился на окраине Москвы городок институтских корпусов, уже кинулась пропагандировать наступающий небывалый расцвет советской медицины целая армия лекторов, журналистов и писателей." (гл. "Иван Михайлович Москвин")

  Википедия, правда, описывает ВИЭМ менее романтично:

  "8 (20) декабря 1890 года в Санкт-Петербурге был открыт первый в России научно-исследовательский медико-биологический центр - Императорский Институт экспериментальной медицины (ИЭМ). Основателем и попечителем института был принц А. П. Ольденбургский, который пригласил в ИЭМ лучших специалистов того времени. По этой причине в периодической печати до марта 1917 г. ИЭМ часто называли 'Институт принца А. П. Ольденбургского'. ИЭМ был создан как 'высшее научное медицинское учреждение академического типа', с основной задачей -- производить 'практическое применение способов борьбы с заболеваниями и последствиями оных'.

  К лету 1891 г. специалисты института организовали отделы: физиологии (И. П. Павлов), химии (М. В. Ненцкий), бактериологии (С. Н. Виноградский), патологической анатомии (Н. В. Усков), сифилидологии (Э. Ф. Шперк) и эпизоотологии (К. Я. Гельман). В состав института вошла петербургская пастеровская станция (В. А. Краюшкин), основанная в 1886 г. А. П. Ольденбургским.

  В 1892 г. вышел в свет первый номер журнала ИЭМа 'Архив биологических наук'.

  В 1904 г. за классические работы в стенах института по физиологии пищеварения И. П. Павлов получил Нобелевскую премию, в 1913 г. став почётным директором института.

  В 1918-1931 гг. ИЭМ расширил сферу научных исследований и стал называться Государственным институтом экспериментальной медицины -- ГИЭМ.

  В 1932 году ГИЭМ был реорганизован во Всесоюзный институт экспериментальной медицины -- ВИЭМ.

  В 1934 г. было принято решение о переводе ВИЭМ в Москву с сохранением в Ленинграде его филиала (ЛФ).

  Ныне -- Учреждение Российской академии медицинских наук 'Научно-исследовательский институт экспериментальной медицины Северо-Западного отделения РАМН' (НИИЭМ СЗО РАМН).

  www.kommersant.ru:

  "...в 1944-м ВИЭМ был преобразован в Академию медицинских наук  СССР (ныне РАМН). Каждый его отдел превратился в самостоятельное научное учреждение, каждая 'подсобная' клиника - в клинический институт."

                            *  *  *

  Даже пресловутый "архипелаг ГУЛАГ" не задумывался как машина для издевательства над людьми с их последующим уничтожением: издевательства и уничтожение были следствием "человеческого, слишком человеческого" -- не изжитого и не взятого под жёсткий контроль.

  К примеру, Лев Разгон рассказывает ("Непридуманное", стр. 194):

  "Клубом в Вожаеле называлось огромное здание с центральным отоплением, прекрасной сценой, хорошим залом, с фойе, разрисованным отличными художниками. И возле клуба кормилась стайка художников, декораторов, бутафоров... Иногда агитбригаду сажали в машину и отправляли на какой-нибудь лагпункт, который давал наилучшую 'отдачу'. Это всегда было большим событием и для артистов, и для награждённого лагпункта."

  (Вожаель -- посёлок в Республике Коми, возле которого располагался Усть-Вымлаг.)

                            *  *  *
 

  Алексей Широпаев ("От 'ребят' до 'казаков'", сайт rufabula.com):

  "...пришёл как-то Сталин к Ленину. О чём-то долго и нудно спорили. В конце концов, когда Сталин ушёл, Ленин, вконец изнемогший в этом разговоре, долго смотрел на закрывшуюся дверь, а затем произнёс с какой-то безнадёжностью: 'Азиат...'.

