О настоящем человеке, победившем гравитацию

Это рассказ о труде. По двенадцать часов в день. До седьмого пота и полной отключки. Все, что делала и делает сейчас героиня этого рассказа: ради цели, результатом которой стало … Впрочем, не будем забегать вперед.

Кроме этого, это рецензия на два художественных фильма и один сериал.

Как и в прошлый раз, мое повествование будет во многом иносказательным, склеенным из многих фрагментов жизни, каковые каждый волен считать авторским вымыслом. Тем более, что в некоторых местах несущественный авторский вымысел имеет место быть, за что прошу героиню не обижаться. В общем: совпадения, как и в прошлый раз, случайны, а персонажи вымышлены.

Начнем…

Знаете ли вы, что в Мариинке есть места для поцелуев? Совсем как в кинотеатрах. Не верите…, а они есть. По крайней мере, тридцать лет назад были. Когда Мариинка ещё называлась Кировским. В общем, все было так…

История эта началась ранней осенью 1988 года в фойе Кировского. Ваш покорный слуга тогда был культоргом курса в самой лучшей военной Академии. Отвечал за «окультуривание» курсантских масс. Дело в том, что во времена оны в увольнение по выходным отпускали только тридцать процентов курсантов, ещё тридцать процентов могли отдыхать в расположении, а остальные вроде как тащили службу готовясь к занятиям или занимаясь общественно полезным спортом. Например — бегом вокруг пруда на Крестовском.

Но были нюансы. Те самые тридцать процентов, что «отдыхали в расположении» могли организованно пойти в Эрмитаж или в театр и называлось это мероприятие «культпоход». Командованием это поощрялось, ибо каждому известно, что если курсант смотрит на Данаю, он возвышается духовно. Равное действие оказывает прослушивание страданий бедного Риголетто, а если ещё прибавить отличный коньяк в антракте, то культурное воздействие на душу будущего офицера ВКС достигало невиданных вершин. Контрамарка для курсантов в Кировский на галерку стоила, если мне склероз не изменяет, 50 копеек. Культорг шел в кассу, отоваривался десятком-другим контрамарок (если были в продаже), и в субботу появлялась возможность свалить из казармы. Ну, а все ли дойдут до театра, это другой вопрос. Главное чтобы вечером, после спектакля, все были в расположении и в строю не пошатывались, что иногда достигалось чувством локтя и плечами товарищей слева и справа.

Во время одного такого мероприятия, по дороге на галерку…

Две девушки. Стройные как деревца, изящные, хрупкие. Со вздернутыми носиками. С огромными глазищами, в которых можно сразу и навсегда пропасть. Особенно та, что стояла у перил лестницы, поправляя волосы. Здравствуйте, нас зовут…, а вас? Очень приятно, какое у вас красивое имя.

Знаете, рыбак рыбака видит издалека. Уже к середине первого курса никто из нас физически не мог ссутулиться и выпятить живот (хотя какие у нас животы-то были на первом курсе!). Уверен, многие из вас отличат военного на улице. Так вот эти девушки были… как мы. Хрупкие плечики расправлены, носики вверх, грудки торчат. Она держится правой рукой за перила так, что понимаешь, что эта ладонь ничего не весит, только касается полированного дерева. Ей не нужна опора, но нельзя показать, что на тебя гравитация не действует – аборигены этой планеты заметят и заподозрят неладное. В движениях что-то неуловимо плавное и сильное. Как у хорошего рукопашного бойца, когда смотришь и понимаешь, что за внешней мягкостью тебя поджидает плотная «двоечка» в челюсть. Вот как соотнести такое описание с хрупкой девушкой? Тем не менее, оно самое точное. Переваривайте, как хотите.

— Девушки, мы на балконе, а ваши места где?

— Мы где угодно, на свободных.

— Тогда приглашаем вас к нам – хитро переглянувшись с пониманием того, что некоторое количество мест у нас свободно, почему и придется вечером подпирать плечами «окультурившихся». Только бы не отказались!

