Осознаёт ли (не в пересказе тг-"военкоров") МО РФ выявившиеся в рамках СВО проблемы применения боевой авиации

на счет критики, стратегии войны бывают на уничтожения и на истощения, и с апреля прошлого года идет война на истощения и в рамках этой стратегии что ли бо быстро захватывать не нужно и даже вредно а вот уничтожения живой силы и техники противника при минимизации наших потерь необходимо и в рамках данной стратегии МО действует адекватно а значит ГШ ставит задачи правильно.

 если ты веришь в эту фигню , то все ещё хуже ...лучше конечно ломился в лоб укреплений чем отрезать их от снабжения???

 

Например, существует мнение о том, что приоритетами наступления должны были стать не девять, а три-четыре направления с имитацией, но не задействованием реальных сил на второстепенных локациях с целью сковывания фронта.

Соответственно, после осознания сложности удержания всех маршрутов прорыва, правильным было бы не одномоментное оставление Киевского, Сумского, Черниговского участков как это произошло при Стамбульских переговорах, но передислокация с одного из них с соответствующим усилением остальных с целью сохранения возможностей рассекающих ударов.

Другим аргументом приводится пример молниеносной Карабахской войны 2020 года, когда Азербайджан сумел быстро перекрыть ключевой Лачинский коридор снабжения, сковать силы противника вдоль всего фронта, выявить самое слабое направление на оборонительной «линии Оганяна» и прорвать его, после чего достигнуть психологического эффекта взятием символически значимого города Шуша.

По этой аналогии нередко озвучивается альтернативный сценарий российского северо-восточного наступления вдоль берега Днепра, что обеспечивало бы как быстрое продвижение, защищенное естественной речной преградой, так и отсечение украинских сил от логистических схем снабжения со стабильным уменьшением их военной мощи и возможностей.

Параллельным наступлением в таком случае охватывались бы соседствующие Черниговская и Сумская области, с их удобной степной местностью, без крупных, легко превращаемых в непреодолимые крепости городов и массивных промышленных объектов.

При одновременном ударе с белорусского плацдарма в Галицийском направлении, это позволяло достичь классической военной стратегической задачи по локализации и изолированию театра военных действий (ТВД), перекрытию внешнего и внутреннего снабжения и быстрому рассечению сил противника.

_{Добавление сюда Киевского прорыва и создавало бы в таком случае те самые четыре, а не девять векторов движения со скоординированной стратегией и тактикой.}

На Донбассе, в таком случае, местные войска удерживали бы ключевой боеготовый сегмент вооруженных сил Украины, не ввязываясь при этом в опустошающие и обескровливающие бои в крупных населенных пунктах вплоть до отсечения наступающими российскими силами в отношении донбасской группировки Украины со стороны Харькова и Гуляйполя.

Подобные планы и сценарии, однако, не учитывают специфики выбранной изначально концепции в виде СВО, а не войны, где, как мы помним, чисто военный расчет ставился в зависимость от кулуарно-специальных планов.

Сухопутные войска, вероятно, предполагались использоваться в боевых действиях малой интенсивности, по аналогии с Сирией, не требующих глобальных решений и ресурсов.

Как показал последующий опыт, главная ошибка такого сценарного варианта – недооценка роли пехоты в её взаимодействии с артиллерией и авиацией.Математическое сравнение складских запасов вооружения, ракет, совокупной огневой мощи, авиации, ошибки в анализе готовности натовских иерархов оказать Украине столь мощную поддержку, и, самое главное, смещение ставки войны с пехотной составляющей сыграли с российской стороной злую шутку. На войне два плюс два никогда не четыре. Иногда пять, иногда ночь, иногда вторник, иногда миллион. При этом такая абстракция стратегических последствий требует особой тщательности и детальности в процессах тактических.Казалось бы – несколько барражирующих высокоточных боеприпасов или массированный удар реактивной или ствольной артиллерией способны уничтожить скопления личного состава и места дислокаций. Это так. Более того, зачастую солдаты вообще не вступают в бой или делают это крайне редко. И тогда неделями не меняются патроны в автоматных магазинах. Но верно и другое – в тот момент, когда начинается атака и активная оборона – главным фактором успеха остается всё-таки человеческий ресурс.

