Барт Хендрикс и Дуэйн А., понедельник, 3 февраля 2020 г.

Как представление о том, что американский Space Shuttle может быть использован в качестве бомбардировщика, повлияло на развитие его советского коллеги «Бурана»?

Старая аксиома о том, что когда у вас из инструментов есть только молоток, каждая проблема выглядит как гвоздь, также применима к интерпретации действий противников в «холодной войне». Авторы печально известной оценки американской программы Space Shuttle 1976 года Дмитрий Охоцимский и Юрий Сихарулидзе были математиками, а не аналитиками разведки.

(См .: «Цель — Москва: советские подозрения о военном использовании американского космического «челнока» (часть 1)»
The Space Review, 27 января 2020 г.).

Они начали с утверждения, что Соединенные Штаты были враждебны по отношению к Советскому Союзу, и это исказило их оценку американской программы «космических челноков». Начав исследование они столкнулись со странной загадкой: американцы аргументируя разработку Space Shuttle, утверждали, что он поможет сэкономить деньги на запуск спутников в космос, но советские исследователи полагали, что это невозможно, и Space Shuttle будет дороже одноразовых ракет. Такую аргументацию проекта оценили как ложь. Не понимая, что эта ложь не предназначена для Советского Союза. Американцы лгали сами себе.

После отказа от Space Shuttle более девяти лет назад, после выполнения более 130 миссий, у нас есть хорошее понимание того, что сделал Space Shuttle. Но до реальных полетов он выглядел совсем по-иному, особенно для тех, кто жил по другую сторону «железного занавеса».

К сожалению, авторы не рассмотрели альтернативные объяснения многих наблюдаемых ими фактов, и, столкнувшись с двумя или более возможными интерпретациями данных, они выбрали тот, который представлял наихудший сценарий для их страны. В Соединенных Штатах было много публичной информации о том, почему NASA разрабатывает Space Shuttle, о его целях и его гражданском назначении. Многие из аргументов за программу, такие как поддержка американских рабочих мест в Калифорнии, были определены полностью внутренними условиями, а не международными аспектами.

Есть еще одна старая поговорка: когда вы слышите копыта, думайте о лошадях, а не о зебрах. Когда Охоцимский и Сихарулидзе писали свой отчет, NASA уже существовало в течение 18 лет как гражданское космическое агентство. Фактически, оно было четко ориентировано для проведения гражданских, а не военных миссий. Несмотря на огромные доказательства обратного, двое мужчин смотрели на космический «челнок» сквозь призму паранойи и недоверия и пришли к выводу, что это была военная система с очень небольшой гражданской пользой.

После закрытия программы Space Shuttle более девяти лет назад, после выполнения более 130 миссий, у нас есть хорошее понимание того, что сделал Space Shuttle. Но до реальных полетов он выглядел совсем по-иному, особенно для тех, кто жил по другую сторону «железного занавеса». Также ясно, что неверное понимание его сути не закончилось на этих двух математиках. В их отчете есть прогнозы, в равной степени наполненные плохими предположениями.

Решение о строительстве «Бурана»

С годами получило распространение мнение, что исследование, проведенное Институтом Прикладной Математики (IPM), напрямую привело к решению построить «Буран», советскую версию Space Shuttle, который выводился на большую высоту с помощью ракеты-носителя под названием «Энергия». Утверждение, что отчет вызвал решение о строительстве «Бурана», было сделано несколькими ветеранами советской космической программы и стало «общим местом» во многих журналистских статьях о программе «Буран». Даже Павел Шубин, исследователь, который недавно опубликовал отчет 1976 года, похоже, разделяет эту веру в своем анализе, говоря, что исследование имело «очень большое влияние на советскую космическую программу». В поддержку этой идеи он цитирует Бориса Губанова, который много лет был главным конструктором системы «Энергия-Буран». В своих мемуарах, опубликованных в 1998 году, Губанов писал:

На основании [исследования], [директор ИПМ и президент Академии наук СССР] Мстислав Келдыш направил отчет в ЦК Компартии, в результате которого [советский лидер] Леонид Брежнев, активно поддерживаемый [секретарем ЦК по обороне] Дмитрием Устиновым приняли решение разработать комплекс альтернативных мер по обеспечению безопасности страны.

