Генерал-​Майор Кот­ля­рев­ский. Здесь, вне гра­ниц, труса рас­стре­ля­ют или по­ве­сят, несмот­ря на чин.

  По­ко­ре­ние Лен­ко­ра­на храб­рым Ге­не­ра­лом Кот­ля­рев­ским при­над­ле­жит к числу бли­ста­тель­ней­ших по­дви­гов Рус­ско­го Во­ин­ства. Штурм Лен­ко­ра­на, ключа Пер­сии, по­сле­до­вал на 1-е ян­ва­ря 1813 года, в то самое время, когда Рус­ская Армия, по ис­треб­ле­нии вра­гов в пре­де­лах Рос­сии, пе­ре­хо­ди­ла чрез Неман, для осво­бож­де­ния Ев­ро­пы. Им­пе­ра­тор Алек­сандр Пав­ло­вич по­лу­чил до­не­се­ние о сем бли­ста­тель­ном по­дви­ге в одно время с из­ве­сти­ем о за­ня­тии Дрез­де­на. Ве­ли­кие про­ис­ше­ствия того вре­ме­ни в Ев­ро­пе, по­гло­ща­ли все наше вни­ма­ние, и о зна­ме­ни­том штур­ме Лен­ко­ра­на не было го­во­ре­но в по­дроб­но­сти. Со­об­ща­ем под­лин­ный акт, сви­де­тель­ству­ю­щий и о ве­ли­ком по­дви­ге за­кав­каз­ско­го героя, и о бла­го­род­ной его скром­но­сти.   

(До­не­се­ние ко­ман­ду­ю­ще­му в Гру­зии, генерал-​лейтенанту Рти­ще­ву, генерал-​майора Кот­ля­рев­ско­го)

После ра­пор­та моего к Ва­ше­му Пре­вос­хо­ди­тель­ству от 24-го де­каб­ря за № 909, при­был я, 25-го числа, в Гя­му­ма­ван, где найдя стес­нен­ный отряд Флота Ка­пи­та­на 1-го ранга Ве­села­го, при­со­еди­нил его к себе, и 26-го числа бло­ки­ро­вал кре­пость Лен­ко­рань. В ту же ночь устро­е­ны ба­та­реи, и от­кры­та ка­но­на­да, а 27-го по­тре­бо­вал я от ко­ман­ду­ю­ще­го Сар­да­ря Садых-​Хана сдачи кре­по­сти. Ответ его был гор­дый, и со­сто­ял в том, что он будет за­щи­щать­ся. Для боль­ше­го на­не­се­ния вреда гар­ни­зо­ну, све­зе­на была, 27-го же, с ко­раб­ля трех­пу­до­вая мор­ти­ра, из ко­то­рой про­дол­жа­лась бом­бар­ди­ров­ка, а 29-го числа я желал ис­пы­тать еще, не буду  ли иметь успе­ха в сдаче кре­по­сти, и писал ко всем ханам, чи­нов­ни­кам и гар­ни­зо­ну в убе­ди­тель­ных вы­ра­же­ни­ях, чтобы они по­ща­ди­ли себя, жен, детей и иму­ще­ство, не за­щи­ща­лись бы на­прас­но про­ти­ву по­бе­до­нос­ных войск, но на сие не по­лу­чил даже и от­ве­та. После сего, видя упор­ность ко­ман­ду­ю­ще­го в кре­по­сти и всего гар­ни­зо­на, и имея уже недо­ста­ток в сна­ря­дах для про­дол­же­ния бло­ка­ды, я дол­жен был ре­шить­ся на по­след­нее сред­ство штур­мо­вать, и хотя пред­ви­дел в сем весь­ма много труд­но­стей по нера­вен­ству в силах и спо­со­бах, но мне, как Рус­ско­му, оста­ва­лось толь­ко по­бе­дить или уме­реть: ибо от­сту­пить зна­чи­ло бы по­сра­мить честь ору­жия рус­ско­го, от­дать на­все­гда в руки Пер­си­ян Та­лы­шин­ское Вла­де­ние, и жерт­во­вать при­том по­те­рею людей во время от­ступ­ле­ния от чрез­вы­чай­но­го хо­ло­ду и го­ло­ду, и непри­я­те­ля, ко­то­рый, по дур­ным до­ро­гам, мог на­но­сить боль­шой вред. В сих об­сто­я­тель­ствах, при­звав Бога в по­мощь, 31-го числа при­сту­пил я к штур­му (См. ниже, при­каз.). Штурм про­дол­жал­ся более трех часов самый упор­ней­ший и кро­во­про­лит­ней­ший — все из­верг­ские сред­ства, как-​то: пики, ро­га­ти­ны, под­све­ты, руч­ные гра­на­ты были упо­треб­ле­ны за­щи­ща­ю­щи­ми­ся, но Бог, по­бор­ник прав­ды, ви­дев­ший, с каким ко­вар­ством Пер­си­яне за­ня­ли Та­лы­шин­ское Вла­де­ние, по­ко­рил на­ко­нец кре­пость ору­жию Все­ми­ло­сти­вей­ше­го Го­су­да­ря. По­те­ря наша нема­ло­важ­на, но она и не могла быть менее, там где гар­ни­зон со­сто­ял из че­ты­рех тысяч че­ло­век одних ору­же­нос­цев, в том числе двух ба­та­льо­нов ре­гу­ляр­ной пе­хо­ты, под ко­ман­дою от­лич­ней­ше­го Сар­да­ря Садых-​Хана, род­ствен­ни­ка власт­ву­ю­ще­му в Пер­сии Ба­ба­ха­ну, и глав­но­на­чаль­ство­вав­ше­го всеми вой­ска­ми пер­сид­ски­ми, в Та­лы­шин­ском Хан­стве на­хо­див­ши­ми­ся, а под ним также в кре­по­сти ко­ман­до­ва­ли более де­ся­ти ханов; при всем том, урон наш, в срав­не­нии с непри­я­тель­ским, ни­че­го не зна­чит. У нас убито: штаб и обер-​офицеров шест­на­дцать, ниж­них чинов три­ста два­дцать пять; ра­не­но: штаб и обер-​офицеров два­дцать пять, ниж­них чинов пять­сот во­семь­де­сят че­ты­ре. Непри­я­тель­ский же гар­ни­зон весь  ис­треб­лен со­вер­шен­но; более двух тысяч пя­ти­сот по­би­то на сте­нах и в кре­по­сти; осталь­ные ис­ка­ли спа­се­ния в речке Лен­ко­ра­ни, но по ней за­гна­ны пу­ля­ми и кар­те­ча­ми с про­тив­но­го бе­ре­га в море, где по­ги­ба­ли. Сам Сар­дарь Садых-​Хан, с луч­ши­ми ха­на­ми, по­ло­жил живот свой в кре­по­сти. Плен­ных нами не взято. Чрез­вы­чай­ное оже­сто­че­ние сол­дат за упор­ство за­щи­ты все под­вер­га­ло шты­кам. В кре­по­сти от­би­то два знамя ре­гу­ляр­ной пе­хо­ты, во­семь ору­дий ар­тил­ле­рии ан­глий­ской ра­бо­ты, во всей ис­прав­но­сти, бу­ла­ва сар­дар­ская, с сна­ря­да­ми по­греб и с про­ви­ан­том ма­га­зин.

По­здрав­ляя с сею зна­ме­ни­тою по­бе­дою Ваше Пре­вос­хо­ди­тель­ство, я дол­жен до­ло­жить, что наша глав­ная по­те­ря в до­стой­ней­ших офи­це­рах: храб­рый под­пол­ков­ник Уша­ков убит; мно­гие дру­гие до­стой­ные по­нес­ли ту же участь, и неко­то­рые ра­не­ны. Я сам по­лу­чил три раны и, бла­го­да­рю Бога, бла­го­во­лив­ше­го за­пе­чат­леть успех дела сего соб­ствен­ною моею кро­вью, на­де­юсь, что сей же самый успех об­лег­чит стра­да­ния мои. Впро­чем ни­ка­кая по­те­ря не может, срав­нить­ся с важ­но­стью взя­тия кре­по­сти на Кас­пий­ском Море, при впа­де­нии в оное речки Лен­ко­ра­ни, устро­ен­ной Ан­гли­ча­на­ми, по­чи­та­е­мой Пер­си­я­на­ми непри­ступ­ною, и о коей, в пе­ре­хва­чен­ных бу­ма­гах, Сар­да­рю Садых-​Хану Аббас-​Мирза писал, что ежели и целые горы войск вос­ста­ли бы про­ти­ву него, он не дол­жен ко­ле­бать­ся, но за­щи­щать до по­след­ней капли крови сей ключ к серд­цу Пер­сии. И слава ору­жия рос­сий­ско­го, при­об­ре­тен­ная сим бес­при­мер­ным штур­мом, пре­бу­дет на­ве­ки неувя­да­е­мою. Пусть стро­гие так­ти­ки на­зы­ва­ют штурм сей дер­зо­стью: в позд­ней­шие вре­ме­на пре­даст­ся, что ты­ся­ча пять­сот Рус­ских штур­мо­ва­ли кре­пость, за­щи­ща­е­мую че­тырь­мя ты­ся­ча­ми Пер­си­ян; пре­даст­ся также и то, что девиз штур­мо­вав­ше­го от­ря­да был: всем уме­реть или взять кре­пость! И потом­ство воз­ве­се­лит­ся рве­ни­ем к славе своих пред­ше­ствен­ни­ков во дни цар­ство­ва­ния Все­ми­ло­сти­вей­ше­го Мо­нар­ха Алек­сандра.

Из числа от­би­тых тро­фе­ев, зна­ме­на и бу­ла­ву сар­да­ря под­но­шу у сего Ва­ше­му Пре­вос­хо­ди­тель­ству. По­дроб­ное же до­не­се­ние как о штур­ме, так и обо всей  мно­го­труд­ной экс­пе­ди­ции, буду иметь честь пред­ста­вить, по об­лег­че­нии от ран; те­перь же со­вер­шен­но не в силах.

Как со взя­ти­ем кре­по­сти Лен­ко­ра­на, Та­лы­шин­ское Вла­де­ние очи­ще­но от Пер­си­ян, и ни од­но­го непри­я­те­ля в оном нет, то отряд, мне вве­рен­ный, воз­вра­ща­ет­ся в Ка­ра­бах под ко­ман­дою Май­о­ра Дьяч­ко­ва со всеми ка­ра­бах­ски­ми се­мей­ства­ми, а здесь оста­ет­ся, по-​прежнему, отряд Флота Ка­пи­та­на 1-го ранга Ве­села­го, ко­то­рый, за пя­ти­ме­сяч­ное пре­тер­пе­ние, по­лу­ча­ет новую кре­пость.

Аббас-​Мирза, чув­ствуя важ­ность со­хра­не­ния кре­по­сти Лен­ко­ра­на, вы­сту­пил было из Та­ври­за на по­мощь, но дойдя до Миш­ки­на, услы­шал о взя­тии ее. Он те­перь в крайне худ­шем по­ло­же­нии: с 19-го числа ок­тяб­ря по 1-е ян­ва­ря ли­шил­ся 21 ору­дия, 35 фал­ко­не­тов, и по соб­ствен­но­му их счету, более семи тысяч войск, в том числе шести ба­та­льо­нов ре­гу­ляр­ной пе­хо­ты, устро­е­ние ко­то­рой сто­я­ло весь­ма много. По­те­ря сия, в два ме­ся­ца и две­на­дцать дней по­не­сен­ная, пре­вос­хо­дит, го­раз­до более всю, какую толь­ко они имели с на­ча­ла про­дол­же­ния войны с Рос­сию. Сверх того, так ска­зать, вы­рва­но из рук Та­лы­шин­ское Хан­ство, об­ла­да­ние ко­то­рым счи­тал он вер­ным, и взята кре­пость, более всего важ­но­сти в себе за­клю­ча­ю­щая. Та­ко­вые удары не толь­ко для Аббас-​Мирзы, но и для Пер­сии неиз­ле­чи­мы.

__________________

ПРИ­КАЗ

в вой­ска, бло­ки­ру­ю­щие кре­пость Лен­ко­рань

Де­каб­ря 31-го, 1812 года.

Ис­то­щив все сред­ства при­ну­дить непри­я­те­ля к сдаче кре­по­сти, найдя его к тому непре­клон­ным, не оста­ет­ся более ни ка­ко­го спо­со­ба по­ко­рить кре­пость сию ору­жию рос­сий­ско­му, как толь­ко силою штур­ма. Ре­ша­ясь при­сту­пить к сему по­след­не­му сред­ству, даю знать о том вой­скам, и счи­таю нуж­ным пред­ва­рить всех офи­це­ров и сол­дат, что от­ступ­ле­ния не будет. Нам долж­но или взять кре­пость или всем уме­реть: за тем мы сюда при­сла­ны. Я пред­ла­гал два раза непри­я­те­лю о сдаче кре­по­сти, но он упор­ству­ет: так до­ка­жем же ему, храб­рые сол­да­ты, что силе штыка рус­ско­го ничто про­ти­вить­ся не может. Не такие кре­по­сти брали Рус­ские, и не у таких непри­я­те­лей, как Пер­си­яне, и сия про­ти­ву тех ни­че­го не зна­чит. Пред­пи­сы­ва­ет­ся всем: пер­вое, по­слу­ша­ние; вто­рое, пом­нить, что чем ско­рее идем на штурм, и чем шибче лезем на лест­ни­цу, тем мень­ше урон, и вер­нее взята кре­пость; опыт­ные сол­да­ты сие знают, а неопыт­ные по­ве­рят; тре­тье, не бро­сать­ся на до­бы­чу под опа­се­ни­ем смерт­ной казни, пока со­вер­шен­но не кон­чит­ся штурм, ибо преж­де конца дела на до­бы­че сол­дат на­прас­но уби­ва­ют; по окон­ча­нии же штур­ма, при­ка­за­но будет гра­бить, и тогда все сол­дат­ское, кроме что пушки, зна­ме­на, ружья со шты­ка­ми и ма­га­зи­ны при­над­ле­жат Го­су­да­рю.

Дис­по­зи­ция штур­ма будет дана особо, а те­перь оста­ет­ся мне толь­ко ска­зать, что я уве­рен в храб­ро­сти опыт­ных офи­це­ров и сол­дат Гру­зин­ско­го Гре­на­дер­ско­го, 17 Егер­ско­го и Тро­иц­ко­го Пе­хот­но­го Пол­ков, а ма­ло­опыт­ные Кас­пий­ско­го Ба­та­льо­на, на­де­юсь, по­ста­ра­ют­ся по­ка­зать себя в сем деле, и за­слу­жить луч­шую ре­пу­та­цию, чем до сего между непри­я­те­ля­ми и чу­жи­ми на­ро­да­ми имеют. Впро­чем, ежели бы, сверх вся­ко­го ожи­да­ния, кто стру­сил, тот будет на­ка­зан как из­мен­ник. Здесь, вне гра­ниц, труса рас­стре­ля­ют или по­ве­сят, несмот­ря на чин.

                                                                 

 

                                                                                Ге­не­рал от ин­фан­те­рии Кот­ля­рев­ский

                                                  (Био­гра­фи­че­ский очерк)

Один из за­ме­ча­тель­ных ге­ро­ев храб­ро­го кав­каз­ско­го вой­ска, один из тех ве­ли­ких людей про­шло­го, ко­то­рые будут все­гда слу­жить об­раз­цом во­ен­ных и граж­дан­ских доб­ле­стей людям но­во­го по­ко­ле­ния — Петр Сте­па­но­вич Кот­ля­рев­ский, был сын скром­но­го де­ре­вен­ско­го свя­щен­ни­ка. Он ро­дил­ся в селе Оль­ховат­ке Харь­ков­ской гу­бер­нии, Ку­пян­ско­го уезда, 12-го июня 1782 года. Пер­вое об­ра­зо­ва­ние Кот­ля­рев­ский по­лу­чил в харь­ков­ском ду­хов­ном кол­ле­ги­уме, где он де­ся­ти лет был уже в клас­се ри­то­ри­ки.

