В качестве предварительного замечания напомню описание модели:

Есть литература, как отражение окружающей действительности в пространстве ВСС.

Есть литературная критика, задачей которых является поиск, идентификация и описание смыслового содержания литературного отражения.

И есть политический памфлет, сочетающий оба жанра. Т.е. в нём автор закладывает вполне определённый вектор воздействия. Что, впрочем, не гарантирует от возможности иных интерпретаций (см. трофей) и обычно сопровождается невысокими собственно литературными достоинствами произведения.

А теперь собственно критическая статья:

---

Организация образов

Забытый рассказ А.Богданова

В литературе А.А.Богданов (Малиновский) известен благодаря своей концепции пролетарской культуры, а также двум романам: утопии «Красная звезда» и её продолжению «Инженер Мэнни». Фантастический рассказ «Праздник бессмертия» длительное время оставался неизвестным даже специалистам, более того, высказывались сомнения в авторстве произведения. При жизни самого Богданова рассказ был опубликован всего один раз - в 1914 году, в XIV выпуске «Летучих альманахов» (Богданов А. Праздник бессмертия // Летучие альманахи. Вып. XIV. СПб., 1914. Далее ссылки на это издание приводятся в скобках). Спустя семьдесят с лишним лет, в 1990-м, текст был перепечатан в журнале «Уральский следопыт» усилиями видного отечественного фантастоведа В.И.Бугрова (1935-1993). Однако, этот опыт Богданова в необычном для него жанре до сих пор не получил осмысления в контексте творчества автора «Красной звезды».

Хотя рассказ увидел свет в 1914 году, мы предполагаем, что создан он был значительно раньше. В письме А.М.Горькому от 22 мая 1910 года Богданов упоминает: «Четыре недели тому назад я послал Вам маленькую рукопись — „Смерть“ (рассказ-утопия), — послал на правах первого встречного, или, если хотите, начинающего автора. /.../Отсутствие всякого ответа с Вашей стороны кажется мне достаточным ответом. Я и сам вижу теперь, по крайней мере, некоторые серьёзные недостатки, например, со стороны формы. Но если я правильно Вас понимаю, то хотел бы получить рукопись обратно» (Неизвестный Богданов, кн. 1 с. 169). Нам не известен ответ Горького, но из следующего письма Богданова явствует, что отзыв имел место: «Возвращаюсь к „Смерти“. Меня привели было в ужас Ваши слова о попытке нарисовать утешительное зрелище загробной жизни, хотя бы и в иной форме, чем обыкновенно. Если я приду к убеждению, что это, действительно, должно вычитываться в моей утопии, то навсегда откажусь от формы, передающей мои мысли на манер фотографического негатива» (там же, с.170). Еще раньше, чем были написаны оба письма, чтение рассказа состоялось в Женевском клубе социал-демократов — большевиков (там же, с. 233)

По-видимому, «Праздник бессмертия» — это поздний вариант «Смерти». Рукопись рассказа, так же как и рукописи двух романов Богданова, обнаружить пока не удалось (возможно, они сохранились в зарубежных архивах писателя). «Праздник бессмертия» и по жанру, и по тематике соответствует тому, что говорится в письмах. К моменту выхода их печати XIV номера «Летучих альманахов» отношения Богданова с Горьким были прерваны.

В промежутке между 1910 и 1914 годами Богданов написал роман «Инженер Мэнни». Действие, как и в «Красной звезде», происходит на Марсе. Рассказывается история великого инженера, гения организации, который руководит глобальными работами по созданию сети марсианских каналов. Однако, инженер Мэнни — представитель старой «буржуазной индивидуалистической культуры» — в финале, не желая становиться на пути своего сына-коллективиста и идущих за ним пролетариев, кончает с собой.

И-23: наглядная иллюстрация воплощения привычной традиции, основанного на не-знании первоисточника.

Категорически рекомендую зачитать роман. Причём по прижизненному изданию (в интернетах доступно третье). Но можно ограничиться легендой о вампирах.

В самых общих чертах фабула рассказа «Праздник бессмертия» напоминает пересказанную выше. Также рисуется образ гениального и бесконечно одинокого ученого, сделавшего открытие огромной важности, но впоследствии совершившего самоубийство. Трудно сказать, какой замысел возник у Богданова раньше, хотя сюжет, положенный в основу «Инженера Мэнни», встречается еще в «Красной звезде».

«Праздник бессмертия» изображает не прошлое Марса, а отдаленное будущее Земли. Благодаря научному открытию, люди построили гармоничное общество. «Тысяча лет прошла с того дня, как гениальный химик Фриде изобрел физиологический иммунитет, впрыскивание которого обновляло ткани организма и поддерживало в людях вечную цветущую молодость».

Замечено (Кирвель 1989, с.26), что основной метод утопического творчества — это т.н. «метод абсолютизации» — изъятие из социальной жизни какого-либо одного фактора, которому придается абсолютно положительный или отрицательный смысл, и построение на основе этого фактора новой общественной системы. Таким возведенным в абсолют элементом в «марсианских утопиях» Богданова была организация.

