История из жизни антипрыгунов

  Я, преподаватель, доцент Кафедры Психологии сурикатов Московского негосударственного Университета имени Лоботрясова. Зовут меня Николай Петрович Косинов и я хочу вам рассказать, что же со мной произошло.

Дело в том, что около года назад в нашем учебном заведении началась странная программа по выработке командного духа. Объединение сотрудников во вне учебных мероприятиях, где преподаватели должны были совместно преодолевать трудности и приобретать опыт решения не стандартных для учебного заведения ситуаций. Говорят, в бизнесе сейчас это модно. Но вот, что получилось у нас.

Меня вызвали в деканат и объявили, что для получения премии в следующем квартале необходимо принести справку о том, что я - парашютист. Справки такого рода выдает местный аэроклуб, и чтобы ее получить, необходимо, как минимум, раз прыгнуть с парашютом.

Я, признаться, очень боюсь высоты, поэтому всячески уклонялся и увиливал от странной инициативы руководства. Наш ректор, пожилой профессор Пугайлов, всегда отличался здравым умом и рассудительностью. Однако на этот раз был исключительно не приклонен и издал приказ: «Обеспечить командный дух МНУ всеми доступными способами, а несогласных отстранить». Правда, на общем собрании он сказал, что участие в программе добровольное. Но в деканате почему-то сложилось иное мнение. Этот конфликт интересов как раз относится к психологии сурикатов, я именно об этом читаю лекции, поэтому расскажу подробно.

Сурикаты очень много общаются, но понять, что они говорят практически не возможно. Это белый шум, на который не стоит обращать внимание. Важно понять, о чем сурикат молчит, и тогда вы сразу его поймете. На примере Пугайлова - если он за добровольные прыжки с парашютом, то должен был сказать деканам: «Вы что ребята охренели, какие отстранения?? - Пусть прыгают те, кто хочет». Но ректор об этом молчит, значит он сам и отдал распоряжение закручивать гайки.

В общем, пострадал я пару деньков, поплакал и отправился в аэроклуб. Страшно мне было, но ничего не поделаешь. Медотвод давали только тем, кто сломал ногу после первого прыжка, а чтобы ее сломать, нужно было прыгать.

Я взял отгул, запасные штаны и поехал. Аэродром находился за городом, и добираться нужно было на электричке.

В клубе меня встретили хорошо, все показали и рассказали. А перед самим прыжком попросили заполнить заявление об отказе от дальнейших претензий.

— Это еще зачем? — возмутился я.

— Понимаете, — ответил работник аэроклуба. — Парашют экспериментальный и всех стадий проверок еще не прошел.

— Вы смеетесь? — удивился я. — Вообще-то речь идет о моей жизни.

— Тут вы можете быть совершенно спокойны, — ответил инструктор, — модель самая современная и срабатывает в девяносто семи процентов случаев.

— А в трех процентах не срабатывает?

— Но ведь это очень маленький процент, — настаивал инструктор, — к тому же у вас будет запасной парашют. Только он не защищает здоровье, а сохраняет жизнь. В крайнем случае, прекращает страдания.

Тут работника аэроклуба отозвали в сторону и что-то шепнули на ухо.

— Так, о чем это мы? — спросил инструктор, вернувшись ко мне. — Ах да. — Восемьдесят процентов надежности основного парашюта и пятьдесят - запасного в целом получается более ста процентов. Избыточно - достаточно.

— Вы только что говорили девяносто семь! — Вновь повысил голос я.

— Данные обновились, — миролюбиво сказал инструктор. — Ну, если очень боитесь, возьмите запасной для запасного.

Инструктор вожделенно погладил ранец, на котором была вышита надпись.

— Попытка номер пять, — прочитал я.

— Вообще-то это буква V - ВИктория, а никакая не цифра.

— Почему? — удивился я.

Инструктор опустил глаза:

— Чтобы никто не догадался спросить, чем закончились первые четыре попытки.

— А можно я буду прыгать без парашюта? — спросил я.

— Ни в коем случае! — На этот раз возмутился инструктор. — Вы будете представлять угрозу для тех, кто останется на земле.

— Я имел в виду, — пояснил я, — что мог бы прыгнуть из самолета, который еще стоит на земле. Мне нужна только справка для учебного заведения, а сами прыжки меня не интересуют.

— Хотите, чтобы я выдал вам липовую справку?! — заревел инструктор. — А вы знаете, что за это предусмотрена уголовная ответственность – от двух лет тюрьмы. Это хуже смертельного ДТП, ношения оружия, хуже хранения и употребления наркотиков или нанесения телесных повреждений по неосторожности.

— Да что вы, — замахал я руками, — ведь я формально прыгну с самолета.

— Формально вы будете представлять опасность, для тех, кто останется на земле. Вам придется надеть парашют, а чтобы это сделать необходимо подписать отказ от претензий.

Я, не долго думая, чиркнул роспись в документе и нацепил снаряжение.

Пилот даже завел и прогрел двигатель, а затем открыл дверцу и скомандовал:

— Пошел!

