В Китае разворачивается очередной рукотворный кризис, наглядно отражающий предел возможностей тамошних методов руководства. На этот раз проблемы возникли в энергетике. И связаны они с угольной отраслью страны.

Уголь с конца 1990-ых годов являлся основой для роста – масштабнейшего роста - китайской энергетики. Но у такого роста были и издержки. Во-первых, к началу 2010-ых ресурсная база была в немалой степени истощена. Уголь становился всё более и более дорогим. Во-вторых, с ростом угольной генерации нарастал и экологический вред для граждан страны.

Так, в 2007 году Всемирный Банк выпустил исследование, в котором утверждалось, что в Китае загрязнение воздуха ведет к преждевременной смерти 750 тыс. людей в год. И значительная часть загрязнения – это именно выбросы угольных ТЭС. За последующие семь лет Китай нарастил угольную генерацию еще на 55%. Что вряд ли улучшило показатели загрязнения, равно как и качество жизни миллионов китайцев.

Разворот в сторону от угля стал обретать черты с приходом на пост генсека ЦК КПК Си Цзиньпина. В сентябре 2013 был принят План действий по предотвращению загрязнения воздуха и контролю над ним. В нем, в частности, была обозначена цель по снижению доли угля в структуре источников энергии до 65% в 2017 (2012 – 68,5%). И добыча угля начала падать – сначала медленно, а затем всё быстрее:


Надо понимать, что динамика добычи угля находилась и находится полностью во власти государственных чиновников. Китайское государство способно управлять добычей путем выдачи лицензий на новые выработки, продлением лицензий на действующие шахты, одобрением кредитных средств, да и просто неформальным согласованием производственных планов с политическим руководством.

Сами же угледобывающие компании… Фактически отрасль является банкротом. С финансовой точки зрения угледобыча – это огромный «зомби». Который, упав, может придавить своей тяжестью всю банковскую систему Китая. По данным Голдман Сакс, совокупный долг предприятий отрасли составляет 444 млрд. долл. (3 трлн. юаней) и без внешней помощи компании не могут его обслуживать. Не говоря уже о привлечении инвестиций в новые проекты.

Перед китайским правительством, таким образом, стоит не только задача поддерживать «зомби» на ногах, но и заставлять его всё-таки копать уголек. Естественно, о какой-либо «самостоятельности» здесь говорить сложно.

Однако наличие «зомби»-предприятий не делает экономику более здоровой. Те ресурсы, которые сейчас вкладываются в неэффективную отрасль, должны найти лучшее применение в других сферах экономики.

Эта проблема со всей остротой встала перед китайским правительством во второй половине 2015 – когда экономика совсем уж забуксовала в трясине «государственного капитализма». Борьбу с убыточными угледобытчиками было решено интенсифицировать. Решимости Центральному Комитету должны были прибавить блестящие успехи в альтернативной энергетике. За 2015 год установленная мощность ветрогенераторов выросла на треть, фотовольтаики – на 73,7%. Достойный рост ожидался и в атомной энергетике.

Однако закрыть угольную шахту выходит быстрее, чем построить АЭС. Сейчас уже понятно, что в своих желаниях «совершать структурные преобразования» (цитата) китайские власти немного не рассчитали последствия. Вспоминается народное прочтение советского лозунга: «Догнуть и перегнуть!» Таки перегнули.

Причем спохватилось китайское правительство слишком поздно. Еще в августе 2016 руководство провинций вызывали «на ковёр» и отчитывали за то, что те недостаточно усердно претворяют в жизнь решения Пленума. Хотя и «на местах» хватало головной боли. Каждая закрытая шахта – это поиск новой работы и часто нового жилья для сотен семей. Тем не менее, после «внушений» центра закрытие «лишних» добывающих мощностей ускорилось.

А уже через месяц выяснилось, что далеко не все мощности были лишние. И такой сценарий, в общем-то, можно было предугадать заранее. Началось всё с зимы 2015/2016, которая оказалась непривычно холодной. Лето 2016, напротив, было жарче обычного – но для энергетики это тоже означало повышенный спрос. Наступившие осенние холода на пару градусов ниже климатической нормы – и это опять требует повышенной генерации. Наконец, сложившаяся неблагоприятная гидрологическая обстановка на крупнейших ГЭС не позволяет в полной степени задействовать этот источник эл/энергии.

В итоге с начала 2016 закономерно складывался «пасьянс» дефицита угля. Падение добычи внутри страны за 9 месяцев составило 300 млн. тонн. В третьем квартале на фоне разрастания дефицита стал расти импорт – но его объемы никогда не «делали погоды» в энергобалансе КНР. За те же 9 месяцев импорт увеличился только на 23 млн. тонн. Конкретно по энергетическому углю Ройтерс даёт цифру 138 млн. тонн дефицита за 9 месяцев 2016.

Дефицит покрывался за счет расходования запасов. Но запасы не бесконечны. В итоге к началу сентября 2016 запасы угля опустились на самый низкий уровень с 2008 года. Сейчас запасы немного выросли – но их всё равно хватает менее чем на 20 дней использования. Это критически низкий уровень, особенно в преддверии зимнего сезона.

