Предреволюционные, революционные и постреволюционные события, происходившие в начале XX века в России, как впрочем, и любые другие исторические события, были, есть и будут предметом изучения многих исследователей, стремящихся дать этим событиям всестороннюю оценку. Осмыслением произошедшего и происходящего (своего рода подведением итогов) стали заниматься практически с первых лет революции, но до сего дня профессиональные исследователи, а вместе с ними и любители от истории, расходятся во взглядах и мнениях на те или иные события или факты тех лет. Любопытно то, что эти взгляды и мнения в советское время колебались вместе с "линией партии", определявшей направленность выводов и оценок, а сегодня зависят лишь от личных предпочтений оппонентов. Впрочем, необходимо отметить, что в советский период интерес вызывали различные, наиболее актуальные и допустимые к обсуждению для данного конкретного времени аспекты тех или иных событий, и, отдавая должное советским исследователям, следует признать их большой вклад в развитие отечественной историографии революционного и постреволюционного времени.
Итак, в революционный водоворот начала XX века оказалась втянута аграрная Российская Империя. Именно крестьянству, составлявшему большинство населения империи, а в последствии и СССР, предстояло на "своих плечах" пронести сначала февральскую, затем пролетарскую революции и Гражданскую войну вместе с "военным коммунизмом", едва не угробившим все сельское хозяйство, слегка прийти в себя во времена НЭПа, а потом стать "базой" (источником) дальнейших коренных преобразований из аграрной в индустриальную державу. Настроение крестьянства (его поддержка или неприятие) в значительной мере определяло как военно-политическую, так и социально-экономическую обстановку, а так же непосредственное развитие событий на местах, поэтому к проблемам взаимоотношения крестьянства и власти, крестьянских настроений, крестьянского протеста или поддержки в годы Гражданской войны и в последующее время советские, а затем и российские исследователи обращались и будут обращаться не раз.
Современная (российская) историография начинает свой отсчет с начала 90-х годов прошлого века, советскую же историографию мы можем разбить на три условных периода: 1) 1918 – конец 20-х гг.; 2) начало 30-х – конец 50-х гг.; 3) начало 60-х – конец 80-х гг. Дадим небольшую характеристику каждому из периодов развития историографии.
В 20-е годы марксистская (большевистская или марксистско-ленинская) идеология еще не стала общегосударственной, отчего исследователи не были скованы жесткими идеологическими рамками, позволяя себе критику в адрес действий или политики новой власти, поэтому, если отбросить агитационную и пропагандистскую составляющую научной и научно-популярной литературы этого периода, то в оставшемся можно найти ценный фактический и статистический материал, позволяющий анализировать состояние и динамику общественно-экономической и социально-экономической жизни страны, в том числе и в отношении крестьянства. Работы современников событий, в особенности, если они написаны специалистами с опытом работы предыдущего и нового времени, имеют практическую направленность и, в основном, посвящены произошедшим социально-экономическим сдвигам, а в отношении деревни - социально-экономическим преобразованиям в годы аграрной революции.
Первые работы по крестьянскому вопросу стали появляться уже в 1918 году. В них исследователи пытались дать оценку причин крестьянских выступлений на контролируемой Советской властью территории. Авторы марксистского толка полагали, что основой крестьянского недовольства является в первую очередь его (крестьянства) политическая несознательность, повлекшая за собой возникновение экономических трудностей. Так в сборнике "Продовольственная работа советской власти", посвященном первой годовщине революции, изданном Наркомпродом в 1918 г. под авторством Н. А. Орлова, обосновывалась неизбежность жесткого курса большевиков по отношению к деревне из-за ее неспособности проявить понимание ситуации и добровольно пойти на ущемление собственных интересов (хотя в предисловии к работе сам автор отмечал ее тенденциозность). По мнению Орлова, Советская власть, выдвинув товарообмен "как фундамент хлебной монополии", чтобы накормить рабочих, была вынуждена "от имени революции" потребовать у деревни хлеб в виде кредита, но крестьянство, отказало Советской власти в доверии и "пошло за кулацкой демагогией", именно поэтому власть и была вынуждена прибегнуть к принудительным реквизициям продовольствия в деревне. С точки зрения Орлова, неизбежность конфликта города с деревней состояла в объективно сложившихся обстоятельствах, причиной которых была крестьянская "темнота". В другой своей работе Продовольственное дело в России во время войны и революции, выпущенной все тем же Наркомпродом в 1919 году, он продолжил тему крестьянской несознательности отмечая, что одна из причин отклонения от хлебной монополии в 1918 году крылась в классовом составе местных Советов, состоящих из темных крестьян, хотя сам же считал комбеды продовольственными органами Советской власти. В то же время историк-марксист М.Н. Покровский полагал, что суть крестьянской (аграрной) революции была в борьбе крестьян за право быть хозяином на своей земле и право распоряжаться продуктом своего труда.
Не лестно о комбедах отзывались и советские экономисты Л.Н. Крицман и Ю. Ларин, дав в совместной работе "Очерк хозяйственной жизни и организация народного хозяйства Советской России" (1920 год) критическую оценку результатам деятельности комитетов бедноты. Авторы заявили о наличии двух параллельно развивающихся в России революций: аграрной и пролетарской, и об определенных различиях целей крестьянства и рабочего класса. Правда, позже в книге «Героический период великой русской революции», вышедшей в 1925 году и долго сохранявшей актуальность наблюдений и выводов, Крицман охарактеризовал военный коммунизм как первый грандиозный опыт "пролетарско-натурального" хозяйства, опыт первых шагов к социализму. При этом он считал, что военный коммунизм "в основе своей отнюдь не являлся заблуждением лиц или класса; это — хотя и не в чистом виде, а с известными извращениями — предвосхищение будущего, прорыв этого будущего в настоящее" (вот эти-то увиденные им "извращения" в "предвосхищение будущего" не простят ему в 1937 году).
Известный экономист того времени Л.Н. Литошенко в 1917 – 1918 гг. опубликовал в «Русских ведомостях» цикл статей с критикой как эсеровской, так и большевистской политики, направленной на «социализацию земли». В 1918 г. эти статьи были изданы отдельным сборником под общим заголовком «Социализация земли», в котором автор отрицал как идею, так и практику любой формы «социализации» - обобществления земли.
Историк А.В. Шестаков, считающийся основоположником марксистско-ленинской методологии в освящении крестьянского вопроса в годы революционных потрясений (и истории в целом), рассматривал классовую борьбу в деревне (борьбу беднейших крестьян против сельской буржуазии) через призму деятельности Советов и других крестьянских организаций, кулацкого Всероссийского крестьянского союза и помещичье-кулацкого Всероссийского союза земельных собственников. Полемизируя с меньшевистскими историками, Шестаков утверждал, что рабочее движение само по себе имело огромное влияние на крестьян, способствуя их самостоятельным выступлениям: "ликвидация помещичьего землевладения осуществлялась крестьянами самостоятельно, без помощи пролетариата и его партии" ( Шестаков А.В. Октябрь в деревне. 1925 г), поэтому деятельность большевиков по привлечению трудящегося крестьянства на сторону социалистической революции была столь успешной.
Кстати говоря, такая пестрота мнений и оценок на этот достаточно небольшой исторический отрезок (период от двух революций и Гражданской войны до НЭПа) отразилась и на отношении к этим событиям самих вождей революции. Так в 1921 году Троцкий полагал, что изменение продовольственной политики надо было начинать не весной 1921 года под давлением порожденного ею кризиса, а годом ранее, что, как ни странно, синхронизировалось с позицией Сталина, который в 1924 году на XII партконференции говорил:
«Разве мы не опоздали с отменой продразверстки? Разве не понадобились такие факты, как Кронштадт и Тамбов, для того, чтобы мы поняли, что жить дальше в условиях военного коммунизма невозможно? Разве сам Ильич не признавал, что мы на этом фронте потерпели более серьезное поражение, чем любое поражение на фронтах Деникина и Колчака?.
В начале 20-х годов такая оценка событий не была случайной, но впоследствии в «Кратком курсе истории ВКП(б)» Сталин счел нужным изменить прежние взгляды:
Вспыхнули организованные белогвардейцами и эсерами кулацкие мятежи в Сибири, на Украине, в Тамбовской губернии (антоновщина). Оживилась деятельность всякого рода контрреволюционных элементов — меньшевиков, эсеров, анархистов, белогвардейцев, буржуазных националистов. Враг перешел к новым тактическим приемам борьбы против. Советской власти. Он стал перекрашиваться под советский цвет и выдвигал уже не старый провалившийся лозунг: "долой Советы", а новый лозунг: "за Советы, но без коммунистов".
Ярким проявлением новой тактики классового врага явился контрреволюционный кронштадтский мятеж.
К концу 20-х началу 30-х годов прошлого века большевистская (или марксистско-ленинская) идеология заняла главенствующую позицию в научных и научно-популярных работах (включая учебную и образовательную литературу) и "тон" всех публикаций заметно изменился, вернее все "заговорили в унисон". Отсутствие открытых публичных мнений (или взглядов), критически относящихся к политическим или экономическим процессам как недавнего прошлого, так и настоящего имело под собой практически-идеологическую основу: страна вступала в эпоху кардинальных перемен. Экономическое развитие СССР получало программу в виде всеобьемлющих пятилетних народно-хозяйственных планов, для осуществления которых требовалась полная коллективизация крестьянского населения и активная индустриализация промышленного производства, т.е. пришло время новых социально-экономических сдвигов, требующих полной мобилизации и согласия (непротивления) всего общества. В таких условиях не могло быть и речи даже о возможности возникновения сомнений в правильности взятого курса (и действий партии), а не то, что какой-либо критики.