Они не меняя позы и выражений лиц, о чем-то телепатически шушукаются и хихикают, почти неуловимо мелькая фразами в ореховых глазищах. Одна готова улыбнуться, но сдерживается.

— Пойдемте.

Как вы уже поняли, познакомились мы с ученицами того самого хореографического училища при Кировском. Кстати, то был не балет, а как раз «Риголетто», о котором я писал выше. Потому и запомнил в ряду других спектаклей, куда я таскал однокашников окультуриваться. На галерке мы заняли дальний ряд и шептались под «Поверо Риголетто» и «Сердце красавицы». В антракте угощали их корзиночками и кофе. Они лопали пирожные за милую душу, не глядя, что балерины. От «Арарата» отказались, но мы и не настаивали, благо, против нашего употребления они не возражали. Большего, чем пара совершенно невинных поцелуев в первый вечер ждать особо не приходилось, но и вечер был не последний.

Оказалось, что ученицы хореографического это идеальный вариант девушки курсанта. Живут они в интернате с десяти (если не путаю) лет. Постоянно под наблюдением воспитательниц. Дисциплина как у нас, если не строже. А как по-другому? Посудите сами с точки зрения администрации: вам отдали любимых дочек в школу и училище. Когда им десять лет – проблем нет, а когда семнадцать? Не дай Бог, с ними случится оно… это самое… совершенно естественное! Вас же родители со свету сживут! С другой стороны, совсем запереть нельзя – все же не тюрьма. С определенного возраста они и сами хотят с юношами познакомиться, а курсант, он предмет простой. Обязан быть в казарме к десяти вечера, так что хочет — не хочет, а девушку в общежитие вернет. Графики труда и отдыха тоже совпадают: и те и другие свободны только в субботу вечером и воскресенье после обеда.

Поэтому строгие воспитательницы и цербероватые вахтерши на входе благосклонно относились к тому, что курсанты периодически отпрашивали учениц прогуляться по Невскому или сходить в тот же Кировский. Все равно, на какой спектакль, главное на галерку. Кстати, увольнительные (да-да, как положено, с подписью воспитателя!) девушкам выписывали ровно так, как и нам – до 22.00 и в случае опозданий наказывали, вплоть до отчисления. В общем, пришел в форме, забрал девушку, посмотрели спектакль, вернул назад.

С точки зрения серьезных отношений, подозреваю, было тоже все не так уж плохо. Дело в том, что курсантов Академии распределяли по большей части в большие города. Стало быть, театр там есть. В Кировском то оставляли одну с курса и то не всегда. Впрочем, в этом вопросе я не сведущ, у нас никто на балеринах так и не женился.

Но речь не о любви. Нет, не так, как раз о любви, но с другой точки зрения и другими глазами: сквозь длинные ресницы и слепящие «зайчики» от света рампы. За время знакомства с девушками из хореографического я кое-что узнал об их жизни и получил камертон, который звучит во мне всю жизнь. Его звук и сейчас в моей голове.

Тихая низкая вибрация на уровне слышимости, послезвучие «у-у-у…». Через некоторое время новый всплеск: «тру-у-у-уд» вновь с долгим-долгим «у-у-у» и совершенно невоспринимаемым «д» в конце: «тр-у-у-у…». По-английски: «правда, истина». Непререкаемый эталон, недоступный мне как полет в космос. Постоянное напоминание о моем скромном месте позади целого ряда настоящих людей, с которыми мне посчастливилось познакомиться.

В общем, задачу, стоящую перед девчонками из хореографического сформулировать просто: преодолеть притяжение земли, то есть гравитацию. Всего-то. Поймайте возле Мариинки любую балерину, хоть Лопаткину, сдайте в Военмедакадемию для опытов и любой полковник, доктор медицинских наук скажет: «Нет, нифига, не летает». Преодолеть гравитацию невозможно! И все-таки они это делают.