Тем не менее, в «Празднике бессмертия» взят за основу иной факт, не социальный, а чисто научно-фантастический — это биологическое бессмертие и омоложение организма. Проблемами омолаживания Богданов занимался непосредственно как врач, предполагая, что подобный эффект способно дать переливание крови — «товарищеский обмен жизни не только в идейном, но и в физиологическом существовании» (Богданов 1924, с.90).

Планета будущего у Богданова представляет собой царство окультуренной природы и совершенной техники. «Городов — как в прежнее время — уже не существовало. Благодаря легкости и общедоступности воздушного сообщения люди не стеснялись расстоянием и расселились по Земле в роскошных виллах, утопающих в зелени и цветах. /.../ На месте же городов сохранились коммунистические центры, где в громадных многоэтажных зданиях были сосредоточены магазины, школы, музеи и другие общественные учреждения. Земля превратилась в сплошной фруктовый лес...» (53). Стоит отметить, что Богданов на удержался от соблазна расчертить поверхность планеты каналами, как расчерчен ими Марс в его романах: «Серебрящиеся на солнце пруды со всевозможными породами рыб и симметричные каналу украшали землю» (54). Здесь проявилась свойственная утопическому мышлению эстетика исчисленности, симметрии и совершенных геометрических форм (Панченко 1984, с.102).

Однако панорамное изображение благоустроенной планеты — лишь прелюдия к тому, чтобы показать, насколько деформировалось человечество, достигнув личного бессмертия. Эту деформацию Богданов дает через называние точных временных величин: «Он имел около пятидесяти человек детей, две тысячи внуков и несколько десятков тысяч праправнуков. Потомством его, рассеянным в разных странах и даже в разных мирах, можно было бы заселить значительный город в древности» (58).

Причем, указание таких величин, по мере удаления от начала рассказа, приобретает все более иронический оттенок. «В столовой ему были оказаны знаки публичного почтения и был представлен совсем еще молодой человек, — лет двухсот пятидесяти, — его правнук Марго...» (58). «Маргарина Анч, цветущая женщина лет семисот пятидесяти, последняя жена Фриде, связью с которой он начинал уже тяготиться, была президентшей кружка любителей философии» (59).

Утопия в принципе чужда всему комическому, так как оно предполагает какое-то несовершенство. Любые формы комизма отсутствуют в утопическом мире богдановской «Красной звезды» (Шушпанов 2000). Сам автор позднее выразил свой взгляд на природу смеха в отдельной статье, опираясь на работы Л.Нуарэ и А. Бергсона, опубликованные еще на рубеже веков. Богданов писал о смехе: «…его содержание — ощущение превосходства» (Богданов 1923, с.178). С помощью иронии писатель ставит под сомнение гармонию нарисованного общества, занимает более высокую позицию по отношению к предмету изображения и тем самым лишает его истинности. Особенно показательно, что под сомнение ставится элемент, образующий утопию, — вечная молодость.

Любопытно, но в «Празднике бессмертия», похоже, присутствует и авторская самоирония, впрочем, непонятная, если читатель не знаком с романами Богданова. Здесь тоже фигурируют марсиане, однако, если в «Красной звезде» и «Инженере Мэнни» они отличаются от людей не слишком значительно, то теперь инопланетяне называются «мегалантропами» — значит, размерами существенно превосходят человека. В своем первом романе-утопии Богданов выдвинул гипотезу об «ограниченном числе возможных высших типов» (Богданов 1924 с.46-47), впрочем, максимально сблизив формы разумной жизни на двух планетах, причем, и в биологическом (возможны даже совместные дети), и в культурном плане - такова была его художественная задача. На это В.И.Ленин с усмешкой заметил в письме, ознакомившись с книгой П.Ловелла «Марс и его каналы»: «Н...да, наш автор нас поднадул, описавши марсианских красавиц неполно, должно быть по рецепту: „тьмы низких истин нам дороже возвышенный обман“» (Ленин, т.55, с.254). В «Празднике бессмертия» Богданов сознательно снижает степень человекоподобия инопланетян, приближаясь к более достоверному гипотетическому облику.

Немаловажно, что здесь, в отличие от романов, земляне оказываются более развитой цивилизацией. «Жители Марса — мегалантропы — быстро восприняли все культурные завоевания Земли. Они хотели бы посетить своих учителей на Земле, — но их громадный рост препятствует им осуществить это желание, — и теперь они заняты вопросом о постройке больших воздушных кораблей» (59). Кроме того, богдановская самоирония звучит в словах Фриде: «Я предсказывал, что в известном возрасте всех марсиан охватит страсть к большим сооружениям» (59).