К чему привела недооценка роли пехоты? К тому, что необходимый комплекс мер по её обеспечению оказался так же сорван. Например, одна из острейших проблем начального периода СВО – нехватка, или, скорее полное отсутствие БПЛА тактического уровня.

В российской армии были разработаны и поставлены очень приличные боевые наступательные БПЛА («Орион», «Корсар», «Форпост», «Альтиус»). Даже разведывательные аппараты типа «Орлан-10» использовались как ударные. Но их оказалось мало! Выход в итоге, конечно, был найден. На поле боя появилась «Герань-2». Но с решением тактических задач на фронте она тоже имела мало общего.

Более того, отсутствие средних или тяжелых БПЛА типа «Орлан-30», позволяющих точное наведение артиллерии и коррективы боя, привело к повышенному расходу снарядов «на ощупь», и, как следствие, снарядному голоду. Если бы артиллерия была своевременно переведена на артблокноты, цифровые метеостанции, офлайн-карты и корректировалась мощными дронами и средствами космической разведки, то и проблема нехватки снарядов не была бы столь острой.

_{А как же с малыми БПЛА для разведки в составе малых групп и тактических подразделений, выполняющих функции «летающих биноклей» и средств ближней разведки?}

И вот их не оказалось вообще. А те армейские, что были, крайне сложно ремонтировались, запчасти в ограниченном количестве поступали извилистыми непростыми путями. Фактор ускоренного армейского износа, необходимости гибкого подстраивания под особенности и специфику конкретных условий боевого применения учтен не был. Зачастую купить запчасть к «коммерческим» квадрокоптерам или провести своими силами в полевых условиях их модернизацию оказалось намного проще, чем пытаться пробить армейскую бюрократическую стену.

В ходе СВО данная проблема решалась почти исключительно за счет спонсоров и частных закупок. Почему так произошло? Очевидно, из-за недооценки данного фактора БЛА в армейском планировании. Но как могло случиться так, что важнейший вопрос эффективной работы личного состава оказался вне сферы достаточного обеспечения? Такое возможно только тогда, когда недооценивается сам фактор личного состава.Именно этот вывод подтверждает нехватка или отсутствие всего того, без чего работа пехоты невозможна или затруднена – средства индивидуальной защиты (каски и бронежилеты), связь, медицина, элементарные средства обеспечения жизнедеятельности. Зачем они, если всё решает ракета или самолет? Итог мы увидели.

Недооценка роли пехотного личного состава повлекла за собой и стратегические ошибки планирования. Традиционный подход, при котором одной из ключевых задач является локализация театра военных действий, также оказался забыт. Зачем отсекать отдельную локацию, если в ней некому сражаться? Просто наносим удары ракетами.

_{В то же время противник, руководствуясь классическими алгоритмами военной теории, отсекал логистические каналы поставок снабжения Российской армии, чем неоднократно добивался отступлений без изнурительных лобовых боев.}

Если бы аналогичный подход реализовывался Россией изначально, а главный акцент был бы сделан на полноценной изоляции от западных поставок, последующая картина была бы другая. Да, Украина занимает протяженную территорию. Но когда целями были поставки ГСМ, остальные цели и инструменты для этого автоматически становились вторичными. Итог известен.

_{Причём, когда эффективность высокоточных ударов оказалось иной, чем виделась в планах, штабное планирование опять сделало крен и теперь уже пехотные подразделения зачастую шли вперед без достаточной артиллерийской, авиационной, ракетной, разведывательной поддержки.}

Выяснилось, что настройка баланса театра военных действий – это одна из базовых проблем российского военного управления. Штабы просто не владели достаточной полнотой реальной, а не докладной информации, и не имели отработанных организационных и технических инструментов слаживания и взаимодействия.

Кстати, особый интерес представляет пункт «з». Как мы видим, важная роль ЧВК и добровольцев всё же осознавалась. К сожалению, крен в сторону точечных вооружений и ЧВК слишком сильно ослабил традиционную армейскую составляющую.

Следствие – мобилизация. Причём, говоря о мобилизации, нельзя не затронуть проблемы её технического исполнения. Почему же страна с опытом участия всего населения и всего народного хозяйства в обороне от немецкой агрессии, борьбы с последствиями чернобыльской аварии, оказалась в затруднении перед задачей быстрого и эффективного обеспечения необходимых мобилизационных процессов? Нам видится, что причиной является всё то же базовое ошибочное представление о войнах как скоротечных точечных операциях.