Как выглядит победа над гравитацией глазами обывателя? Примерно так… Вы видели как прыгает кошка? Она поджимает лапки и замирает в верхней точке. Потом лениво смотрит на вас, зевает, вытягивает передние лапки и мягко приземляется. Так же и балерина. Она отрывается от земли, зависает в воздухе в невероятном продольном шпагате, замирает в верхней точке, не спеша поворачивает голову, улыбается вам, посылает воздушный поцелуй и потом неторопливо, нехотя, мягко приземляется.

Какова природа этого явления? Поясню на простом примере. Глаз человека это приемник. Не передатчик. Излучать он не может. Полковник медицинской службы это вам «на раз» объяснит. Только ведь те из нас, кому посчастливилось быть любимым, точно знают, что глаза женщины, которая смотрит на вас, светятся изнутри. При одном непременном условии: если она вас любит. Объяснить это невозможно. Может её глазам помогает поза, выражение лица, наклон ресниц… Да черт возьми, ферромоны, которые она распространяет! Но большинство счастливцев, в числе которых и я, это видели и засвидетельствуют любому полковнику медслужбы под протокол: свет есть. Если вам этого не довелось увидеть – вы искренне несчастный человек.

Так что тут как в Матрице: «Не пытайся согнуть ложку, это невозможно! Пойми главное: нет никакой ложки. Когда ты это поймешь, ты увидишь, что изгибается не она, а ТЫ». Поэтому для того, чтобы все вокруг были уверены, что вы победили гравитацию, надо лишь безукоризненно танцевать и ЛЮБИТЬ танец. Всего то! Только как этого добиться? Как сделать так, чтобы девушка полюбила? Не имея в активе противоположной генокарты, жгучих глаз, интеллекта и мужской силы у себя и, простите за физиологию, овуляции у нее? На самом деле – довольно просто. Методика наша, отечественная, двухсотлетней выдержки и шлифовки. Корни – в балете, но применяется далеко не только там, но и в художественной и спортивной гимнастике, фигурном катании, синхронном плавании. Везде, где надо иметь не только идеальное владение телом и отточенные движения, но и это самое, формулу которого выводят алхимики уже лет пятьсот.

Результаты? Извольте: Захарова, Хоркина, Кабаева, Навка, Киселева. Только спортсменок у нас очень уважают: «они так пашут, ордена, Кремль», а к балеринам относятся легкомысленнее: «шампанское, интриги, гламур». А труд-то одинаковый.

Так вот, весь секрет в том, чтобы девушка, обладающая определенными физическими данными, с десяти (лучше – с пяти!) и до двадцати лет работала по двенадцать часов в сутки и ничего вокруг себя не замечала. Применять ежедневно до получения нужного результата в пропорции 10% способностей плюс 90% процентов труда. Так же выковывается дамасский клинок. Пучок проволоки бесконечно бьют и плющат то тех пор, пока отдельные волокна не станут звенящим монолитом, оставив после себя муаровые разводы на отполированной поверхности.

Это в идеале. Сделать так невозможно, но приблизиться к этому идеалу — вполне. Конечно, девушка будет любить пирожные-корзиночки и обращать внимание на мальчиков-курсантов, но если до этого она лет шесть-семь отпахала как папа Карло, то воспринимать она это все будет как приятное, но необязательное приложение к главному. У нее сформируется своеобразное «тоннельное зрение», когда видишь свою цель и воспринимаешь окружающее как факторы, помогающие или мешающие её достижению. Мешающих факторов не так уж много и главный из них – любовь в самом обычном, человеческом и физиологическом смысле. Мощный древний инстинкт. В этом месте девушку ждет ломка, в процессе которой её сердце выбирает, что ей любить. Процентный результат выбора «за» и «против» я не знаю, но поскольку воочию наблюдал преодоление гравитации, и подпишусь под протоколом эксперимента: выбор в пользу любви к танцу делают если не многие, то сколько-нибудь заметное число девушек. Этот выбор сродни монашескому, только над повседневным бытовыми заботами и духовными трудами глыбой нависает необходимость ежедневной многочасовой работы. И когда этот труд затрачен и выбор сделан, где-то за грудиной, у самой диафрагмы, между легкими и сердцем у них зажигается неярким, почти незаметным со стороны оранжевым светом звезда. Маленький личный термоядерный реактор, который позволяет победить силу притяжения.