Свя­щен­ник Сте­фан, счаст­ли­вый и до­воль­ный успе­ха­ми сво­е­го сына, никак не думал, чтобы он по­сту­пил в во­ен­ную служ­бу; но неожи­дан­ный слу­чай по­ста­вил мо­ло­до­го Кот­ля­рев­ско­го на тот путь, где он, ценою крови, стя­жал славу, по­че­сти и бес­смерт­ное имя в рядах рус­ских ге­ро­ев.

Под­пол­ков­ник Ла­за­рев, про­ез­дом через Харь­ков­скую гу­бер­нию на Дон, где стоял его полк, сбил­ся с пути, во время ме­те­ли, и слу­чай­но попал в село Оль­ховат­ку, где был при­нят в доме свя­щен­ни­ка. Целую неде­лю про­дол­жа­лись вьюга и непо­го­да: ехать далее было невоз­мож­но; но время ле­те­ло быст­ро для Ла­за­ре­ва, в бе­се­дах с умным и доб­рым сель­ским пас­ты­рем. Мо­ло­дой Кот­ля­рев­ский, по слу­чаю празд­ни­ков, был также дома и очень за­ни­мал гостя сво­и­ми бой­ки­ми и ум­ны­ми от­ве­та­ми. Ла­за­рев всей душой по­лю­бил своих хо­зя­ев и, чтобы от­пла­тить свя­щен­ни­ку за его го­сте­при­им­ство, про­сил его по­ру­чить ему сына, обе­щая за­нять­ся вос­пи­та­ни­ем маль­чи­ка и устро­ить его бу­дущ­ность. Отец Сте­фан сна­ча­ла ко­ле­бал­ся, но потом со­гла­сил­ся на пред­ло­же­ние Ла­за­ре­ва, обе­щав от­пу­стить сына по пер­во­му тре­бо­ва­нию. Года через пол­то­ра, имен­но в мае 1793 года, явил­ся в дом отца Сте­фа­на сер­жант и по­тре­бо­вал фу­рье­ра Кот­ля­рев­ско­го на служ­бу.

Мо­ло­дой Кот­ля­рев­ский от­пра­вил­ся в штаб-​квартиру ба­та­льо­на в г. Моз­док, где он в пер­вый раз по­зна­ко­мил­ся с  сол­дат­ским бытом. Судь­ба устро­и­ла так, что бу­ду­щий герой Кав­ка­за всту­пил на служ­бу в тот самый кор­пус, ко­то­рый был сфор­ми­ро­ван бес­смерт­ным Су­во­ро­вым. Ла­за­рев чест­но ис­пол­нил слово, дан­ное им отцу Сте­фа­ну: он при­нял маль­чи­ка к себе в дом, на­блю­дал за его об­ра­зо­ва­ни­ем и, в осо­бен­но­сти, за­став­лял его за­ни­мать­ся во­ен­ны­ми на­у­ка­ми и ис­то­ри­ей.

Кот­ля­рев­ский был про­из­ве­ден в сер­жан­ты в 1796 году, когда от­кры­лась война между Рос­си­ей и Пер­си­ей. Рус­ски­ми вой­ска­ми ко­ман­до­вал на Кав­ка­зе граф Зубов. Отряд, под на­чаль­ством ге­не­ра­ла Бул­га­ко­ва, дол­жен был прой­ти через непри­ступ­ные та­ба­са­ран­ские уще­лья и при­бли­зить­ся к кре­по­сти Дер­бен­ту; пол­ков­ник Ла­за­рев ко­ман­до­вал чет­вер­тым ба­та­льо­ном Ку­бан­ско­го полка, ко­то­рый на­хо­дил­ся в от­ря­де, и 14-​летний сер­жант Кот­ля­рев­ский шел, с ру­жьем на плече в рядах его. Здесь в пер­вый раз он услы­хал свист вра­же­ских пуль, с ко­то­ры­ми так срод­нил­ся впо­след­ствии. Он участ­во­вал в осаде кре­по­сти и один из пер­вых влез на стены, при взя­тии ее. Вско­ре после того, в от­ря­де ге­не­ра­ла Кор­са­ко­ва, Кот­ля­рев­ский дошел до Ганжи. Хан ган­жин­ский, как и мно­гие дру­гие ханы, со­се­ди Пер­сии, сда­лись рус­ско­му ору­жию, и вла­сте­лин Пер­сии, Ага-​Магомет Хан, уже со стра­хом ожи­дал втор­же­ния рус­ских войск в его пре­де­лы, как вдруг по­лу­че­но было из­ве­стие о кон­чине им­пе­ра­три­цы и, вме­сте с тем, при­ка­за­ние пре­кра­тить во­ен­ные дей­ствия, вой­скам воз­вра­тить­ся в свои пре­де­лы, а графу Зу­бо­ву сдать на­чаль­ство на­чаль­ни­ку кав­каз­ской линии, графу Гу­до­ви­чу. За эту экс­пе­ди­цию сер­жант Кот­ля­рев­ский был пред­став­лен к офи­цер­ско­му чину, но в Пе­тер­бур­ге все пред­став­ле­ния графа Зу­бо­ва оста­лись без утвер­жде­ния, и лишь в 1799 году Кот­ля­рев­ский был про­из­ве­ден в под­по­ру­чи­ки.

Вслед затем пол­ков­ник Ла­за­рев на­зна­чен был ко­ман­ди­ром 17-го егер­ско­го полка и взял к себе хотя юного, но уже ис­пы­тан­но­го в бою, под­по­ру­чи­ка Кот­ля­рев­ско­го в адъ­ютан­ты. С этим на­зна­че­ни­ем на­чи­на­ет­ся новая эпоха в жизни Кот­ля­рев­ско­го. Ему тогда было 17 лет; жизнь его с того вре­ме­ни была бес­пре­рыв­ною цепью битв и со­бы­тий, в ко­то­рых вы­ка­зы­вал­ся его свет­лый ум, твер­дый ха­рак­тер, ге­рой­ская храб­рость и все­цель­ная пре­дан­ность долгу.

Гру­зия, неко­гда силь­ное и слав­ное го­су­дар­ство, из­не­мо­га­ла тогда от внут­рен­них бес­по­ряд­ков и от на­па­де­ния внеш­них вра­гов; втор­же­ние пер­сид­ско­го вой­ска в Ти­флис было по­след­ним страш­ным уда­ром для этой стра­ны. Обес­си­лен­ная, ис­то­щен­ная,  она не была в со­сто­я­нии за­щи­тить себя от гроз­но­го врага, и царь Гру­зии, Ге­ор­гий XIII, вы­нуж­ден был об­ра­тить­ся к им­пе­ра­то­ру Павлу I, прося его по­мо­щи. Прось­ба его была ис­пол­не­на: 17-й егер­ский полк, при че­ты­рех ору­ди­ях, по­лу­чил при­ка­за­ние, прямо через горы по­спеш­но идти в Гру­зию. Отряд вы­сту­пил в поход в но­яб­ре; в горах гос­под­ство­ва­ли холод и ме­те­ли, и, несмот­ря на то, что не было ни дорог, ни про­сек, отряд вынес все ужасы кав­каз­ской при­ро­ды и 26-го но­яб­ря 1799 года всту­пил в Ти­флис. Рус­ское вой­ско было встре­че­но с ко­ло­коль­ным зво­ном и пу­шеч­ной паль­бой. С тех пор рус­ские не остав­ля­ли более Гру­зии. Ге­не­рал Ла­за­рев, как во­ен­ный на­чаль­ник от­ве­чал за спо­кой­ствие и без­опас­ность го­ро­да и края; ему очень часто при­хо­ди­лось вести сек­рет­ные пе­ре­го­во­ры с царем Ге­ор­ги­ем и боль­шей ча­стью он упо­треб­лял, для лич­ных объ­яс­не­ний с царем, сво­е­го адъ­ютан­та Кот­ля­рев­ско­го. Это до­ка­зы­ва­ет, как вы­со­ко стоял уже 17-​летний юноша во мне­нии сво­е­го на­чаль­ни­ка. В ти­флис­ских ар­хи­вах со­хра­ни­лось много бумаг, от­но­ся­щих­ся к этой эпохе, пи­сан­ных бой­кой рукой Кот­ля­рев­ско­го. Между тем, 20,000 лез­ги­нов вторг­ну­лись в Ка­хе­тию, и сы­но­вья царя Ге­ор­гия XIII вы­сту­пи­ли на­встре­чу им с 10,000 гру­зи­нов; Ла­за­рев, с двумя ба­та­льо­на­ми и ар­тил­ле­ри­ей, по­спе­шил на по­мощь и со­еди­нил­ся с ца­ре­ви­ча­ми в кре­по­сти Сиг­на­хе. Кот­ля­рев­ский ока­зал тут боль­шую услу­гу. Лез­ги­ны были в 15 вер­стах; Кот­ля­рев­ский, с де­ся­тью ка­за­ка­ми, от­пра­вил­ся в уще­лья гор сле­дить за дви­же­ни­я­ми непри­я­те­лей, и, по его до­не­се­ни­ям, Ла­за­рев дви­нул оба ба­та­льо­на к реке Иоре, где на­хо­дил­ся непри­я­тель. За­вя­зал­ся бой; пу­шеч­ные вы­стре­лы за­ста­ви­ли лез­гин­скую кон­ни­цу от­сту­пить; генерал-​майор Гу­ля­ков напал на лез­гин­скую пе­хо­ту; сра­же­ние про­дол­жа­лось три часа и кон­чи­лось со­вер­шен­ным по­ра­же­ни­ем непри­я­те­ля. За это сра­же­ние Кот­ля­рев­ский по­лу­чил орден св. Иоан­на Иеру­са­лим­ско­го и про­из­ве­ден в штабс-​капитаны. В то время царь Ге­ор­гий XIII был при смер­ти и, уми­рая, про­сил им­пе­ра­то­ра Павла I при­нять Гру­зию в рус­ское под­дан­ство.

В 1801 году был об­на­ро­до­ван вы­со­чай­ший указ о при­со­еди­не­нии гру­зин­ско­го цар­ства к рус­ской им­пе­рии. Когда это из­ве­стие до­стиг­ло Гру­зии, мно­гие та­тар­ские по­се­ле­ния бе­жа­ли к эри­ван­ско­му хану, вслед­ствие чего Ла­за­ре­ву дано было при­ка­за­ние вы­сту­пить на гра­ни­цу и воз­вра­тить бе­жав­ших татар, ко­то­рых обе­ре­гал пер­сид­ский отряд. Между рус­ски­ми и пер­са­ми за­вя­за­лось незна­чи­тель­ное по сущ­но­сти, но очень важ­ное по по­след­стви­ям дело:  эта стыч­ка счи­та­ет­ся на­ча­лом войны, ко­то­рая про­дол­жа­лась две­на­дцать лет и в ко­то­рой Кот­ля­рев­ский участ­во­вал с на­ча­ла до конца. На место ге­не­ра­ла Кно­рин­га, ко­ман­до­вав­ше­го рус­ски­ми вой­ска­ми был на­зна­чен князь Ци­ци­а­нов. При­е­хав в Гру­зию и видя все внут­рен­ние бес­по­ряд­ки, он, для во­дво­ре­ния спо­кой­ствия, счи­тал необ­хо­ди­мым уда­лить из края всех чле­нов гру­зин­ской цар­ской фа­ми­лии, и по­то­му уго­во­рил их пе­ре­се­лить­ся на жи­тель­ство в Рос­сию. Мно­гие из них вос­про­ти­ви­лись этой мере, вслед­ствие чего про­изо­шли смя­те­ния, при­чем храб­рый Ла­за­рев пал жерт­вою ази­ат­ской мести: он был пре­да­тель­ски за­ре­зан во двор­це одной из цариц гру­зин­ских, когда тре­бо­вал немед­лен­но­го ее вы­ез­да из Ти­фли­са. Так Кот­ля­рев­ский ли­шил­ся сво­е­го по­кро­ви­те­ля и друга, и несмот­ря на то, что князь Ци­ци­а­нов пред­ло­жил ему по­сту­пить к нему в адъ­ютан­ты, Кот­ля­рев­ский от­ка­зал­ся, желая слу­жить в строю, где, с про­из­вод­ством в ка­пи­та­ны, он на­зна­чен был рот­ным ко­ман­ди­ром в том же егер­ском полку.

Рус­ские вой­ска не знали от­ды­ха; едва кон­ча­лась одна экс­пе­ди­ция, как по­лу­ча­лось при­ка­за­ние снова вы­сту­пить для усми­ре­ния бун­ту­ю­щих кав­каз­ских пле­мен. Так, ган­жин­ский хан, по­ко­рен­ный ге­не­ра­лом Кор­са­ко­вым, из­ме­нил Рос­сии, и князь Ци­ци­а­нов дол­жен был дви­нуть­ся к Ганже для осады го­ро­да. Кот­ля­рев­ский и в этот раз был пер­вым на сте­нах кре­по­сти, на ко­то­рую влез без лест­ни­цы. Ра­не­ный пулей в ногу, он не мог идти далее, так что по­ру­чик граф М.С. Во­рон­цов (бу­ду­щий фельд­мар­шал и на­мест­ник) и егерь Бо­га­ты­рев, тут же уби­тый пулей в серд­це, долж­ны были под­дер­жать его. Тем не менее Ганжа не вы­дер­жа­ла осады: город был взят, сам хан убит, и Ганжа пе­ре­име­но­ва­на в Ели­са­вет­поль. За это дело Кот­ля­рев­ский по­лу­чил орден св. Анны 3-й сте­пе­ни и про­из­ве­ден в май­о­ры.

Вско­ре после взя­тия Ганжи, Мин­гре­лия и Име­ре­тия при­ня­ли под­дан­ство Рос­сии; мно­гие хан­ства также про­си­ли по­кро­ви­тель­ства рус­ских и за­щи­ты от на­па­де­ния и вли­я­ния пер­си­ян. По этому слу­чаю князь Ци­ци­а­нов от­ря­дил ко­ман­ды в ка­ра­бах­ское и ну­хин­ское хан­ства, для охра­не­ния и, вме­сте с тем, для удер­жа­ния их в за­ви­си­мо­сти. В Ка­ра­бах был на­зна­чен Ли­са­не­вич, а в Нуху Кот­ля­рев­ский. Кот­ля­рев­ский дей­ство­вал очень осто­рож­но и сумел так рас­по­ло­жить хана и жи­те­лей к рус­ско­му пра­ви­тель­ству, что, после сви­да­ния князя Ци­ци­а­но­ва с ханом, устро­ен­но­го Кот­ля­рев­ским, ну­хин­ское хан­ство, без кро­во­про­ли­тия, при­со­еди­ни­лось к  Рос­сии. Воз­вра­тясь в Ели­са­вет­поль, Кот­ля­рев­ский с пол­ком от­пра­вил­ся в Ка­ра­бах и там со­вер­шил один из самых бли­ста­тель­ных, но, к со­жа­ле­нию, мало из­вест­ных по­дви­гов рус­ско­го вой­ска на Кав­ка­зе. Мы го­во­рим про дело 1803 года, когда 70,000 пер­си­ян всту­пи­ли в эри­ван­ское хан­ство. 24-го июня один из пер­сид­ских от­ря­дов при­бли­зил­ся к Ка­ра­ба­ху, где на­хо­дил­ся, как выше ска­за­но, майор Ли­са­не­вич с 300 че­ло­век рус­ской пе­хо­ты. Князь Ци­ци­а­нов от­пра­вил к нему на по­мощь до 60О че­ло­век при двух ору­ди­ях, под ко­ман­дою пол­ков­ни­ка Ка­ря­ги­на; стар­ший по нем был майор Кот­ля­рев­ский. Отряд спе­шил со­еди­нить­ся с Ли­са­не­ви­чем, как вдруг, на по­ло­вине пути к Шуше, на реке Шах-​Булахе, неожи­дан­но на­ткнул­ся на отряд пер­си­ян из 3,000 че­ло­век, со­став­ляв­ших лишь часть пер­сид­ско­го аван­гар­да, число ко­то­ро­го до­хо­ди­ло до 10,000.