И ещё одно следствие – сокращение в ходе военных российских реформ или, скорее, полное уничтожение так называемых «кадрированных» частей. Такие части, сохраняя базовый офицерский штат и имея полное материальное оснащение, позволяли быстро насытиться резервистами и прийти в боеготовое состояние. Это были, в основном, полки и дивизии. Подобная организационная структура позволяла достигать самодостаточных военных структур. Судя по всему, желание сэкономить, «освоить» занимаемые площади и территории, отсутствие предвидения широкоформатных боевых действий привели к указанному результату.

Ирония состояла в том, что Украина, наоборот, стала развивать свои вооруженные силы, причем делать это именно на основании «кадрированных» частей. В этом смысле не сработала старая истина –  посматривай к противнику и не чурайся использовать его опыт. При этом такие данные должны были, как минимум, вызвать вопросы и соответствующие реакции.

Например, на начало 2022 года количество личного состава ВСУ формально составляло 215 тысяч человек. Такой расчет мог бы как-то прояснить количество задействованных на первом этапе СВО российских сил с учетом предположения о том, что основная часть украинской армии находится на Донбассе, растянута, её боеготовность разная, у офицерского корпуса присутствует скептицизм взглядов на политическое командование.

_{Однако в таком расчете отсутствуют пограничники, госбезопасность, железнодорожные войска, добровольцы националистических батальонов – все те задействованные в боевых действиях на Донбассе, благодаря кому реальная боеготовность и численность вооруженных формирований реально приближалась к 400 тысячам. И это, ещё раз обратим внимание, на начало СВО.}

Потому что на следующее после начала СВО утро в Украине была объявлена полная (не частичная) мобилизация. Нет сомнений, что при планировании военных операций любой интенсивности и специальности одна из главных задач – реальная оценка боеготовности противника, скорости и условий его развертывания.

Только из кадрированных частей спешно было развернуто около 200 пехотных батальонов, всего их стало около 450, что позволяло обеспечить превосходство на передовой.

Ведь на начало года боевой мобилизационный резерв, с учетом прошедших за восемь лет бои на Донбассе украинцев, составлял до полутора (по другим расчетам двух) миллионов человек на 25-30 миллионов, реально оставшихся на Украине за минусом беженцев и ушедших под контроль России территорий. То есть стандартный расчет 10 процентов населения дает даже бóльшую цифру мобилизационного резерва. Причём боеготового, обученного и что самое главное – мотивированного именно на войну с Россией.

Таким образом, Украине на начало осени 2022 года удалось мобилизовать в общей сложности от 700 тысяч до миллиона человек, и при этом сохранить резерв для наращивания этих цифр.

_{Соответственно запоздалые российские меры осени 2022 года по «частичной мобилизации» заявленных 300 тысяч являются догоняющими и явно не соответствуют обстоятельствам театра боевых действий.}

Можно предположить, что эта цифра не оказалась большей лишь из-за отсутствия для этого достаточных возможностей – полигонов, казарм, офицерского состава, инструкторов, транспорта и другого минимально достаточного имущества, вооружения.

_{Конечно же, в этих процессах сыграло роль и то, что генералитет готовился к «войне прошлого» и немного к умозрительно придуманной «войне будущего», не оценив реальные признаки «войны настоящего».}В итоге, с одной стороны, был повторен опыт начала Великой Отечественной, когда Ворошилов пытался атаковать танки врага конницей. Правда, своих Тухачевского, Якира и Уборевича, способных увидеть реальный облик грядущей войны, в этот момент, судя по последствиям, не нашлось. Во всяком случае, из тех, кто мог реально изменить ситуацию.

В итоге жесткая дисциплина и режим секретности в ходе организации СВО нивелировались слабой связкой штабного командования «на земле». Растянутая и непродуманная логистика без надлежащего боевого охранения привела к многочисленным атакам и уничтожению колонн и отдельных сил, а ведь логистика – это особенно важный пункт американской концепции.