Перерождение ученицы видит педагог, сама заслуженная, народная и т.д. Она смотрит на прыжок своей ученицы усталыми глазами, переплетя на груди руки с побелевшими от напряжения пальцами, вцепившимися в рукава парадной блузы.

Свершилось.

Она чувствует это всем существом. Ее собственный реактор стал слабее, разом отдав заметную часть наработанного годами, невосполнимого, сберегаемого по крупицам дейтерия этой соплюхе, висевшей на её нервах долгие годы. Тьма и холод подступили к ней ещё на шаг ближе. Она расслабляет и опускает руки. Если бы могла – опустила бы плечи, но это невозможно физически. Не тормошите ее. Она сделала все как надо. Реакция пошла, звезда зажглась.

Обе дуры? Может быть. Но, это тоже вера и правда, и служба. Спокойно и утилитарно, без надрыва, буднично и главное: много-много лет под камертон в голове. По сути это мало чем в духовном плане отличается от того, что совершали мои однокашники, четверть века поддерживавшие Станцию Предупреждения о Ракетном Нападении и другие подобные объекты в рабочем состоянии. Слава, признание? Далеко не всегда и далеко не для всех! Многолетний тяжелейший труд обязателен для каждой, а слава в большинстве случаев неощутима до полного невосприятия. Даже если ты Прима, но не Павлова или Ваганова. Что уж говорить о «третьем лебеде» из кордебалета? Да и публика не та, что пятьдесят лет назад. Кто сейчас обращает внимание на балерин? Это же не звезды реалити-шоу, право слово! Сравнили тоже! Балерина и эти «актрисы»! Кто сказал «хомячки за стеклом»? Гусары, молчать!

В чем конкретно заключается этот труд, которым занимаются девушки в хореографическом? Вот примерный расклад дня. Десять уроков ежедневно, больше половины – по специальности. Три или четыре урока общеобразовательных, как в простой школе, но без лишнего фанатизма, как я понимаю. С восьми тридцати до восемнадцати. С перерывом в полчаса на обед. В шесть – репетиция если не полугодового, то годового концерта. В общем — то же танцевать. Потом ужин, после делать уроки и постирать — погладить свои нехитрые тряпочки. В двадцать два тридцать отбой. В шесть тридцать подъем, умывание, завтрак и все по новой. Суббота – уроков чуть меньше, репетиций вечером нет, можно сходить бесплатно в ту же Мариинку. Воскресенье — до обеда урок и репетиция, после обеда увольнение до 22.00. И так десять лет. Как вам работенка?

Кстати, главное слово у них как раз «работа». Я сегодня работала с педагогом… Мне работать надо! В театр не могу, скоро первый (второй, пятый, финальный) прогон, работы много. Ушибла локоть (не ногу!), не могла работать, в увольнение не отпустили — надо догонять. Они в девятнадцать выглядят на четырнадцать. Даже физиологически становятся девушками на несколько лет позже, чем сверстницы. Они редко и поздно рожают или не рожают никогда. Вы думаете, что это только в Вагановском так? Не угадали. Всюду, куда не посмотри. Кто сейчас поступает в Пермское хореографическое? Вы вообще о нем слышали? А оно есть. Его выпускница сидит передо мной и смотрит на меня усталыми глазами, в которых ясно читается, что воспринимает она меня краем своего тоннельного зрения. Я не важен, я раздражающий фактор и оторвал её от работы, которой у нее, Примы, лауреата и прочая-прочая все также много, как и двадцать пять лет назад. Она не очень понимает, зачем я приперся и задаю глупые вопросы, но ответить надо, сама согласилась, чтобы я не понес «в массы» какой-нибудь ахинеи, как это уже пару раз сделали всякие «маститые» «режиссеры» (без кавычек только слово «всякие»). Но в целом ей не до меня, потому, что в голове у нее вечный камертон, послезвучие, которое читается в глубине серых глаз.