Прежде чем прыгать, я убедился, что самолет стоит на земле и шагнул в пустоту. Падение было жестким. Прихрамывая, я поплелся в контору, сделанную из строительного вагончика, где все-таки получил долгожданную справку.

В ней было написано, что Николаю Петровичу Косинову присваивается шестой юношеский разряд парашютиста, после первого прыжка с парашютом.

— Вот, — сказал я с достоинством, положив справку на стол в деканате.

Мне крепко пожали руку и предложили подставить лоб.

— Что? — переспросил я.

— Подставляйте лоб, мы нанесем на нее метку парашютиста.

— Но, — возразил я, — это же будет нелепо.

— Ничего страшного, вы парашютист, смелый мужчина.

— Однако студенты… — возразил я, — они же будут смеяться.

— Поймите, Николай Петрович, — обратились ко мне, — вы храбрый преподаватель, а те, кто не захотел прыгать - трусы. Чувствуете разницу? Представьте, что во время войны в окопе сидят солдаты и несколько человек плачут.

К ним подходит генерал и говорит:

— Солдаты там впереди страшный, страшный враг, который с каждым часом становится все сильнее и сильнее, так что я сам обгадился. Раньше враг убивал только старых, но теперь не щадит никого. Мы все умрем, но, скорее всего, будем ранены и после нескольких дней мучений, потому что госпитали переполнены, захлебнемся собственной кровью. Нас не станут хоронить с почестями, потому что мы трусы, а домой отправят не похоронки, а открытки, в которых расскажут с каким позором мы сдохли.

И как побежит.

Тут я не понял:

— Кто побежит? — переспросил я. — Генерал? Не могу себе этого представить.

— И правильно, — сказали мне. Потому, что генералы не бегают. Так как в военное время это приводит к панике, а в мирное вызывает смех. И трусам на войне нет места.

— Но ведь сейчас не война. — Возмутился я.

— Как это не война? — возразили мне. — А вы приказ видели?

И помахали передо мной распоряжением ректора.

В нем была только одна строчка, вернее одно слово:

«Война» - ректор Пугайлов.

— Ничего себе? — удивился я, — а где подпись?

Это публичная оферта, на ней подпись не нужна.

— Но может ли ректор объявлять войну? — усомнился я. — И кому?

— Ха! — засмеялись вокруг. — Была бы жертва, а подозреваемый – найдется.

Мне все же пришлось сделать временную татуировку на лбу. Хотя это было унизительно и первое время надо мной смеялись ученики, но я быстро привык и понял, что жизнь изменилась к лучшему.

Да, вы не поверите, но это работает, и мы, преподаватели с маленькой татуировкой парашюта на лбу, стали ощущать себя командой.

Виной тому были люди с чистыми лбами. Сначала их казалось много, но постепенно маленьких парашютов становилось все больше и больше, а затем ректор запретил выходить из аудиторий антипрыгунам. Их перестали пускать в столовую, на парковку, сократили все надбавки и премии, и человек без татуировки стал редкостью среди нас.

С каким высокомерием и презрением к чистому лбу мы провожали взглядом этих несчастных. Трусы, размазни, тряпки. Как только не обзывали отщепенцев. Но самое странное, мне почему-то это нравилось. Хотелось все время обсуждать тему парашютного спорта, а еще, я желал уклонистам больших унижений. Тогда мы стали собираться на собрания и придумывать, как бы задеть отщепенцев побольней.

Это были лучшие полгода в моей жизни. Но хорошее долгим не бывает, и постепенно с моего лба стала сходить татуировка. Я пришел в деканат, чтобы обновить ее и

услышал шокирующую новость. Оказывается, чтобы сделать тату снова, нужно опять принести справку.

Как я уже говорил выше — очень боюсь высоты. В аэроклуб я поехал на негнущихся ногах. Однако прежнего места не обнаружил. Там, где когда-то стоял вагончик, высился дивный небоскреб с офисом парашютного клуба на всех этажах.

— Вам прыжок? — спросили меня учтиво.

Я опустил глаза и шаркнул ножкой.

— Видите ли, — сказал я, краснея, — очень боюсь прыгать.

— Не хотите рисковать? — уточнил инструктор.

— Не хочу, — согласился я.

— Десять тысяч, — не смутившись, ответил работник аэроклуба, и чтобы избежать недоразумений добавил: — Долларов, разумеется.

Я опешил. Нет, не потому, что инструктор научился коррупции. Она возникает везде, где есть безнаказанность и корысть, а сумме, которая равнялась моей почти годовой доцентской зарплате. Если бы у меня была возможность откладывать на прыжок, наверное, я бы так и сделал. Но в данном случае я этого не предусмотрел.

— Хотите в кредит? — спросил инструктор грубо, теряя терпение.

Я согласился, и следующие полгода относил в аэроклуб почти всю свою зарплату. Сразу скажу, что не жалею об этом до сих пор, потому что мои более жадные и смелые коллеги, ломали ноги и руки, или вообще освобождали место на кафедре. Теория вероятности, она знаете ли, безжалостная стерва, и чем чаще вы посещаете аэроклуб, тем больше вероятности, что вы от туда не вернетесь.