  Это весьма характерная реплика. Ленин, несмотря на свою калмыцкую внешность, позиционировал себя как европейца, борца с 'российской азиатчиной'. Он любил попить пивко в Европе, подолгу там жил, вообще любил Европу, её культуру и быт. Он и в Россию-то не шибко рвался. Он уже готов был остаться в Европе в качестве вечного политэмигранта-теоретика, да тут подфартило: грянула Февральская революция. Но, рванув в пломбированном вагоне 'на родину', Ленин понимал себя как западника, а свою революцию - как западническую модернизацию России. (...)

  Однако, повторяю, субъективно ленинская команда относила себя к западникам. Они все были связаны с Европой (что потом им припомнили в 30-е), практически не вылезали из неё. Сталин, хоть и побывал не раз за границей, в этой компании был явно белой вороной. Он и типологически был другим. Ленинцы, как и сам Ленин - живчики, яркие ораторы, писаки. Яркий пример - Троцкий (которого Ленин в своём завещании, по сути, обозначил как преемника). В них есть искромётность, подвижность, но есть и легковесность джазовой музыки. По-византийски основательный Сталин их презирал. Он знал, что исторический верх будет за ним.

  Сталин не любил Ленина. Нелюбовь Сталина к Троцкому – прямое продолжение нелюбви к Ленину (ибо Ленин и Троцкий были людьми, скажем так, одной формации); вообще, ко всей этой 'европейской' публике с бородками, к этим мастерам фразы и позы. Сам Сталин оратор был никакой, литератор - никудышный, человеческий типаж - скушный бюрократ с глуховатым голосом, мрачно-серый аппаратчик, без артистизма. А эти были в своём роде артисты; и артисты, люди искусства, причём авангардные, передовые, к ним тянулись. Скажем, Мейерхольд свой спектакль 'Земля дыбом' посвятил 'первому красноармейцу Льву Давидовичу Троцкому' (потом Сталин это припомнил). Явно симпатизировал Троцкому футурист-лефовец Маяковский. Ему приписывают слова, якобы сказанные после назначения Фрунзе (противника Троцкого) на пост председателя Реввоенсовета: 'После Троцкого Фрунзе - срам!'. Именно усилиями Троцкого в 1926 году был запущен журнал 'Новый Леф'.

  Дружественные отношения поддерживали с Троцким и соперники футуристов - имажинисты, среди которых резко выделялся Есенин. Когда вокруг него вспыхнул громкий скандал (поэт обозвал какого-то типа в пивной 'жидовской мордой'), Есенин письменно обратился за поддержкой... 'к дорогому Льву Давыдовичу'. Дело замяли. Именно Троцкий написал, пожалуй, саму проникновенную статью на смерть Есенина, да и вообще - он любил поэзию. Он не был большевистским догматиком в области литературы и искусства, урезонивал воинствующих доктринёров (в частности защищал от цензурных нападок Бориса Пильняка, потом расстрелянного Сталиным, помогал совсем уж несоветскому Ф. Сологубу).

  Троцкий весьма неплохо ориентировался в искусстве, мог свободно рассуждать о Матиссе и Пикассо, его рисовал известный кубофутурист Ю. Анненков. По свидетельству Анненкова Троцкий был настоящим интеллигентом, и в этом смысле к нему 'приближались Радек, Раковский, Красин и, в несколько меньшей мере, Луначарский'.

  Ленин в левое искусство не врубался, но и не душил его. Он  вообще позволял с собой спорить, не терпел культа своей личности, мог выпить лишку пивка в эмиграции и потом на велосипеде врезаться спьяну в трамвай. Он был способен всю жизнь питать страсть к Инессе Арманд, а Троцкий сумел на старости лет, не стесняясь жены, влюбиться в художницу Фриду Кало - очень странную женщину, калеку-бисексуалку, рвавшую все шаблоны. Дико представить себе Сталина в такой роли. Сталину очень шёл тёмно-тайно-теремной, тюремный и аппаратно-парадно-палатный Кремль. (...)"