Упущено из виду, что Келдыш поставил свою подпись под отчетом 24 марта 1976 года, то есть спустя более месяца после официального одобрения проекта «Буран». Решение о нем было принято указом Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза и Советом Министров СССР 17 февраля 1976 года. Закрытый в архивах почти на 30 лет, этот указ был наконец рассекречен и опубликовано в русской книге о проекте «Буран» в 2004 году. Не оставляет сомнений, что «Буран» действительно рассматривался, в первую очередь, как ответ на предполагаемую военную угрозу, создаваемую американским космическим «челноком», хотя этот «челнок» не упоминается по имени. Цели проекта «Буран» были буквально установлены так:

• противодействовать мерам, принятым вероятным противником для расширения использования космоса в военных целях;
• решать целевые задачи в интересах обороны, народного хозяйства и науки;
• проведение военных и прикладных исследований и экспериментов в космосе для поддержки разработки космических боевых систем с использованием оружия, основанного на известных и новых физических принципах;
• выводить на околоземные орбиты, обслуживать на этих орбитах и возвращать на Землю космические аппараты для различных целей, доставлять на космические станции космонавтов и грузы и возвращать их обратно на Землю ...

Подчеркивая военные цели развития советского «челнока», указ поручил Министерству обороны определить технические характеристики системы. Хотя конструкция «Бурана» к тому времени еще не была определена, в указе предусматривалось, что он должен быть способен запускать и возвращать полезные грузы 30 и 20 тонн соответственно, что близко соответствует грузоподъемности американского Space Shuttle.

Первая страница указа от 17 февраля 1976 года, санкционировавшего разработку советского космического «челнока». (кредит: издательство АЭС «ОмВ-Луч»)

Судя по документам, опубликованным Шубиным, первоначальная версия отчета ИПМ была напечатана 26 февраля 1976 года, через девять дней после принятия указа. Келдышу потребовался почти один месяц для его утверждения, после чего около двух десятков экземпляров доклада были распространены среди различных организаций в период с марта 1976 года по февраль 1977 года. Следовательно, вопреки распространенному мнению, отчет не мог оказать влияние на решение о разработке «Бурана».

Истинное значение исследования ИПМ

Сихарулидзе в своих мемуарах 2017 года дал дополнительные сведения об отчете 1976 года. Отчет стал результатом исследований космического «челнока», начавшегося в ИПМ более года назад. Инициатива исходила от Охоцимского (начальника отдела ИПМ), который обратился к Сихарулидзе в начале 1975 года с предложением проанализировать возможные варианты использования Space Shuttle. Когда директору института Мстиславу Келдышу на одной из встреч рассказали об этой идее, он выразил сомнение, что один человек справится с этой задачей, учитывая, что «десятки тысяч людей в организациях Сергея Королева и Юрия Мозжорина» тщетно пытаются выяснить цели программы Space Shuttle. Келдыш имел в виду НПО «Энергия», конструкторское бюро, первоначально известное как ОКБ-1, которое возглавлял Сергей Королев до своей смерти в 1966 году (сейчас оно называется РКК «Энергия»);

В конце встречи Келдыш, как написано, сказал: «Возможно, [американцы] искренне верят, что мы не сможем выяснить цели разработки космического «челнока», но теперь, когда у нас есть эти расчеты, мы можем использовать наши дипломатические каналы. Всякий раз, когда их корабль будет пролетать над нашей [территорией], мы можем заявить, что считаем это актом агрессии и будем использовать наши собственные средства для ответа».

Как рассказывает Сихарулидзе, скептицизм Келдыша не обескуражил их, а, напротив, послужил для них дополнительной мотивацией приступить к работе. Судя по его рассказу, большую часть работы проделал он, а Охоцимский играл только руководящую роль. Нет никаких признаков того, что Сихарулидзе с самого начала сосредоточился на возможных военных применениях Space Shuttle. Одна из ссылок, приведенных в отчете за 1976 г., является отсылкой на другое исследование ИПМ по космическому «челноку», проведенное в 1975 году Сихарулидзе и коллегой-исследователем Раисой Казаковой. Похоже, что это было общее исследование Space Shuttle и его возможностей, а не анализ его возможных целей (и, возможно, таких исследований было еще больше в ИПМ). Предположительно Сихарулидзе потребовалось несколько месяцев для выяснения фактов, анализа и формулировки выводов.

