О современных варварах или Куда ведёт мифологизация сознания

Что неприятно удивило в прошлогодних попытках прозападного мятежа в Белоруссии, так это степень иррационализации сознания его участников: какая-то совершенно невообразимая лёгкость, с которой “невероятные” были готовы верить любым, даже совершенно дичайшим информационным вбросам. В этом смысле противоположный лагерь, которому позже будет приклеена кличка “ябатьки”, являл собой просто бастион рациональности и трезвомыслия. Поневоле приходит мысль, что здесь имеет место далеко не только конфликт двух политических лагерей, но и нечто гораздо более глубинное – противостояние двух типов сознания – современного, рационального и архаического, мифологического.

Провалившийся мятеж “невероятных” – далеко не первый случай такого противостояния смыслов. Свежа в памяти история украинских майданов, в ходе которых их участников осыпали целым градом совершенно невообразимых информационных вбросов. И эти явные фейки отнюдь не были отброшены массовым сознанием, как нечто заведомо бредовое и недостойное внимания. Напротив, они стали весьма действенным инструментом мобилизации одной из сторон внутриукраинского конфликта.

Нечто весьма похожее наблюдалось и в ходе целой серии “оранжевых революций”, потрясших с наступлением ХХI века многие страны. Но и “оранжевые революции” тоже далеко не первый прецедент внезапного провала современного сознания в архаику.

Альберт Шпеер в своем последнем слове на Нюрнбергском процессе признавал:

«Диктатура Гитлера отличалась в одном принципиально от всех его исторических предшественников. Это была первая диктатура индустриального государства в эпоху современной техники, она целиком и полностью господствовала над своим собственным народом и техникой. Многие из выявленных здесь феноменов установления диктатуры были бы невозможны без помощи техники. С помощью таких технических средств, как радио и громкоговорители, у 80-и миллионов людей было отнято самостоятельное мышление, они были подчинены воле одного человека»

На Западе вышло немало литературы по социальной психологии фашизма, из которой следует, что одним из самых поразительных феноменов массового сознания при фашистских диктатурах стала его почти полная, искусственным образом созданная, оторванность от реальности: сознание фашизированных толп было во власти рукотворных мифов, навязанных им искусными манипуляторами, массы созерцали в полном смысле этого слова коллективные видения.

В этом можно даже усмотреть некую иронию истории: западный Модерн в своей перезрелой стадии имеет свойство порождать социальную архаику – то, чему он на своих более ранних стадиях развития вроде бы противостоял. Это проявляется не только в искусственной архаизации сознания – когда по Альберту Шпееру с помощью техсредств у людей отнимают самостоятельное мышление, как это было в гитлеровской Германии и во время новейшей эпидемии “оранжевых революций” – но и в целенаправленной поддержке тех сил архаики, которые сохранились по всему миру от домодерной стадии развития: ставка Запада на афганских моджахедов, исламских фундаменталистов, талибов, восточноевропейских националистов, латиноамериканских наркобаронов, откровенно люмпенские элементы внутри самого Запада типа BLM, массовый завоз мигрантов из отсталых стран и т.п..

Белорусские “невероятные” вполне вписываются в эту тенденцию: являясь порождением советского Модерна и его постсоветского продолжения – “белорусской модели”, выстроенной Лукашенко, они парадоксальным образом демонстрируют ту же отрицающую Модерн тенденцию к архаизации. В данном случае эта тенденция находится на стадии сколь очевидной, столь и ужасающей примитивизации мышления. Архаизация социальных практик в среде “невероятных” пока ещё не так очевидна. Это люди с сознанием троглодитов, но живущие в пока ещё современном обществе, созданном не ими, и пользующиеся всеми его благами – в самом буквальном смысле пытающиеся кусать вскормившую их руку.

И когда мы не устаём поражаться, как могли с виду приличные столичные жители внезапно уверовать в такую примитивную ложь, как прошлогодний предвыборный слоган “ЯМы97%”, надо помнить, что мы имеем дело с “новыми варварами”. В отличие от современного сознания, в котором преобладает рациональное и волевое начало, архаическое сознание принципиально иррационально и мифоцентрично. От первобытного общества современные варваризированные толпы отличаются тем, что мифы не зарождаются в их коллективном сознании “естественным” образом, а вкладываются туда искусственно – искусными инженерами человеческих душ. Но так же, как и первобытный троглодит, современный городской варвар не способен подвергнуть навязываемый ему миф рациональной критике – не мудрствуя лукаво, он просто принимает на веру всё, что нашёптывают ему взрослые дяди.

Среди таких рукотворных мифов, овладевших сознанием наших “невероятных”, есть два наиболее устойчивых и постоянно воспроизводящихся. В искусственной реальности, созданной их воображением (или созданной для них), они противостоят:

• насилию, которому они подвергаются со стороны государства якобы за мирный протест и невинное выражение своих политических взглядов,
• сторонникам существующего политического режима, которые в воображении невероятных предстают некой серой человеческой или даже нечеловеческой безликой массой, неспособной принимать самостоятельные решения и бездумно исполняющей любые приказы, исходящие "сверху".