Здесь вообще следует учесть, что Российская армия вступила в СВО с недореформированной системой военной складской логистики. Советский принцип непрерывной адресной доставки материальной базы «сверху вниз» для фронта непосредственно на передовую был заменен на старый натовский подход полнокровного наполнения «логистических центров» с выдачей потребностей по заявкам. Старым мы его называем именно потому, что в настоящее время НАТО перестраивается на фактическую советскую систему, модернизированную под современные западные потребности и получившую название “Joint Vision – 2020”.

В итоге сформировался комбинированный принцип, философией которого была уверенность в том, что война если и будет, то на территории России, а значительная часть материального обеспечения стало составлять привлечение внешних партнеров Минобороны «на аутсорсинг» с лишением армии материально-технической независимости и гибкости. Этот подход вообще не предполагал полноценного снабжения за пределами страны. Как следствие, начавшаяся СВО фактически не вписалась в эту систему.

Судя по всему, чиновники Министерства обороны России слишком буквально восприняли дефиницию «оборона» в названии своего ведомства и отталкивались от этого, не учитывая операции, подобные СВО.

на ещё покури от Пригожина.... 

 Глава ЧВК «Вагнер» Евгений Пригожин объяснил отсутствие поставок боеприпасов его компании. В интервью РИА ФАН он выразил мнение, что причиной этого стало нежелание того, чтобы подразделение взяло Артемовск, и проблемы с бюрократией.

 Снаряды в стране производятся, но в ЧВК они почему-то не попадают, подтвердил Пригожин. И главная причина, по его мнению, — это отличие «Вагнера» как самого эффективного подразделения, которое добивается успехов на передовой.
Это обеспечивается хорошей коммуникацией между рядовыми и командованием, когда командир взвода или отряда может сам пообщаться с бойцами и напрямую узнать реальную обстановку на месте. Еще одно преимущество ЧВК — это полное отсутствие бюрократии в отличие от государственных структур, что позволяет принимать решения быстро.
Не меньшую роль играет идеологическая составляющая.

Все это вкупе позволяет «вагнеровцам» показывать успехи на передовой, притом что в других местах «эти успехи не те, которые хотелось бы». Отсюда и «снарядный голод».
 

И поэтому задача простая — ЧВК «Вагнер» ни в коем случае не должно взять Бахмут, потому что в Соледаре уже наелись, вся страна поддерживала ЧВК «Вагнер», поэтому Бахмут ЧВК «Вагнер» брать не должна ни при каких условиях

 
— пояснил Пригожин.

Такую позицию бизнесмен объяснил недопониманием в высоких кругах того, что «война — это очень серьезная работа».
 

Детство в **опе, нельзя заниматься детством. Война — это очень серьезная работа… Я сказал: первая проблема — управление, вторая проблема — мы должны сдуть все пузыри… Пузыри надо сдувать, а пока мы не сдули пузыри, то у тех, кто их не сдул, будет все плохо, а у нас будет все хорошо. И поэтому нас и режут по снарядам и по всему остальному, лишь бы мы ничего не делали, чтобы мы были все так же, как и остальные

 
— заключил бизнесмен.

 а теперь расскажи - во что руководство МО превратило армию ???? один кавалер мальтийского орлена , другой кавалер гогенцолеров....и эта стыдоба , когда терран говорит нет проблем с оплатами для МО , а народ собирает на амуницию и беспилотники , в МО некому заниматься этим ????? и т д.....кури алень и занимайся охранительством далее....

В частности, совсем непонятно, какими темпами мы будем «отодвигать угрозу от наших границ», если, например, сражение за Угледар длится уже почти полгода, а Донецк продолжает обстреливаться украинской артиллерией уже 8 лет.

СВО на начальном этапе планировалась как некая спецоперация по смене руководства Украины. В ней были задействованы БТГ МО, подразделения силового блока, а также определенные группы местной элиты, готовые пойти на сотрудничество и встать во главе государства после захвата российскими войсками Киева. Этот план не удалось реализовать.
 

Промахи

Истинные причины его провала сегодня до конца неизвестны, и вряд ли в ближайшем будущем нам удастся узнать что-то конкретное на этот счет. Не исключено, что некоторые детали вообще никогда не будут преданы гласности. Однако последствия этого шага привели к масштабному военному конфликту, который сегодня далек от своего завершения.