Еще через полгода ректор выпустил новый приказ: «Подтверждать статус парашютиста каждый месяц».

Такие траты были мне не по карману, и постепенно с моего лба сошла татуировка с раскрытым куполом.

Я стал ощущать себя голым, отовсюду летели смешки и оскорбления. Казалось, будто в среде прыгунов я совершенно одинок и унижен, пока несколько студентов не избили меня в мужском туалете.

Последнее время и ученики стали ходить с татуировками куполов, однако родители учеников всячески препятствовали этому жертвоприношению. Действительно, студентов никто не заставлял пародировать взрослых, но плохое воспитание, теперь то я стал это понимать, и дух вседозволенности привели к странной моде на тату.

Но, кажется, я отвлекся. Антипрыгуны защитили меня от недорослей пинавших преподавателя на полу в туалете и приняли в сопротивление. Теперь я расклеивал листовки, стоял в пикетах и помогал товарищам по несчастью, как мог. Странно, я гораздо лучше стал их понимать и однажды спросил лидера отщепенцев. Им была невысокая смуглая женщина, преподававшая на кафедре восточной философии.

— Ты знаешь только одну правду, — ответила мне она. — Когда был парашютистом, то думал как прыгун, сейчас ты думаешь как отщепенец, но и эта правда не является истиной. Потому что правда у каждого своя, а истину не знает никто.

Алина Александровна выражалась туманно и загадочно.

— Но как мне ее узнать? — спросил я.

— Встань на место другого человека и все станет понятно.

— Я был парашютистом, и думал про изгоев плохо, теперь я думаю так о прыгунах, где же истина?

— Зеркала в зеркале не разглядеть, — ответил Алина Александровна. — Попробуй думать так, если бы ты был ректором. Зачем ему понадобились подобные практики?

— Он не понимает, что творит, — сказал я.

— А почему ты не стал ректором? — Задала мне вопрос женщина.

— Я бы с удовольствием, — вздохнул я, — но разве это по силам?

— Если ты считаешь, что недостаточно умен, для этой должности, то почему решил, что ректор глуп? Я знаю его уже тридцать лет и все это время он был руководителем. Мои дети успели окончить детский сад, школу и университет и все это время он управлял - МНУ.

— Ну, раз он умен, — сказал я, — Значит, у него все есть, и желать в принципе нечего.

— Так рассуждают парашютисты и антипрыгуны. В действительности, как и все живые существа на планете, ректор желает счастья своим детям, а они у него бездарны, разумеется, на фоне родителя. Сами они не глупы, но руководить университетом не смогут, потому что никто их не изберет. МНУ не империя и не царство, и трон по наследству не передается.

— Они и так обеспечены на всю жизнь, — заметил я.

— Да, для прыгуна и отщепенца этого достаточно, но разве такого будущего ректор захочет своим детям? Век серебрити, дорогих машин, ночных клубов и кокаина? Когда основателя Дубай, Шейха Рашида, спросили о будущем, он ответил:

«Мой дед ездил на верблюде, мой отец

ездил на верблюде, я на Мерседесе, сын на

Лэнд Ровере и мой внук водит Ленд Ровер,

но правнук будет ездить на верблюде...»

Но почему так? — снова спросили его.

«Тяжелые времена рождают сильных людей.

Сильные люди создают хорошие времена.

Хорошие времена рождают слабых людей.

Слабые люди создают тяжелые времена».

Ректор понимает, что уже следующее поколение выродится, а через одно придется работать. Можно сделать своих детей сильными, но невозможно их сделать гениальными. Однако всех вокруг можно сделать глупыми, или, например, парашютистами. Эти будут выбирать того, кто заставляет их прыгать, пока их будут заставлять прыгать. Самые глупые сломают себе конечности, а остальные набьют тату на лбу и никогда его не снимут.

— Я снял, — возразил я.

— Тебе повезло, — заметила лидер. — Знаешь ли ты, как сурикаты приручают слона?

— Конечно, оживился я. Слона пытают жаждой, пока он не позволит одеть на себя веревку. Кто-то ломается через неделю, кто-то через десять дней. Но рано или поздно это происходит, и тогда любой сурикат может управлять слоном. Животному ничего не стоит порвать веревку, но он никогда этого не делает и покорно работает на хозяина, который в

сотни раз меньше его.

— Думаю, ты сам ответил на свой вопрос. Татуировку на лбу необходимо нанести не по приколу и не за компанию, нужно обязательно сломаться, переступить через себя, иначе это будет общество не покорных слонов, а общество глупцов. Впрочем, последние рано или поздно закончатся.

— Сейчас в других высших учебных заведениях проходят подобные программы, — заметил я. — Вы думаете, им отдали такой приказ из Министерства или ректоры договорились?

Лидер задумалась.

— Ты никогда не замечали, как синхронно летят птицы в стае? Со стороны кажется, будто кто-то руководит ими. Но в стае нет вожака, как нет его и в косяке рыб. Умным людям не нужен руководитель, если они понимают, о чем думает их товарищ слева и справа. Несмотря на внешние различия, все они очень схожи. Потому что любят своих детей, и желают им счастья.

 

Тольятти - 2021г.