Насилие со стороны режима и “тупые ябатьки” – вот два жупела, с которыми наши "змагары" непрерывно "змагаюцца".

Нельзя сказать, чтобы они здесь открыли Америку. Если вспомнить, как и в каких выражениях три десятка лет тому назад описывали своих политических противников сторонники перестройки и прозападных "реформ", то тогда звучало нечто весьма похожее: «тоталитарная советская диктатура, держащаяся на одном грубом насилии» и противостоящее светлым реформаторам и демократам "агрессивно-послушное большинство" или "совки".

С течением времени для "совков" придумывались всё новые и новые унизительные клички. Во время ельцинского беспредела в России их обзывали "красно-коричневыми", в ходе украинских евромайданов – "ватниками" и "колорадами", во время попытки прошлогоднего бчб-мятежа в Белоруссии к ним прилепили совершенно дурацкое словечко "ябатьки".

Миф “насилия” также постоянно и устойчиво присутствует в общественном сознании на протяжении всего растянувшегося на десятилетия кризиса советского общества, начавшегося горбачёвской перестройкой и продолжающегося в форме “оранжевых революций”. В ходе украинского евромайдана этот миф фигурировал в обличьи фейков про “звиряче побыття” (зверское избиение) студентов бойцами “Беркута” и “небесную сотню”, погибшую якобы от пуль “карателей Януковича”, в ходе прошлогодних белорусских протестов – в виде фейков о “синих попах и милицейских дубинках”, концлагерях и даже крематориях !!! для “палітвязьняў”. В России перед началом ельцинских “реформ”, которые и были по сути первой “оранжевой революцией”, эту функцию исполняла массовая накачка яковлевской пропагандой общественного сознания мифом о “сталинском терроре” и воображаемой готовности “красно-коричневых” этот террор повторить, чтобы задушить “прогрессивные силы перестройки” и их “стремление к свободе”. Препарированное таким образом массовое сознание становилось чрезвычайно податливым на новые и всё более циничные информационные вбросы: люди легко принимали на веру, что демонстрантов в Тбилиси солдаты якобы рубили сапёрными лопатками, а в Вильнюсе давили танками.

Очевидно, что здесь мы имеем дело с устойчивыми психологическими установками или мифами, свойственными сознанию вестернизированного меньшинства и в позднесоветскую, и в постсоветскую эпоху. Как показывает опыт последних тридцати лет “реформ”, две эти базовые установки – расчеловечивание оппонентов и восприятие неких чудовищных, небывалых форм насилия, как социальной нормы – никогда не существуют по отдельности. “Западническое” сознание регулярно воспроизводит их только вместе, и они явно находятся в определённой взаимозависимости.

С одной стороны низведение оппонента или конкурента с уровня равноценной тебе личности до “человекоподобного двуногого” или даже “биомассы” снимает психологический барьер перед насилием: у “биомассы” нет собственной воли, как ей иначе управлять, как не принуждением. С другой стороны привычка или психологическая склонность к насилию, как норме, способствует отказу воспринимать объект насилия, как самоценную человеческую личность с собственной волей. Эти психологические установки взаимно усиливают друг друга, создавая так сказать, кооперативный эффект.

Мы помним, какие технологии расчеловечивания были задействованы в украинских событиях: сотни и тысячи лайков в социальных сетях под фото погибающей в горящем одесском дворце профсоюзов беременной женщины, сопровождаемым издевательской подписью «самка колорада горит». В Белоруссии совершенно циничной травле подвергались семьи работников правоохранительных органов, учителей, журналистов, просто лояльных государству рядовых граждан и лично Президент страны.

Важнейшие психологические барьеры были сняты. Протестная масса оказалась в таком психологическом состоянии, когда в отношении противника уже “всё позволено”. Им не хватало только силового ресурса, чтобы воплотить эту готовность в реальные репрессии против “режима” и его сторонников. Будь у них этот ресурс, они, не колеблясь, привели бы его в действие.

Но у режима-то такой силовой ресурс был. И проецируя свою психологическую готовность к насилию на своих противников, наши “невероятные” ожидали от “режима” именно такого поведения. Отсюда и их готовность поверить в любые информационные вбросы про массовые изнасилования в следственных изоляторах и концлагеря с крематориями. Они сами в такой ситуации вели бы себя именно так: били, пытали, насиловали и жгли. Ведь именно так себя повели их братья по разуму, захватившие власть на Украине: «вата, гори». Им просто не приходило в голову, что люди из провластного лагеря настроены иначе: мы-то их по-прежнему продолжаем числить людьми, хотя и заблудшими.