Сихарулидзе объясняет, как постепенно ему стало очевидно, что Space Shuttle обладает преимуществами перед другими космическими транспортными системами только во время атмосферного участка полета. В конечном итоге это привело его к «естественному заключению», что Space Shuttle был спроектирован в первую очередь для обеспечения возможности первого удара после запуска с базы ВВС Ванденберг. Во время выполнения первого витка на орбите орбитальный корабль быстро «нырнет» в атмосферу, сбросит ядерную бомбу на Москву и затем выйдет обратоно в космос, прежде чем начать свой окончательный спуск на Ванденберг.

Тот факт, что Сихарулидзе был зациклен на атмосферной части полета Space Shuttle, возможно, был связан с его собственным опытом в этой области. После начала работы в ИПМ в 1968 году он помог рассчитать профили входа в атмосферу для советских пилотируемых космических кораблей, возвращающихся с Луны, а в начале 1970-х годов стал соавтором, вместе с Охоцимским, нескольких теоретических работ по возвращению в атмосферу. Возможно, не случайно, техника двойного входа, которую рассчитал Сихарулидзе, чтобы позволить Space Shuttle выполнять свою бомбардировочную миссию, имела определенное сходство с профилем повторного входа, который русские приняли для своих лунных миссий в конце 1960-х годов (хотя они, конечно, возвращались на гораздо более высоких скоростях). Это был так называемый вход с двойным погружением в атмосферу, при котором капсула отскакивала от атмосферы, как камень, «прыгающий» по воде и делала «горку», прежде чем начать свой окончательный спуск. Это был единственный способ для советских лунных миссий вернуться на советскую территорию и снизить пиковую тепловую нагрузку на капсулу и перегрузку для людей до приемлемых пределов. Эта технология была успешно продемонстрирована беспилотным космическим кораблем «Зонд-6» и «Зонд-7» в ноябре 1968 года и августе 1969 года.

Сихарулидзе описывает, как он и два других сотрудника ИПМ проинформировали Келдыша о результатах исследования в конце марта 1976 года. Первоначально, не очень заинтересованным в обсуждении, Келдыш выделил для этого всего полчаса, но обсуждение продолжалось в течение 2,5 часов, так как он убедился, что выводы были правильными. В конце встречи Келдыш, как написано, сказал: «Возможно, [американцы] искренне верят, что мы не сможем выяснить цели разработки космического «челнока», но теперь, когда у нас есть эти расчеты, мы можем использовать наши дипломатические каналы. Всякий раз, когда их корабль будет пролетать над нашей [территорией], мы можем заявить, что считаем это актом агрессии и будем использовать наши собственные средства для ответа». Он добавил около десятка имен в предложенный список адресатов отчета.

Отчет вызвал противоречивую реакцию, хотя большинство были положительными. Двумя влиятельными лицами, которые поддержали его выводы, были Георгий Тюлин, заместитель министра общего машиностроения (министерство курировало советскую космическую и ракетную промышленность), и Андрей Карас, глава Главного управления космических средств (ГУКОС), предтеча современных Военно-Космических Сил. Совершенно негативная реакция была от Глеба Лозино-Лозинского, который вскоре после февральского указа 1976 года был назначен руководителем недавно созданного конструкторского бюро под названием «НПО Молния», которое будет проектировать и строить планер «Бурана». Когда Охоцимский, Сихарулидзе и другой ученый ИПМ, Эфраим Аким, представили ему отчет, он прямо назвал его «чепухой». А Лозино-Лозинский не был новичком в этой области.

В своих мемуарах 2017 года Сихарулидзе рассказал о влиянии отчета:

После утверждения М.В. Келдышем отчет был разослан по всем согласованным адресам, и он вызвал «эффект бомбы». После доклада Келдыша Совету обороны, какую угрозу может представлять система космического «челнока», была подтверждена необходимость разработки аналогичной системы «Энергия-Буран».