Непри­я­тель был в пять раз силь­нее; несмот­ря на то, рус­ский отряд по­стро­ил­ся в каре и, под вы­стре­ла­ми, по труд­ной, го­ри­стой мест­но­сти, про­дол­жал по­дви­гать­ся впе­ред. В те­че­ние шести часов от­би­ва­лась горсть храб­ре­цов, на­ко­нец пер­си­яне ото­шли, но не те­ря­ли от­ря­да из виду. Ка­ря­гин вы­брал место близ реки и рас­по­ло­жил­ся от­дох­нуть; в че­ты­рех вер­стах от него стоял весь пер­сид­ский аван­гард. Рано утром, когда сол­да­ты, утом­лен­ные пе­ре­хо­дом и боем, от­ды­ха­ли, пер­си­яне окру­жи­ли их. Отряд быст­ро со­мкнул­ся опять в каре, и когда пер­сид­ская кон­ни­ца с кри­ком бро­си­лась на рус­ских, то встре­ти­ла сталь­ную стену, ко­то­рую не могла опро­ки­нуть; между тем по­до­спе­ла и пер­сид­ская пе­хо­та, но и ее уси­лия были тщет­ны: после трех­ча­со­во­го боя, пер­си­яне от­сту­пи­ли. Хотя рус­ские от­ра­зи­ли непри­я­те­ля, сна­ча­ла в пять раз, а потом в пят­на­дцать раз силь­ней­ше­го, од­на­ко по­ло­же­ние их было без­вы­ход­ное: они уви­де­ли себя в бло­ка­де. Ка­ря­гин укре­пил­ся как мог, и несмот­ря на то, что сам был ранен, а отряд умень­шил­ся на по­ло­ви­ну, все почти ло­ша­ди пе­ре­би­ты, по­мо­щи ожи­дать было не от­ку­да, про­дол­жал от­ча­ян­но обо­ро­нять­ся. Пер­си­яне ста­ра­лись от­ре­зать у нас воду и устро­и­ли для этого на реке Шах-​Булахе несколь­ко ба­та­рей. Сле­ду­ю­щий день про­шел в то­ми­тель­ном ожи­да­нии; на­сту­пи­ла ночь. Сто че­ло­век рус­ских сде­ла­ли вы­лаз­ку, от­би­ли у пер­си­ян на реке пять ба­та­рей, из ко­то­рых три взял Кот­ля­рев­ский, но, не имея людей удер­жать их, тут же их уни­что­жи­ли. На дру­гой день про­нес­ся слух, что пред­во­ди­тель пер­сов, Аббас-​Мирэа, со всем вой­ском, рас­по­ло­жил­ся в че­ты­рех вер­стах и на­ме­рен своей ар­тил­ле­ри­ей  ис­тре­бить остав­ших­ся рус­ских. Дей­стви­тель­но, на 27-е июня, по­ка­за­лось несмет­ное число пер­си­ян и от­кры­лась пу­шеч­ная паль­ба. Кон­ни­ца снова ри­ну­лась на рус­ских и снова встре­ти­ла упор­ное со­про­тив­ле­ние; вы­стре­лы про­дол­жа­лись целый день; ги­бель ка­за­лась неиз­беж­ной. Ка­ря­гин по­лу­чил две кон­ту­зии и был ранен в спину; Кот­ля­рев­ский в левую ногу; боль­шая часть от­ря­да не су­ще­ство­ва­ла и далее со­про­тив­лять­ся было невоз­мож­но. Кто не был убит или ранен, тот из­не­мо­гал от уста­ло­сти, после че­ты­рех­су­точ­но­го боя. Тогда Кот­ля­рев­ский пред­ло­жил бро­сить обоз и уби­тых и про­бить­ся гру­дью, сквозь пер­сид­скую армию, к неболь­шой кре­по­сти Шах-​Булах, овла­деть ею и укре­пить­ся в ней. От­ча­ян­ное по­ло­же­ние за­ста­ви­ло со­гла­сить­ся на это от­ча­ян­ное пред­ло­же­ние. В ночь, 28-го июля, вы­сту­пил оста­ток от­ря­да; несмот­ря на из­не­мо­же­ние, сол­да­ты везли на себе ору­дия и несли ра­не­ных; шли молча, по­дви­га­лись тихо. Счаст­ли­во ми­но­вав глав­ный отряд, они вздох­ну­ли сво­бод­нее; но вдруг на­ткну­лись на объ­езд. На­ча­лась пе­ре­стрел­ка; тем­но­та ночи по­мог­ла рус­ским по­дви­гать­ся впе­ред; вы­стре­лы и по­го­ня про­дол­жа­лись, пока, на­ко­нец, в тем­но­те непри­я­тель по­те­рял горсть храб­ре­цов из виду. К рас­све­ту отряд был у стен кре­по­сти Шах-​Булаха, ко­то­рая тут же была взята штур­мом; два хана были убиты, гар­ни­зон рас­се­ян, а по­бе­ди­те­ли за­пер­лись в новом своем убе­жи­ще. При штур­ме кре­по­сти Шах-​Булаха, Кот­ля­рев­ский был вто­рич­но ранен в руку кар­те­чью.

Вско­ре было по­лу­че­но из­ве­стие, что сам шах идет к кре­по­сти и на­ме­рен умо­рить рус­ских с го­ло­ду. Дей­стви­тель­но, в Шах-​Булахе не было ни­ка­ких за­па­сов, и недо­ста­ток в них уже начал ощу­щать­ся, так что сол­да­ты при­нуж­де­ны были есть траву и ло­ша­ди­ное мясо. Кру­гом кре­по­сти сто­я­ло пер­сид­ское вой­ско, под­жи­дая шаха. Чтобы спа­стись от го­лод­ной смер­ти, оста­ва­лось одно сред­ство: бро­сить Шах-​Булах и овла­деть, в 25 вер­стах, дру­гою кре­по­стью — Мух­ра­ту. Кот­ля­рев­ский пред­ло­жил об­ма­нуть сон­ную бди­тель­ность пер­си­ян и рас­ста­вить ночью ча­со­вых, так чтобы пер­си­яне слы­ша­ли их окли­ки; самим же вы­сту­пить из кре­по­сти и опять, поль­зу­ясь тем­но­тою ночи, идти к кре­по­сти Мух­ра­ту. Пред­ло­же­ние было при­ня­то и ис­пол­не­но так удач­но, что даже ча­со­вые успе­ли выйти из кре­по­сти и до­гнать отряд.

Сле­ду­ю­щей факт может ясно до­ка­зать, с каким са­мо­от­вер­же­ни­ем дей­ство­ва­ли сол­да­ты и каким ге­рой­ским духом все были про­ник­ну­ты. На пути из кре­по­сти Шах-​Булаха в кре­пость  Мух­ра­ту, встре­тил­ся неболь­шой ров, через ко­то­рый нель­зя было пе­ре­вез­ти ору­дия. Че­ты­ре сол­да­та доб­ро­воль­но пред­ло­жи­ли сде­лать из себя мост: легли по­пе­рек рва и ору­дия пе­ре­вез­ли по ним; толь­ко два из них оста­лись живы. К со­жа­ле­нию, ис­то­рия не со­хра­ни­ла имена ге­ро­ев, ко­то­рые, своею пре­дан­но­стью долгу и храб­ро­стью, могут со­стя­зать­ся с любым из ге­ро­ев древ­не­го мира.

Рус­ские бла­го­по­луч­но до­бра­лись до кре­по­сти, ко­то­рую и за­ня­ли, после неболь­шо­го со­про­тив­ле­ния.

Едва Кот­ля­рев­ский опра­вил­ся от ран, по­лу­чен­ных им при Шах-​Булахе, как в ав­гу­сте, уже опять, участ­во­вал в экс­пе­ди­ции, для усми­ре­ния из­ме­нив­ших Рос­сии на­ро­дов; а в но­яб­ре ме­ся­це, под лич­ным на­чаль­ством князя Ци­ци­а­но­ва, он вы­сту­пил с от­ря­дом к кре­по­сти Баку. Отряд со­сто­ял из 2,000 че­ло­век, при де­ся­ти ору­ди­ях; Кот­ля­рев­ский ко­ман­до­вал аван­гар­дом. У ворот Баку, князь Ци­ци­а­нов был ве­ро­лом­но убит. Вслед­ствие сего осада кре­по­сти была снята и вой­ско долж­но было воз­вра­тить­ся в свои пре­де­лы. Но не на­дол­го Кот­ля­рев­ский оста­вал­ся в без­дей­ствии; скоро он нашел опять пищу для своей де­я­тель­но­сти и слу­чай снова от­ли­чить­ся. Ка­ра­бах­ский хан из­ме­нял Рос­сии, не хотел пла­тить услов­лен­ной дани и, кроме того, был недо­во­лен тем, что в сто­ли­це его, Шуше, на­хо­дил­ся рус­ский отряд. Воз­об­но­вив дру­же­ские сно­ше­ния с Пер­си­ей, хан про­сил пер­сид­ско­го шаха за­щи­тить его вла­де­ния от рус­ских. Шах ис­пол­нил прось­бу, вы­слав в Ка­ра­бах 20,000 пер­си­ян. С нашей сто­ро­ны был от­прав­лен туда же ге­не­рал Небо­ль­син с от­ря­дом, в ко­то­ром на­хо­дил­ся неуто­ми­мый Кот­ля­рев­ский. Встре­ча с непри­я­те­лем про­изо­шла около той же реки Шах-​Булаха; за­вя­за­лось дело; отряд под вы­стре­ла­ми про­дол­жал по­дви­гать­ся впе­ред. Так он про­шел 16 верст. Кот­ля­рев­ский со сво­и­ми еге­ря­ми шел бойко впе­ре­ди, неустра­ши­мо по­ра­жая непри­я­те­ля и от­кры­вая сво­бод­ный путь от­ря­ду; он по­спе­вал везде, где нужно было рас­по­ря­дить­ся, под­дер­жать или во­оду­ше­вить своим при­ме­ром му­же­ство храб­рых, но ино­гда ко­ле­бав­ших­ся сол­дат. По­сто­ян­ная по­бе­да рус­ско­го от­ря­да раз­дра­жи­ла на­чаль­ни­ка пер­сид­ских войск, до того, что он взял от своих под­чи­нен­ных клят­ву по­бе­дить или уме­реть.

Спу­стя несколь­ко дней про­изо­шло же­сто­кое сра­же­ние, при хо­на­шин­ском де­фи­ле. Несмот­ря на дан­ную клят­ву и на вы­год­ную по­зи­цию пер­сид­ско­го вой­ска, пер­си­яне были раз­би­ты и бе­жа­ли за Аракс. Во время сра­же­ния Кот­ля­рев­ский со сво­и­ми еге­ря­ми  был на левом флан­ге; непри­я­тель за­ни­мал на вы­со­тах очень вы­год­ную по­зи­цию, ко­то­рую Кот­ля­рев­ский вско­ре отбил у них и сам занял. Тогда пер­си­яне окру­жи­ли его и от­ре­за­ли от осталь­но­го рус­ско­го вой­ска. Че­ты­ре раза они вновь брали вы­со­ты; но и Кот­ля­рев­ский, своей стой­ко­стью, че­ты­ре раза сби­вал их с по­зи­ции и, на­ко­нец, об­ра­тив непри­я­те­ля в бег­ство, до­вер­шил по­бе­ду. Кот­ля­рев­ский, глав­ным об­ра­зом спо­соб­ство­вав­ший по­бе­де, был про­из­ве­ден в под­пол­ков­ни­ки и на­зна­чен на­чаль­ни­ком рус­ско­го от­ря­да в Шуше, на место Ли­са­не­ви­ча. В сле­ду­ю­щем 1808 году он был про­из­ве­ден в пол­ков­ни­ки.

Несмот­ря на все по­бе­ды, ко­то­рые бес­пре­стан­но одер­жи­ва­ли рус­ские, пламя войны не уга­са­ло, а раз­го­ра­лось в За­кав­ка­зье. Пер­си­яне, едва успе­вая опра­вить­ся от од­но­го по­ра­же­ния, за­мыш­ля­ли новое на­па­де­ние и втор­га­лись в рус­ские пре­де­лы. Вско­ре они вы­сту­пи­ли к На­хи­че­ва­ни. Ге­не­рал Небо­ль­син опять по­лу­чил при­ка­за­ние оста­но­вить это дви­же­ние. Невзи­рая на страш­ную по­го­ду, рус­ские пе­ре­шли в ок­тяб­ре снеж­ные и уте­си­стые ка­ра­бах­ские вер­ши­ны. При вы­хо­де из уще­лья гор, отряд встре­тил­ся с непри­я­те­лем. Пер­сид­ские всад­ни­ки и по­до­спев­шая к ним пе­хо­та бро­си­лись на него; за­вя­зал­ся упор­ный бой, в ко­то­ром пер­си­яне едва не одер­жа­ли верх. Непри­я­тель боль­ше всего на­па­дал на левый фланг, ко­то­рым ко­ман­до­вал Кот­ля­рев­ский; ему, од­на­ко, уда­лось, силь­ным дви­же­ни­ем сбить про­тив­ни­ка с вы­год­ной вы­со­ты и за­нять ее. Немед­лен­но Кот­ля­рев­ский устро­ил ба­та­рею на от­би­той вы­со­те и начал с нее гро­мить пер­си­ян, ко­то­рые упо­треб­ля­ли все силы, чтобы взять об­рат­но эту воз­вы­шен­ность; но Кот­ля­рев­ский везде был впе­ре­ди, и от него ни на шаг не от­ста­ва­ли обо­жав­шие сво­е­го храб­ро­го на­чаль­ни­ка храб­рые сол­да­ты. Сра­же­ние про­дол­жа­лось пол­су­ток; на­ко­нец рус­ские штыки при­ну­ди­ли пер­си­ян бе­жать. Кот­ля­рев­ский отнял у них три пушки и пре­сле­до­вал бе­гу­щие толпы более трех верст. После этого сра­же­ния рус­ские без боя за­ня­ли кре­пость На­хи­че­вань.

Для за­щи­ты Гру­зии от на­па­де­ния пер­си­ян на­зна­че­ны были два от­ря­да, из ко­то­рых один, под на­чаль­ством Ли­са­не­ви­ча, охра­нял Ели­са­ве­тин­ский округ, а дру­гой, под на­чаль­ством Кот­ля­рев­ско­го, Ка­ра­бах. С этих пор для Кот­ля­рев­ско­го на­чи­на­ет­ся новая эпоха его бо­е­вой жизни — эпоха ко­ман­до­ва­ния от­дель­ны­ми от­ря­да­ми.

Если бы ан­гли­чане тайно не под­дер­жи­ва­ли шаха про­тив Рос­сии, то пер­си­яне не могли бы так долго бо­роть­ся с нашим ору­жи­ем. 

Но Ан­глия упо­треб­ля­ла все уси­лия, чтобы про­дол­жить войну Рос­сии с Тур­ци­ей и Пер­си­ей; она не жа­ле­ла ни­че­го для до­сти­же­ния своей цели и вы­сы­ла­ла в Пер­сию не толь­ко ору­жие, но даже офи­це­ров, для обу­че­ния пер­сид­ско­го вой­ска. Пер­сид­ское пра­ви­тель­ство, между тем, желая вы­иг­рать время, при­твор­но вело с Рос­си­ей пе­ре­пис­ку о за­клю­че­нии пе­ре­ми­рия.