Именно поэтому общественное сознание и в Беларуси и в России долго отказывалось поверить в саму возможность таких ужасных событий, как “одесская Хатынь” и террор так называемых “добробатов” против гражданского населения Донбасса. Мы по инерции продолжали видеть в “той” стороне людей, а они в нас – только “колорадов”, которых надо давить и жечь. Можно сказать, что мы исходим из современного гуманистического мифа равенства всех людей, а “та” сторона – из архаического мифа неравенства.

При соприкосновении с людьми иных цивилизаций, или даже иных социальных слоёв своей собственной цивилизации, западный человек очень легко теряет ощущение того, что перед ним тоже люди. Этот социальный расизм, легко переходящий в расизм зоологический – фундаментальная черта западного мировосприятия уже на протяжении нескольких сотен лет, по крайней мере с начала эпохи колониальных захватов, а может быть и раньше.

Та лёгкость, с которой значительная часть населения Украины активно или пассивно поддержала политику систематического террора государства и добровольческих отрядов ультраправых парамилитарес против своих же соотечественников и соплеменников, показывает, что в сознании этой части украинцев произошла аналогичная мутация – они перестали воспринимать своих соотечественников, жителей Крыма, Донбасса и просто “пророссийских украинцев” в качестве людей. Произошла в самом плохом смысле этого слова европеизация сознания украинцев, по крайней мере весьма значительной их части.

Нечто подобное начало вызревать и в Белоруссии. Однако реальных силовых возможностей воплотить свои кровавые фантазии у наших поклонников европейских ценностей, не в пример их украинским коллегам, оказалось маловато. И чтобы компенсировать свою импотенцию, им пришлось из неудавшихся палачей срочно переквалифицироваться в “жертвы”. Это другая причина, откуда взялась эта их невероятная готовность принимать за чистую монету любые выдумки о каких-то “массовых репрессиях” против оппозиции. Роль невинно страдающих, миф о “политических заключённых” добавляет им моральных очков и внутри их собственной секты, и в глазах так называемого “мирового сообщества”, которое есть не что иное, как эвфемизм коллективного Запада.

Там у них роль жертвы сегодня в большой моде – все эти бесконечные фальшивые покаяния и самобичевания, картинные вставания на колени перед шпаной из чёрного гетто и прочие “ми-ту” и “ай кэн’т бриз”. Такая вот сегодня забава у мирового хищника – рядиться в овечью шкуру. Современный Шерхан очень любит представлять из вскармливаемых им по всему миру шакалов Табаки невинных жертв агрессивных диктаторов и усатых мэйл-шовинистов.

Однако компенсировать недостаток силового ресурса можно и по-другому. Насилие ведь может быть не только физическим, но и морально-информационным, и последнее бывает даже более действенным. Непосредственная агрессия в сознание подавляет человеческую волю быстрее и эффективнее, чем болевое воздействие на тело человека. Западные специалисты по массовой психологии дали этим технологиям информационной войны наименование soft power (мягкой силы). И прошлогодняя попытка мятежа в Белоруссии, и более ранние прецеденты оранжевых революций показывают, что по части владения всеми этими технологиями информационного воздействия Запад пока оказывается минимум на голову выше всего остального мира. И как бы мы ни объясняли наше явное отставание в овладении технологиями “мягкой силы” – бóльшими финансовыми возможностями западных элит, их богатым опытом в манипулировании массовым сознанием, наконец тем, что нам просто элементарно противно использовать людей, как дурилок картонных – надо признать, как факт, что здесь наше слабое место.

Вот в это место нас били и бьют. Обстреливать Беларусь тяжёлой артиллерией, как жителей Донбасса, наши “невероятные” и их западные хозяева позволить себе не могут. В всяком случае пока не могут. Этот досадный недостаток они компенсируют своим явным превосходством в “мягкой силе”, которое они и используют на полную катушку. В отличие от нас, никакими комплексами по этому поводу они не мучаются. Это нам, вышедшим из гуманистической советской цивилизации, противно лезть людям в подсознание и дёргать их, как паяцев на ниточке. А у западных элит все психологические барьеры сняты: от “химеры совести” они себя давно освободили.

В отношении всех, кто не принадлежит к их “кругу избранных”, они исповедуют принцип достижения максимальной эффективности, очищенный от всяких моральных сантиментов. В формулировке иезуитов это звучало, как «цель оправдывает средства». Этот принцип не делает разницы между объектом насилия физического или информационного: раз этот объект сам по себе лишён какой-либо ценности, то по отношению к нему всё позволено. Применительно к технологиям информационной войны его сформулировал один питомец другого католического ордена – бенедиктинцев: «чем чудовищнее ложь, тем скорее в неё поверят».

Об этом всегда нужно вспоминать всякий раз, когда мы поражаемся, как же наши противники могут так цинично врать и сами верить в собственное враньё. Ведь мы для них всего лишь “биомасса” – подопытный материал для экспериментов и манипуляций.

Впрочем, и к собственной массовке, составляющей пушечное мясо для оранжевых мятежей, эти кукловоды относятся точно так же – как к послушному стаду, безропотно съедающему любой даже самый дурно пахнущий информационный корм.