Созданный в 1955 году при Никите Хрущеве, Совет обороны принимал решения по ключевым вопросам национальной безопасности под председательством Генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза, которым в то время был Леонид Брежнев. В другом месте в своих мемуарах Сихарулидзе повторяет более позднее утверждение главного конструктора «Энергии-Буран» Бориса Губанова о том, что отчет непосредственно привел к приказу Брежнева «разработать комплекс альтернативных мер для обеспечения безопасности страны». Он также написал, что в сентябре 1978 года его вызвали в штаб-квартиру Центрального комитета Коммунистической партии, где его хвалили за аргументацию в отчете, но он сказал, что в нем содержатся некоторые «дискуссионные моменты». После этого он написал новое расширенное резюме для Брежнева.

Хотя Сихарулидзе и Аким прямо не заявляют, что отчет непосредственно привел к решению о разработке «Бурана», они, похоже, подразумевают это. Намеренно или по незнанию ни один из них не упоминает февральский указ о «Буране» 1976 года, предшествовавший докладу.

Несмотря на 40-летний опыт, Сихарулидзе и сейчас, похоже, не критично относится к выводам, которые он сформулировал в отчете. Кажется, он даже верит странному утверждению ветерана космической программы Вячеслава Филина о том, что Space Shuttle действительно совершил «нырок над Москвой» во время одной из своих миссий. Филин, который был заместителем главного конструктора ракеты «Энергия», впервые сделал это совершенно необоснованное утверждение в интервью в 1998 году и повторил его несколько раз с тех пор, последний раз в интервью, опубликованном в ноябре 2018 года. Хотя Space Shuttle никогда не летал с космодрома Ванденберг, Сихарулидзе отмечает, что он мог совершить такой маневр во время орбитальной миссии с наклоном 57 градусов, запущенной с космодрома Кеннеди. Он признает, что такие миссии потеряли бы свой неожиданный эффект, потому что орбитальный «челнок» не смог бы вернуться на Землю после первого витка и вместо того, чтобы приблизиться к Москве с юга, пришлось бы перелететь всю страну с востока на запад, предоставляя российским системам раннего предупреждения достаточно времени для его обнаружения и противодействия. По какой-то причине он выделяет три «челночные» миссии, которые летели по орбитам с наклоном 57 градусов (STS-64, 68 и 99), но без какой-либо конкретной привязки к предполагаемому «нырку над Москвой» (фактически было 20 «челночных» миссий, который использовал этот наклон орбиты). Филин обычно ссылался на миссию 1985 года, но никогда не указывал, какая именно.

Эфраим Аким, один из ученых ИПМ, который принимал участие в продвижении отчета в течение нескольких недель после его выпуска, позже высказал некоторые оговорки в отношении его выводов, но, как и Сихарулидзе, по-прежнему убежден в его значимости. Вот как он оценивал это в 1997 году:

«Когда мы узнали о решении построить в Ванденберге стартовый комплекс Space Shuttle для военных целей, мы рассчитали, что траектории при старте с Ванденберга позволили пролететь над главными центрами СССР на первом орбитальном витке … Когда мы анализировали траектории из Ванденберга, мы увидели что любая военная нагрузка могла достичь с орбиты главные центры СССР через три с половиной минуты, гораздо более короткое время, чем [баллистическая ракета, запускаемая с подводной лодки] (десять минут от побережье). Вам может показаться, что это смешно, но вы должны понимать, как отреагировало наше руководство, получив эту информацию. У ученых другая психология, чем у военных. Военные, очень чувствительные к разнообразию возможных способов нанесения первого удара»