С сожалением приходится констатировать, что пока ситуация для Российской армии складывается не самым благоприятным образом. Сражения за Киев, Харьков и Херсон были проиграны. И кто бы что ни говорил о каких-то перегруппировках и новых тактических подходах к ведению боевых действий, факт утраты нами стратегической инициативы налицо, несмотря на достигнутые последнее время успехи на отдельных участках российско-украинского фронта. Причин всех этих поражений можно перечислить множество, но если обобщить их одной фразой, то можно сказать, что мы к такой войне были не готовы по следующим основным причинам.

Во-первых, из-за того, что можно назвать стратегической амбивалентностью.

После знаменитой речи Путина на Мюнхенской конференции по безопасности в 2007 году мы официально противопоставили себя коллективному Западу, по сути определив в качестве главного военно-политического противника блок НАТО. В этой ситуации военное планирование должно было быть направлено на поддержание мобилизационного потенциала нашей армии в размере как минимум 1–1,5 миллиона человек личного состава.

Это подразумевало бы формирование значительного количества кадрированных частей, укомплектованных в мирное время необходимым офицерским составом и техническими специалистами, поддерживающими в работоспособном состоянии законсервированную военную технику, а также необходимое количество стрелкового оружия, обмундирования и пр. Следовало также предусмотреть варианты с расширением выпуска боеприпасов и военной техники на случай масштабных военных действий.

Вместо этого армия подверглась кардинальному сокращению, было ликвидировано много учебных заведений по подготовке офицерского состава, а ряд предприятий военной промышленности был закрыт вроде как за ненадобностью.

В итоге мы сегодня вынуждены в авральном порядке устранять эти просчеты. Здесь, что называется, налицо рассогласование долгосрочных стратегических намерений и реальных планов начала 2010-х годов по реформированию вооруженных сил.

Во-вторых. Пропагандируя новый тип войны, для которого будет характерна высокая мобильность за счет широкого использования высокоточного оружия, наше военное руководство почему-то упустило из вида такой важный ее элемент как оперативно-тактическую осведомленность на поле боя и внедрение новых информационных систем управления войсками, позволяющих осуществлять взаимодействие частей и соединений в реальном масштабе времени. Ведь точное оружие нужно каким-то образом наводить на цели, причем делать это надо очень быстро – в течение нескольких минут, так как в маневренной войне все происходит достаточно динамично. Однако эта тема в мирное время почему-то оставалась в тени.

В итоге сегодня Российская армия испытывает острый дефицит БПЛА всех типов и модификаций – начиная от аппаратов, предназначенных для разведки и корректировки огня, и заканчивая ударными беспилотниками. При этом механизм согласования боевых действий также оставляет желать лучшего.

В-третьих – связь. Как и в 2008 году во время краткосрочной войны с Грузией, главной причиной слабого взаимодействия подразделений в ходе боевых действий остается отсутствие надежной связи. С тех пор как эта проблема была осознана на самом высоком уровне, прошло четырнадцать лет, а воз и ныне там. По мнению западных экспертов, это стало одной из главных причин неудач на начальном этапе СВО, когда Российские войска двигались на Киев. Тогда командиры до конца не понимали, что происходит в зоне их ответственности, а машины снабжения не знали, куда везти боеприпасы, горючее и питание. Похоже, что данная проблема остается актуальной и по сей день.

В-четвертых – это недооценка боевого духа солдат ВСУ и украинской теробороны. Еще Наполеон говорил, что в ходе войны моральный фактор к физическому относится как три к одному. С тех пор вряд ли что-то кардинальным образом изменилось. Осознание каждым бойцом того, ради чего он рискует своей жизнью на поле боя, порождает в нем смелость и целеустремленность в ходе сражения. Этим в немалой степени объясняется стойкость, с которой сражаются ВСУ и тероборона. Обладают ли такими же морально-волевыми качествами на данный момент наши вновь мобилизованные военнослужащие – это большой вопрос.

Хочется надеяться, что российское военно-политическое руководство активно работает над устранением этих промахов, которые были допущены в мирное время.

Тем не менее, судя по информации из соцсетей и телеграм-каналов, проблемы осведомленности на поле боя и связи все еще остаются слабыми местами, не говоря уже о единой платформе обмена оперативной информацией. Без их адекватного решения масштабные наступательные действия наших ВС с высокой вероятностью обречены на большие потери в живой силе и технике. Поэтому на данный момент, когда после стремительного отступления в Харьковской области военное руководство все-таки озаботилось созданием единой линии обороны по всему фронту, мы вынужденно перешли к позиционным боевым действиям.