Для пе­ре­го­во­ров был на­зна­чен, с нашей сто­ро­ны, ко­ман­до­вав­ший в то время кав­каз­ски­ми вой­ска­ми граф Тор­ма­сов, а от пер­сид­ско­го пра­ви­тель­ства хит­рый Мирза-​Безюрк. Упол­но­мо­чен­ные съе­ха­лись в кре­по­сти Ас­ке­ран. Тре­бо­ва­ния, за­яв­лен­ные Мирзою-​Безюрком, не со­гла­со­ва­лись ни с ви­да­ми, ни с до­сто­ин­ством рус­ской дер­жа­вы, а по­то­му сви­да­ние ди­пло­ма­тов кон­чи­лось ничем. Вско­ре Пер­сия за­клю­чи­ла союз с Тур­ци­ей про­тив Рос­сии, и пер­сид­ское вой­ско за­ня­ло кре­пость Мигри, в ка­ра­бах­ском хан­стве, а так как Ка­ра­бах с 1805 года при­над­ле­жал Рос­сии, то граф Тор­ма­сов по­слал отряд, в 400 че­ло­век, под на­чаль­ством пол­ков­ни­ка Кот­ля­рев­ско­го, чтобы очи­стить кре­пость Мигри от пер­си­ян и за­нять ее. Отдав это при­ка­за­ние, глав­но­ко­ман­ду­ю­щий по­лу­чил из­ве­стие, что силь­ные от­ря­ды пер­сид­ских войск дви­га­ют­ся по тому же на­прав­ле­нию.

Не желая по­сы­лать людей на вер­ную смерть, граф Тор­ма­сов отдал при­ка­за­ние о немед­лен­ном воз­вра­ще­нии от­ря­да Кот­ля­рев­ско­го, но пред­пи­са­ние его дошло до Кот­ля­рев­ско­го тогда, когда непри­ступ­ная Мигри на­хо­ди­лась уже несколь­ко дней в руках рус­ских. Вот как со­вер­шил Кот­ля­рев­ский этот по­двиг.

Кре­пость Мигри стоит на непри­ступ­ных ска­лах; пер­си­яне, в числе 2,000 че­ло­век, за­се­ли в ней, ожи­дая на­па­де­ния рус­ских. Кот­ля­рев­ский, из­бе­гая встре­чи с непри­я­те­лем, опа­сал­ся идти по до­ро­гам ве­ду­щим к кре­по­сти; он желал со­хра­нить для пред­сто­я­ще­го штур­ма всех своих людей, а по­то­му ре­шил­ся, оста­вив пушки, про­брать­ся к кре­по­сти, по вер­ши­нам ка­ра­бах­ских гор, тро­пин­ка­ми, ко­то­рые счи­та­лись непро­хо­ди­мы­ми и по­то­му оста­ва­лись без над­зо­ра. Три дня сол­да­ты то спус­ка­лись в про­па­сти, то ка­раб­ка­лись на утесы; на­ко­нец, сошли с гор, в пяти вер­стах от Мигри. Оста­вив весь обоз в неболь­шом ауле, отряд дви­нул­ся к кре­по­сти и с трех сто­рон ата­ко­вал ее. Днем Кот­ля­рев­ский успел за­нять пе­ред­ние вы­со­ты. Пер­сид­ские вой­ска, слыша вы­стре­лы, бегом спе­ши­ли на по­мощь оса­жден­ным: мед­лить было неко­гда, а по­то­му Кот­ля­рев­ский, с на­ступ­ле­ни­ем ночи, начал при­ступ, напав на се­ле­ние, окру­жа­ю­щее кре­пость, и к утру  овла­дел им. Заняв се­ле­ние, Кот­ля­рев­ский устре­мил­ся на ба­та­реи, на­хо­див­ши­е­ся на левом хреб­те, перед кре­по­стью. От этого при­сту­па за­ви­се­ла по­бе­да или общая ги­бель. Друж­но бро­си­лись сол­да­ты, пред­во­ди­тель­ству­е­мые храб­ры­ми офи­це­ра­ми; оше­лом­лен­ные пер­си­яне при­шли в смя­те­ние и не успе­ли опом­нить­ся, как майор Дьяч­ков взял три ба­та­реи, а осталь­ные две сам Кот­ля­рев­ский. По­кон­чив тут, рус­ские бро­си­лись на пра­вый хре­бет. Сол­да­ты, во­оду­шев­лен­ные успе­хом, гру­дью и шты­ка­ми вы­тес­ни­ли пер­си­ян из укреп­ле­ний и за­ня­ли их. Оста­ва­лась одна непри­ступ­ная ба­та­рея, устро­ен­ная на вер­шине от­вес­но­го, крем­ни­сто­го утеса, к ко­то­ро­му даже невоз­мож­но было при­ста­вить лест­ни­цы. Утес прямо и гордо вы­сил­ся к небу, как бы сме­ясь над ни­чтож­ною гор­стью людей, ко­то­рые воз­гор­ди­лись сво­и­ми успе­ха­ми до того, что осме­ли­лись ата­ко­вать его. Кот­ля­рев­ский, осмот­рев утес со всех сто­рон, убе­дил­ся, что при­сту­пом не одо­леть ги­ган­та и что тут при­хо­ди­лось бо­роть­ся не с людь­ми, а с при­ро­дой. Но при­ро­да, как и люди, долж­на была усту­пить перед силой воли и твер­до­стью духа. Кот­ля­рев­ский окру­жил непри­ступ­ную ба­та­рею со всех сто­рон, потом при­ка­зал от­ве­сти реку и тем лишил оса­жден­ных воды: через сутки гар­ни­зон, из­му­чен­ный жаж­дою, сам оста­вил свой гра­нит­ный приют; мно­гие с от­ча­я­ни­ем бро­са­лись с вер­ши­ны уте­сов, не желая сдать­ся. Рус­ские овла­де­ли кре­по­стью; пер­си­яне бе­жа­ли. При штур­ме Кот­ля­рев­ский был ранен пулей в левую руку. Глав­но­ко­ман­ду­ю­щий со стра­хом ожи­дал из­ве­стия об от­ря­де, и когда по­лу­чил до­не­се­ние о взя­тии Мигри, то не верил своим гла­зам: граф Тор­ма­сов знал хо­ро­шо стой­кость своих войск, но такой ге­рой­ский по­двиг пре­вы­шал все его ожи­да­ния. После до­не­се­ния о по­бе­де, глав­но­ко­ман­ду­ю­щий, боясь за участь храб­ре­цов, по­слал пред­пи­са­ние: «немед­лен­но вы­тре­бо­вать Кот­ля­рев­ско­го с ко­ман­дою из Мигри». Но Кот­ля­рев­ский в это время не удо­воль­ство­вал­ся взя­ти­ем кре­по­сти, а до­вер­шал дело, уни­что­жая пер­сид­ское вой­ско. Аббас-​Мирза, при­бли­зясь к Мигри, при­шел в бе­шен­ство, узнав о взя­тии ее: он угро­жал своим под­чи­нен­ным звер­ским мще­ни­ем, если они не вы­тес­нят рус­ских из кре­по­сти. Кот­ля­рев­ский, зная с кем имеет дело и вполне со­зна­вая непри­ступ­ность взя­той им кре­по­сти, смело ждал на­па­де­ния. К тому же, гор­ны­ми до­ро­га­ми, из Шуши успе­ли вы­слать от­ря­ду про­ви­ант и под­креп­ле­ние, а чтобы со­хра­нить воду, Кот­ля­рев­ский за­щи­щал реку двумя силь­ны­ми ба­та­ре­я­ми. Пер­си­яне окру­жи­ли кре­пость, но не ре­ши­лись брать ее штур­мом и тщет­но стре­ля­ли в  непо­ко­ле­би­мый гра­нит. На­ко­нец, Аббас-​Мирза, со­гла­су­ясь с мне­ни­ем ан­глий­ских офи­це­ров, убе­дил­ся, что со сво­и­ми пол­чи­ща­ми ему не взять кре­по­сти, что тут нужна стой­кость и храб­рость, а не мно­го­чис­лен­ность; он донес Ахмет-​Хану, что Мигри непри­ступ­на, после чего по­лу­чил по­ве­ле­ние от­сту­пить. Пер­си­яне оста­ви­ли Мигри и по­тя­ну­лись к Арак­су. Немед­лен­но, вслед за ними, Кот­ля­рев­ский вы­сту­пил ночью с 500 че­ло­ве­ка­ми и на­гнал их близ реки, через ко­то­рую они пе­ре­прав­ля­лись ча­стя­ми. Рус­ские тихо под­кра­лись, окру­жи­ли непри­я­те­ля и врас­плох уда­ри­ли на него в штыки. Па­ни­че­ский страх овла­дел пер­си­я­на­ми; они, в тем­но­те ночи, бро­са­ясь во все сто­ро­ны, на­ты­ка­лись сами на штыки, и, спа­са­ясь от шты­ков, бро­са­лись в быст­рый Аракс, и там и тут встре­чая смерть. Та же часть вой­ска, ко­то­рая была пе­ре­прав­ле­на за реку, от стра­ха бе­жа­ла в горы. Рус­ских было так мало, что нель­зя было брать плен­ных, по­то­му что неко­му было бы их ка­ра­у­лить, а по­то­му Кот­ля­рев­ский при­ка­зал при­ка­лы­вать тех, кто по­па­дал­ся живой в руки. Река была за­пру­же­на тру­па­ми, кровь стру­и­лась в ней как вода; едва до­ста­ва­ло рук, чтобы ис­пол­нить су­ро­вое, но необ­хо­ди­мое при­ка­за­ние героя. Непри­я­тель­ское вой­ско было бук­валь­но уни­что­же­но. Всю до­бы­чу и ору­жие Кот­ля­рев­ский при­ка­зал по­бро­сать в воду, так как не на чем и не на ком было ни­че­го везти нести с собою. В этом неслы­хан­ном до­то­ле в ле­то­пи­сях Кав­ка­за ге­рой­ском деле, Кот­ля­рев­ский вы­ка­зал себя не толь­ко как храб­рый воин, пре­дан­ный сво­е­му долгу, но и как пол­ко­во­дец, до­стой­ный стра­ниц в ис­то­рии.

Вско­ре Кот­ля­рев­ский за свои за­слу­ги на­зна­чен был ко­ман­ди­ром Гру­зин­ско­го гре­на­дер­ско­го полка, по­лу­чил Ге­ор­гия 4-й сте­пе­ни и зо­ло­тую шпагу с над­пи­сью: за храб­рость. Ми­г­рин­ский герой был остав­лен во взя­той им кре­по­сти и по­лу­чил при­ка­за­ние укре­пить ее, на что от­ве­чал: «Мигри так укреп­ле­на при­ро­дою и пер­си­я­на­ми, что непри­ступ­на ни для ка­ко­го непри­я­те­ля и укре­пить ее силь­нее невоз­мож­но». Кот­ля­рев­ский же­сто­ко стра­дал от че­ты­рех ран, ко­то­ры­ми не имел вре­ме­ни хо­ро­шень­ко за­нять­ся: он про­сил графа Тор­ма­со­ва дать ему отдых. Глав­но­ко­ман­ду­ю­щий сей­час же со­гла­сил­ся, и Кот­ля­рев­ский от­пра­вил­ся в Ти­флис, где ему необ­хо­ди­мо было об­ра­тить вни­ма­ние на рас­стро­ен­ное свое здо­ро­вье.

После отъ­ез­да Кот­ля­рев­ско­го, Аббас-​Мирза, опра­вив­шись от по­ра­же­ния, по­ку­шал­ся еще раз от­нять Мигри; но все его ста­ра­ния оста­лись тщет­ны: Мигри сто­я­ла гроз­ная и непри­ступ­ная.  Несколь­ко вре­ме­ни спу­стя, граф Тор­ма­сов, утом­лен­ный управ­ле­ни­ем взвол­но­ван­ным краем, про­сил об уволь­не­нии; на его место на­зна­чен был мар­киз Па­у­лу­чи, ко­то­рый уже был из­ве­стен на Кав­ка­зе по­бе­дою, одер­жан­ною им над со­еди­нен­ны­ми пер­сид­ски­ми и ту­рец­ки­ми вой­ска­ми близ Ахал­ка­лак­ской кре­по­сти. Мар­киз Па­у­лу­чи на­хо­дил, что необ­хо­ди­мо овла­деть ту­рец­кою кре­по­стью Ахал­ка­ла­ки; но он со­зна­вал всю труд­ность сво­е­го на­ме­ре­ния и пом­нил, что в 1807 году граф Гу­до­вич, с 8,000 от­ря­дом, не мог взять этой кре­по­сти и от­сту­пил с боль­шим уро­ном.

Для взя­тия Ахал­ка­ла­ки, как и для взя­тия Мигри, нужна была не сила ма­те­ри­аль­ная, а сила нрав­ствен­ная, не чис­лен­ность войск, а рас­по­ря­ди­тель­ный, пред­при­им­чи­вый и храб­рый на­чаль­ник. Ко­неч­но, мар­киз Па­у­лу­чи оста­но­вил­ся на Кот­ля­рев­ском, на­зна­чив его на­чаль­ни­ком от­ря­да, ко­то­рый по­сы­лал­ся для взя­тия, по мне­нию всех и даже са­мо­го глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­го, непри­ступ­ной кре­по­сти Ахал­ка­ла­ки.

Кот­ля­рев­ский с бла­го­дар­но­стью при­нял на себя труд­ное по­ру­че­ние и бойко и бодро пошел на новый по­двиг. Он из­брал, для до­сти­же­ния Ахал­ка­ла­ки, по преж­не­му тот же путь, каким сле­до­вал к Мигри: пред­во­ди­тель рус­ских орлов шел там, где орлы вьют себе гнез­да. Прой­дя Бор­жом­ское уще­лье, Кот­ля­рев­ский про­брал­ся по вер­ши­нам Три­а­лет­ских гор в де­каб­ре ме­ся­це, когда в горах мороз бы­ва­ет невы­но­сим, и когда даже самые тро­пин­ки, про­би­тые по­лу­ди­ки­ми оби­та­те­ля­ми гор, бы­ва­ют за­не­се­ны сне­гом. С двумя ба­та­льо­на­ми сво­е­го полка, без ору­дий, взяв с собою толь­ко склад­ные лест­ни­цы, Кот­ля­рев­ский вы­сту­пил в ночь с 3-го на 4-е де­каб­ря 1811 года; в про­дол­же­ние че­ты­рех дней, уто­пая в снегу, за­сы­па­е­мый ме­те­лью, за­сты­вая от стужи, отряд все про­сти­рал­ся впе­ред, дви­жи­мый силою воли и без­гра­нич­ным до­ве­ри­ем к сво­е­му на­чаль­ни­ку. На­ко­нец, 7-го де­каб­ря, отряд всту­пил в Ахал­цых­ский па­ша­лык и в 25 вер­стах от Ахал­ка­ла­ки скрыл­ся в уще­льях гор; ближе нель­зя было по­дой­ти, по­то­му что мест­ность, ко­то­рая окру­жа­ет кре­пость, от­кры­та, и при­бы­тие рус­ских было бы тот­час за­ме­че­но. Кот­ля­рев­ский ночью вывел отряд из уще­лий и неслыш­ным, но быст­рым шагом повел его к кре­по­сти. Не до­хо­дя верст двух от глу­бо­ко­го рва, окру­жав­ше­го кре­пость, он дал сол­да­там от­дох­нуть. С кре­по­сти, в ноч­ной тиши, до­ле­та­ли уже окли­ки ча­со­вых. В тем­но­те отряд по­дви­гал­ся осто­рож­но и гар­ни­зон толь­ко тогда за­ме­тил рус­ских, когда они уже пе­ре­ле­за­ли овраг у самых стен кре­по­сти.  Стре­ми­тель­но бро­си­лись наши герои на стены; в миг под­ста­ви­ли лест­ни­цы; сол­да­ты спо­ри­ли между собою, кому пер­во­му лезть на при­ступ. Ка­пи­тан Шуль­тен бро­сил­ся с гре­на­де­ра­ми на ба­та­рею, ко­то­рая была всех ближе, и, овла­дев ею, устре­мил­ся на две дру­гих и также занял их; турки от­ча­ян­но за­щи­ща­лись, но рус­ские, помня все ужасы, ко­то­рые они вы­нес­ли для до­сти­же­ния своей цели, как разъ­ярен­ные львы бро­са­лись на турок и бес­по­щад­но ко­ло­ли их сво­и­ми трех­гран­ны­ми шты­ка­ми. Еще солн­це не по­ка­за­лось из-за гор, как уже кре­пость была в руках рус­ских. Гар­ни­зон боль­шею ча­стью был пе­ре­ко­лот, осталь­ные скры­лись бег­ством. В кре­по­сти взято 16 ору­дий, 40 пудов по­ро­ху, два зна­ме­ни и мно­же­ство ору­жия и сна­ря­дов. На дру­гой день Кот­ля­рев­ский по­слал ка­пи­та­на Шуль­те­на к глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­му, для лич­но­го до­кла­да об ис­хо­де дела. Мар­киз Па­у­лу­чи от­пра­вил того же ка­пи­та­на Шуль­те­на с до­не­се­ни­ем к го­су­да­рю о по­бе­де. За взя­тие кре­по­сти Ахал­ка­ла­ки, Кот­ля­рев­ский, на 29 году жизни, про­из­ве­ден в генерал-​майоры. Этой на­гра­ды был вполне до­сто­ин юный пол­ко­во­дец, обе­щав­ший сво­и­ми ге­ни­аль­ны­ми во­ин­ски­ми спо­соб­но­стя­ми быть вто­рым бес­смерт­ным Су­во­ро­вым, если бы судь­бе угод­но было сбе­речь его для славы рус­ско­го ору­жия. Но увы! мы уви­дим, как рано уве­чья и тяж­кие раны пре­сек­ли его доб­лест­ные по­дви­ги.