Она закончила Пермское хореографическое в том же 1991 году, в котором наш курс выпустился из Академии. Только вот кому нужен был в те годы классический балет, кроме как на заставку в телевизор во время очередного путча? Она уже тогда была Примой. Сделала свой выбор, преодолела притяжение Земли и танцевала лучше всех. После года стажировки в своем училище, её взяли солисткой Государственного театра классического балета под руководством Н. Касаткиной и В. Василёва.

Свечкой вверх! Приемы! Фуршеты! Кремль! Олигархи бросали к её ногам состояния! Ага, сейчас! В стране победившего «Владимирского централа» такие как она, ценились чуть выше, чем никак. И опять работа-работа. Те же двенадцать часов в день, как и в училище. Шикарная сладкая жизнь? Слава? Не, не слышала. Так же как все. Зарплату в театре начала девяностых сказать? Не буду, чтобы не захохотать… или не заплакать.

Чуть позже, в конце девяностых, выручали гастроли в Америку, Китай. Могла бы остаться? Конечно — она же Прима. Но… Вас нагрузить высокими фразами или сами все поймете? Зато ещё и в родную Пермь — тоже гастроли. И дипломы международных конкурсов. Все это так, на краю восприятия тоннельным зрением, а в фокусе – танец как любовь, сквозь рамповые «зайчики» в глазах и… Работа-работа-работа. Двенадцать часов говорите? Шутите! Это в выходной! Из года в год. Из года в год. Двадцать пять лет. Под камертон в голове. Век балерины не долог. До сорока, может «с копейками». По нынешним временам – подольше, но если не Плисецкая, за полтинник не очень-то заберешься.

Ребенок ближе к сороковнику. Дочка, единственное счастье, кроме танца, попадающее в конус зрения. Смотреть и не отводить глаз. Будет балериной? Не знаю… Пусть решит сама. Вы видели балерин, дочерей балерин? Вот и я не припомню. Дочери артисток – только в путь! Дочери певиц – на ура. Даже если голоса нет. Дочери балерин – не, не слышал. У меня есть гипотеза, почему так происходит. Потому, что редкая мать пожелает дочери такой каторги, через которую прошла сама. Без нормальной семьи, без обычного женского счастья, согреваемой лишь внутренним реактором, в котором горит зажженное твоей предшественницей маленькое солнце. По-другому не бывает, иначе не оторвешься от земли, гравитацию не преодолеешь.

Народная артистка России. Признание, звание, слава? В памяти всплывает фраза одного знакомого поэта: «культовая певица в пределах Садового кольца». Здесь также, только рамки шире. На весь мир рамки, а знает ее, по сути, такое же количество людей: небольшое сообщество любителей балета. По всему миру, но не сравнить с аудиторией Бузовой и ей подобных певиц ртом.

Она танцует. Я в этом почти ничего не понимаю, не могу оценить её «эффектный пpыжок, стpемительное вpащение», но своим техническим взглядом профана вижу, что гравитация на нее не действует. Это заметно при личной встрече и просто при взгляде на экран. Даже сейчас она не сидит передо мной, выпрямив натянутую струной спину, а просто занимает точку в пространстве. Мне кажется, что она могла бы расположиться и в двадцати сантиметрах над диваном, но тогда аборигены этой планеты будут обращать на нее лишнее внимание. Это будет мешать, а ей работать надо.