Что касается исследований крестьянского вопроса, то во втором периоде советской историографии (начало 30-х конец 50-х) в отношении прошедших и происходящих событий определяются основные направления и характеристики: в революционных событиях основная масса крестьян поддерживает большевиков, за эсерами идут обманутое ими темное меньшинство; в Гражданскую войну крестьяне всеми силами поддерживают новую власть и сопротивляются реакционным силам (белым и прочим интервентам); комбеды - это форпосты революции в деревне,а "военный коммунизм" - это время борьбы за хлеб со всеми реакционными силами, противостоявшими революции. Все мятежи происходят исключительно в следствии подстрекательства контр-революционных сил, при этом зачинщиками крестьянских выступлений являются кулаки, собственно они (кулаки) и составляют основную массу мятежников. Коллективные формы хозяйствования на селе - артели, коммуны и советские хозяйства динамично развиваются, завоевывая все больше добровольных сторонников, в следствии чего крестьяне бросают свое единоличное хозяйство и становятся колхозниками. Переустройство сельского хозяйства приводит к невиданным до селе победам: благосостояние колхозников растет не по дням, а по часам. Впрочем, этот период советской историографии самый малочисленный в общем количестве исследовательских работ, посвященных истории крестьянского вопроса.
События, последовавшие после XX сьезда, а именно открытие архивов и доступ к ранее закрытой информации, открыли третий период советской историографии, который характеризуется активизацией исследовательской работы. Нельзя сказать, что идеологическая составляющая исторических публикаций как-то изменилась, однако доступ к архивным материалам дал возможность рассмотрения новых, до этого не разрабатываемых аспектов крестьянской проблематики (в том числе появилось много региональных исследований). Авторы рассматривали вопросы социально-экономического положения крестьян в переломную эпоху, анализировали особенности бедственного положения деревни в период 1917 – 1921 гг. Но при этом главным оставалось положение, что все кризисные обстоятельства в жизни крестьянства были вызваны действиями враждебных большевикам сил и именно активная деятельность этих враждебных сил стала главной причиной постепенной материальной и экономической деградации сельского хозяйства в годы Гражданской войны, резкого снижения производительности крестьянского труда, продовольственных трудностей и наступившего в ряде районов страны масштабного голода, однако, коллективная борьба пролетариата и крестьянства с этими враждебными силами позволила не только устоять в тяжелые годы, но и построить новое государство с полным преобразованием его экономического развития.Таким образом, глубинные (психологические или внутренние) причины происходивших процессов продолжали оставаться за скобками исследователей.
В начале 80-х годов появляются работы, где на первый план выходит анализ просчетов большевистской политики в деревне (от 1917 до коллективизации), определяются причины неудач новой государственной власти в крестьянской среде. Теперь авторы обьясняют просчеты власти не столько природной "темнотой" крестьянства, сколько неверным выполнением директив партии на местах, искажением партийной линии в деревне, самоуправством местных властей. Как и прежде, причины оппозиционности значительной части крестьянского сообщества не являются предметом исследований - априори считается, что чаяния крестьянского сообщества полностью тождественны чаяниям пролетариата - нет в них никакой разницы,поэтому нет противоречий и неприятия.
Но с середины 80-х под влиянием начавшейся в стране перестройки и "гласности" ситуация в отечественной историографии постепенно меняться, начинается радикальный пересмотр взглядов относительно всех переломных моментов Российской истории от революций, эпохи Гражданской войны и "военного коммунизма", коллективизации и до последних дней - появляются работы резко контрастирующие с основной массой исследовательской литературы.
Российский (современный) период изобилует разработкой новых тем. Особое внимание обращают на себя исторические исследования, в которых детально проанализированы не только причины политических колебаний российского крестьянства, но и причины бедственного положения деревни, а также деградация и архаизация крестьянского труда в годы Гражданской войны и военного коммунизма, пересматривается время коллективизации 30-х годов.
Такая очень краткая характеристика отечественной историографии по крестьянскому вопросу.
Из всего сонма исследований, на мой взгляд, наиболее интересны исследования первого периода советской историографии, как говорится исследования "по горячим следам", хотя многие считают эти труды не достаточно аналитическими в следствии малого круга источников и слишком короткого временного периода прошедшего от момента самих событий до момента его оценки, однако, если мы говорим о профессионалах, то эти сомнения отходят на второй план. К несомненным профессионалам, специалистам по крестьянскому вопросу, относится Лев Николаевич Литошенко.
Как видно из биографии у Литошенко было достаточно исходной информации, чтобы дать всестороннюю оценку произошедшим событиям. Конечно, нельзя отрицать влияние на нее политических взглядов самого Литошенко - он был убежденным рыночником и сторонником (проводником) столыпинской реформы, однако, "диагноз" последствий социализации земли, которые вылились в "новые формы хозяйствования" в деревне был вполне точным и подтвердился последующими событиями - огромное коллективное (обобществленное) сельское хозяйство СССР так и не смогло до сыта накормить все население - импорт сельскохозяйственного сырья занимал 2-3 строчку из всего обьема импорта, не говоря о том, что с 70-х годов СССР стал абсолютным импортером пшеницы.
Возможно, кто-то уже знаком с книгой Литошенко "Социализация земли в России", для тех же кто слышит о ней впервые в качестве затравки для возможного будущего ознакомления с книгой предлагаю предисловие автора.
Общие условия социализации сельского хозяйства и значение русского опыта
Существующее в России правительство называет себя рабоче-крестьянской властью. Можно спорить, отражает ли оно действительно волю русского промышленного пролетариата или давно уже утратило с нею соприкосновение. Для всякого живущего в России ясно, однако, только одно с желаниями и настроениями основной массы населения страны, многомиллионного крестьянства, политика советской власти не имела и не имеет ничего общего. Четыре года над крестьянским хозяйством проделывались всевозможные социалистические эксперименты. Четыре года тысячью способами старались привить ему социалистическое мировоззрение. И все четыре года крестьянство оставалось чужеродным телом в социалистическом хозяйстве, объектом, а не субъектом того грандиозного опыта, который проделан теперь в России.
Огромная сопротивляемость социализму, обнаруженная русским крестьянством, объясняется не столько политической зрелостью этого класса, которой он не обладает, сколько субъективными препятствиями, стоящими на пути обобществления сельского хозяйства.
Социализм как экономическая система есть прежде всего рациональное плановое хозяйство. Обвиняя буржуазный строй в анархии производства и бесполезной растрате сил, социализм обещает величайшую экономию, максимальную производительность и строгую пропорциональность всех отраслей производства, объединенных единым планом народного хозяйства.
Не будем поднимать здесь вопросы о том, возможно ли вообще построение хозяйственного плана в масштабе целой страны, не теряется ли в безобменном и безденежном социалистическом хозяйстве самый ключ к понятию рационального и не исчезает ли там понятие экономической выгодности как критерия для выбора хозяйственных средств и целей. Ясно, во всяком случае, что каждая данная отрасль производства тем легче поддается обобществлению и включению в единый хозяйственный план, чем меньше в ней число хозяйственных единиц и чем однообразнее техника производства. Именно поэтому вера в неизбежное пришествие социализма обосновывается большей частью на предположении, что естественная эволюция капитализма ведет к машинизации и концентрации производства.
Как известно, объективные данные об эволюции сельского хозяйства не обнаруживают этих необходимых предпосылок социализма. Земледелие всех стран имеет тенденцию к распылению и рассеянию, а техника производства земледельческих продуктов становится все сложнее и многообразнее.
Несколько десятилетий назад еще можно было говорить о закономерной смене одних систем сельского хозяйства другими (о поясах тюненовской схемы, шкале плодородия и т. п.). Теперь завоевания агрономической и транспортной техники все шире раздвигают пояс «вольного» хозяйства. Система и рентабельность хозяйства не предуказываются ни «естественным плодородием», ни расстоянием от рынка, ни местными хозяйственными традициями. Перед сельским хозяином открывается широкая возможность выбора различных организационных схем. Успех или неуспех предприятия зависит от организационных талантов хозяина, от его умения найти наивыгоднейшее сочетание имеющихся в его распоряжении элементов производства между собой и по отношению к вечно колеблющимся условиям рынка и атмосферы. В промышленности техника сравнительно однообразна, там часто нетрудно указать наиболее производительный и «рациональный» способ производства. И несмотря на это, на долю предпринимателя-коммерсанта и организатора остается огромная творческая роль. В сельском хозяйстве понятие «рациональности» имеет еще более условный характер. «Рациональным», т. е. экономически выгодным, может оказаться и экстенсивное и интенсивное хозяйство, и зерновая продукция и мясная, молочное скотоводство и племенное. И все это на одном и том же участке земли и с одними и теми же средствами производства. Все зависит здесь от сочетания и колебаний экономических и естественно-исторических условий производства. Роль сельскохозяйственного предпринимателя, таким образом, в настоящее время чрезвычайно усложнилась и выдвинулась на первый план.
Отсюда следует, что социализация сельского хозяйства должна натолкнуться на крайне важное препятствие в форме отсутствия достаточных кадров опытных организаторов. Старые владельцы рано или поздно вымрут или будут устранены по политическим соображениям. Поколение новых организаторов не может быть воспитано, ибо для этого нет подходящей среды. Качества способного организатора не являются врожденными, они вырабатываются в процессе борьбы, ошибок и жестокой конкуренции. Предприниматель — типичная фигура капиталистического общества. При социализме его заменяют управляющие и агрономы. Но отсутствие конкуренции и ценностного измерителя в безобменном социалистическом обществе не позволит им с такой точностью судить о сравнительной производительности отдельных организационных планов и действий, как это делает капиталистический предприниматель. Завоевания науки и техники могут оказаться роковым даром в руках организаторов, не вооруженных критерием выгодности.
На примере русской социалистической практики мы видим, как под флагом технической «рациональности» производились часто огромные растраты личных сил и материальных средств. Не исключена, впрочем, и даже более вероятна, другая возможность. Лишенные личных стимулов, социалистические организаторы вовсе не будут искать новые пути, хотя бы и сомнительно рациональные. Замена самостоятельных предпринимателей наемными управляющими ведет неизбежно к застою и безхозяйственности.