После взя­тия кре­по­сти, Кот­ля­рев­ский оза­бо­тил­ся обес­пе­чить про­до­воль­стви­ем гар­ни­зон, ко­то­рый дол­жен был остать­ся в ней. Все окрест­ные жи­те­ли раз­бе­жа­лись и угна­ли с собой стада. Он по­слал ко­ман­ды вслед за бе­гу­щи­ми, чтобы от­би­вать у них скот и хлеб, а сам от­пра­вил­ся вглубь стра­ны, занял несколь­ко де­ре­вень и за­брал в плен до 400 се­мейств, ко­то­рые от­пра­вил в Гру­зию вме­сте с плен­ны­ми тур­ка­ми. Окон­чив все рас­по­ря­же­ния в за­во­е­ван­ной кре­по­сти, ге­не­рал Кот­ля­рев­ский воз­вра­тил­ся в Гори к сво­е­му полку.

Двум ба­та­льо­нам, от­ли­чив­шим­ся при взя­тии Ахал­ка­ла­ки, были по­жа­ло­ва­ны ге­ор­ги­ев­ские зна­ме­на.

В то время, как ми­г­рин­ский герой на­ле­тел с гор на Ахал­ка­ла­ки и разо­рял ту­рец­кое гнез­до, смы­вая своей по­бе­дой неудач­ную по­пыт­ку графа Гу­до­ви­ча взять кре­пость в 1807 году, в Ка­ра­ба­хе, ко­то­рый так еще недав­но Кот­ля­рев­ский очи­стил от непри­я­те­ля и вну­шил в жи­те­лях его страх и пол­ное до­ве­рие к рус­ско­му ору­жию, на­ча­лись опять бес­по­ряд­ки: пол­чи­ща Аббас-​Мирзы на­хлы­ну­ли снова на Ка­ра­бах­ское хан­ство; один ба­та­льон  Тро­иц­ко­го полка под ко­ман­дою ка­пи­та­на Джине, был неча­ян­но окру­жен пер­си­я­на­ми, и, не вы­дер­жав на­тис­ка непри­я­те­ля, сдал­ся в плен. Не так по­сту­пи­ли Ка­ря­гин и Кот­ля­рев­ский, когда их окру­жил Тур-​Кули-Хан с вой­ском в пят­на­дцать раз силь­нее их... Но Ка­ря­гин уже не су­ще­ство­вал, а Кот­ля­рев­ский был да­ле­ко. Пер­си­яне без­мер­но воз­гор­ди­лись своей по­бе­дой, а та­та­ры, под­власт­ные Рос­сии, упали духом. Лишь толь­ко мар­киз Па­у­лу­чи узнал о втор­же­нии в Ка­ра­бах и о неуда­че, ко­то­рую по­тер­пе­ла рус­ские, он немед­лен­но на­зна­чил отряд из 1,000 че­ло­век под ко­ман­дою ге­не­ра­ла Кот­ля­рев­ско­го, для вто­рич­но­го из­гна­ния пер­си­ян из Ка­ра­ба­ха.

Аббас-​Мирза, узнав о при­бы­тии в Ка­ра­бах бича пер­си­ян за­брал жи­те­лей, на­гра­бил все что мог и по­спеш­но от­сту­пил за Аракс. Когда Кот­ля­рев­ский при­был в край, так хо­ро­шо ему зна­ко­мый, пер­вой за­бо­той его было вос­ста­но­вить в жи­те­лях до­ве­рие к рус­ской силе. Для до­сти­же­ния этой цели он ре­шил­ся пре­сле­до­вать Аббаса-​Мирзу, пе­рей­ти за Аракс, воз­вра­тить взя­тых в плен ка­ра­бах­цев и от­нять у непри­я­те­ля на­граб­лен­ное иму­ще­ство. К со­жа­ле­нию, ему не уда­лось при­ве­сти свой план в ис­пол­не­ние. Дойдя до Арак­са, рус­ское вой­ско встре­ти­ло неожи­дан­ное пре­пят­ствие: мост был сло­ман непри­я­те­лем, а вброд невоз­мож­но было пе­ре­пра­вить­ся; вода слиш­ком была вы­со­ка от силь­ных до­ждей и от­те­пе­ли, так что отряд дол­жен был до­воль­ство­вать­ся дей­стви­я­ми по сю сто­ро­ну реки. Кот­ля­рев­ско­му уда­лось раз­бить две шайки раз­бой­ни­ков, за­брать их в плен, взять ме­стеч­ко Кир-​Коха, ко­то­рое пер­си­яне счи­та­ли непри­ступ­ным, воз­вра­тить более 400 се­мейств ка­ра­бах­цев и от­бить до пят­на­дца­ти голов ро­га­то­го скота. Хотя план Кот­ля­рев­ско­го и не вполне удал­ся, но того, что он сде­лал, было до­ста­точ­но, чтобы вну­шить жи­те­лям преж­ний страх к рус­ско­му ору­жию и до­ка­зать им, что у рус­ских есть еще до­воль­но вой­ска и силы, чтобы пре­сле­до­вать и бить пер­си­ян.

За эту экс­пе­ди­цию Кот­ля­рев­ский был на­граж­ден ор­де­ном св. Анны 1-й сте­пе­ни и, сверх того, ему на­зна­че­но еже­год­но по 1,200 руб­лей ас­сиг­на­ци­я­ми.

После мар­ки­за Па­у­лу­чи, глав­но­ко­ман­ду­ю­щим кав­каз­ски­ми вой­ска­ми на­зна­чен был генерал-​лейтенант Рти­щев, че­ло­век пре­клон­ных лет, ха­рак­те­ра нере­ши­тель­но­го и не от­ли­чав­ший­ся ни­ка­ки­ми во­ен­ны­ми спо­соб­но­стя­ми. Труд­ный пост, на ко­то­рый был по­став­лен Рти­щев, пре­вы­шал его нрав­ствен­ные и  фи­зи­че­ские силы. При­няв ко­ман­до­ва­ние, он начал по­сту­пать со свой­ствен­ною ему осто­рож­но­стью. Доб­рый и чест­ный ста­рик про­сто­душ­но на­де­ял­ся скло­нить пер­си­ян к миру и, вме­сто того чтобы дей­ство­вать на­сту­па­тель­но, за­вя­зал по этому слу­чаю с Аббас-​Мирзою и с ан­глий­ским по­слан­ни­ком бес­по­лез­ную пе­ре­пис­ку. Ан­глий­ский по­слан­ник при­слал сво­е­го пле­мян­ни­ка Гор­до­на в Ти­флис. Рти­щев при­нял его очень ра­душ­но и даже пред­ло­жил ему осмот­реть вой­ска, сто­яв­шие в без­дей­ствии. Пер­си­яне же, несмот­ря на пе­ре­пис­ку о мире, бес­пре­стан­но про­дол­жа­ли на­па­дать на рус­ские гра­ни­цы. Внут­рен­ние смуты и сме­лость вра­гов все более и более уси­ли­ва­лись. Кот­ля­рев­ский не верил в воз­мож­ность мира с пер­си­я­на­ми; ему все рас­по­ря­же­ния глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­го были не по душе; хо­ро­шо зная ве­ро­лом­ство пер­си­ян и хит­рую по­ли­ти­ку ан­гли­чан, он ждал беды, за­бот­ли­во сле­дил за дви­же­ни­я­ми непри­я­те­ля, был все­гда на­го­то­ве и него­до­вал на свое неволь­ное без­дей­ствие. Вско­ре был объ­яв­лен мир Рос­сии с Тур­ци­ей; в то же время на­сту­пил 1812-й год. Все силы Рос­сии, все по­мыш­ле­ния, все за­бо­ты были со­сре­до­то­че­ны для за­щи­ты серд­ца Им­пе­рии — Моск­вы. На Кав­ка­зе вой­ска не ком­плек­то­ва­лись; внут­рен­ние бес­по­ряд­ки уси­ли­ва­лись; мир с Пер­си­ей был толь­ко в меч­тах ге­не­ра­ла Рти­ще­ва. Вдруг при­шло из­ве­стие в Ти­флис, что пер­си­яне го­то­вят­ся сде­лать на­па­де­ние на Гру­зию. Глав­но­ко­ман­ду­ю­щий не был готов встре­тить вра­гов и мог вы­ста­вить про­тив них толь­ко три неболь­ших от­ря­да; одним из них ко­ман­до­вал Кот­ля­рев­ский. Этот отряд за­щи­щал Ка­ра­бах и дол­жен был оста­но­вить дви­же­ние непри­я­те­ля через Нуху к Ти­фли­су. Ка­ра­бах­цы вол­но­ва­лись: Аббас-​Мирза по­ка­зал­ся с вой­ском и всту­пил в рус­ские вла­де­ния. Пе­ре­пис­ка же о мире все про­дол­жа­лась и тем ясно до­ка­зы­ва­лось ве­ро­лом­ство пер­си­ян. Кот­ля­рев­ский на­прас­но писал несколь­ко раз Рти­ще­ву, прося у него раз­ре­ше­ния пе­рей­ти за Аракс, чтобы на­чать на­сту­па­тель­ные дей­ствия и тем оста­но­вить даль­ней­шее дви­же­ние непри­я­те­ля: на свои ра­пор­ты Кот­ля­рев­ский не по­лу­чал от­ве­та. Вы­ве­ден­ный из тер­пе­ния, он на­пи­сал глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­му: «если через пять дней я не по­лу­чу ис­пра­ши­ва­е­мо­го раз­ре­ше­ния, то, невзи­рая ни на что, пойду за Аракс; ибо если Аббас-​Мирза успе­ет овла­деть Та­лы­шин­ским хан­ством, то это будет такой вред, что его нель­зя будет по­пра­вить».

Рти­щев, все еще меч­тая о воз­мож­но­сти за­клю­чить мир с Пер­си­ей, вы­сту­пил, для сви­да­ния с Аббас-​Мирзою и для лич­ных с ним пе­ре­го­во­ров о мире, из Ти­фли­са с 3,000 от­ря­дом к гра­ни­це Пер­сии и близ Арак­са со­еди­нил­ся с от­ря­дом Кот­ля­рев­ско­го. К Аббас-​Мирзе был от­прав­лен офи­цер с пред­ло­же­ни­ем на­зна­чить место для пе­ре­го­во­ров о мире. Хит­рый пер­си­я­нин тре­бо­вал, чтобы глав­но­ко­ман­ду­ю­щий при­е­хал к нему, на ту сто­ро­ну Арак­са, за во­семь­де­сят верст, в глубь Пер­сии. Рти­щев, ко­неч­но, не со­гла­сил­ся на это дерз­кое тре­бо­ва­ние. Кот­ля­рев­ский пред­ла­гал от­ве­чать пу­ля­ми и шты­ка­ми; по Рти­щев на­де­ял­ся скло­нить Аббаса-​Мирзу к миру и нашел, что самое луч­шее будет вести пе­ре­го­во­ры через по­ве­рен­ных. В самый день от­кры­тия со­ве­ща­нии по­лу­че­но было из­ве­стие, что Та­лы­шин­ское хан­ство воз­му­ти­лось и что 10,000 пер­си­ян вошли в кре­пость Лен­ко­рань. Тут толь­ко Рти­щев убе­дил­ся, на сколь­ко пер­си­яне же­ла­ли мира.

Кот­ля­рев­ский все это пред­ви­дел и про­сил Рти­ще­ва не те­рять вре­ме­ни на ни к чему не ве­ду­щие пе­ре­го­во­ры о мире, а ата­ко­вать Аббаса-​Мирзу, обе­щая вер­ную по­бе­ду. Рти­щев бо­ял­ся неуда­чи. Между под­чи­нен­ным и на­чаль­ни­ком воз­ник­ло неудо­воль­ствие. Стар­че­ская осто­рож­ность глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­го воз­буж­да­ла него­до­ва­ние в ки­пев­шем храб­ро­стью и от­важ­ною ре­ши­тель­но­стью мо­ло­дом пол­ко­вод­це. Од­на­жды, за обе­дом, Кот­ля­рев­ский не со­гла­шал­ся с рас­по­ря­же­ни­я­ми Рти­ще­ва; ста­рый ге­не­рал вспы­лил и ска­зал, что «мо­ло­дые ге­не­ра­лы долж­ны, преж­де всего, вы­учить­ся мол­чать перед стар­ши­ми». Кот­ля­рев­ский от­ве­чал, «что дело идет о спа­се­нии людей и славы рус­ско­го ору­жия, и что он не ста­нет уклон­чи­во мол­чать там, где надо го­во­рить прав­ду», и при­ба­вил, что про­сит глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­го уво­лить его вовсе от служ­бы. На это Рти­щев хлад­но­кров­но за­ме­тил, что каж­дый дво­ря­нин имеет право вы­хо­дить в от­став­ку, когда по­же­ла­ет. Тем раз­го­вор кон­чил­ся. Слух, что Кот­ля­рев­ский остав­ля­ет вой­ско, быст­ро раз­нес­ся по ла­ге­рю. Сол­да­ты при­шли в уны­ние; офи­це­ры со­зна­ва­ли вполне те по­след­ствия, ко­то­рые долж­на была иметь по­те­ря ге­не­ра­ла, одно имя ко­то­ро­го на­во­ди­ло ужас на пер­си­ян. Ге­не­рал Ах­вер­дов пошел к глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­му и долго про­был с ним; что было го­во­ре­но неиз­вест­но, но, через несколь­ко вре­ме­ни, Рти­щев оце­нил во­ен­ный гений сво­е­го под­чи­нен­но­го: выйдя из па­лат­ки, он гром­ко по­звал сво­е­го ор­ди­нар­ца, при­ка­зал ему ехать к Кот­ля­рев­ско­му и объ­явить, что будет у него к чаю. Кот­ля­рев­ский вышел на­встре­чу глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­му, ко­то­рый с ис­тин­ным ве­ли­ко­ду­ши­ем, со сле­за­ми из­ви­нил­ся перед ним, прося, чтобы он не остав­лял служ­бы. Рти­щев при­ба­вил, что об­сто­я­тель­ства тре­бу­ют его  немед­лен­но­го воз­вра­ще­ния в Ти­флис; а так как Кот­ля­рев­ский знает лучше край и ха­рак­тер войны, то раз­ре­ша­ет ему дей­ство­вать во всем по соб­ствен­но­му усмот­ре­нию, по­ла­га­ясь вполне на его опыт­ность и бла­го­ра­зу­мие. Одно за­пре­щал глав­но­ко­ман­ду­ю­щий Кот­ля­рев­ско­му: от­нюдь не пе­ре­хо­дить за Аракс. Энер­ги­че­ский, ки­пу­чий от­ва­гою мо­ло­дой ге­не­рал, как мы вско­ре уви­дим, не ис­пол­нил при­ка­за­ния осто­рож­но­го на­чаль­ни­ка. Самый успех дей­ствий Кот­ля­рев­ско­го не может вполне оправ­дать его ослу­ша­ния: дис­ци­пли­на есть кра­е­уголь­ный ка­мень во­ен­ной служ­бы; на ней зи­ждут­ся кре­пость и един­ство дей­ствий вой­ска; к сча­стью, Кот­ля­рев­ский за­гла­дил свой про­сту­пок, одер­жав одну из тех бли­ста­тель­ных побед, ко­то­рою может гор­дить­ся ле­то­пись рус­ско­го вой­ска.