Предпринимали ли люди попытки понять мотивы и логику действий таких, как она? Да, несколько раз. Книги и статьи я в расчет не беру. Все попытки прочесть что-то про «творческий путь», «служение балету» просвистели мимо моего восприятия как знаменитая надпарижская фанера, оставив впечатление хорошего снотворного. Статьи в профессиональных журналах читать было просто невозможно – язык планеты Нибиру считался у нас одним из самых трудных в Академии. Популярные журналы давали ноль информации: девяносто пять процентов того, что в них написано, не касается сути того, что эти люди делают. Одни глупые метания по сущностям, которые воспринимаются их тоннельным зрением как незначительные: гламур, любовники, интриги, светские рауты. Муть, которую на них стараются наплескать и к которой сами они относятся как к незаслуживающей внимания ерунде.

Кино… Кое-что было. Два фильма и один сериал. В 1992 году вышел фильм «Танцующие призраки», в 2002 — четырехсерийный сериал «Виллисы», в 2016 – фильм «Большой». Все три ленты имеют очень сходный сюжет: «училище-провинциалка-выпускной-любовь-выбор».

«Но есть нюансы». Первый фильм большинство знакомых, которым я его показывал, восприняли как перестроечную чернуху, но это только на первый взгляд. Был и второй, а часто и третий. Переписывали, пересматривали. Причина проста: в фильме — правда. Как раз та, что я знал по личному опыту общения с девушками Вагановки. Правда о каждодневном каторжном труде, формировании тоннельного зрения, трудном пути к цели и в конечном итоге о вспыхнувшей звезде как результат выбора между любовью-служением и любовью к мужчине. Под музыку Таривердиева. С участием неизвестных молодых актрис в главных ролях и Метлицкой, Яковлевым и Купченко на заднем плане.

Фильм снял режиссер Коротков, тот самый, что потом снимал «Поддубный», «Страна глухих» и «Время первых». Так вот из всех его полнометражных фильмов наивысший рейтинг «Кинопоиска» имеет этот фильм. Почти никому не известная лента начала девяностых. Ее мало кто смотрел, но те, кто это сделал, поставили высшие оценки. Не «Поддубный», не «Время».

Меня искренне «ухохотали» некоторые рецензии современных «знатоков балета» про то, что в фильме есть балетные интриги. В фильме целая одна фраза в диалоге: «Провалишь «Жизель» — съедят и на костях попляшут». Или целых несколько секунд про непростую личную жизнь балерин и вечные диеты: несколько грязных слухов из уст героев Яковлева и Купченко с отповедью из двух фраз главной героини. Зато в полный рост, на протяжении всей ленты — труд и железная дисциплина и раз в несколько секунд фразы: «Мне работать надо!», «Ты работаешь в полноги!», «Не могу выйти, работы много!»: именно то, что слышали мы от наших хрупких визави через раз. Бесконечные тренировки (по-другому не назовешь) до седьмого пота, пока держат ноги… Под музыку Таривердиева. Кстати, свидетельствую, с балеринами можно было пойти в театр или музей, но никогда на дискотеки: они просто очень уставали к вечеру. И ходили всегда в кроссовках, когда можно. Как-то раз, после киносеанса, она сняла кроссовок, чтобы поправить детский носочек с цветочком сбоку… пропитанный кровью. Моментов, когда девушки заклеивают пластырем кровоточащие сбитые пальцы ног, несколько в фильме, но нет того, что было потом. Так вот потом… ничего не было. Ее сильная походка, струящаяся как муаровые разводы на клинке, нисколько не изменилась, носик ни разу не сморщился от боли. В общем, для курсантов, здоровых, тренированных «лбов», это дело насквозь житейское. Ребята иногда «дохли» и сбивали в кровь ноги на маршбросках. Мы распределяли по отделению их выкладку и автоматы, помогали бежать. Поэтому по дороге от кинотеатра до общаги я заглядывал ей в глаза и предлагал помощь. На руках бы донес — общага «за углом», и сколько той девушки! Она каждый раз по-детски смущалась, как будто я случайно увидел её в неудобной ситуации и отказывалась. Ее рука, касавшаяся моего согнутого левого локтя, все также производила впечатление, что на хозяйку гравитация не действует.