Все это, конечно, возражения, направленные против социалистического хозяйства вообще. Но в сельском хозяйстве эти отрицательные моменты сказываются несравненно сильнее, чем в промышленности. Там хотя бы временно может помочь шаблон и ставка на более производительные, по старым понятиям, предприятия. В сельском хозяйстве, с одной стороны, сильна еще рутина, с другой — открылись исключительные технические возможности. Социалистические организаторы сельского хозяйства с одинаковой силой будут стремиться либо к косности, либо к безудержному и разорительному «прогрессу».
Далее, обобществление сельского хозяйства затрудняется далее его распыленностью. Статистика всех земледельческих стран с такой определенностью установила неприложимость «законов» концентрации производства к сельскому хозяйству, что этот факт не решается оспаривать уже ни один грамотный социалист. Важно при этом то, что распыление сельского хозяйства обусловлено не только историческими причинами. Это не только факт, но и техническая необходимость. Пространственная протяженность и издержки внутрихозяйственного транспорта играют несравненно большую роль в сельском хозяйстве, чем в промышленности. Благодаря этому в сельском хозяйстве очень скоро намечаются пределы укрупнения хозяйственных единиц, за которыми издержки внутрихозяйственного транспорта перевешивают экономию крупного производства и дальнейшее увеличение предприятия становится невыгодным.
При всяком хозяйственном строе, поэтому, в том числе и при социализме, число эксплуатационных единиц в сельском хозяйстве по необходимости может быть велико. А если это так, то перед социализацией сельского хозяйства стоят два новых препятствия. Во-первых, нужно оставить мысль о концентрации производства, облегчающей управление, и приходится думать о том, где найти миллионы организаторов; во-вторых, необходимо преодолеть сопротивление старых владельцев предприятий или, по крайней мере, найти способ примирить их с новыми формами обобществленного хозяйства. Здесь опять в отношениях социализма к сельскому хозяйству и промышленности обнаруживается огромная количественная разница, переходящая почти в качественную. Одно дело — экспроприировать небольшую кучку промышленников и взять в свои руки управление немногими десятками тысяч крупных предприятий, и другое дело — овладеть миллионами земледельческих хозяйств, включить их деятельность в рамки общего хозяйственного плана и переубедить, покорить или примирить с социализмом десятки миллионов их прежних владельцев. Ясно, что задачи обобществления сельского хозяйства и промышленности не соизмеримы по своим политическим и организационным трудностям.
Но если сложность организационных задач, многочисленность объектов воздействия и классовое сопротивление массы мелких собственников создают ряд объективных препятствий на пути обобществления сельского хозяйства, то, с другой стороны, есть и обстоятельства, которые не позволяют руководителям социалистической политики относиться к этим препятствиям хладнокровно и держаться выжидательной политики. Напротив, эти обстоятельства заставляют преодолевать препятствия со всей энергией, на которую только способны адепты новой власти.
Одним из этих обстоятельств является голод и продовольственный вопрос, неизбежный спутник «социальных» революций. До последнего времени социалистическая теория предполагала, что переход от буржуазного строя к социалистическому совершается сравнительно безболезненно. Обобществление средств производства, рационализация хозяйства, плановое его ведение освобождают такое количество скованных до тех пор производительных сил, что оно с избытком покрывает и сокращение рабочего дня, и некоторое разрушение старого аппарата, и все остальные издержки революции.
Опыт последних европейских революций убедил всех в обратном. Даже простая «буржуазная» революция резко понижает стимулы к труду и сокращает его производительность. «Социальная» революция, сопровождаемая расстройством денежной системы и рискованными экономическими экспериментами, еще глубже разрушает народохозяйственный организм и разрушает правильное его функционирование.
Особенно тяжелые последствия имеет неизбежный разрыв экономических связей между городом и деревней. Падение покупательной силы денег и сокращение производства промышленных изделий заставляют деревню замыкаться в своем кругу и переходить к натуральному хозяйству. Город оказывается тоже предоставленным самому себе. Но здесь-то и сказывается органическая разница между сельским хозяйством и промышленностью. Разрыв промышленности и сельского хозяйства больнее ощущается городом, чем деревней. Как бы глубоко ни зашло разделение труда в стране, в трудную минуту земледелец скорее обойдется без помощи городского рабочего, чем наоборот. Можно представить себе деревенского жителя, годами не подновляющего запасы одежды, обуви и домашней утвари. Но город без подвоза пищи не может существовать и несколько дней. Невозможно и существование промышленности без накопления в руках управляющих ею органов соответствующих запасов продовольствия. Наконец, значительная часть промышленного сырья — льна, пеньки, шерсти и кож — также оказывается в распоряжении мелких земельных собственников, и они предпочитают перерабатывать его сами кустарным способом, чем отдавать монополизированной и бесполезной для них государственной промышленности. Падение производительности труда одинаково поражает и сельское хозяйство и промышленность, «социальная» революция ухудшает положение всех производителей реальных ценностей. Но благодаря натуральному или полунатуральному строю мелкое крестьянское хозяйство дольше сопротивляется разрушительным влияниям социальных переворотов, совершенно так же, как раньше оно имело большую устойчивость по отношению к хозяйственным кризисам капиталистического мира.
Однако в эпоху социальной революции власть находится в руках города и промышленного пролетариата. Теоретики социальных революций пытаются примирить своих сторонников с неизбежным падением производительных сил переходного периода и взывают к терпению передовых борцов за социализм. Но голодное терпение приходит быстро к концу. Обманутый городской рабочий не может относиться спокойно к относительному благополучию и сытости «революционной» деревни. Отсюда рождается первый и, быть может, один из наиболее сильных стимулов к социалистическому овладению крестьянством, «борьба за хлеб» социалистического государства.
Но не только продовольственная нужда заставляет вовлекать деревню в сферу социалистического влияния. Этого требуют и прямые задачи положительной программы социализма. Социалистическое народное хозяйство есть прежде всего, как мы знаем, хозяйство плановое. Невозможно, однако, построить план удовлетворения потребностей общества и соответствующей организации производства, имея в своем распоряжении только часть отраслей производительной деятельности населения. Основой социалистического строительства признается крупная промышленность. Но откуда взять для нее продовольствие, рабочую силу и отчасти сырой материал? Все это элементарные условия существования промышленности, и все это дает сельское хозяйство, раздробленное между миллионами самостоятельных, хозяйственных единиц. Чтобы сельское хозяйство регулярно доставляло в необходимых количествах все нужное для государственной промышленности и городов, социалистическая власть должна заменить своими распоряжениями те указания относительно характера и объема производства, которые давались раньше каждому индивидуальному хозяину спросом и ценами. Словом, в той или иной мере, тем или иным способом сельскохозяйственное производство должно быть включено в общегосударственный хозяйственный план, иначе станет невозможным существование опоры социализма — крупной промышленности.
Итак, под давлением непосредственной продовольственной нужды, с одной стороны, и в целях осуществления социалистического хозяйственного плана — с другой, социалистическая власть, кем бы она ни была представлена, должна быть обязательно агрессивна по отношению к классу мелких земледельцев. Оставить их в покое — значило бы действовать вразрез с инстинктом самосохранения.
Описанные выше теоретические условия социализация сельского хозяйства вполне объясняют характер взаимоотношений между большевизмом и русским крестьянством.
Захвативший в октябре 1917 г. политическую власть городской пролетариат должен был решить труднейшую задачу. Незначительной кучке промышленных рабочих и их идеологов предстояло покорить огромную крестьянскую страну. В организационно-производственном отношении это означало ассимиляцию 15,5 млн хозяйственных единиц, обладавших к моменту революции уже довольно сложным и разнообразным строением. В политическом отношении необходимо было преодолеть сопротивление или примирить с новыми формами хозяйственной жизни 130 миллионов полуграмотного населения деревни, в огромном большинстве своем ничего не слыхавшего о социализме и не имевшего к нему ни малейшей склонности.
В то же время создававшиеся после революции объективные условия позволяли оставить деревенскую массу в стороне и сосредоточить все усилия на социализации промышленности и городской культуры. Продовольственный вопрос, наметившийся в форме умеренной дороговизны еще при царском правительстве, резко ухудшался под влиянием полусоциалистических мероприятий Временного правительства. Октябрьский прыжок в неизвестность сопровождался катастрофическим ростом цен и замедлением притока жизненных припасов к потребляющим центрам. Гражданская война окончательно разорвала связь между городом и деревней. Чтобы не умереть с голоду, победитель-рабочий должен был во что бы то ни стало овладеть источниками хлеба. Несколько позже к непосредственным велениям голода присоединились запросы организуемого на новых началах народного хозяйства. Жизненный нерв «пролетарского» государства, крупная промышленность грозила окончательным распадом без регулярного притока сырья и продовольствия. Для строителей социализма выяснилась необходимость единого хозяйственного плана на основе одинаково полного регулирования и промышленности и сельского хозяйства.
Так родилась «упорная борьба за хлеб», борьба городского рабочего и крестьянина, борьба социализма и мелкобуржуазной стихии.
Последующие страницы посвящены описанию этой борьбы. Мы считаем, что время для беспристрастного описания и подведения итогов русского опыта уже настало, ибо опыт этот приближается к концу (напоминаю, что данная книга охватывает временной промежуток с 1917 года до 1921 года и была написана Литошенко в период НЭПа, когда казалось , что поворота к очередной волне социализации земли (коллективизации 30-х годов) не будет).
Прежде чем перейти к описанию отдельных стадий и эпизодов борьбы за обобществление сельского хозяйства, мы должны предостеречь читателя против одного широко распространенного заблуждения. Считают, и это мнение распространено преимущественно среди иностранных умеренных социалистов, что русский коммунизм не представляет собой настоящего социализма. Все неудачи и экстравагантности большевизма относятся, таким образом, либо на счет русской дикости и некультурности, либо на счет неумения найти истинно социалистическое решение вопроса.