На Кав­ка­зе по­ло­же­ние дел было тогда самое при­скорб­ное; по­ко­рен­ные или под­чи­нен­ные кав­каз­ские на­ро­ды, один за дру­гим, снова под­ни­ма­ли ору­жие про­тив Рос­сии. Ка­хе­тия, лез­ги­ны и все горцы взбун­то­ва­лись и от­ре­за­ли со­об­ще­ние с Рос­си­ей. Вой­ска не ком­плек­то­ва­лись; денег из Рос­сии не вы­сы­ла­ли по слу­чаю две­на­дца­то­го года; де­пе­ши и почту пе­ре­хва­ты­ва­ли горцы; чума и голод до­вер­ша­ли бед­ствия края. Когда Рти­щев уда­лил­ся с глав­ным от­ря­дом, а пер­сид­ское вой­ско все при­бы­ва­ло к гра­ни­це, ка­ра­бах­ский хан начал весь­ма непо­чти­тель­но об­ра­щать­ся с рус­ски­ми, так что, при отъ­ез­де Рти­ще­ва из Ка­ра­ба­ха, даже не вы­ехал про­во­дить глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­го, но спо­кой­но сидел у себя в Шуше. Кот­ля­рев­ский хо­ро­шо знал ази­ат­ский ха­рак­тер. Он пред­ви­дел, что обида, на­не­сен­ная ханом перед всем краем рус­ско­му во­е­на­чаль­ни­ку, неми­ну­е­мо долж­на будет иметь самые па­губ­ные по­след­ствия. Надо было оста­но­вить мо­гу­щее вспых­нуть воз­му­ще­ние. Лихой на­езд­ник, сме­лый мо­ло­дой ге­не­рал, про­во­дя сво­е­го на­чаль­ни­ка, один, в со­про­вож­де­нии ка­за­ка, по­ска­кал в Шушу, прямо на хан­ский двор. Хан, сидя у фон­та­на, спо­кой­но курил ка­льян; во­ору­жен­ные ка­ра­бах­цы тол­пи­лись около сво­е­го вла­сте­ли­на. Под­ска­кав к са­мо­му хану, Кот­ля­рев­ский за­кри­чал ему по-​татарски, махая на­гай­кой: «Я тебя по­ве­шу». Оза­да­чен­ный хан спро­сил в за­ме­ша­тель­стве: «За что ты гне­ва­ешь­ся?» «Как за что!» гроз­но кри­чал Кот­ля­рев­ский; «разве ты ни во что ста­вишь рус­ско­го сар­да­ря, что смел не при­е­хать про­во­дить его и про­стить­ся с ним; ты дол­жен был явить­ся к нему и про­во­жать его»! Сме­лость и храб­рость имеют оба­я­тель­ную силу. Толпа, окру­жав­шая хана, все­гда го­то­вая, по ма­но­ве­нию сво­е­го на­чаль­ни­ка, рас­тер­зать че­ло­ве­ка, сто­я­ла по­ник­нув го­ло­ва­ми, а хан начал  уни­жен­но оправ­ды­вать­ся, делая тут же рас­по­ря­же­ния, чтобы сед­ла­ли коней и на­вью­чи­ли несколь­ко мулов да­ра­ми, по ази­ат­ско­му обы­чаю, для под­не­се­ния глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­му. Когда все было го­то­во, хан немед­лен­но от­пра­вил­ся вслед за Рти­ще­вым. До­гнав его, по до­ро­ге к Ели­са­вет­по­лю, хан пред­ста­вил по­дар­ки и про­стил­ся, как сле­до­ва­ло, с рус­ским сар­да­рем.

Этим сме­лым лич­ным по­ступ­ком Кот­ля­рев­ский оста­но­вил мятеж в стране, где он на­хо­дил­ся с вве­рен­ным ему от­ря­дом.

Вско­ре пер­сид­ские вой­ска на­ча­ли пе­ре­прав­лять­ся через Аракс. Глядя как они ста­ви­ли свои па­лат­ки, по сю сто­ро­ну реки, Кот­ля­рев­ский ра­до­вал­ся, пред­ви­дя ско­рый конец сво­е­му то­ми­тель­но­му без­дей­ствию. Вдруг пер­си­яне сня­лись и снова пе­ре­шли за реку. Одним из глав­ных до­сто­инств Кот­ля­рев­ско­го, как пол­ко­вод­ца, была рас­по­ря­ди­тель­ность и глу­бо­кое, быст­рое со­об­ра­же­ние. Он, смет­ли­вым умом своим, про­ни­кал в тай­ные за­мыс­лы непри­я­те­ля и преду­га­ды­вал его на­ме­ре­ния. Этому ред­ко­му ка­че­ству он обя­зан был сво­и­ми по­сто­ян­ны­ми успе­ха­ми в пред­при­я­ти­ях, по ви­ди­мо­му без­рас­суд­ных, а на самом деле все­гда зрело об­ду­ман­ных. Когда Кот­ля­рев­ский уви­дал, что пер­си­яне пе­ре­прав­ля­ют­ся об­рат­но за Аракс, он до­га­дал­ся, что Аббас-​Мирза хочет идти на Гру­зию дру­гим путем, т.е. через Ше­кин­ское хан­ство, и, зорко следя за дей­стви­я­ми непри­я­те­ля, убе­дил­ся, что его до­гад­ка под­твер­жда­лась теми на­прав­ле­ни­я­ми, ко­то­рые при­ни­ма­ли пер­сид­ские от­ря­ды. Он бо­ял­ся, чтобы Аббас-​Мирза, обой­дя его, не со­еди­нил­ся с бун­ту­ю­щи­ми гор­ца­ми и та­та­ра­ми и не про­из­вел об­ще­го вос­ста­ния под­власт­ных Рос­сии пле­мен: тогда ги­бель рус­ских на Кав­ка­зе была бы неми­ну­е­ма. От­вра­тить ее можно было толь­ко ре­ши­тель­ным уда­ром, т.е. уни­что­же­ни­ем пер­сид­ско­го вой­ска!.. От­важ­ный до без­рас­суд­ства по­двиг, на ко­то­рый, од­на­ко, твер­до ре­шил­ся Кот­ля­рев­ский, несмот­ря на свои ма­ло­важ­ные силы. Он уве­до­мил ге­не­ра­ла Рти­ще­ва, что об­сто­я­тель­ства вы­нуж­да­ют его пе­рей­ти за Аракс и ата­ко­вать Аббаса-​Мирзу, и хотя он сам со­зна­ет, что это очень труд­но, но ре­шил­ся для поль­зы и славы рус­ско­го ору­жия. Вы­сту­пая на нерав­ный бой, Кот­ля­рев­ский на­пи­сал рас­по­ря­же­ния, на слу­чай своей смер­ти, и дис­по­зи­цию к атаке, и, об­су­див хлад­но­кров­но все об­сто­я­тель­ства, го­ря­чо при­сту­пил к делу. Раз­дал­ся по ла­ге­рю ба­ра­бан­ный бой; все вой­ска скоро были в строю и до­жи­да­лись по­яв­ле­ния ге­не­ра­ла. Кот­ля­рев­ский вышел и, об­ра­ща­ясь к сол­да­там, ска­зал: «Брат­цы! нам долж­но идти за  Аракс и раз­бить пер­си­ян. Их на од­но­го де­сять; но храб­рый из вас стоит де­ся­ти, а чем более вра­гов, тем слав­нее по­бе­да. Идем, брат­цы, и разо­бьем». Сол­да­ты и офи­це­ры вос­тор­жен­но кри­ча­ли ура! во­оду­шев­лен­ные сло­ва­ми сво­е­го доб­лест­но­го на­чаль­ни­ка. Отряд со­сто­ял из 1,500 пе­хо­ты и 500 кон­ни­цы, при 9 ору­ди­ях; пер­си­ян было 30,000 че­ло­век. Он вы­сту­пил 18 ок­тяб­ря 1812 года, и 19-го, на заре, начал пе­ре­прав­лять­ся через Аракс, пят­на­дца­тью вер­ста­ми выше пер­сид­ско­го ла­ге­ря. Пе­ре­пра­ва со­вер­ши­лась бла­го­по­луч­но; толь­ко одно ору­дие оста­лось в реке. На дру­гой сто­роне Арак­са отряд со­мкнул­ся в каре и дви­нул­ся впе­ред, про­би­ра­ясь в тыл непри­я­те­лю: надо было сде­лать пе­ре­ход в 70 верст, чтоб зайти со сто­ро­ны Пер­сии.

К ве­че­ру вдали по­ка­зал­ся пер­сид­ский ла­герь, ши­ро­ко рас­ки­нув­ший­ся по реке. Никто не по­до­зре­вал при­бли­же­ния рус­ских; все без­за­бот­но за­ни­ма­лись сво­и­ми все­днев­ны­ми де­ла­ми; сол­да­ты были ча­стью на уче­нии, ча­стью от­ды­ха­ли; Аббас-​Мирза бе­се­до­вал с ан­глий­ски­ми офи­це­ра­ми и с пер­сид­ски­ми са­нов­ни­ка­ми, важно по­ку­ри­вая ка­льян. Уви­дев из­да­ли наших кон­ных татар, Аббас-​Мирза ска­зал си­дев­ше­му с ним ан­глий­ско­му офи­це­ру: «По­смот­ри­те, какой-​то хан едет ко мне в гости». Ан­гли­ча­нин, по­смот­рев в зри­тель­ную трубу от­ве­чал: «Нет, это не хан, а Кот­ля­рев­ский». Аббас-​Мирза сму­тил­ся, но, храб­рясь, вос­клик­нул: «рус­ские сами лезут ко мне на нож!» Он забыл, ве­ро­ят­но, что пер­сид­ский нож не раз уже ло­мал­ся о рус­ский штык. Никто не до­пус­кал воз­мож­но­сти та­ко­го сме­ло­го на­па­де­ния. Когда рус­ские стали при­бли­жать­ся к ла­ге­рю, пер­сид­ские сол­да­ты бро­си­лись бе­жать в раз­ные сто­ро­ны, так что на­чаль­ни­ки едва могли удер­жать их. Пер­сид­ская кон­ни­ца была рас­по­ло­же­на на горе. За­ме­тив эту вы­год­ную по­зи­цию, пер­вый свой удар Кот­ля­рев­ский устре­мил туда, и когда пер­сид­ская пе­хо­та по­до­спе­ла для за­щи­ты горы, уже было позд­но: гора была в руках рус­ских, а кон­ни­ца рас­се­я­на и ла­герь от­ре­зан к Арак­су. Аббас-​Мирза со сво­и­ми вой­ска­ми обо­шел гору и на­ме­ре­вал­ся от­нять ее у рус­ских; Кот­ля­рев­ский встре­тил его у по­дош­вы горы и с гром­ким ура! гря­нул в штыки. Рус­ские с таким оже­сто­че­ни­ем бро­си­лись в атаку, что па­ни­че­ский страх вдруг овла­дел пер­си­я­на­ми: несмот­ря на угро­зы, на уве­ща­ния и ко­ман­ду ан­глий­ских офи­це­ров, они бро­си­лись бе­жать, в пол­ном рас­строй­стве, за реку Да­ра­ут.

Весь пер­сид­ский ла­герь, со всеми со­кро­ви­ща­ми и сна­ря­да­ми, остал­ся в руках Кот­ля­рев­ско­го. В ла­ге­ре нашли 400 тюков  ан­глий­ских па­тро­нов. Но бич пер­си­ян не удо­воль­ство­вал­ся своей по­бе­дой: лишь со­вер­шен­ное ис­треб­ле­ние пер­сид­ско­го вой­ска могло удо­вле­тво­рить его от­ва­гу. В то время, как он раз­мыш­лял о до­сти­же­нии своей цели, наш унтер-​офицер, долго на­хо­див­ший­ся в плену у пер­си­ян, при­нес на по­клон по­бе­ди­те­лю пер­сид­ское знамя. Кот­ля­рев­ский начал рас­спра­ши­вать его, не знает ли он, как прой­ти, чтобы от­ре­зать от­ступ­ле­ние пер­сид­ской армии и не по­те­рять ее из виду. Унтер-​офицер вы­звал­ся быть про­вод­ни­ком и ска­зал, что Аббас-​Мирза, со­брав все свои раз­бе­жав­ши­е­ся вой­ска, оста­но­вил­ся на реке Да­ра­урт, в Аслан­дуз­ском укреп­ле­нии, рас­по­ло­жен­ном на горе.

Кот­ля­рев­ский немед­лен­но отдал при­ка­за­ние от­ря­ду го­то­вить­ся к вы­ступ­ле­нию. В глухую ночь отряд пе­ре­пра­вил­ся через реку Да­ра­урт и, тихо по­дви­га­ясь к Аслан­ду­зу, окру­жил его.

Во­сточ­ная лень и лег­ко­мыс­лие по­гу­би­ли пер­сид­ское вой­ско. Укре­пив­шись в Аслан­ду­зе, пер­си­яне были так уве­ре­ны в своей без­опас­но­сти, что даже не рас­ста­ви­ли ни ча­со­вых, ни пи­ке­тов. Они бес­печ­но пре­да­ва­лись кейфу, во­круг пы­ла­ю­щих ко­ст­ров, и, как ис­тин­ные ази­ат­цы, на­сла­жда­лись от­ды­хом после боя и пе­ре­хо­да. Вдруг пламя ко­ст­ров оза­ри­ло кро­ва­вым све­том пы­лав­шие яро­стью, угрю­мые лица наших сол­дат; как гром над го­ло­ва­ми пер­си­ян, гря­ну­ло по­бе­до­нос­ное рус­ское «ура!», за­свер­ка­ли штыки и, в мгно­ве­ние ока, сотни тру­пов пали под уда­ра­ми их. Кот­ля­рев­ский ско­ман­до­вал «не ща­дить ни­ко­го»; рас­сви­ре­пев­шие кав­каз­ские львы бес­по­щад­но ко­ло­ли обе­зу­мев­ших от ужаса пер­си­ян, ко­то­рые уже не за­щи­ща­лись, а толь­ко, с воп­ля­ми от­ча­я­ния, мо­ли­ли о по­ми­ло­ва­нии. Оста­но­вить кро­во­про­ли­тие не мог даже сам Кот­ля­рев­ский; он на­прас­но кри­чал: до­воль­но! до­воль­но! Сол­да­ты не слы­ша­ли его; упо­ен­ные по­бе­дою, они до­вер­ша­ли ис­треб­ле­ние врага.