  По поводу калеки-бисексуалки мог бы прокомментировать Григорий Климов. Но так или иначе, а Троцкий был человеком весьма культурным, весьма интеллектуальным, а вдобавок способным на великодушие. А ещё кровавым чудовищем и уничтожателем русского народа, конечно. Правда, Николай I Романов занимался в Первую Мировую войну тем же самым, но всё же оказался в православных святых. Разумеется, у Николая было веское оправдание (Дарданеллы воевал для России, защищал сербское славянство, нарвавшееся на конфликт с Австро-Венгрией т. п.), но оно имелось и у Троцкого (разбивал яйца, чтобы сделать омлет светлого будущего аж для трудящихся всего мира).

                            *  *  *

  Выволочь бы теперь всех этих "перестроечных" сатириков, какие ещё не подохли, ночью из мятых постелек, поставить к стеночке кирпичной и спросить тихим зловещим голосом: "Ну так где тот несоветский рай, на который вы намекали, твари?! Годков вам на исходе 1980-х было побольше, чем мне, а значит, могло быть побольше и умишка. Опять же, некоторые из вас, в отличие от тогдашнего меня, даже за границу таскались, так что могли и самолично рассмотреть, разнюхать и сообразить, что к чему в этом сложном мире." Впрочем, дегенератов дегенератское ведь не раздражает.

                            *  *  *

  Как жили в СССР.

  Существовали "новогодние" фильмы: новейшие из них показывались по телевизору вечером 31 декабря, под пресловутый салат "оливье" (на Западе фигурирующий как salato russo), а прочие -- на следующий день. Вот список:

  "Карнавальная ночь" (1956, режиссёр Эльдар Рязанов);

  "Эта весёлая планета" (1973, режиссёры Юрий Сааков, Юрий Цветков);

  "Ирония судьбы, или С лёгким паром" (1976, режиссёр Эльдар Рязанов);

  "Чародеи" (1982, режиссёр Константин Бромберг).

                            *  *  *

  Когда страна вырвалась из страшных когтей советской цензуры и стало возможно смотреть почти любое кино, то вдруг выяснилось, что лучшие фильмы с Адриано Челентано, Жаном Марэ, Луи де Фюнесом, Жан-Полем Бельмондо, Пьером Ришаром, Джеком Леммоном, Тони Кёртисом и т. п. мы таки уже посмотрели, причём в очень хороших переводах.

                            *  *  *

  Что надо было делать вместо дурацкой "перестройки":

1. Всерьёз принять принцип мирного сосуществования разных социальных систем и сосредоточить усилия на совершенствовании собственной системы, а не на распространении её и не на подрыве конкурирующих систем.

2. Прививать массам понимание того, что изобилие потребительских товаров разрушительно для потребителей и для природной среды; что удобство зачастую ведёт к деградации каких-то способностей организма.

3. Открыто определить размеры привилегий "верхов" и жёстко удерживать "верхушку" от излишеств.

4. Разоблачать идею "демократии".

5. Разоблачать идею "свободы".

6. Оптимизировать имущественное неравенство в обществе.

7. Решить жилищную проблему.

8. Интеллектуализировать общество.

  И т. д. Короче, следовало проводить модерализацию (прим.авт.: см. moderalism.narod.ru).

                            *  *  *

  Мой приятель, литовский националист и специалист по новейшей истории, самолично переживший и брежневский, и постбрежневский СССР, выразился про него однажды следующим образом:

  "А совейская система как таковая была, знаете, ЧЕМ? Думаете, своего рода прорывом в области современного социостроительства? Угадал, нет?