Хотя Сихарулидзе и Аким прямо не заявляют, что отчет непосредственно привел к решению о разработке «Бурана», они, похоже, подразумевают это. Намеренно или по незнанию ни один из них не упоминает февральский указ о разработке «Бурана» 1976 года, предшествовавший докладу. Можно только предположить, что они пытались приукрасить значение доклада или их восприятие было искажено историями, которые они слышали об этом позже. Никто из ветеранов космической программы, рассказывавших эти истории, как известно, не принимал непосредственного участия в процессе принятия решений о «Буране». Борис Губанов, человек, которого часто цитируют в этом отношении, не был главным конструктором «Энергии-Буран» до 1982 года, через шесть лет после утверждения проекта. Одним из тех, кто принимал участие во многих встречах на высоком уровне, предшествовавших принятию решения по «Бурану», был Эмиль Попов, член Военно-промышленной комиссии (ВПК), органа при Совете министров СССР, который принимал ключевые решения в области развития военной и космической техники. В интервью с Бартом Хендриксом в 2005 году, он отрицал, что исследование ИПМ сыграло какую-либо роль в решении о разработке «Бурана».

Несмотря на это, вполне возможно, что такие люди, как Устинов и Брежнев, были проинформированы о докладе Келдыша. В конце концов, Келдыш был не только главой ИПМ, но и президентом Академии наук, и в этом качестве был очень влиятельной фигурой в советской космической программе с начала 1960-х годов. Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что он был решительным сторонником программы «Буран», что может показаться странным, учитывая его опыт ученого. Тем не менее, Келдыш всегда стремился использовать свои математические таланты на практике, внося значительный вклад в различные стратегические программы на протяжении многих лет. Его назначение на пост президента Академии наук было расценено как символ брака Академии как штаб-квартиры фундаментальной науки и военно-промышленного комплекса.

Мстислав Келдыш

Тем не менее, даже если отчет был принят в Кремле, все, что он мог сделать на этом этапе, - это укрепить убежденность советского руководства в том, что они выбрал правильный путь, одобрив «Буран» несколькими неделями ранее. Как пишет историк космоса Асиф Сиддики в электронном письме авторам: «Это такой отчет, который можно распространить среди высокопоставленных партийных функционеров, чтобы оправдать серьезные обязательства, даже если решение уже принято. Другими словами, это не привело к решению по «Бурану», оно было написано, чтобы укрепить приверженность ему сейчас, когда решение уже принято».

Даже если отчет был принят в Кремле, все, что он мог сделать на этом этапе, - это укрепить убежденность советского руководства в том, что они выбрал правильный путь, одобрив «Буран» всего несколько недель назад.

То, как именно Кремль отреагировал на доклад (если вообще была реакция), остается открытым для спекуляций. Привело ли это к дополнительному финансированию для «Бурана»? Если Кремль считал, что Москва на самом деле уязвима для скрытной атаки «челнока», то стремился ли он уменьшить эту уязвимость, рассредоточив или укрепив центры управления и контроля? Или кремлевские лидеры решили продолжить сбор и анализ разведывательных данных об американском «челноке», чтобы подтвердить или опровергнуть подозрения, высказанные двумя математиками одного из самых авторитетных институтов?

Один из результатов , который имел место после отчета, заключался в том, что ИПМ получила более заметную роль в программе «Буран», чем в более ранних космических проектах, в которых он участвовал. Как рассказывает Сихарулидзе в своих мемуарах, институту было поручено разработать траектории для возвращения, посадки и запуска при чрезвычайных ситуациях, таких как аварии при выведении на орбиту, а также помощь в разработке программного обеспечения для бортовых компьютеров и инфраструктуры запуска, изучение зажигания двигателей в невесомости и т. д.

Келдыш также поручил Сихарулидзе следить за всей западной литературой о Space Shuttle. Одна публикация, которая осталась в его памяти, была статья в выпуске Aerospace Daily от ноября 1976 года, в которой обсуждалось предложение McDonnell Douglas использовать Space Shuttle для сброса экспериментальных ядерных боеголовок на испытательном полигоне в Poker Flat, Аляска («примерно на той же широте как Москва»).

Кроме того, Охоцимский и Сихарулидзе стали двумя из трех человек, которые представляли Академию наук в Межведомственном координационном совете (МВКС), руководящем органе, осуществляющем надзор за программой «Энергия-Буран». Это еще одно свидетельство того, что Келдыш был впечатлен их работой. В совет вошли представители всех министерств, участвующих в программе, все главные конструкторы, а также руководители основных производственных предприятий. Во время своих регулярных встреч, обычно проводимых на космодроме Байконур, совет принимал ключевые решения по техническим и организационным аспектам программы.