Два другие фильма смотреть не советую. Там нет этого самого, главного из чего состоит жизнь этих девушек: цели и пути к ней. Гламур есть. В полный рост. Любоф-ф-ф : скока угодно. Но то, ради чего они живут потеряно полностью. Вроде сериал и снят по сценарию того же Короткова, по которому снят оригинал, но право слово: вышло убого. Про «Большой» говорить просто неприятно. Днище пробито стремительной гирей. Вроде та же девочка из бедной провинции в училище. Те же характеры, тот же сюжет, но о работе до седьмого пота режиссер, наверное, никогда не слышал. Зато об интригах и сексе он знает все.

И в «Большом» и в «Призраках» главная героиня задерживается у молодого человека и опаздывает. Только в «Призраках» она просто не успевает вернуться в общежитие вечером, а в «Большом» — на прогон выпускного спектакля. Режиссер, наверное, не знает, что это невозможно, потому, что это невозможно никогда. Ему не сказали. Увольнения девушек отменяются задолго до генеральной репетиции, да и сами девушки за полтора месяца начинают твердить: «Не могу, у меня репетиция». «Не могу, у нас генеральная через неделю».

И уж точно, никто не может уступить роль (!) Примы (!) на выпускном спектакле. Роли распределены, педагог, воспитатель, хореограф, врач с утра (с прошлого вечера!) среди балерин. Представьте, что космонавт первого состава говорит дублеру: «Давай, лети вместо меня, плевал я на эту толпу вокруг, все равно никто не заметит». Глупость «режиссерской находки» ещё и в том, что это дипломная работа. Если тебя нет на сцене, у тебя нет диплома. Поэтому дублеров нет, каждая «в семь потов» учит свою роль, а не роль подруги. Если вдруг представить, что за час до спектакля «испарилась» Прима, то спектакль отменят. Через некоторое время, после грандиозного скандала, «прогонят» другой, из старых, где главную роль будет играть другая девушка. Всем вручат дипломы, а «исчезнувшую» в лучшем случае оставят на второй год. Придумать такой «художественный прием» мог только тот, кто или никогда даже мельком не видел эту кухню или считает, что профессионалы его фильм не посмотрят, а остальных держит за идиотов. В своем интервью все тому же «Кинопоиску» он говорит, что вращался среди профессионалов, изучал их. Это все, что он понял?

Совсем запредельно выглядит предположение о том, что роль Примы на выпускном можно… продать. Непонимание устройства мышления человека шедшего к цели на протяжении десяти лет, вкалывавшего ради этого по двенадцать часов в день не может быть более полным, чем в этом эпизоде. Можно представить, что девушка недоедает, откладывает крохи со своей мизерной стипендии и из года в год отсылает копейки, чтобы помочь матери, но невозможно представить разовую «акцию» по продаже роли за деньги, даже если отбросить приведенную выше абсурдную невозможность организационной стороны этого «мероприятия». Этот разовый «хапок» просто вне понимания человека, который годы шел к цели малыми, незаметными шажками, на каждый из которых тратил непомерное количество физических и душевных сил: это из жизни «эффективных менеджеров».

Остальные ляпы не так вопиющи, но тоже выглядят недостойной фальшью. Подруга главной героини и в первом и во втором фильме набирает вес вследствие гормональной перестройки организма. Только в первом фильме она не ест и пьет сильнодействующие препараты. Результат – отказывают почки и она попадает в реанимацию, повторяя в бреду: «Не надо в больницу, не надо!». Во втором фильме, в той же ситуации она перетягивает увеличившуюся грудь эластичным бинтом, и незадолго до выпускного спектакля… подает заявление об отчислении «по собственному». «Я не могу больше танцевать, у меня грудь болит». Человек, который шел к этому спектаклю десяток лет, работая по двенадцать часов в сутки! Вы в это верите? Отказаться, пока может танцевать так, что даже преподаватель ничего не замечает и удивлен, получив заявление?!