Критическое отношение автора в предмету подчеркивает постепенное разочарование героя в своем открытии и тех изменениях, которые оно привнесло в жизнь людей. Фриде, создавший бессмертие, приходит к выводу о порочности и ненужности его, ибо «вечная жизнь на Земле есть круг повторяемостей, особенно невыносимых для гения, самое существо которого ищет новизны» (69). Выход из подобного тупика Фриде, как и многие герои Богданова, находит в самоубийстве, причем выбирает самосожжение: «Божественный Прометей добыл когда-то огонь и привел людей к бессмертию. Пусть же этот огонь даст бессмертным людям то, что предначертано им мудрой природой: умирание и обновление духа и вечно существующей материи» (70).

По-видимому, Горький, прочитав рассказ, истолковал его совершенно иначе, чем планировал Богданов, поэтому в очередном письме, отвечая на горьковский отзыв, он излагает «свой взгляд на вопрос в отвлеченно-точном виде» (Неизвестный Богданов, кн.1, с.171). Проблема смерти разрешается так: «Ответ современного миропонимания на действительный вопрос таков: смена поколений в природе, как средство развития жизни, сотрудничество поколений в обществе, как средство завоевание природы, ее организации для человечества». Далее Богданов продолжает: «в области мирочувствования тот же ответ должен принять конкретно-образные формы, рисуя смерть как элемент — и главный элемент — трагической красоты жизни. /.../ Нам следует развить эту и устранить всякую другую постановку задачи» (там же). Смерть здесь предстает в качестве средства столь важного в богдановском мировоззрении обновления жизни, чему должно было послужить переливание крови. Пример с утопическим рассказом Богданова наглядно демонстрирует характерное для автора единство («монизм») художественной фантазии, теоретической разработки и практической деятельности.

Тем не менее, в своей трактовке проблемы смерти Богданов не избежал и характерного для него «перегиба»: как и в его романах-утопиях отдельная личность растворяется в общечеловеческом коллективе: «Для нас — личная жизнь абстракция, происхождение которой и объективное значение мы исследуем» (там же).

Думается, что сам рассказ шире авторского толкования. Пожалуй, впервые во всем художественном творчестве Богданова природа названа «мудрой». Для героев его книг возможна только непрерывная борьба с природой: «А это такой враг, в самом поражении которого есть новая угроза» (Богданов 1924, с.81). На уровне тезиса отстаивая идею «завоевания природы, организации ее для человечества», писатель показывает, что грубое вмешательство разума в ее механизм без оглядки на последствия может обернуться бедствием для самого человека. Кроме того, Богданов, фактически, развенчивает выписанную утопическую конструкцию: элемент, на котором она построена, заводит человечество в тупик. Хотя рассказ заявлен как утопия, по сути, это антиутопическое произведение (термина для жанра-оппозиции тогда еще не существовало). В «Прекрасном новом мире» страдает уже не пришелец из мира прошлого, как Леонид в «Красной звезде» или инженер Мэнни, а полноправный житель и даже создатель.

Стоит также отметить, что Богданов в «Празднике бессмертия» использует одним из первых ту жанровую форму фантастического рассказа, которая сохранилась до наших дней: на основе некоего утопического допущения выстраивается модель мира, где исходный элемент художественно используется, «проверяется на прочность». Научная фантастика предстает частным случаем «остранения» в терминологии «формалистов». Поэтому рассказ Богданова, если отвлечься от некоторых архаичных деталей («версты»), выглядит даже более современным, чем его романы.

Библиография

1. Богданов А. Красная звезда. Роман-утопия. Л., М. — 1924.

2. Богданов А. Праздник бессмертия // Летучие альманахи. Вып. XIV. СПб., 1914.

И-23: Есть в интернетах. Причём читать я категорически рекомендую именно редакцию первого издания. Сравнение редакций, доступных в интернетах, можно посмотреть в этой статье.

3. Богданов А. Тайна смеха Научно-популярный очерк // Молодая гвардия. 1923. №2.

4. Бугров В.И. С архивной полки // Уральский следопыт. 1991. №7. С.56.

5. Кирвель Ч.С. Утопическое сознание: сущность, социально-политические функции. Минск - 1989.

6. Ленин В.И. Полн. собр. соч.

7. Неизвестный Богданов. В 3-х книгах. Кн. 1. А.А.Богданов (Малиновский). Статьи, доклады, письма и воспоминания. 1901-1928 гг. М., 1995.

8. Панченко Д.В. Ямбул и Кампанелла. О некоторых механизмах утопического творчества //Античное наследие в культуре Возрождения. М., 1984

9. Шушпанов А.Н. Эстетическое начало в утопии А.А.Богданова «Красная звезда» // Вестник МИАБ. - 2000 - №3.

И-23: обратите внимание на отсутствие в списке источников «любимого» фантастического романа тов. Ильина («Инженер Мэнни»). Полагаю этот факт воплощением традиционной для Маркса со-последователями привычки к заочной полемике.

© Аркадий Шушпанов,
кандидат филологических наук,
г. Иваново