Тогда же, в сентябре, Госкомиссия по развитию и реформам начинает предпринимать какие-то меры. Кампания по «ликвидации избыточных мощностей» временно приостанавливается и начинается кампания по наращиванию «недостающих». В течение сентября Госкомиссия последовательно несколько раз ослабляет ограничения на добычу угля.

Но одних бумажных директив недостаточно, чтобы поднять добычу. Чтобы вновь начать добычу на тех шахтах, где она была «заморожена», требуется время. Казалось бы, какой-то резерв у китайских угледобытчиков должен иметься: в начале 2016 власти приказали сократить число рабочих смен на действующих шахтах. По идее, увеличив число смен, можно быстро поднять выпуск. Однако по факту надежды на этот резерв пока не оправдываются. В сентябре 2016 добыча угля продолжила падение. То ли указание о сокращении смен выполнялось «спустя рукава», то ли оно затронуло лишь малую часть шахт – дефицит угля никуда не исчез.

По мнению аналитика Лео Ву, рост добычи угля можно ожидать только в декабре этого года. А стабилизируется ситуация не раньше окончания зимнего сезона, в 2017.

Пока же дефицит угля ведет к мощному росту цен. С начала года цены взлетели уже в два с лишним раза. Последний раз так дорого уголь стоил в «докризисных» 2012-2013 годах, еще до инициатив генсека Си. «Зомби»-компании немного расправили плечи, даже появился блеск в глазах…


Январский фьючерс на энергетический уголь

Тем не менее, сногсшибательного роста добычи от «зомби» ждать не стоит. Всё упирается в неопределенность – как будущих цен, так и капризов государственной политики. Необходимые капитальные затраты требуют совсем другой, гораздо более долгий горизонт планирования.

Если для Китая рост импорта на 23 млн. тонн – это капля в море, то для глобального рынка угля – напротив, очень серьёзное увеличение спроса. Здесь цены стали расти еще быстрее, чем в Поднебесной. Поскольку понятно, что Китаю придется полагаться на импортные поставки, чтобы пройти эту зиму без происшествий. Прогнозируется, что в 4 квартале 2016 будет импортировано рекордное количество угля.

Многие понимают, что нынешние уровни цен надолго не задержатся. Но это понимание не останавливает рост цен. Не останавливает его и традиционный китайский метод – директивы гос. чиновников:

«Недавний скачок цен на уголь в Китае был иррациональным и неустойчивым… Нет никакого основания для дальнейшего роста цен на уголь», - заявил представитель Госкомиссии по развитию и реформам агентству Синьхуа 31 октября. Чиновник указал на рост запасов крупных ТЭС страны на 35,4% за неделю. И посетовал на то, что цены разгоняют спекулянты.

«Это был еще не разгон», - ответили китайские спекулянты и 4 ноября устроили Госкомиссии настоящую «ракету». В процессе ближний фьючерс на коксующийся уголь свозили на верхнюю планку, а по итогам торгов и энергетический, и коксующийся сорта выросли более чем на 6%. Сегодня «быки» продолжили наступление.

Безусловно, у правительства есть более эффективные инструменты контроля над ценами. С конца ноября заключаются долгосрочные контракты на поставку угля на будущий год. И угледобытчикам был недвусмысленно указан предел отпускных цен. Правда, какой именно – сейчас не очень понятно. В одних источниках называется цифра 535-540 юаней за тонну угля теплотворностью 5500 ккал/кг. Такая цена заставит погрустнеть многих «зомби». В других источниках правительство задает предел на уровне спотовых цен начала ноября (640 юаней/т).

Почему государство так заботит цена на уголь? Потому что этот уголь покупают электростанции. А повышать цену киловатта*ч им никто не разрешал. В итоге генерация, кроя спекулянтов неласковыми китайскими выражениями, подсчитывает убытки. За сентябрь (когда цены на уголь были еще пониже) 5 крупнейших энергетических компаний КНР получили совокупный убыток 300 млн. юаней. Это первый месячный убыток с 2012 года. В октябре этот убыток будет в разы больше.

Вот и приходится китайскому правительству в «ручном режиме» разбираться с неожиданным оживлением угольной промышленности-«зомби» и прибылями, которые она стала «отъедать» у генерации. Какая цена будет балансировать интересы этих двух отраслей? Ведь в сентябре уголь стоил около 515 юаней/т – и ТЭС уже ушли «в минус».

Но и привести рынок к некой «идеальной» цене тоже непросто. Как маневрировать мощностью по добыче? Есть ли вообще возможность делать это достаточно быстро? Увы, у «ручного режима» есть свои пределы управляемости.

Рыночные механизмы регулирования никоим образом не страхуют от проблем, характерных для китайской угольной отрасли. Напротив, административные методы здесь гораздо эффективнее, чем рынок. Именно поэтому история с китайским углем вызывает удивление. Ситуация развивалась 6 месяцев. И 6 месяцев государство ничего не делало для исправления положения. Увы, это не лучшим образом характеризует качество государственного управления.

А государственное управление в Китае – слишком важная часть для многих и многих экономических процессов. И ошибки здесь могут привести к гораздо более серьёзным проблемам - с глобальными последствиями.