Против первого возражения защитниками русской революции выдвинуто соображение, что как раз отсталые в экономическом отношении страны и дают наиболее благоприятную почву для осуществления социализма. По сравнению с традиционной доктриной Маркса это, конечно, серьезная ересь. Но наблюдение над практикой социальных революций показывает, что в ней много правды. В отсталых странах, приобщившихся, однако, к капиталистическому развитию имеется обыкновенно небольшой, но хорошо организованный и пропитанный социалистическими идеями класс промышленных рабочих. Ему противостоит распыленная и по существу аполитичная масса сельского населения. Такое соотношение сил сразу определяет господ и слуг, объектов и субъектов нового положения. Отсутствие гражданских свобод и непривычка к ним помогают населению подчиниться деспотическим крайностям диктатуры пролетариата. Наконец, низкий уровень потребностей мирится с неизбежной нищетой и оскудением, приходящими вместе с коммунизмом. По всем этим причинам вполне понятно, что социалистические опыты скорее всего возникают и больше всего имеют шансов на успех как раз в отсталых аграрных странах. Не случайно вызванная войной политическая революция сделалась «социалистической» в России и осталась «буржуазной» в Германий. И не случайно примеру России попыталась последовать именно Венгрия.
Что касается предположения, будто русские коммунисты не сумели быть и остаться социалистами, то против этого утверждения должны поднять голос все пережившие и перетерпевшие русскую революцию. Мы, русские, вынесем все многообразие социалистического опыта; мы изо дня в день следим за потоком декретов и их претворением в жизнь; мы знаем историю каждого распоряжения, обстоятельства, его породившие или приведшие к уничтожению. Мы помним, наконец, общее настроение минувшей эпохи. И мы свидетельствуем, что образ русского большевизма и есть подлинное лицо всякого последовательного социализма.
Социалистическая мысль всегда избегала изображений своего положительного идеала. Это было прямо запрещено Марксом, заклеймившим такое занятие кличкой «Zukunftmalerei». В тех немногих случаях, когда социалисты решались нарушить заповедь своего учителя, мы получали ряд намеков и сентиментальных общих мест вроде туманных пророчеств старика Бебеля. Теоретический социализм не предусматривал даже необходимости построения общего хозяйственного плана, он не ставил вопрос о понятии выгодности в социалистическом обществе и не давал элементарнейших основ социалистической экономики. Что мог почерпнуть из этой литературы русский коммунизм для надобностей своего грандиозного практического строительства? И как могут упрекать его в несоциалистичности те, кто не имеет ни малейшего представления о конкретных и практических условиях проведения в жизнь того или иного социалистического принципа?
Возьмем, например, непосредственно занимающий нас вопрос о социализации сельского хозяйства. Какой материал для решения этого вопроса дает социалистическая литература? У старых теоретиков мы находим только общие формулы, свидетельствующие о полном непонимании существа и сложности проблемы. Маркс ограничивается резкими выпадами против «варварского» класса мелких земельных собственников и выражает надежду на то, что «на известной ступени развития» собственность на землю окажется «излишней и вредной», «даже с точки зрения капиталистического способа производства» (Marx К. Das Kapital. Bd. III. Hamburg, 1894. S. 340-342).
Значительная часть современной германской литературы о социализме и социализации до сих пор, например, ведет свою аргументацию в предположении, что в социалистическом обществе сохраняются и обмен и деньги. Не ставится даже вопрос, насколько эти явления совместимы с натурально-хозяйственным, безобменным строем социалистического общества. Энгельс уверен, что «возвращенные обществу крупные имения» будут предоставлены в пользование обрабатывавшим их рабочим. «На каких условиях» это произойдет, Энгельс затрудняется «сказать определенно», но он уверен, что «пример этих земледельческих товариществ убедит и последних еще сопротивляющихся мелких и даже крупных крестьян в преимуществе крупного обобществленного хозяйства» (Engels Fr. Die Bauernfrage in Fronkreich und Deutschland. Neue Zeit 1894/95.)
Каутский успокаивает себя рассуждением, что «крестьянское мелкое хозяйство оказывается сильнейшим тормозом всякого технического прогресса» и что с течением времени разница между возможной и действительной производительностью труда в земледелии будет все более увеличиваться.(Kautsky K. Vermehrung und Entwicklung in Natur und Gesellschaft. Stuttgart, 1910)
Все это не решение вопроса и даже не намеки на его практическую постановку. Надо ли ждать, по Марксу, той «известной» ступени, когда сам капитализм уничтожит вредный пережиток земельной собственности? Или нужно последовать совету Энгельса и положиться на соблазнительный пример земледельческих товариществ, не задумываясь над тем, что же, собственно, может соблазнить мелкого и даже крупного крестьянина променять свое положение самостоятельного хозяина на роль наемного батрака в обобществленном хозяйстве?
Старые теоретики социализма возлагали все свои надежды на стихийный процесс концентрации производства, они мыслили его одинаково сильно действующим в промышленности и сельском хозяйстве и не представляли себе, что социализм может застать далеко не изжитым мелкое производство в промышленности и год от году растущее распыление земледелия. Взгляды Маркса и Энгельса годятся для цитат, но не для практического строения социализма.
Не лучше обстоит дело и с новейшим теоретическим социализмом. Учитывая социальную окраску последних революций, он считается с возможностью немедленной практической постановки вопроса о социализации сельского хозяйства. Но какие же рецепты даются на этот случай?
Одно течение, его мы назвали бы консервативно-утопическим, продолжает искать спасения в преимуществах крупного хозяйства. Не решаясь отрицать фактическую эволюцию в сторону распыления земледелия, представители этого течения с увлечением описывают выгоды «рационального» крупного хозяйства и требуют от социалистической власти немедленного насаждения крупной культуры вопреки всем фактическим тенденциям старого строя. Таков, например, план социалистической реорганизации германского сельского хозяйства, выдвинутый в последнее время проф. Баллодом (Атлантикус). Утопичность его заключается не только в полном игнорировании особенностей сельскохозяйственной техники, но и в том, что автор не указывает, каким образом будет осуществлен его проект. Мы не знаем, рассчитывает ли проф. Баллод на убедительность своих доводов или на силу принуждения, должны ли миллионы нынешних мелких земледельцев добровольно уступить место ста тысячам будущих поместий или их придется заставить сделать это силой (Ballod К. Der Zukunftstaat. Produktion und Konsm in Sozialstaat. Stuttgart, 1920.).
Другое решение аграрного вопроса — его можно назвать либерально-практическим — заключается в том, что мелкое земледелие оставляется за пределами социалистического хозяйства. Создается особая теория — теория трудовой собственности, отличной от собственности, эксплуатирующей чужой труд. Социализм борется только со вторым видом собственности, трудовая собственность для него безвредна, мелкие и средние крестьяне могут жить по-прежнему и при социализме. Таким отношением к мелкой собственности социалисты будто бы могут нейтрализовать противодействие земледельческого населения и сосредоточить внимание на более узкой и простой задаче обобществления крупных хозяйственных единиц. Так учат David, Hertz, Bauer и в последнее время даже Каутский (E.David, затем: KautskyK. Die Socialisierung der Landwirtschaft. Berlin, 1919; Dr. Hertz O. Agrarfrage und Sozialismus. Berlin. 1901; Bauer O. Der Weg zum Sozialismus. Berlin, 1919.)
Нужно ли пояснять, что подобная точка зрения есть обход, а не решение вопроса. Она покоится на полном забвении того факта, что социализм есть не только образ мыслей, но и определенная форма общественно организованного производства и распределения. Можно ли представить себе единое общество-хозяйство, в котором часть производства ведется по общему плану, а другая предоставлена на усмотрение индивидуальных производителей? Откуда будет получать социализированная промышленность необходимое для нее сырье и продовольствие, кто будет кормить город и армию, как заставить мелкого земледельца производить именно то, что нужно общественному хозяйству, и в надлежащих количествах? Как будут уживаться рядом собственник и член социалистического общества, как будут устроены экономические и социальные отношения между двумя во всем противоположными мирами, насильственно объединенными в одном и том же политическом целом? Все это вопросы, на которые не может дать ответ неопределенная доктрина невмешательства и трудовой собственности, связанная с именем Давид-Каутского. Практическое осуществление ее привело бы к одному из двух: или социализм превратился бы в простое расширение государственного хозяйства, которое по-прежнему оставалось бы вставленным в рамку частной инициативы индивидуальных хозяйств, или, если бы мы захотели осуществить строй более близкий к замыслам учителей социализма, пришлось бы наметить более последовательную программу социализации народного хозяйства, в которой было бы уделено достаточно внимания и задачам обобществления мелкого земледелия.
Не давала готовых решений и русская дореволюционная социалистическая литература. В соответствии с аграрным строем народного хозяйства здесь уделялось больше внимания будущим судьбам земледелия, чем в литературе европейской. Программы русских социалистических партий содержат проекты национализации, муниципализации и социализации земли. Огромная русская литература по аграрному вопросу наполовину заполнена двадцатилетним спором между марксистами и так называемыми «народниками». Спор шел по преимуществу о степени проникновения капитализма в сельское хозяйство и о законах эволюции последнего.
Марксисты долгое время защищали правоверную точку зрения и вели подробный учет завоеваниям капитала. Народники возлагали надежду на земельную общину и принимали прогрессирующее измельчание сельского хозяйства за проявление присущей будто бы русскому народу склонности к социализму. В последнее время марксисты вынуждены были признать, что победа капитализма в земледелии дело слишком отдаленного будущего. Вследствие этого их программы национализации и муниципализации земли частью приблизились к западноевропейским «либерально-практическим» образцам, частью потеряли всякие реальные очертания. Народники, со своей стороны, настаивали только на передаче всей земля в уравнительное пользование трудовому населению. Все остальное должно было решить природное социалистическое чутье крестьянина. В итоге спор между русскими социалистами шел либо из-за общих теоретических вопросов, либо, в лучшем случае, из-за преимуществ разных юридических титулов в землепользовании. Проблема регулирования сельского хозяйства на другой день после социального переворота оставалась совершенно не затронутой.
Таким образом, ни дома, ни за границей русский большевизм не мог найти опорных пунктов для своей аграрной политики. Приходилось строить почти на пустом месте.