Ни­ка­ким пером нель­зя пе­ре­дать этой страш­ной ночи; вопли ужаса, стоны уми­ра­ю­щих, моль­бы о да­ро­ва­нии жизни, тор­же­ствен­ные крики по­бе­ди­те­лей по­тря­са­ли воз­дух. Пы­ла­ю­щие ко­ст­ры осве­ща­ли баг­ро­вым све­том кро­ва­вый празд­ник рус­ско­го вой­ска. Оста­ва­лось на горе еще одно укреп­ле­ние, куда бро­си­лись те пер­си­яне, ко­то­рым по­счаст­ли­ви­лось спа­стись от шты­ков; но Кот­ля­рев­ский, за­ме­тив их дви­же­ние, устре­мил­ся на штурм, и сей­час же овла­дел укреп­ле­ни­ем.

Аббас-​Мирза, во время боя, бежал с пол­сот­нею че­ло­век к Та­ври­зу. Пять зна­мен, один­на­дцать пушек оста­лись тро­фе­я­ми по­бе­ды. На одной из взя­тых пушек были вы­ре­за­ны слова: «от  ко­ро­ля над ко­ро­ля­ми шаху над ша­ха­ми, в дар». Над­пись по­ка­зы­ва­ла, что это был по­да­рок ан­глий­ско­го ко­ро­ля пер­сид­ско­му шаху. Ре­гу­ляр­ная пер­сид­ская пе­хо­та была почти со­всем ис­треб­ле­на: когда стали по­ве­рять число уби­тых пер­си­ян, их ока­за­лось до 9,000; но Кот­ля­рев­ский по­ка­зал в до­не­се­нии своем лишь седь­мую часть, го­во­ря: «на­прас­но пи­сать прав­ду, не по­ве­рят. Успех Кот­ля­рев­ско­го в этом сме­лом на­па­де­нии сви­де­тель­ству­ет, как мо­ло­дой ге­не­рал глу­бо­ко по­стиг ха­рак­тер ази­ат­цев, быст­ро пе­ре­хо­дя­щих от от­ва­ги к ро­бо­сти. Неожи­дан­ное и стре­ми­тель­ное на­па­де­ние рус­ских, за­стиг­ших врас­плох пер­си­ян, не дало им опом­нить­ся: они оро­бе­ли до того, что даже по­те­ря­ли со­зна­ние о воз­мож­но­сти за­щи­щать­ся.

Раз­ру­шив Аслан­дуз­ское укреп­ле­ние до ос­но­ва­ния, Кот­ля­рев­ский со своим от­ря­дом, не по­тер­пев­шим почти ни­ка­ко­го урона, пе­ре­шел Аракс и воз­вра­тил­ся в свой ла­герь. Цель была до­стиг­ну­та: уни­что­же­ние пер­сид­ско­го вой­ска по­ло­жи­ло конец всем за­мыс­лам Аббаса-​Мирзы. Эта неслы­хан­ная по­бе­да рас­про­стра­ни­ла такой ужас между хан­ски­ми и та­тар­ски­ми вла­де­ни­я­ми, что общий мятеж, го­то­вый вспых­нуть, был по­дав­лен в своем ос­но­ва­нии. Ни­ко­му и на мысль не при­хо­ди­ло бун­то­вать про­тив непо­бе­ди­мой силы рус­ско­го ору­жия, для ко­то­ро­го не су­ще­ство­ва­ло пре­пят­ствий; страх и ува­же­ние к рус­ским за­ме­ни­ли непо­кор­ность. Невоз­мож­но опи­сать той гор­дой ра­до­сти, с ко­то­рой рус­ские вой­ска воз­вра­ща­лись в Ка­ра­бах, где их встре­ти­ли жи­те­ли, уни­жен­но пре­кло­ня­ясь и опус­кая ору­жие перед по­бе­ди­те­ля­ми.

До­не­се­ние о по­бе­де глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­му на­чи­на­лось сле­ду­ю­щи­ми сло­ва­ми: «Бог, ура и штыки да­ро­ва­ли и здесь по­бе­ду Все­ми­ло­сти­вей­ше­го Го­су­да­ря».

Ста­рик Рти­щев, по­лу­чив до­не­се­ние о по­бе­де, читал его со сле­за­ми бла­го­дар­но­сти: он пись­мом по­здра­вил Кот­ля­рев­ско­го со зна­ме­ни­той по­бе­дой, со­зна­вая вполне всю важ­ность ока­зан­ной услу­ги. О том же, что под­чи­нен­ный не ис­пол­нил при­ка­за­ния и пе­ре­шел Аракс, Рти­щев не упо­мя­нул ни одним сло­вом; на­про­тив, бла­го­дар­ность свою из­ли­вал в самых теп­лых вы­ра­же­ни­ях, от­да­вая долж­ную честь во­ин­ско­му ис­кус­ству и до­сто­ин­ствам по­бе­ди­те­ля. Кот­ля­рев­ский, за рас­се­я­ние пер­сид­ских сил и за овла­де­ние ла­ге­рем, был на­граж­ден чином генерал-​лейтенанта, а за то, что отнял всю непри­я­тель­скую ар­тил­ле­рию и зна­ме­на, взял и ра­зо­рил Аслан­дуз­ское укреп­ле­ние, ис­тре­бил пер­сид­скую армию, по­лу­чил по ста­ту­ту орден св. Ге­ор­гия 3-й сте­пе­ни. 

В то же время Рти­щев по­лу­чил знаки ор­де­на св. Алек­сандра Нев­ско­го; на­де­вая их, он все­гда го­во­рил, что обя­зан Кот­ля­рев­ско­му этою мо­нар­шею ми­ло­стью.

С ис­хо­дом две­на­дца­то­го года, Кав­каз пред­став­лял более от­рад­ную кар­ти­ну: чума пре­кра­ти­лась; голод и неуро­жай сме­ни­лись изоби­ли­ем; внут­рен­ние смуты утих­ли, вос­ста­ния пре­кра­ти­лись; в Шир­ван­ском, в Ше­кин­ском, в Ка­ра­бах­ском хан­ствах не было ни од­но­го непри­я­те­ля; Аббас-​Мирза смир­но сидел в глу­бине Пер­сии. В одном толь­ко Та­лы­шин­ском хан­стве пер­си­яне укре­пи­лись в Лен­ко­ран­ской кре­по­сти, где со­сре­до­то­чи­ли свое луч­шее вой­ско. Укреп­ле­ние это было по­стро­е­но ан­глий­ски­ми офи­це­ра­ми, они сде­ла­ли его почти непри­ступ­ным; кроме того, по до­ро­ге к Лен­ко­ра­ни, укре­пи­ли кре­пость Ар­ке­вань. Взя­тие кре­по­сти Лен­ко­ра­ни было необ­хо­ди­мо для рус­ских, чтобы по­кон­чить войну с пер­си­я­на­ми и удер­жать их от даль­ней­ших дей­ствий. Воз­вра­тясь из Ти­фли­са в Ка­ра­бах, куда Кот­ля­рев­ский ездил после аслан­дуз­ской по­бе­ды, он начал го­то­вить­ся к вы­ступ­ле­нию в Та­лы­шин­ское хан­ство, для из­гна­ния от­ту­да пер­си­ян.

Ни­ко­гда не был Кот­ля­рев­ский так угрюм и встре­во­жен, как перед вы­ступ­ле­ни­ем в эту экс­пе­ди­цию; какое-​то тай­ное пред­чув­ствие сму­ща­ло его бод­рый дух и от­ни­ма­ло у него ту веру в успех, ко­то­рая всюду и все­гда его со­про­вож­да­ла. Он писал перед вы­ступ­ле­ни­ем в Ти­флис к од­но­му из своих со­слу­жив­цев: «И так я вы­сту­паю; эта экс­пе­ди­ция меня силь­но тре­во­жит. Прошу Бога о по­мо­щи и могу на­звать­ся слиш­ком счаст­ли­вым, если Бог даст кон­чить счаст­ли­во».

Отряд был в том же со­ста­ве, как при Аслан­ду­зе, т.е. 1,500 пе­хо­ты и 500 кон­ни­цы и шесть ору­дий. 17-го де­каб­ря 1812 года он вы­сту­пил, на дру­гой день пе­ре­шел Аракс и дви­нул­ся Му­ган­скою сте­пью. Время года не бла­го­при­ят­ство­ва­ло по­хо­ду. Над­ле­жа­ло прой­ти 80 верст сте­пью, в ко­то­рой не было ни­ка­кой до­ро­ги; сол­да­ты то вязли по грудь в бо­ло­те, то вьюга и снег за­сы­па­ли их. На пятый день, т.е. 21-го де­каб­ря, отряд всту­пил в Та­лы­шин­ское хан­ство. В тот же день рус­ские встре­ти­ли аван­гард пер­сид­ско­го вой­ска, ко­то­рый од­на­ко не ре­шил­ся ата­ко­вать их. Отряд дви­нул­ся далее и при­бли­зил­ся к Ар­ке­ван­ско­му укреп­ле­нию, ко­то­рое со­став­ля­ло как бы пред­две­рие к кре­по­сти Лен­ко­рань. Оно было об­не­се­но рвом и в нем на­хо­ди­лось около 2,000 гар­ни­зо­на.

Но, видно, пер­си­яне еще живо пом­ни­ли аслан­дуз­ское по­бо­и­ще.  Страх, вну­шен­ный рус­ски­ми был так велик, что лишь толь­ко в Ар­ке­ва­ни уви­да­ли при­бли­же­ние рус­ских сол­дат, как весь гар­ни­зон, без огляд­ки, пу­стил­ся бе­жать из укреп­ле­ния, бро­сив две пушки, порох, ору­жие и все, что там на­хо­ди­лось. Кот­ля­рев­ский без вы­стре­ла занял Ар­ке­вань и по­слал часть от­ря­да в по­го­ню за тру­са­ми; пе­хо­та и ка­за­ки на­стиг­ли их и уни­что­жи­ли почти всех. Затем, оста­вив гар­ни­зон в Ар­ке­ва­ни, Кот­ля­рев­ский пошел к Лен­ко­ра­ни. Там, под ко­ман­дою Садых-​хана, на­хо­ди­лось 4,000 луч­ше­го пер­сид­ско­го вой­ска.

Гроз­ная кре­пость могла на­ве­сти ужас на вся­ко­го, кроме Кот­ля­рев­ско­го и его неустра­ши­мых под­чи­нен­ных. Она была окру­же­на бо­ло­та­ми; ее гра­нит­ные вы­со­кие стены были уни­за­ны ору­ди­я­ми: валы и зем­ля­ные верки за­щи­ща­ли ее сна­ру­жи. Но для Кот­ля­рев­ско­го пре­град не су­ще­ство­ва­ло: чем труд­нее было до­сти­же­ние цели, тем упор­нее он шел к ней. По­дой­дя к кре­по­сти, рус­ские немед­лен­но устро­и­ли ба­та­реи и, 26-го де­каб­ря, от­кры­ли ка­но­на­ду. Но паль­ба из ору­дий не де­ла­ла вреда кре­по­сти; сна­ря­ды вязли в зем­ля­ных сте­нах, не до­ле­тая до ка­мен­ных. О тран­ше­ях же Кот­ля­рев­ский не мог ду­мать, при ма­ло­чис­лен­но­сти сво­е­го от­ря­да. Сна­ря­дов для про­дол­жи­тель­ной бло­ка­ды было недо­ста­точ­но. Рас­счи­ты­вая на страх, вну­ша­е­мый рус­ски­ми пер­си­я­нам, герой Аслан-​дуза на­пи­сал всем жи­те­лям кре­по­сти, пер­сид­ским вой­скам и их на­чаль­ни­кам, про­кла­ма­цию, в ко­то­рой го­во­рил, что он при­слан с вой­ска­ми ве­ли­ко­го в свете им­пе­ра­то­ра, для из­гна­ния пер­си­ян из Та­лы­шин­ско­го хан­ства; что он непре­мен­но возь­мет кре­пость Лен­ко­рань, что у стен кре­по­сти на­хо­дят­ся все рус­ские вой­ска, ко­то­рый были при взя­тии кре­по­сти Мигри и при уни­что­же­нии Аслан­ду­за, и что если про­тив по­бе­до­нос­но­го рус­ско­го ору­жия не усто­я­ли Аббас-​Мирза с 30,000 вой­ском и целая пер­сид­ская армия, то где же усто­ять лен­ко­ран­ско­му гар­ни­зо­ну, как бы он ни был храбр. Потом Кот­ля­рев­ский уве­дом­лял, что укреп­ле­ние Ар­ке­вань уже в его руках, что все пути за­ня­ты его вой­ска­ми и что оса­жден­ные не могут ожи­дать ни от­ку­да по­мо­щи или под­во­за при­па­сов и сна­ря­дов. Но, не желая даром про­ли­вать кровь, он пред­ла­гал жи­те­лям и гар­ни­зо­ну доб­ро­воль­но сдать­ся, и тем спа­сти свое иму­ще­ство, жен, детей и свою соб­ствен­ную жизнь. В про­тив­ном же слу­чае, писал Кот­ля­рев­ский, он не от­сту­пит от кре­по­сти, по­ко­рит ее «и тогда горе по­беж­ден­ным!»

На это гроз­ное уве­ща­ние Кот­ля­рев­ский не по­лу­чил ни­ка­ко­го от­ве­та. Тогда он ре­шил­ся штур­мо­вать кре­пость, зная, что не  может про­дол­жать бло­ка­ду, по неиме­нии сна­ря­дов. Тя­же­ло ему было при­сту­пать к штур­му: он хо­ро­шо со­зна­вал, что у него не хва­та­ло для этого ни сил, ни спо­со­бов. Перед штур­мом он писал к Рти­ще­ву: «Мне, как рус­ско­му, оста­ет­ся толь­ко по­бе­дить или уме­реть; ибо от­сту­пить зна­чи­ло бы по­сра­мить честь ору­жия рос­сий­ско­го». По­мо­лив­шись Богу, он на­зна­чил штурм кре­по­сти 31-го де­каб­ря 1812 года. На­ка­нуне отдал сле­ду­ю­щий при­каз, ко­то­рый вполне может вы­яс­нить силу его ха­рак­те­ра, взгляд на дис­ци­пли­ну и на обя­зан­но­сти каж­до­го воина. Вот, в под­лин­ни­ке, этот при­каз, как об­ра­зец увле­ка­ю­ще­го во­ен­но­го крас­но­ре­чия, ко­то­рым об­ла­дал Кот­ля­рев­ский.