Конечно, с точки зрения теории «окопная война» с периодическим выдавливанием противника из малозначимых со стратегической точки зрения населенных пунктов, которую мы сейчас наблюдаем, является тупиковым вариантом военных действий. Она ведет к борьбе на истощение, в результате чего побеждает та сторона, которая способна к мобилизации большего количества технических и людских ресурсов. Это наглядно показала Первая мировая война. В свое время немецкий генштаб при подготовке к захвату Европы в 1930-х годах, чтобы избежать кровопролитной позиционной войны, разработал концепцию блицкрига с использованием бронетанковых ударов большой глубины при поддержке авиации с воздуха, что позволило бы танковыми клиньями окружать крупные соединения противника.

Российское военное руководство в самом начале СВО также предприняло блицкриг, надеясь быстро окружить и захватить столицу Украины. Однако при этом не удалось полностью подавить украинскую систему ПВО. По оценкам западных наблюдателей, в первые дни операции была уничтожена лишь только ее половина, в то время как остальные пусковые установки с радиолокационным оборудованием были перебазированы с постоянного места дислокации еще накануне наступления. В итоге Российской авиации не удалось на тот момент достичь господства в воздушном пространстве, что усложнило проведение наземной операции.

Когда-то давно прусский генерал-фельдмаршал Мольтке (старший) говорил: «Ни один военный план не выдерживает первого столкновения с противником!» Он считал, что строгое следование заранее разработанной схеме военных операций неминуемо ведет к поражению, поэтому на практике обычно приходится действовать по обстоятельствам. В этом, по его мнению, всегда и состояла основная специфика военного дела. Если обратиться к истории, то станет ясно, что фельдмаршал был прав – вряд ли в мировой практике можно вспомнить хотя бы одну военную кампанию, план которой не менялся бы по ходу ее реализации.

Не миновала сия участь и наше командование. Поэтому сейчас российскому генералитету приходится использовать весь свой интеллектуальный потенциал для дальнейшего планирования военных действий не по шаблонам, которые когда-то изучались в академиях или были отработаны во время военных действий в Сирии, а искать нестандартные решения. Приходится учитывать, что нам сегодня противостоит армия, имеющая на вооружении в значительном количестве передовые образцы западной военной техники и располагающая всей необходимой разведывательной информацией, как для эффективной обороны, так и для наступления. При этом очевидно, что необходима не демонстрация использования имеющихся сил и ресурсов в какой-нибудь очередной мясорубке для отчета, а реальный план перехвата стратегической инициативы, учитывающий одновременно слабые и сильные стороны противника.
 

Что делать?

Начинать, скорее всего, нужно с изменений в системе управления войсками на передовой. Она слишком централизована, что в условиях слабого контроля за обстановкой с нашей стороны нередко приводит к принятию ошибочных решений. Нужна разумная децентрализация. Командиры рот, взводов и отделений, находящиеся на поле боя, вне всякого сомнения, на своих участках оценивают ситуацию более адекватно, чем командиры высшего звена, находящиеся на КП. Получив задание, сформулированное в общем виде, они могут самостоятельно выбирать промежуточные цели и объективно оценивать необходимые для этого силы и средства, брать на себя больше инициативы.

В этом плане имеет смысл позаимствовать что-то из опыта ЧВК «Вагнер», бойцы и командиры которой демонстрируют высокие боевые качества при освобождении территории Донбасса. Изучить их систему подготовки личного состава и координации действий на поле боя и какие-то рациональные вещи все-таки перенять. Иными словами, важен творческий подход и обмен опытом, а не взаимная критика.

Более того, сейчас военизированные отряды молодых республик, недавно присоединившихся к РФ, переводятся в подчинение Министерства обороны. При этом огласку получили факты увольнения командиров этих частей по формальным признакам. Возник риск, что под общую гребенку будут отправлены в отставку или понижены в должностях командиры, накопившие большой опыт организации боевых действий на практике.

В этой ситуации все же целесообразно отказаться от формальных критериев кадровой политики, которые, несомненно, полезны в мирное время, но крайне нерациональны во время войны. Это ценнейший кадровый резерв армии, который в случае необходимости должен пройти переподготовку и вновь вернуться в части, ведущие боевые действия, на должности, соответствующие накопленному боевому опыту.