И мы должны с полной откровенностью признать: постройка велась умелыми руками. Дело не только в том, что с фанатическим пиететом были использованы все намеки учителей социализма и что к каждому периоду политики выбиралось эпиграфом какое-нибудь изречение Маркса. Большевики действовали не только по букве, но и по духу социалистического учения. Везде, где не хватало готовых решений, — а таких случаев было большинство, — они изобретали свою собственную формулу. При этом их выбор всегда падал на решение, наиболее отвечающее основным принципам социализма. Если под давлением объективных условий приходилось заменять одно решение другим или жертвовать одним принципом в пользу другого, то из двух зол выбиралось всегда меньшее и из двух неизбежных ударов совершенному коммунизму наносился слабейший. Как в аграрном вопросе, так и во всех других отраслях экономической политики большевики шли всегда кратчайшим и наиболее практическим путем.
Зигзаги коммунистической политики обусловлены не ошибками мышления, а объективными условиями, не предусмотренными социалистической теорией. Осторожно и ощупью продвигалась советская власть между всеми подводными камнями социализма, не теряя направления и постоянно помня конечные цели своего пути. И если в конце концов социалистическое здание лежит в обломках, то в этом вина не строителей, а тех принципов, по которым воздвигалось постройка. К русскому опыту надо относиться с полным вниманием и серьезностью. В нем содержится приговор не только практическим попыткам социального переустройства, но и самым теоретическим основам социализма.
Пы. Сы. Появление данной статей вызвано дискуссией с Товарищем Ивановым здесь, здесь и здесь.
Спорная точка зрения, но аргументированная, как минимум.
Комментарии
Женщина с голосами в голове)))))
1907 г. март. — «Наказ выборщикам от Елховской волости Нижегородского уезда» и губернии во II Государственную
думу
Тяжело живется русскому народу: исстрадался он, изголодался. Стонет он от произвола и насилия правительственных чиновников и Министров, мается от бесправия.
В старой Думе народ заявил через своих выборных, что только тогда он избавится от векового гнета, когда получит волю и землю, что земля и воля ему необходимы как воздух.
Первая Дума боролась за землю и волю и когда объявила о принудительном отчуждении частновладельческих земель, то правительство разогнало ее.
Правительство думает успокоить народ не землей и волей, а военно-полевыми судами с их расстрелами и виселицами.
Вздумало правительство закупить хлеба для голодающих губерний, да только зря расстратило большую сумму народных денег, а хлеба голодным крестьянам не доставило. Эта бессовестная трата народных денег еще раз показала русскому народу, что только, когда сам народ через своих выборных будет управлять своими делами, только тогда народные деньги будут тратиться на действительные нужды народа, а не будут расхищаться чиновниками и министрами.
Так пусть в Государственную Думу попадут такие люди, которые будут стойко защищать народные интересы, которые готовы положить жизнь свою за народ.
Пусть выборные от народа, попав в Думу требуют:
1) Амнистии — пусть они попав — не приступают к решению других вопросов, не освободив тех борцов за народ, за новые порядки, за новую жизнь, которые гноятся в тюрьмах, томятся и голодают в ссылках.
2) Немедленной отмены смертной казни, чтоб не повторилось опять старое: когда Дума решала разные вопросы, а в это самое время правительство расстреливало и избивало народ.
3) Вся земля должна перейти к народу без выкупа, и вопрос о том, как ею пользоваться должен быть решен самим народом на местах.
4) Отмены налогов на предметы первой необходимости и установление прогрессивно-подоходного налога.
5) Всякое начальство должно выбираться самим народом, только тогда оно не будет насильничать, а служить на пользу народа.
6) Необходимо немедленно обеспечить народу свободу слова, печати, союзов, собраний, свободу стачек и неприкосновенность личности и свободу совести.
7) Теперешние суды, в которых никогда не найти правды, должны быть заменены народным судом присяжных, равным для всех.
8) Все сословия должны быть уравнены в правах перед законом.
9) Должно быть установлено всеобщее, бесплатное и обязательное обучение на счет государства.
10) Постоянное войско, содержание которого обходится народу в сотни миллионов рублей каждый год — должно быть заменено народным ополчением.
11) Вторая Дума, как и первая не есть истинное народное учреждение, а потому нынешний избирательный закон должен быть отменен и введено всеобщее, равное и прямое избирательное право с тайной подачей голосов.
Законы должны издаваться только народными представителями. Крестьяне Елховской волости...
Следует 27 подписей. РГИА. Ф. 1278(2). On. 1. 1907. Д. 787. ЛЛ. 360-361. Рукописный подлинник.
№291 1907 г. март. — Наказ крестьян 2-го Павелковского общества Балахнинского уезда Нижегородской губернии во II Государственную думу
Мы, крестьяне 2-го Павелковского общества Балахнинского уезда, быв на сходе в присутствии сельского старосты, имели суждение о тех причинах, которые довели русский народ до такого бедственного бесправного положения. Настоящие смуты и беспорядки есть продукт Столыпинского правления. Разве может быть правильная жизнь, где царствуют военно-полевые суды и смертные казни, где тысячи народа томятся по тюрьмам и где по всей России слышатся голодные вопли о хлебе. В виду этого мы, крестьяне, Павелковского общества требуем через нашего депутата Михаила Семеновича Фокеева, от Государственной думы прежде всего:
1) Отмены военно-полевых судов и смертной казни.
2) Ответственности министерства.
3) Отнять все земли (монастырские, церковные, удельные, кабинетские) без выкупа и передать их в руки трудящегося народа на уравнительных началах.
4) Отобрать земли у крупных частновладельцев без выкупа, а у мелких по справедливой оценке.
5) Отмены земских начальников.
6) Выборы народных представителей на началах всеобщего прямого, тайного голосования.
Выставляя эти требования, мы твердо верим, что они в скором времени будут проведены в жизнь.
Следует 217 подписей. РГИА. Ф. 1278(2). On. 2. 1907. Д. 787. ЛЛ. 355-556об. Рукописный подлинник.
Мужчина, разговаривающий сам с собой, че сказать то хотели?
Да, ничего особенного, так, мимо проходил))). Просто захотелось объективности, а тут народ сможет сравнить ваш текст с пожеланиями самих крестьян)))))
Для обьективности стоило бы вспомнить еще 242 наказа крестьянской бедноты 1917 года и то как их исполнили большевики....
Это вы на работу Ленина намекаете???? Не ожидал от вас)))))
Работа Ленина - это слишком сильно сказано:
В № 88 «Известий Всероссийского Совета Крестьянских Депутатов» от 19 августа напечатана чрезвычайно интересная статья, которая должна бы стать одним из основных документов в руках всякого партийного пропагандиста и агитатора, имеющего дело с крестьянством, в руках всякого сознательного рабочего, направляющегося в деревню или соприкасающегося с ней.
Эта статья — «Примерный наказ, составленный на основании 242-х наказов, доставленных местными депутатами на 1-й Всероссийский съезд крестьянских депутатов в Петрограде в 1917 году»
Из дневника публициста...
Эти наказы вообще-то отражали взгляды эсеров, соперников социал-демократов, имевших сильные позиции в крестьянской среде (на уровне лозунгов конечно). Ленин просто использовал эти наказы, заявив, что:
«Только революционный пролетариат, только объединяющий его авангард, партия большевиков, может на деле выполнить ту программу крестьянской бедноты, которая изложена в 242-х наказах. Ибо революционный пролетариат действительно идет к отмене наемного труда....к конфискации земель, инвентаря, технических сельскохозяйственных предприятий, к тому, чего крестьяне хотят, и чего эсеры им дать не могут.»
Кто вам такую глупость сказал? Поинтересуйтесь на какую сумму экспортировали зерно и какую потратили на субсидии, закупку удобрений тракторов и т.д.
Сталин.
Пруфца бы на столь дикое высказывание. Ну и что там с рентабельностью сельского хозяйства (хотя бы на примере экспорта/импорта) в 30-е?
Это ваша интерпретация или это дословно сказаны Сталиным?
Какая интерпретация? Читайте речь...
А что дословно сказал Сталин?
Вот так до конца СССР и не могли отказаться...
И как это связано с вашей интерпретацией:
У вас вероятно не все дома.
Не все дома у Вас, раз не улавливаете основного смысла ...
Ваши интерпретации мне не нужно улавливать.
Таки да он отметил корь крестьянства в ответ на высказывания одного товарища. Ну а дальше сделайте то, что я сказал сравните: сколько получили от крестьян и сколько туда вбухали. И ВНЕЗАПНО окажется, что это совсем не донорская отрасль и она теряется на фоне остальных.
Но отчасти вы правы - в структуре экспорта продукция СХ занимала не последнее место:
Ну и по импорту:
Клоун забыл добавить, что именно столыпинская "рыночная" реформа и довела страну до революции. Шутка ли - отобрать землю у большинства крестьян и передать ее "эффективным собственникам". А большинство крестьян- это большинство населения страны. Пассажи про импорт, пропущу - подобную хрень разбирали сто раз.
Клоун - Вы, до уровня понимания происходивших процессов, какой был у Литошенко (вне зависимости от его политических взглядов) Вам не дорасти.
Он хотя бы в первоисточнике читал своих оппонентов, а не как Вы - знаток чужих пересказов
Его рассуждения о том, что сотня мелких хозяйств эффективней одного крупного - уже смешна и демонстрирует уровень "пониманя процессов". А лучше всего говорят за себя результаты - разруха и последующие революции. Ну и таки да: есть что сказать по существу т.н. столыпинской реформы?
А разве речь о ней?
А у вас есть другие варианты решения крестьянского вопроса?
И таки да: вы читаете то, что пишите?
Сегодняшнее с\х есть ответ на ваш вопрос...
А в нынешнее состояние мы прям сразу попали или 100 лет прошло?
В нынешнее состояние мы попали через разруху 90-х, которая была социальной перестройкой после СССР, который в свою очередь был настолько "эффективен" в с\х , что оно развалилось сразу же - запаса прочности у него не оказалось ( в отличии от той же промышленности, которая хотя бы трепыхалась..).