Ну, и так, по «мелочи»: в первом фильме педагог ради того, чтобы её Прима не пропустила выпускной спектакль, обеспечивает вылет спецборта (!) со своей подопечной в сложных метеоусловиях, когда рейсы отменены. Во втором – идет в Кремль, чтобы отбиться от училищных интриганок. Оцените масштаб личностей по величине их деяний. В общем, не зная о балете практически ничего, не будучи балетоманом, «Большой» я не досмотрел, испытав искреннее неприятие и к режиссеру и к его «творче».

Кстати, по поводу детей балерин и режиссеров. Сын известного режиссера – режиссер: распространенное явление отечественного кинематографа. Ему за полтинник, но, похоже, трудиться его папа так и не научил. Иначе как объяснить, что он, глядя в упор, не видит сверкающий айсберг труда тех, о ком он пытается снять фильм? Зато с энтузиазмом копается у подножия этого айсберга в кучке окурков интриг и фисташковой шелухи гламура. На выходе – нечто похожее на поделку сытого барчука вместо ожидаемого фильма-признания, фильма-благодарности «Большому» и его трудягам, как это было в «Легенде № 17» и «Чемпионах».

Кто-то из профессионалов мог бы даже на него обидеться, если бы его «произведение» попало в конус их тоннельного зрения, но что-то мне подсказывает, что посмотрев несколько минут, они просто выключат телевизор. Некогда тратить время на ерунду. Им работать надо. Впрочем, ладно, не будем обращать лишнего внимания на неумелых рассказчиков историй о людях, в которых они ничего не понимают: и так потратил на них семьсот пятьдесят слов из четырех с половиной тысяч, составляющих этот рассказ. Хватит.

Лучше расскажу о том, у кого получилось и кому удалось расшифровать их странный язык и заглянуть в их души, а также о настоящем человеке, преодолевшем притяжение Земли. Они встречались. Балерина и режиссер. Она играла у него второстепенную роль в том самом фильме. Вы будете удивлены, но я уверен, что «Танцующие призраки» должен был быть снят для нее и с ней в главной роли. Только вот никак не подходила она своей внешностью на роль главной героини. Двадцатилетняя выпускница и молодая Прима выглядела как тринадцатилетний подросток. Зато по всему фильму невооруженным глазом видно раздражение её педагога тем, что эта роль не досталась лучшей ученице. Невозможно не заметить постоянные шпильки в мягкое место режиссера, разбросанные по всему фильму: камера постоянно задерживается на ней, исполнители ролей педагогов то тут, то там отпускают фразы вроде: «Прогоним «Коппелию», она станцует». Кстати, речь идет о замене спектакля из-за потери Примы за три месяца (!) до показа.

Больше она в кино не снималась. Сейчас живет в Москве. Растит очаровательную дочку. Гуляет с ней в парке в Жулебино. Думали, вокруг особняка на Рублевке? Не угадали. И, как всегда, работает-работает, пока горит её личная звезда. Что будет дальше? Думаю, что через несколько лет её работа трансформируется: она закончит танцевать для зрителей и начнет отдавать тепло своей звезды молодым балеринам. Реактор прекратит наработку дейтерия, с этим запасом она будет идти дальше, понимая, что когда он иссякнет, наступит финал. Но уверен, что мысль, что все имеет конец, она воспринимает спокойно. Конец танца, который танцует сама. Конец танца, который она будет отдавать ученицам. Просто конец как финал и начало. Это обычное, спокойное, уверенное знание, что «жизнь только слово, есть лишь любовь и есть смерть» и когда погаснет звезда в груди, придет неизбежное.

Только что-то мне говорит, что она сама без лишних колебаний повесит на свои нервы класс десятилетних соплюх. Начатый двадцать пять лет назад круг замкнется и начнется новый. И каждая вновь зажженная ею звезда начнет сжимать кольцо тьмы и холода вокруг её самой, как было с её предшественницами.

Не ею заведено, не ей отменять.

Вот такая простая история.

Игорь Ольвин.