Мотивационный плакат ВВС, изготовленный, когда «челнок» Enterprise использовался для проверки на космическом стартовом комплексе-6 на базе ВВС Ванденберг. (Предоставлено: коллекция Roger Guillemette)

Мутное происхождение программы «Буран»

Итак, если это не было исследование ИПМ, что заставило русских прийти к выводу, что американский космический «челнок» представлял военную угрозу, достаточно серьезную для разработки аналога?

Во-первых, к середине 1970-х стало известно, что Пентагон станет важным клиентом для Space Shuttle. Каким-то образом паранойя времен «холодной войны» заставила русских поверить, что военные миссии были главной, а не второстепенная целью программы. Способствовал этому, возможно, фрагментарный характер информации, доступной в то время о программе Space Shuttle. Хотя истоки и цели программы очевидны в ретроспективе, в начале и середине 1970-х информации было гораздо меньше, особенно с точки зрения России. Как говорит Асиф Сиддики, русские вполне могли быть введены в заблуждение «отсутствием согласованности в средствах массовой информации США и специфического повествования о назначении Space Shuttle в середине 1970-х годов» и «общей искаженной природой информации при ее пути из США в СССР через ошибочные переводы и т. д.» Что могло еще больше подогреть недоверие русских, так это отсутствие четкой дихотомии между военными и гражданскими проектами в их собственной космической программе.

Во-вторых, несколько других советских исследовательских институтов, как известно, начали исследования Space Shuttle вскоре после того, как президент Никсон одобрил эту программу в начале 1972 года. По крайней мере, один из этих институтов, ЦНИИМаш, также рассматривал заявленную экономическую выгоду космического «челнока» как форму прикрытия для военных целей. Юрий Мозжорин, возглавлявший в то время ЦНИИМаш, вспоминал в интервью 1995 года:

[Space Shuttle] был объявлен национальной программой, рассчитанной на 60 запусков в год ... Все это было очень необычно: масса, которую они выводили на орбиту своими одноразовыми ракетами, даже не достигла 150 тонн в год, а теперь они планировали запустить 1770 тонн в год. Из космоса ничего не возвращалось, а теперь они планировали возврат 820 тонн в год. Это была не просто программа снижения транспортных расходов (они обещали, что они снизят эти расходы в десять раз, но исследования, проведенные в нашем институте, показали, что на самом деле экономия затрат вообще не будет). У него явно была военная цель.

В отличие от своих коллег из ИПМ, исследователи ЦНИИМаш не имели в виду бомбардировки территории СССР. По словам Мозжорина, грузоподъемность «челнока», равная 29 тоннам, и, что более важно, его возможность возвращения груза на землю в 14 тонн, были восприняты как четкое указание на то, что одной из его основных целей будет размещение тяжелого экспериментального лазерного и пучкового оружие на орбите, способное уничтожить ракеты противника с расстояния в несколько тысяч километров. Причиной этого было то, что такое оружие могло быть эффективно испытано только в реальных космических условиях и для сокращения времени его разработки и экономии расходов необходимо регулярное возвращение его на Землю для модификаций и доводки.

В то время как Советы были обеспокоены тем, что Space Shuttle может быть использован в качестве оружия, американские чиновники из Министерства обороны понимали, что он может быть неверно истолкован как военный проект.

Правда, неясно, когда именно ЦНИИМаш провел эти исследования, что, очевидно, имеет решающее значение для оценки их возможного влияния на решение по «Бурану». Что известно — в июне 1974 года ЦНИИМаш и пять других научно-исследовательских институтов завершили совместное изучение будущих потребностей Советского Союза в космических полетах, чтобы помочь выработать реакцию Советского Союза на программу Space Shuttle. Они пришли к выводу, что с экономической точки зрения для Советского Союза не имело смысла развивать транспортную систему, похожую на Space Shuttle. Тем не менее, исходя из имеющихся данных, кажется, что советский «челнок» занял центральное место в будущих планах пилотируемой космической программы страны к середине 1975 года. Хотя он сожрал бы значительную часть советского космического бюджета на следующее десятилетие, но, очевидно, считалось жизненно важным поддерживать стратегический паритет с Соединенными Штатами.