Я специально привел выше крестьянские наказы, где сами крестьяне про это говорят. Так как знаю что женщина которая разместила данную статью любит манипулировать и передергивать.
Большевики на наказах построили свою аграрную программу в период революции, чем поначалу завоевали симпатии крестьянства, поверившего, что наконец-то они станут хозяевами на земле и сами будут распоряжаться на ней. Поманив калачем, в дальнейшем большевики оставили крестьянам дырку от бублика...
Советская власть сделала меня зажиточным колхозником, и сейчас, когда Родина в опасности, я решил помочь ей всем, чем могу. Всё, что я своим честным трудом заработал в колхозе, отдаю это в фонд Красной Армии. 15 декабря я внёс Государственный Банк 100 тысяч рублей и заказал боевой самолёт в подарок защитникам Родины. Пусть моя боевая машина громит немецких захватчиков, пусть она несёт смерть тем, кто издевается над нашими братьями, невинными советскими людьми. Сотни эскадрилий боевых самолётов, построенные на личные сбережения колхозников, помогут нашей Красной Армии быстрее очистить нашу священную землю от немецких захватчиков.
Колхозник колхоза «Стахановец» Ново-Покровского района Саратовской области
Ферапонт Головатый
Газета «Правда», 18 декабря 1942 года
И? Причем здесь патриотические порывы времен ВОВ?
Хотите мнения крестьян того периода - вот:
Из письма. М. Спиридоновой, после ареста в конце 1918 г, известного как
Открытое письмо ЦК партии большевиков. Кремль 1918 год
Я пришла к вам 6 июля для того, чтобы был у вас кто-нибудь из членов ЦК нашей партии, на ком вы могли бы сорвать злобу и кем могли бы компенсировать Германию (об этом я писала вам в письме от того же числа, переданном Аванесову в Большом театре). Это были мои личные соображения, о которых я считала себя вправе говорить своему ЦК, предложив взять представительство на себя.
Я полагала, что мне удастся более, чем другим, загородить свою партию и тех "малых сих" - крестьян, рабочих, матросов и солдат, которые шли за ней. Я была уверена, что, сгоряча расправившись со мною, вы испытали бы потом неприятные минуты, так как, что ни говори, а этот ваш акт был бы чудовищным, и вы, быть может, потом скорее опомнились и приобрели бы необходимое в то время хладнокровие.
Случайность ли, ваша ли воля или еще что, но вышло все не так, как я предлагала вам в письме от 6 июля. Пролилась невинная кровь Емельянова, Александровича и других, совсем уж "малых сих" (Емельянов до такой степени не участвовал ни в чем и ничего не знал, что был арестован Поповцами как член чрезвычайки и отведен в их штаб. Александрович в этот день только по Блюмкину догадался, что затевается акт против Мирбаха, и события завертели его раньше, чем он успел опомниться. Мы от него скрывали весь Мирбаховский акт, а другого ведь ничего и не готовилось. Он выполнял некоторые наши поручения, как партийный солдат, не зная их конспиративной сущности. О других расстрелянных и подавно нечего говорить). После этого смысл моего добровольного прихода к вам в моих глазах свелся почти к нулю. Все же, соблазняло использовать суд, как кафедру.
Вы до того бесчестно клеветали на нас, до того вам хотелось обвинить нас в том, чего не было, до того неслыханно вопиюща и небывало подла и гнусна была ваша травля нашей партии, при полном удушении нашей печати, что нужно было, хотя бы и очень тяжелой ценой, ценой компромисса - участия в вашей лжи (признанием вашего суда), приобрести эту возможность гласной борьбы с вами.
Никогда еще в самом разложившемся парламенте, в продажной бульварной прессе и прочих махровых учреждениях буржуазного строя не доходила травля противника до такой непринужденности, до какой дошла ваша травля, исходящая от социалистов-интернационалистов, по отношению к вашим близким товарищам и соратникам, которые погрешили против лояльности к германскому империализму, а не к вам, и во всяком случае не погрешили в отношении революции и Интернационала.
После моего заявления Шейнкману и заявления ЦК о нашем стремлении изгнать все (не только германские) тайные штабы мировой контрреволюции из сердца и очага международной социалистической революции Советской России, после этого в Архангельских краях каким-то генералом были расстреляны наши Левые Социалисты-Революционеры, а в Украине из-за Мирбаха и Эйхгорна стали специально отыскивать Левых Социалистов-Революционеров и после пыток убивать. И в то время, как наши Левые Социалисты-Революционеры умирали на чехословацком и других фронтах в рядах Советских войск, вырезывались ярославской и казанской белой гвардией, в то время, как каждый империалист уделял особое внимание преследованию нас, вы - интернационалисты - тоже беспощадно обрушивались на нас.
Многочисленные массы, идущие за Левыми Социалистами-Революционерами, лишились советских прав; советы и съезды разгонялись в каждой губернии десятками (Витебская, Смоленская, Воронежская, Курская, Могилевская, Нижегородская и проч. и проч.). Вся советская (а другой тогда еще и не было) крестьянская масса была раздавлена, загнана, затравлена и поставлена под начало военно-революционных комитетов, исполкомов (назначенных из большевиков-коммунистов) и чрезвычаек.
В чрезвычайках убивали Левых Социалистов-Революционеров (отчеты в "Известиях ЦИК" и "Еженедельнике" чрезвычаек) за отказ подписываться под решением пятого Съезда Советов; убивали просто за то, что они Левые Социалисты-Революционеры и "упорствовали" в этом, не отрекались (циркуляр Петровского об "упорствующих"); убивали, истязали, надругивались. В Котельничах, например, убили только за лево-эсерство двух наших товарищей - Махнева и Мисуно (члена крестьянской секции и ЦИК нескольких созывов, члена президиумов нескольких Всероссийских Крестьянских Советов).
Мы гордились ими. Они были настоящими детьми теперешней народной революции, вышли из недр ее, выпрямлялись и работали так, что о Мисуно по всему краю, где он являлся, ходили легенды. Незаметные герои, на хребте которых мы с вами протащили всю Октябрьскую революцию. Мисуно дорого поплатился перед смертной казнью за свой отказ большевистским палачам рыть себе своими руками могилу .-Махнев согласился рыть себе могилу на условии, что ему дадут говорить перед смертью. Он говорил. Его последние слова были:
"Да здравствует мировая социалистическая революция".
Тут ваши палачи прикончили его. И сколько их, погибших сейчас Мисуно и Махневых по Советской России, безвестных, безымянных, великих в своей стойкости и героизме.
Разгром нашей партии - это разгром советской революции. Вся дальнейшая история этих месяцев говорит об этом. А вы так и не поняли этого. Вы отупели до того, что всякие волнения в массах объясняете только агитацией или подстрекательством.
Вы перестали быть социалистами в анализе явлений, совершенно уподобляясь царскому правительству, которое тоже всюду искало агитаторов и их деятельностью объясняло все волнения. И вы так же правы, как оно.
Вот что об агитаторах мне пишут крестьяне из всех губерний Советской России: "Ставили нас рядом, дорогая учительница (орфографию всюду исправляю), целую одну треть волости шеренгой и в присутствии других двух третей лупили кулаками справа налево, а лишь кто делал попытку улизнуть, того принимали в плети". (Реквизиционный отряд, руководимый большевиками из Совета.)
Или из другого письма: "По приближении отряда большевиков надевали все рубашки и даже женские кофты на себя, дабы предотвратить боль на теле, но красноармейцы так наловчились, что сразу две рубашки внизывались в тело мужика-труженика. Отмачивали потом в бане или просто в пруду, некоторые по несколько недель не ложились на спину. Взяли у нас все дочиста, у баб всю одежду и холсты, у мужиков - пиджаки, часы и обувь, а про хлеб нечего и говорить..."
Или из третьего письма: "Матушка наша, скажи, к кому же теперь пойти, у нас в селе все бедные и голодные, мы плохо сеяли - не было достаточно семян, у нас было три кулака, мы их давно ограбили, у нас нет "буржуазии", у нас надел 2/4-1/2 на душу, прикупленной земли не было, а на нас наложена контрибуция и штраф, мы побили нашего большевика - комиссара, больно он нас обижал. Очень нас пороли, сказать тебе не можем, как. У кого был партийный билет от коммунистов, тех не секли. Кто теперь за нас заступится. Все сельское общество тебе земно кланяется".
Из четвертого: "Вязали нас и били, одного никак не могли усмирить, убили его, а он был без ума..."
Из этого же письма: "Оставили нам много листков и брошюр, мы их пожгли, все один обман и лесть".
Из пятого письма: "В комитеты бедноты приказали набирать из большевиков, а у нас все большевики вышли все негодящиеся из солдат, отбившиеся, прямо скажем, хуже дерьма. Мы их выгнали. То-то слез было, как они из уезда Красную армию себе в подмогу звали. Кулаки-то откупились, а "крестьянам" спины все исполосовали и много увезено, в 4-х селах 2-3 человека убито, мужики там взяли большевиков в вилы, их за это постреляли".
Или шестое письмо: "Прошел слух в уезде, что ты нас обманываешь, сталкиваешься [столковываешься]* опять с большевиками, а они тебя за это выпущают. Нет, уж теперь не заманишь к ним. У нас в уезде их как ветром выдуло, убивать будем, сколько они у нас народу замучили. Максим В... приехал, сказывал, что ты все в тюрьме. А ты, родименькая, духом не падай, знамя наше крестьянское держи крепче, замаливай за нас, голубушка, сиди твердо. У нас никого нет за "учредилку", будь покойна, мы все за левыми идем".