Что касается проблем взаимодействия в войсках, то, конечно, в идеальном варианте хорошо было бы иметь некую общевойсковую платформу обмена информацией между всеми родами войск и командирами подразделений, которая при этом давала бы детальную картину происходящего на поле боя со спутников и БПЛА, интегрировала данные войсковой разведки. Такая система есть у ВСУ на базе интернета Starlink. Она действует эффективно. Но нашей армии об этом, видимо, приходится пока только мечтать. Сейчас решаются более прозаические задачи – обеспечение подразделений квадрокоптерами для наблюдения за размещением сил противника на передовой и приборами ночного видения, системами, позволяющими уничтожать аналогичные дроны противника.

Есть, конечно, и другой вариант – вывести из рабочего состояния информационные системы противника, включая спутники Starlink, с использованием кибератак, и тем самым поставить ВСУ в равные с нами условия. Но и здесь, похоже, наши возможности ограничены, так как в противном случае это было бы уже давно сделано.

Сегодня, правда, предпринимаются попытки выведения из строя передатчиков-распределителей Starlink, расположенных в районах боевых действий, через которые осуществляется доступ в Интернет. Здесь наметились определенные успехи. Однако это временное решение проблемы, так как Илон Маск уже ведет разработку и внедрение планшетов, которые будут соединяться со спутником напрямую. Их обнаружить будет практически невозможно. С другой стороны физическое уничтожение всей спутниковой группировки Starlink целиком может привести к эскалации военных действий в космосе, где наши возможности не так велики, как у американцев, а ее последствия с высокой вероятностью могут привести к нежелательному расширению масштабов военного конфликта.

Итог всего вышесказанного можно выразить так – Россия попала в тактическую ловушку позиционной войны, вырваться из которой с используемыми на сегодняшний день силами и средствами невозможно без значительных потерь в живой силе и технике.

Конечно, можно ждать того момента, когда противник начнет на каком-либо участке массированное наступление и в ходе контратаки нанести ему ощутимое поражение, но рассчитывать на это в условиях жестких экономических санкций и недостаточных масштабов производства боеприпасов, а также военной техники, было бы крайне неосмотрительно. Время играет против нас. Мы и так много в чем опоздали – затянули с мобилизацией, слишком поздно приступили к строительству надежных линий обороны.
 

Пора применить ТЯО?

Поэтому наконец следует самим себе признаться, что в настоящий момент у нас остается, пожалуй, только один наиболее эффективный вариант для разгрома противника – применение тактического ядерного оружия (ТЯО), используя которое можно полностью и безвозвратно разрушить энергетическую и наземную транспортную инфраструктуру Украины, ключевые аэропорты.

Мы, начиная с прошлой осени, стремились активно наносить удары крылатыми ракетами по энергетической системе Украины, чтобы вывести ее значительную часть из строя. В какой-то момент перестала функционировать чуть ли не половина ее активов. Однако сегодня работа этой энергосистемы восстанавливается, что свидетельствует о недостаточном количестве и силе осуществленных нами ударов, об их невысокой эффективности.

Здесь уместно провести аналогию с воздушными атаками на промышленные объекты Германии, которые осуществлялись англо-американской авиацией в ходе Второй мировой войны. Тогда на предприятия, выпускающие военную продукцию, сбрасывались сотни бомб, что позволяло полностью выводить их из строя без возможности дальнейшего восстановления в условиях войны. Сегодня наша авиация не может осуществлять подобного рода рейды, не неся при этом существенных потерь, из-за наличия у ВСУ достаточно эффективной системы ПВО. А заряд одной крылатой ракеты невелик, и поэтому попадание в ремонтный цех, в мост или в один из трансформаторов подстанции – редко приводит к окончательному выводу объекта из строя.

Иное дело – если такая ракета, а лучше – сверхзвуковая ракета, будет снабжена ядерной боеголовкой, чья мощность составляет 1–5 кт тротилового эквивалента на 1 кг ее веса. Таким зарядом в 2–3 кг можно снести любой мост вместе с опорами, полностью уничтожить железнодорожный узел или порт, навсегда вывести из строя крупный энергетический объект. При этом в силу особенностей современных устройств ядерных зарядов количество рассеиваемых долгоживущих радионуклидов мизерно, в результате чего территории, подвергшиеся ядерным ударам низкой мощности, будут пригодны для проживания уже через 1–2 года.