«Ис­то­щив все сред­ства при­ну­дить непри­я­те­ля к сдаче кре­по­сти, найдя его к тому непре­клон­ным, не оста­ет­ся более ни­ка­ко­го спо­со­ба по­ко­рить кре­пость сию ору­жию рос­сий­ско­му, как толь­ко силою штур­ма. Ре­ша­ясь при­сту­пить к сему по­след­не­му сред­ству, даю знать о том вой­скам и счи­таю нуж­ным пред­ва­рить всех офи­це­ров и сол­дат, что от­ступ­ле­ния не будет. Нам долж­но или взять кре­пость, или всем уме­реть: за тем мы сюда при­сла­ны. Я пред­ла­гал два раза непри­я­те­лю о сдаче кре­по­сти, но он упор­ству­ет; так до­ка­жем же ему, храб­рые сол­да­ты, что штыку рус­ско­му ничто про­ти­вить­ся не может; не такие кре­по­сти брали рус­ские, и не у таких непри­я­те­лей как пер­си­яне; сии про­тив тех ни­че­го не зна­чат. Пред­пи­сы­ва­ет­ся всем пер­вое: по­слу­ша­ние; вто­рое: пом­нить, что чем ско­рее идешь на штурм и чем шибче ле­зешь на лест­ни­цы, тем менее урон взять кре­пость; опыт­ные сол­да­ты сие знают, а неопыт­ные по­ве­рят; тре­тье: не бро­сать­ся на до­бы­чу, под опа­се­ни­ем смерт­ной казни, пока со­вер­шен­но не кон­чит­ся штурм; ибо, преж­де конца дела, на до­бы­че сол­дат на­прас­но уби­ва­ют. Дис­по­зи­ция штур­ма будет дана особо, а те­перь оста­ет­ся мне толь­ко ска­зать, что я уве­рен в храб­ро­сти опыт­ных офи­це­ров и сол­дат Гру­зин­ско­го гре­на­дер­ско­го, 17-го егер­ско­го и Тро­иц­ко­го пол­ков; а ма­ло­опыт­ные Кас­пий­ско­го ба­та­льо­на, на­де­юсь, по­ста­ра­ют­ся по­ка­зать себя в сем деле и за­слу­жат луч­шую ре­пу­та­цию, чем до­се­ле между непри­я­те­ля­ми и чу­жи­ми на­ро­да­ми имеют. Впро­чем, если бы, сверх вся­ко­го ожи­да­ния, кто стру­сил, тот будет на­ка­зан как из­мен­ник, и здесь, вне гра­ни­цы, труса рас­стре­ля­ют или по­ве­сят, несмот­ря на чин.

Кот­ля­рев­ский со­ста­вил из сво­е­го от­ря­да три ко­лон­ны; в пять часов утра они дви­ну­лись к кре­по­сти; шли очень скоро, со­блю­дая мерт­вую ти­ши­ну. Но ко­лон­ны не успе­ли дойти до на­зна­чен­ных  им мест, как непри­я­тель от­крыл силь­ный огонь. Под гра­дом пуль, рус­ские вой­ска спу­сти­лись в ров и стали укреп­лять лест­ни­цы; в это время пер­си­яне, ко­то­рые были го­раз­до мно­го­чис­лен­нее, ждали штур­му­ю­щих на сте­нах с ро­га­ти­на­ми, пи­ка­ми, кам­ня­ми и руч­ны­ми гра­на­та­ми, ко­то­ры­ми за­сы­па­ли сол­дат, ра­бо­тав­ших во рву. Тол­па­ми ва­ли­лись люди; под­пол­ков­ник Уша­ков и мно­гие офи­це­ры мгно­вен­но были убиты; ко­лон­ны ре­де­ли, а число непри­я­те­ля на сте­нах все уве­ли­чи­ва­лось. Несмот­ря на ги­бель то­ва­ри­щей, на упор­ное со­про­тив­ле­ние пер­си­ян, сол­да­ты укре­пи­ли лест­ни­цы и самые сме­лые пер­вые по­лез­ли на стены.

Град кам­ней и гра­нат по­сы­пал­ся на смель­ча­ков; изу­ве­чен­ные, уби­тые, они па­да­ли в ров один за дру­гим... Сол­да­ты за­мя­лись... Кот­ля­рев­ский, видя что отряд гиб­нет, бро­сил­ся в ров и стал обод­рять сол­дат. Он был окру­жен тру­па­ми своих храб­ре­цов; оса­жден­ные от­ча­ян­но обо­ро­ня­лись. Ми­ну­ту спу­стя, Кот­ля­рев­ский был ранен в ногу, но, несмот­ря на рану, при­дер­жи­вая ее рукою, бро­сил­ся к лест­ни­цам, гром­ко крича: «Сюда! ре­бя­та впе­ред! за мной!.. «Ура!»... Сол­да­ты бро­си­лись за обо­жа­е­мым на­чаль­ни­ком; но в этот мо­мент, у самых стен кре­по­сти, еще две пули по­ра­жа­ют неустра­ши­мо­го героя; Одна уда­ри­ла ему прямо в лицо, раз­дро­бив ему всю че­люсть. Тут же он ли­шил­ся од­но­го глаза и без чувств упал в ров, на груды тел своих бо­е­вых то­ва­ри­щей. Но Гос­подь уте­шил стра­даль­ца: в ту ми­ну­ту, как силы остав­ля­ли его, он, как будто в слад­ком сне, слы­шал над го­ло­вою своей, на сте­нах кре­по­сти, гро­мо­вое «ура!», крики по­бе­ды и про­кля­тия пер­си­ян. По­след­няя ге­рой­ская ко­ман­да храб­ро­го ко­ман­ди­ра во­оду­ше­ви­ла сол­дат. Они по­лез­ли на стены, хотя пер­си­яне стре­ля­ли в них в упор, хва­та­лись за дула ружей непри­я­те­ля, чем по­мо­га­ли себе взби­рать­ся на стены, и вско­ре все, кто не был убит или ранен, очу­ти­лись на сте­нах кре­по­сти, где на­чал­ся кро­ва­вый ру­ко­паш­ный бой. Перед рус­ски­ми шты­ка­ми пер­си­яне, как все­гда, не могли усто­ять; оже­сто­чен­ные сол­да­ты не брали ни­ко­го в плен и слова Кот­ля­рев­ско­го сбы­лись — упор­ство оса­жден­ных по­гу­би­ло всех: жены, дети, ста­ри­ки, все па­да­ли под уда­ра­ми шты­ков. В то же время майор князь Аб­ха­зов, овла­дев одной пер­сид­ской ба­та­ре­ей, тот­час обо­ро­тил ору­дия и начал стре­лять кар­те­чью в се­ре­ди­ну кре­по­сти. Вслед за тем была взята еще одна ба­та­рея и ору­дия ее также по­вер­ну­ли немед­лен­но про­тив непри­я­те­ля. Пер­си­яне, чтобы из­бе­жать смер­ти, стали бро­сать­ся через стену, в речку  Лен­ко­рань но на реке рус­ские уже успе­ли по­стро­ить ба­та­рею и всех спа­са­ю­щих­ся встре­ча­ли кар­те­чью. Число уби­тых непри­я­те­лей пре­вы­ша­ло вся­кое ве­ро­я­тие: в кре­по­сти и на бе­ре­гу най­де­но до 4,000 тел. Штурм про­дол­жал­ся три часа и им до­стой­но за­кон­чен 1812 год...

После битвы, в груде тел, отыс­ка­ли ви­нов­ни­ка ве­ли­кой по­бе­ды. Когда Кот­ля­рев­ский при­шел в себя, он был об­ра­до­ван ве­стью о по­бе­де и, до­но­ся о штур­ме глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­му, писал: «Я сам по­лу­чил три раны, и бла­го­да­рю Бога, бла­го­сло­вив­ше­го за­пе­чат­леть успех дела сего соб­ствен­ною моей кро­вью. На­де­юсь, что сей же самый успех об­лег­чит стра­да­ния мои». Тро­фе­я­ми по­бе­ды были два зна­ме­ни, во­семь ору­дий, сар­дар­ская бу­ла­ва и все иму­ще­ство, хлеб и проч. Изу­ве­чен­ный герой по­бе­ды, несмот­ря на тяж­кие раны, не сда­вал ко­ман­ды, но сле­до­вал за от­ря­дом, ко­то­рый воз­вра­тил­ся в Ка­ра­баг 29-го ян­ва­ря 1813 года. Нера­дост­но, од­на­ко, воз­вра­ща­лись по­бе­ди­те­ли. Офи­це­ры и сол­да­ты, по­ник­нув го­ло­вой, без песен, со сле­за­ми на гла­зах, бла­го­го­вей­но шли за но­сил­ка­ми, на ко­то­рых лежал обез­об­ра­жен­ный стра­да­лец, и себе, и кав­каз­ско­му во­ин­ству стя­жав­ший сво­и­ми по­бе­да­ми бес­смерт­ную славу.

Кот­ля­рев­ско­го по­лу­мерт­во­го по­вез­ли в Ти­флис. Рти­щев, в пол­ной па­рад­ной форме, сей­час же по­ехал на­ве­стить героя-​страдальца. За взя­тие Лен­ко­ран­ской кре­по­сти, генерал-​лейтенант Кот­ля­рев­ский по­лу­чил орден Св. Ге­ор­гия 2-го клас­са, на 31-м году жизни; но тяж­кие раны ли­ши­ли Петра Сте­па­но­ви­ча на­все­гда воз­мож­но­сти про­дол­жать слу­же­ние царю и оте­че­ству.

Слав­ная его бо­е­вая де­я­тель­ность, к ве­ли­чай­ше­му со­жа­ле­нию, пре­сек­лась слиш­ком рано; па­мять же о его доб­ле­стях и о ге­рой­ских по­дви­гах на­ве­ки за­пе­чат­ле­на в ле­то­пи­сях Кав­ка­за. Шах-​Булах, Мигри, Ахал­ка­ла­ки, Аслан­дуз и Лен­ко­рань, по­ло­жив­шие конец три­на­дца­ти­лет­ней войне с пер­си­я­на­ми, такие па­мят­ни­ки, ко­то­рых не со­кру­шат ни время, ни люд­ская за­быв­чи­вость. Как все вы­со­кое из­да­ли яснее и ве­ли­че­ствен­нее пред­став­ля­ет­ся гла­зам че­ло­ве­ка, так доб­лест­ные де­я­ния и бес­при­мер­ная храб­рость Петра Сте­па­но­ви­ча Кот­ля­рев­ско­го, чем далее, тем яснее и ве­ли­че­ствен­нее вы­дви­га­ют его из среды кав­каз­ских де­я­те­лей, упро­чи­ва­ют за ним слав­ную стра­ни­цу в ис­то­рии кав­каз­ской войны и дают ему одно из пер­вых мест в числе ве­ли­ких пол­ко­вод­цев рус­ско­го во­ин­ства.

Тяж­кие раны за­ста­ви­ли Петра Сте­па­но­ви­ча Кот­ля­рев­ско­го сойти с по­при­ща славы и по­че­стей. После того трид­цать де­вять лет  он жил как му­че­ник, без ро­по­та пе­ре­но­ся свои стра­да­ния. Он вел жизнь почти за­твор­ни­че­скую, мол­ча­ли­вую и од­но­об­раз­ную, в ко­то­рой мощ­ный дух его сми­рял­ся перед силою стра­да­ний; из пра­во­го уха у него вышло до со­ро­ка ко­стей и все лицо было све­де­но в пра­вую сто­ро­ну; глаза он ли­шил­ся, как ска­за­но, при Лен­ко­ране, и уди­ви­тель­но, как мог он про­жить столь долго живым мерт­ве­цом. Выйдя в от­став­ку, Петр Сте­па­но­вич купил, на да­ро­ван­ные ему го­су­да­рем после Лен­ко­ра­ни день­ги, неболь­шое име­ние, близ Ба­хму­та, село Алек­сан­дро­ве, где и по­се­лил­ся.

В 1826 году, им­пе­ра­тор Ни­ко­лай I, при­быв в Моск­ву на ко­ро­но­ва­ние, вспо­ми­нал героя-​мученика и, при сле­ду­ю­щем ре­скрип­те, по­жа­ло­вал Кот­ля­рев­ско­го в ге­не­ра­лы от ин­фан­те­рии:

Петр Сте­па­но­вич!

«От­лич­ное слу­же­ние на по­при­ще во­ен­ном и неод­но­крат­ны­ми опы­та­ми до­ка­зан­ное ис­кус­ство и храб­рость ваши, не пе­ре­ста­ва­ли об­ра­щать на себя вни­ма­ние в Бозе по­чи­ва­ю­ще­го Брата Моего, ко­то­рый, с при­скор­би­ем видя, что рас­стро­ен­ное здо­ро­вье и раны, по­лу­чен­ные вами на поле чести, были дей­стви­тель­ны­ми пре­пят­стви­я­ми к даль­ней­ше­му про­дол­же­нию служ­бы, при­нуж­ден был со­гла­сить­ся на вре­мен­ное ваше от оной уда­ле­ние. От­да­вая все­гда долж­ное ува­же­ние за­слу­гам вашим и зная всю поль­зу, ко­то­рую опыт­ность и храб­рость ваша могут при­не­сти оте­че­ству, при воз­ни­ка­ю­щих ныне непри­яз­нен­ных делах с пер­си­я­на­ми, Я льщу Себя на­деж­дою, что время увра­че­ва­ло раны ваши и успо­ко­и­ло от тру­дов, по­не­сен­ных для славы рос­сий­ско­го ору­жия, и что, при на­сто­я­щих об­сто­я­тель­ствах, вы не от­ка­же­те Мне всту­пить на то по­при­ще, на коем вы под­ви­за­лись с таким успе­хом. Уве­рен, что од­но­го имени ва­ше­го до­ста­точ­но будет, чтобы оду­ше­вить вой­ска, пред­во­ди­тель­ству­е­мые вами, устра­шить врага неод­но­крат­но вами по­ра­жен­но­го и дер­за­ю­ще­го снова на­ру­шить тот мир, ко­то­ро­му от­кры­ли вы пер­вый путь по­дви­га­ми ва­ши­ми.

«Желая, чтобы отзыв ваш был со­гла­сен с Моим ожи­да­ни­ем, пре­бы­ваю вам бла­го­склон­ный.»

«НИ­КО­ЛАЙ».

В Москве.

Ав­гу­ста 12 дня 1826 года.

Кот­ля­рев­ский был тро­нут до глу­би­ны души вни­ма­ни­ем го­су­да­ря им­пе­ра­то­ра; но го­лов­ная рана, ко­то­рая не поз­во­ля­ла ему вы­хо­дить зимой на воз­дух, за­ста­ви­ла его от­ка­зать­ся от все­ми­ло­сти­вей­ше­го при­гла­ше­ния. Ге­не­рал Пас­ке­вич при­нял ко­ман­до­ва­ние вой­ска­ми, и  несчаст­ный Кот­ля­рев­ский лишь из­да­ли, в глуши сво­е­го уеди­не­ния, жадно сле­дил за ходом войны, хотя душою был все­гда на Кав­ка­зе, ко­то­рый он любил го­ря­чо и бес­пре­дель­но и до самой смер­ти своей при­ни­мал живое уча­стие во всем, что ка­са­лось до ко­лы­бе­ли его славы. О своей бо­е­вой жизни он ни­ко­гда не го­во­рил, и если раз­го­вор ка­сал­ся про­шло­го, то ста­рал­ся все­гда пе­ре­ме­нить его на дру­гой.

В 1838 году, Петр Сте­па­но­вич купил в Крыму, близ Фе­о­до­сии, на взмо­рье, пре­крас­ную мызу, ко­то­рую на­звал Доб­рый Приют. Южный кли­мат имел бла­го­твор­ное вли­я­ние на его здо­ро­вье: он мог вы­хо­дить из ком­на­ты на воз­дух, даже зимой, вста­вал с вос­хо­дом солн­ца, гулял много. По­след­нее время своей жизни ста­рец про­вел тихо и по­кой­но в кругу своих близ­ких и дру­зей, дожил до 70 лет и скон­чал­ся 21-го ок­тяб­ря 1851 года. Тело его по­ко­ит­ся в Доб­ром При­юте, в саду близ бе­ре­га, где, уба­ю­ки­вая мир­ный сон по­чив­ше­го, вечно пле­щут волны Чер­но­го Моря.

Ели­за­ве­та Со­хан­ская. 

Текст вос­про­из­ве­ден по из­да­нию: Ге­не­рал Кот­ля­рев­ский // Во­ен­ный сбор­ник, № 3. 1871