Или седьмое, от 15 июня письмо: "1) Григорий Кулаков - отобрано из последних двух пудов, один пуд. Семья 3 человека. 2) Сергей Агашин. Семья 7 человек. Отобрали 5 пудов муки, картофеля 7 пудов. Оставили по пуду того и другого. 3) Солдатка Марфа Степанова. Семья 6 человек. Отобрали всю муку - 3 пуда. V/г пуда солоду, крупы V/г пуда. 4) Исаак Харитонов. Семья 5 человек. Всю муку (купленную) увезли, 8 пуд. 5) Учительница Ульяна Степановна Ходякина. Взяли бесплатно гармонию. 6) Деревня Собакино. Трифон Мартянин: отобрали пиджачную пару. 7) Лаврентий Аголов. Семья 7 человек. Взяли 4 пуда и оставили на 2 месяца 3 пуда. 8) Деревня Ильинка. У Алексея Иванова. Отобрали серебряные часы, ружье пистонное. 9) У Ивана Артемова - медную трость. 10) Федот Зайцев. 8 человек семьи, взято из двух пудов овсяной муки - полтора пуда. Оставили ржаной 30 фунтов. 11) Деревня Телятово, стреляли по ребятишкам, бегущим в лес. Всего не перепишешь. Реквизиционный отряд большевиков при кулачной расправе; если лицо шибко раскровянится, то любезно просят выпить, потом бьют опять".
Или 8-е письмо: "Разгромили организацию Левых Социалистов-Революционеров, хотели поднять на штыки ребенка, только смелым вмешательством женщины, назвавшей его своим, удалось спасти. Берут платье, режут скот, бьют посуду, совершают по всему Каротоякскому уезду всякие неслыханные бесчинства. На конференции от семи волостей вынесли месяц назад резолюцию, что мы все согласны отдать, все излишки хлеба, только бы не присылали отряды, а просто несколько человек за хлебом. Прибывший отряд занялся, вместо честной реквизиции, другим, в чем и подписываемся. (Подписи села Платова, Каротоякского уезда)"...
Из 9-го письма: "В комитеты бедноты идут кулаки и самое хулиганье. Катаются на наших лошадях, приказывают по очереди в каждой избе готовить обед, отбирают деньги, делят меж собой, и только маленький процент отсылают в Казань, приказали отнимать скот у мужиков. У кого в семье меньше 4-х человек, у тех последнюю корову отобрать. За овцу 15 руб. налог. Крестьяне режут скот. Через год разорение будет окончательное и непоправимое. Деревня без скота - гиблая".
Из 10-го письма: "Мы не прятали хлеб, мы, как приказали по декрету, себе оставили 9 пудов в год на человека. Прислали декрет оставить 7 пудов, два пуда отдать. Отдали. Пришли большевики с отрядами. Разорили вконец. Поднялись мы. Плохо в Юхновском уезде, побиты артиллерией. Горят села. Сравняли дома с землей. Мы все отдавали, хотели по-хорошему. Знали голод голодный. Себя не жалели. Левые Социалисты-Революционеры все ходили и учили - не прячьте, отдавайте".
Или из одиннадцатого письма (от интеллигента): "Реквизиционные отряды, немецкая милиция и пр. начисто загнали трудовых мужиков. Творилось что-то невероятное. Грабили, били, пороли, насильничали, отбирали все. Всегда вооруженные, пьяные с пулеметами. При мне грабили баб, наведя на них пулеметы, на станции. Отбирали у них ягоды, сыр, сало. Лапали их... Один товарищ и я вмешались, нас чуть не расстреляли. Комиссара станции чуть не избили, пригрозив бумажкой, которая, как они кричали, дает им право "все, что угодно, делать". Бумажка была подписана Цурюпой и еще кем-то, чуть ли не самим Лениным. Отряд был из Москвы. Я не склонна очень обвинять рабочих (отряд был из рабочих-большевиков), до этого они реквизировали спирт, ну и нализались. Я знаю, что они же могут быть иными. Характерно, что они при всех этих безобразиях нечленораздельно ревели: "что!!! контрреволюцию завели... нет, шалишь... мы всех вас, кулаков... вооо как... к стенке... и готово". Как видите, объективно, они революционны, только пьяны. Но все же, каково было нам - бабам, пассажирам, мужикам. Ведь они вертели во все стороны пулеметы, направляя на всех.
Мужики озлобились. Конечно, правые стали действовать. "Выступление" стало психологически неизбежным. Мужики бегали к нам и спрашивали, что им делать. Наши "левые": "У нас", говорили они, "есть оружие", мы дальше не можем. Иначе крестьяне уйдут без нас все равно, и будет хуже им. Скажите, что нам было делать, что сказать. Сказать: "подождите" или отойти, мы сказали: "защищайтесь". И через несколько дней я читала в газете о "левоэсеровском выступлении кулаков". Я знала, что оно будет подавлено, и крестьяне справедливости не найдут. Все мы знали, и мужики наши. Но что бы вы сказали: "Идите к Советам" - но ведь от Советов это шло. Ведь у них документы от "самих". Обратиться к "самим". Но ведь Ленин сам в руках у "отрядов". Что было делать. Теперь нам крах, террор и подавленность".
Или... Идет уездный съезд. Председатель, большевик, предлагает резолюцию. Крестьянин просит слова. -Зачем? - "Не согласен я". - С чем не согласен? - "А вот, говоришь, комитетам бедноты вся власть, не согласен: вся власть советам, и резолюция твоя неправильная. Нельзя ее голосовать". Как... Да ведь это правительственной партии. - "Что ж, что правительственной". -Председатель вынимает револьвер, убивает наповал крестьянина, и заседание продолжается. Голосование было единогласное.
У нас зарегистрирована порка крестьян в нескольких губерниях, а количество расстрелов, убийств на свету, на сходах и в ночной тиши, без суда, в застенках, за "контрреволюционные" выступления, за "кулацкие" восстания, при которых села, до 15 тысяч человек, сплошь встают стеной, учесть невозможно. Приблизительные цифры перешли давно суммы жертв усмирений 1905-6 гг.
Кто агитатор, кто подстрекатель?! Отвечайте! Вы контрреволюционеры, худшие из худших белогвардейцев!!!
"Велели нам красноармейцы разойтись. А мы собрались думать, что нам делать, как спастись от разорения. Мы все по закону сполна отвезли на станцию. А они опять приехали. Велели со сходов уйти. Мы их честно стали просить оставить нас. Обед им сготовили, все несем, угощаем, что хотят берут, даем без денег, не жалуемся. А они пообедали и начали нас всячески задирать. Одного красноармейца поколотили. Они нас пулеметом, огнем. Убитые повалились...
И вот пошли мужики потом. Шли все 6 волостей стеной, на протяжении 25 верст со всех сторон, с плачем всех жен, матерей, с причитаниями, с вилами, железными лопатами, топорами. Шли на совет". - Пишет левый с.-р., член Крестьянской Секции, избитый в этом "кулацком мятеже" до полусмерти крестьянами и потерявший сына, честного советского работника. "Он не издал ни одного звука, когда его мужики мучили, мужественно вынес пытку и умер под ней". - Отец не жалуется. Он, этот полуграмотный крестьянин, понимает, что мужики, замученные нуждой (он приводит цифры имущественного положения этого уезда - 41% безлошадных и т. д.), "бедные" и отчаянно голодавшие весь 1917-18 год, возмущенные оскорблением их законнейших запросов, должны были "восстать". Он понимает, что контрреволюцией является не это крестьянское восстание-самозащита, а действия, вызвавшие это восстание, и последовавшее жестокое усмирение.
"Не сделали бы такой пропаганды 1000 агитаторов-большевиков, как они сами ухитряются: теперь им к нам не показаться".
Кончаю цитировать, так как из ряда губерний однородные сообщения. Петроградская история с матросами-вопиющий по бессмысленной жестокости факт расправы с лояльным проявлением недовольства трудящихся. Как можно было так ослепнуть и впасть в такую шкурную панику, чтобы так расправляться с чистейшей революционной стихией, внезапно взмывшей? Как поднялась у вас рука на тех матросов, поддержкой которых больше всего мы завоевали Октябрьскую революцию? Как могли вы, кричавшие о Керенском, с его смертной казнью на фронте, здесь в тылу убивать без суда и следствия лучших сынов революции? Как не стыдно было вам убить Хаскелиса за то только, что он, по поручению законно существующей при Петроградском Совета фракции Левых Социалистов-Революционеров, прочел ее декларацию. Лживость инкриминируемого ему вашего обвинения, будто при нем найдена резолюция собрания матросов, написанная его собственной рукой, доказывать нет нужды: у Хаскелиса, убитого вами, не было обеих рук по плечи, когда вы его взяли.
Этой крови вам не смыть, не отчиститься от нее даже во имя самых "высоких" лозунгов.
Вы, которые лицемерно кричите на весь мир в обращении к английским и французским рабочим, что даже пособников заговора англо-французского империализма, если случайно они окажутся рабочими, вы не задержите заложниками, не арестуете, показывая нежелание ваше нарушить неприкосновенность трудящихся, вы убиваете русских трудящихся сотнями, тысячами сразу (Смоленская губерния, Ливны, Вятская губерния, Пензенская и т. д.).
Что же, или кровь расстрелянного вами в Петрограде матроса Шашкова не такая же алая и не так же ли у него только одна жизнь?
Несмотря на все трудности жизни, масса, понимая окружающие опасности, умеет терпеть свои неслыханные тяготы. Но она революционна, она сознала свои права, она хочет самоуправления, она хочет власти советов. Лозунги "кулацких" восстаний (как вы их называете) не вандейские. Они революционны, социалистичны. Как смеете вы кроваво подавлять эти восстания, вместо удовлетворения законных требований трудящихся?! Вы убиваете крестьян и рабочих за их требования перевыборов советов, за их защиту себя от ужасающего, небывалого при царях произвола ваших застенков-чрезвычаек, за защиту себя от произвола большевиков-назначенцев, от обид и насилий реквизиционных отрядов, за всякое проявление справедливого революционного недовольства.
И не вина масс, что их требования сходны с нашими лозунгами. Все то, чему мы учили народ десятки лет и чему он кровавым опытом, кажется, научился - не быть рабом и защищать себя, вы как будто хотите искоренить из его души истязаниями и расстрелами.
Когда вы увидали, что наша партия жива, что мы не упали на колени и не подали прошения о помиловании, как все эти сутенеры из "Воли Труда" и "Народных Коммунистов", когда вы увидали, что наши массы от нас не ушли, тогда вы начали давить нас всей силой вашего партийного государственного пресса.