  Энтая пресловутая Совдепия являла собой -- по крайней мере, до конца 1950-х -- начала 1960-х -- сектантскую, простецки-похабную, кроваво-мерзкую, конструктивно ориентированную на безличность (а по сему во всех отношениях бесплодную) и при всём при этом не шибко поворотливую диктатуру горстки дегенератов, а начиная со 2-ой половины 1960-х -- диктатуру кучки как бы хитрозадых, но всё же весьма недалеких высокопоставленных гэбистов и прочих 'сблокировавшихся' с ними силовиков."

  Я ответил осторожненько так:

  "Cоль в том, что сложные вещи, бывает, выпирают за пределы простых определений, и это наш случай. Другими словами, имелось в СССР чуть-чуть кое-что, подходившее больше под моё определение его, а не под Ваше."

.................................................................

.................................................................

Из обсуждения:

 

12.04.2015:

  "Не удался не прорыв к более высокому человеческому качеству, а проект, основанный на недобросовестно завышенных ожиданиях человеческого качества."

  Я не согласен, во-первых, со словом "недобросовестно". Во-вторых, эволюция человеков в лучшую сторону таки подразумевалась. Ну, не успели они эволюционировать до 1991 года, таки да. 1991-й год -- год победы низшего над высшим. Я не говорю о реалиях: я говорю о замыслах. Если первый самолёт разбился, это ведь не значит ещё, что пробовать летать бесполезно.

  "Ну, строился он по принципу 'крылья есть - значит, полетит'. И -- да, пробовать летать бесполезно при отсутствии базы (в контексте самолётов - двигатель с достаточной удельной мощностью)."

  В контексте самолётов: а планеры -- это типа что?! Практика -- критерий истины. Кто не пробует раздвинуть пределы возможного, тот их и не раздвинет.

  "Социализм невозможен в принципе. Или наоборот, не только возможен, но и возникал в истории много раз. Самыми социалистическими и плановыми были Среднее царство Древнего Египта и Ур при 18 кажется династии. Почитайте Сергея Нефедова например, сайт hist1.narod.ru. А про среднее царство В "Очерках истории древнего мира"."

  Социализм многообразен и концептуально, и на практике. Одинаковое во всех случаях -- это попытка отойти от того, что получается в обществе само собой, прийти к чему-то ЛУЧШЕ ОРГАНИЗОВАННОМУ.

  "Перед тем как обсуждать желательно все таки прочесть Нефедова и 'Историю древнего мира'. Вы увидите, что социализм всегда, начиная с древнего Египта приводил к застою в технологии и обнищанию населения."

  Гадости про социализм я читал ещё у Игоря Шафаревича. Прежде, чем делать такую бесперспективную ерунду, как аэроплан, почитайте про печальный опыт Икара и иже с ним. Даже в Древнем Египте социализм толком не получился, так чего уж нам, отягощённым результатами тысячелетнего (?) развития науки. Может, Нефёдов на самом деле и толковый думальщик, но, если навскидку судить об этом по его хорошей устроенности в теперешней России, это вряд ли так. На лауреатов премии "Общественная мысль" мне отвлекаться заподловато: я лучше Стругацких догрызу и повожусь с Лемом.

  "Не знаю кто Вы по специальности, но видно что не историк. Истории не только не знаете но и знать не хотите. Жаль. Для того кто не знает истории, она движется по кругу и при каждом обороте больно бьет."

  Знать историю и знать историческую литературу -- это несколько различные вещи. Историю я знать хочу, но не могу, потому как очень давно всё это было, а у нас даже о современности хватает взаимно противоречащих авторитетных суждений. С исторической литературой у меня тоже сложности: слишком её много, и вдобавок я приблизительно осведомлён о том, как её пишут -- сам даже писал -- и знаком с некоторыми из тех, кто тоже делают это и считаются историками. Далее, для думающего человека базовое образование не имеет значения, потому что в высших учебных заведениях всё равно думать не учат. Формально у меня три базовых образования: компьютерное, военное и экологическое. Согласен, что их не достаточно, чтобы придавить в человеке способность самостоятельно судить событиях прошлого и т. п.