Значительно более опасной является так называемая грязная бомба, которой Зеленский с компанией угрожают России. Заражение от ее взрыва с последующим распылением частиц отработанного ядерного топлива АЭС будет сохраняться на протяжении многих десятилетий.

Конечно, для окончательного принятия решения о применении ТЯО необходим всесторонний анализ возможных последствий. Очевидно, что такой шаг с нашей стороны вряд ли спровоцирует обмен ядерными ударами с США – американцы хотят ограничить этот конфликт пределами Евразии. Также очевидно, что в стороне останутся и другие члены НАТО – им все эти заморочки нужны меньше всего. В Европе сильно развит инстинкт самосохранения (ну может быть, за исключением Польши и стран Балтии, чьи руководители находятся в полном неадеквате).

Существенно более опасной может быть реакция украинских военных. С помощью западных кураторов они могут применить химическое и бактериологическое оружие в зоне боевых действий в качестве ответной акции возмездия. Насколько мы готовы к такому сценарию развития событий, остается только гадать. Есть ли необходимое количество противогазов, костюмов химзащиты? Насколько боеспособны подразделения РХБЗ?

И помимо этого, все же сохраняется опасность использования Киевом грязной бомбы. Именно с целью продемонстрировать возможности ее доставки на дальние расстояния 5 декабря были осуществлены атаки украинских беспилотников на стратегические аэродромы в Дягилево и Энгельсе.

Ни для кого не секрет, что успех боевых действий сторон в войне, которая ведется на Украине, в основном зависит от снабжения боеприпасами и логистики, используя которую эти боеприпасы можно успешно доставлять на передовую, а также подвозить новую технику и увозить поврежденную для ремонта, перебрасывать подразделения с участка на участок. Новые системы РСЗО HIMARS с ракетами, радиус действия которых достигает 150 километров и выше, позволят ВСУ эффективно разрушать нашу логистику в глубоком тылу, в том числе на российской территории, мешая стягивать резервы к линии фронта. Реально нам будет нечего противопоставить из имеющегося конвенционального оружия, особенно при низком уровне осведомленности на поле боя.
 

Вывод

Территория Украины сегодня стала тем местом, где на данный момент Запад ведет прокси-войну против России. Для него победа в этом конфликте крайне необходима, так как в противном случае мировая коалиция, которую США формирует вокруг себя для военно-политической экспансии в Индо-Тихоокеанском регионе, затрещит по швам. Гегемон потеряет ауру всесилия, и среди его вассалов начнется брожение. Поэтому Запад и дальше будет накачивать Украину современным наступательным оружием. Дальность его действия будет постоянно возрастать. В результате через какое-то время начнут наноситься массированные удары по областным центрам – Белгороду, Курску и т. д.

Для нас победа в этой войне имеет экзистенциальное значение.

Остановись мы на полпути, т. е. согласившись на некий промежуточной вариант перемирия, предполагающий сохранение за Россией лишь тех территорий, которые на данный момент удерживаются, через пять-шесть лет мы вновь получим войну, только с противником, существенно лучше вооруженным и, скорее всего, более боеспособным, чем наши сухопутные войска. Поэтому мы просто обречены вести военную операцию до победного конца.

Иногда в медиапространстве появляются дискуссии относительно того, какой исход СВО можно считаться победой. В этом вопросе не должно быть каких-либо разночтений. Победой можно назвать лишь такое завершение военных действий, в результате которых Украина как самостоятельное государство либо исчезнет с карты мира, либо та часть ее территории, которую не удастся оккупировать Российским войскам, окажется непригодной для жизни по причине полнейшего разрушения инфраструктуры.

Любые другие варианты для нас неприемлемы по объективным соображениям.

Соглашения по типу «Минск-3», с последующими «Минск-4», «Минск-5» и т. д. вообще бессмысленны. Не надо забывать, что современное украинское государство, созданное на базе антирусской идентичности, было генетически запрограммировано на войну с Россией ее западными кураторами, и таковым оно будет оставаться всегда, пока не прекратит свое существование.