В то время как Советы были обеспокоены тем, что Space Shuttle может быть использован в качестве оружия, американские чиновники из Министерства обороны понимали, что он может быть неверно истолкован как военный проект. В феврале 1978 года заместитель министра обороны по исследованиям и разработкам Уильям Дж. Перри (который впоследствии станет министром обороны в 1994 году) написал письмо в Главное бухгалтерское управление (GAO) о проекте отчета, который они подготовили. Проект отчета GAO выдал отрицательную оценку места запуска Space Shuttle с Ванденберга, при условии, что полезные нагрузки МО могут запускаться из Флориды. Перри заявил, что министерство обороны «категорически не согласен с вашей рекомендацией», и предложил ряд исправлений в формулировке доклада об использовании Space Shuttle в военных целях, особенно в том, что касается пусков из Флориды в северном направлении. Перри писал: «Мы не можем игнорировать тот факт, что запуски «челноков» в северном направлении, с траекториями выведения над Советским Союзом, даже с предварительным уведомлением, приведут в замешательство и, возможно, будут нежелательны для Советов. Независимо от того, насколько совершенны советские радары, сходство таких «северных челноков» с потенциальными запусками МБР из США может привести к негативным советским реакциям, если они будут выполняться регулярно. В наихудших условиях, таких как авария «челнока» во время выведения, серьезный советский ответ нельзя сбрасывать со счетов».

Хотя комментарии Перри касались запусков из Флориды, по-видимому, министерство обороны также понимало, что некоторые запуски в южном направлении из Ванденберга также приведут Space Shuttle к пролету над советской территорией без предварительного предупреждения. Это было конечно причиной, почему некоторые из ранних сценариев миссий включали полярные запуски, которые не сразу пересекали советскую территорию.

Иллюстрация из отчета Главного бухгалтерии 1978 года (ныне Государственного управления по подотчетности) о необходимости создания в Калифорнии космодрома. Проект отчета GAO рекомендовал использовать Флориду для всех запусков Space Shuttle, включая запуски Министерства обороны на полярную орбиту. Чиновник Министерства обороны утверждал, что это не подходит, отмечая, что запуски над Северным полюсом могут встревожить Советский Союз и заставить их думать, что началась ядерная атака. (кредит: GAO)

Более широкий вопрос, на который, вероятно, невозможно ответить в настоящее время, заключается в том, как советская разведывательная служба оценивала космический «челнок» и американские военные космические планы. Было ли исследование Сихарулидзе и Охоцимского подтверждено доказательствами, собранными КГБ и ГРУ? Имели ли они другие разведывательные данные о возможных полезных нагрузках Space Shuttle, таких как, по слухам, экспериментальные системы лазерного и лучевого оружия, которые он мог нести? Признали ли аналитики КГБ и ГРУ разницу между американскими военными и гражданскими космическими программами? Кроме того, как советские разведывательные оценки американской космической программы повлияли на высших советских руководителей? Важные правительственные решения часто основываются на данных из разных источников или, по крайней мере, на них влияют.

К сожалению, практически все, что известно об этом эпизоде советской космической программы, основано на мемуарах и предвзятых поздних историях различных организаций, участвующих в проекте «Буран». Только когда будет рассекречено больше первичных документов этого периода, историки смогут более точно воссоздать истинную историю, лежащую в основе решения о начале программы «Буран». Тем не менее, кажется, что значение исследования ИПМ было сильно переоценено. Все, что он сделал, - это закрепил выводы, к которым русские уже пришли задолго до его появления.

Барт Хендрикс является соавтором книги « Энергия-Буран: советский космический челнок» , изданной Springer-Praxis в 2007 году.

Дуэйн Дэй много писал об американской военной и гражданской космической истории и политике.

Оригинал:
https://www.thespacereview.com/article/3876/1

Американские комментарии к статье
https://vk.com/@spaceactivityinfographics-cel-moskva-amerikanskii-space-shuttle-i-reshenie-postroit-so