Ваши прежние средства - ложь, клевета - перестают быть действительными. "Петроградская конференция Левых Социалистов-Революционеров, вместе с монархистами и правыми эсерами", как говорят "абсолютно проверенные" данные Зиновьевской чрезвычайки, это уже такая сильная доза даже не лжи, а безграмотного вранья, что уже никто не верит вашим известиям о Левых Социалистах-Революционерах. Из них берут только факт защиты нами власти советов, которую вы уничтожили, власти трудящихся, с которой вы перестали считаться.
У вас осталось одно средство - физическое истребление нас, и вы его начали применять, устраняя по пути торжествующей контрреволюции последнюю силу, на которую могли бы опереться, к которой могли бы кинуться разбитые, разочарованные массы.
И вот уже начались контрреволюционные лозунги, в волнениях уже поднимается учредилка, уже приходит этот ужас буржуазно-демократической республики, созданный исключительно вашими руками.
Никогда, никогда Россия, так счастливо ставшая в массовой психологии по пути к примитивам максимализма (а только они правы и логичны при глубочайшем революционном взрыве), никогда бы она не попала в объятия социал-предателей и реакции, если бы не ваша партия.
Ваша партия имела великие задания и начала она славно. Октябрьская революция, в которой мы шли с вами вместе, должна была кончиться победой, так как основания и лозунги ее объективно и субъективно необходимы в нашей исторической действительности, и они были дружно поддержаны всеми трудящимися массами.
Это была действительно революция трудящихся масс, и советская власть буквально покоилась в недрах ее. Она была нерушима, и ничто, никакие заговоры и восстания не могли ее поколебать. Правые эсеры и меньшевики были разбиты наголову не редкими репрессиями и стыдливым нажимом, а своей предыдущей соглашательской политикой. Массы действительно отвернулись от них.
Губернские и уездные съезды собирались стихийно, там не было ни разгонов, ни арестов, была свободная борьба мнений, спор партий, и результаты выборов обнаруживали всюду полное презрение масс к соглашательским партиям правых с.-р, и меньшевиков.
Они погасали в пустоте. Террор против них был излишен. И так было бы до сих пор, если бы был верен курс вашей политики, если бы вы не изменили принципам социализма и интернационализма.
Но ваша политика объективно оказалась каким-то сплошным надувательством трудящихся.
Вместо социализированной промышленности - государственный капитализм и капиталистическая государственность; принудительно эксплоатационный строй остается, с небольшой разницей насчет распределения прибыли - с небольшой, так как ваше многочисленное чиновничество в этом строю сожрет больше кучки буржуазии.
Вместо утвержденной при всеобщем ликовании 3-м съездом советов рабочих и крестьян социализации земли, вы устроили саботаж ее, и сейчас, развязав себе руки разрывом с нами, Левыми Социалистами-Революционерами, тайно и явно, обманом и насилием подсовываете крестьянству национализацию земли - то же государственное собственничество, что и в промышленности. Будто нарочно вы не позволяете крестьянам десятки тысяч десятин помещичьих имений брать в социализацию и сберегаете их "советскими имениями", целехонькими, чтобы в случае прихода реакции помещики вошли туда, как в Украине, на готовенькое.
Передвижение земли, трансформация ее, передел всего хозяйства и владение на местах, благодаря вашему саботажу закона о социализации земли и хитростям с социализацией, чрезвычайно затруднены, и это чревато горькими последствиями для крестьянства.
В вопросе о войне и мире вы приняли "решение" в подписании брестского мира, который, может быть, уже сделал-таки свое - задушил нашу революцию. И вы имеете еще поразительную смелость уверять народ, что ваше соглашательство с германским империализмом - "передышка" - дала нам богатые результаты. Что, что она нам дала?! Извратила нашу революцию и задержала на полгода германскую, ухудшила отношение к нам английских и французских рабочих, когда на западные фронты обрушились все освобожденные нами военные силы Германии, что унесло у них сотни тысяч жизней и создало почву и возможность для англо-французского правительства вмешаться в наши дела, с негласной нравственной санкцией рабочего народа в большинстве, при вялом протесте меньшинства. Брест отрезал нас от источников экономического питания, от нефти, угля, хлеба, а ведь от этого-то прежде всего и гибнет наша революция.
Брест - это предательство всей окраинной Украинской революции немецкому усмирению. Мы "передыхали" в голоде и холоде, внутренне разлагаясь, пока вырезывались финские рабочие, запарывались белорусские и украинские крестьяне и удушались Литва и Латвия. Принцип "передышки" довел разложение ваше до того, что вы, вместе с немецким военным командованием, усмиряли, как Скоропадский, восстающих белорусов (Сенненский уезд и вся пограничная полоса). И, главное, через Брест мы получили англо-французский фронт, получили весеннюю войну, грозную, неумолимо идущую на нас, со всеми ужасами новой военной техники - ураганного огня и танков, давящих людей тысячами, как козявок. Наша левоэсеровская попытка расторгнуть Брест была отчаянной попыткой апелляции нашего общего октября к революционному моменту истории, но вы безнадежно увязли в своей позорной зависимости от запугавшего вас германского империализма. Вы способны только апеллировать к материально-техническим моментам. Вы убивали быстро сорганизованные огромные силы армии и революционный энтузиазм на защиту Севера. А Уральский фронт в период вашего мира - союза с Германией, был неприкрыто империалистическим и, воюя с англичанами, вы объективно воевали за германский империализм. Как не виляйте, но ведь это так.
Вовлеченные в орбиту германской империалистической политики, вы боролись все время с нами, тянувшими вас на юг, так как по-нашему только там, и вы теперь увидели сами, там было наше спасение октября, там узел решающего боя за социалистическую революцию. Но вы не могли этого уже понять. Выдача вами нашего золотого запаса Германии, из произведенной нами контрразведкой над Мирбахом обнаруженная ваша тайная дипломатия, ваши унижения, замазывания, укрывательства всей грязи и контрреволюционного германского посольства, в чем теперь немного сознаетесь (Петроград, ящик с маузерами), все это - этапы вашего соглашательства. Теперь вы рекомендуете кильским матросам и Либкнехту левоэсеровскую тактику отказа от Бреста. Зачем же вы сами ползали на брюхе перед германским империализмом, клеймя теперь выдачу Шейдеманом германского флота, расписываясь этим в предательстве своего черноморского. Левые Социалисты-Революционеры для торжества Интернациональной революции шли на риск огромных национальных жертв, и они имеют право звать на этот же подвиг и Германию. Но причем тут вы, поступившие так же, как соглашатель Шейдеман, и теперь, во имя своих национальных интересов, требующие от Германии ее национальных жертв.
Ваша армия, конструкция ее, система управления Троцкого, не только введшим [введшего], как Керенский, смертную казнь на фронте, но и осуществляющим [осуществляющего] ее в ужасных размерах (чего Керенский не успел и попробовать), старая механическая дисциплина в армии, дисциплинарные взыскания, вплоть до порки солдат социалистической армии, естественно растущая ненависть к верхам и Троцкому, что это все, как не возврат к Николаевским временам, как не подготовка своими руками старой армии, что, в свою очередь, обе-щет легкий путь к диктатуре над ней учредиловцев и всяких доморощенных Бонапартов? Вы делаете из армии механическую силу, которая должна заменить массы в борьбе с контрреволюцией, но армия-то набирается ведь из масс, оттолкнутых вами от революции.
Своим циничным отношением к власти советов, своими белогвардейскими разгонами съездов и советов и безнаказанным произволом назначенцев-большевиков вы поставили себя в лагерь мятежников против советской власти, единственных по силе в России. Власть советов -это при всей своей хаотичности большая и лучшая выборность, чем вся Учредилка, Думы и Земства. Власть советов - аппарат самоуправления трудящихся масс, чутко отражающий их волю, настроения и нужды. И когда каждая фабрика, каждый завод и село имели право через перевыборы своего советского делегата влиять на работу государственного аппарата и защищать себя в общем и частном смысле, то это действительно было самоуправлением. Всякий произвол и насилие, всякие грехи, естественные при первых попытках массы управлять и управляться, легко излечимы, так как принцип неограниченной никаким временем выборности и власти населения над своим избранником даст возможность исправить своего делегата радикально, заменив его честнейшим и лучшим, известным по всему селу и заводу. И когда трудовой народ колотит советского своего делегата за обман и воровство, так этому делегату и надо, хотя бы он был и большевик, и то, что в защиту таких негодяев вы посылаете на деревню артиллерию, руководясь буржуазным понятием об авторитете власти, доказывает, что вы или не понимаете принципа власти трудящихся, или не признаете его. И когда мужик разгоняет или убивает насильников-назначенцев - это-то и есть красный террор, народная самозащита от нарушения их прав, от гнета и насилия. И если масса данного села или фабрики посылает правого социалиста, пусть посылает это ее право, а наша беда, что мы не сумели заслужить ее доверия. Для того, чтобы советская власть была барометрична, чутка и спаяна с народом, нужна беспредельная свобода выборов, игра стихий народных, и тогда-то и родится творчество, новая жизнь, новое устроение и борьба. И только тогда массы будут чувствовать, что все происходящее - их дело, а не чужое. Что она сама [масса] творец своей судьбы, а не кто-то ее опекает и благотворит, и адвокатит за нее, как в Учредилке и других парламентарных учреждениях, и только тогда она будет способна к безграничному подвигу. Поэтому мы боролись с вами, когда вы выгоняли правых социалистов из советов и ЦИК. Советы не только боевая политико-экономическая организациятрудящихся, она и определенная платформа. Платформа уничтожения всех основ буржуазно-крепостнического строя, и если бы правые делегаты пытались его сохранить или защищать в советах, сама природа данной организации сломила бы их, или народ выбросил бы их сам, а не ваши чрезвычайки, как предателей его интересов.
Программа октябрьской революции, как она схематически наметилась в сознании трудящихся, жива в их душах до сих пор, и масса не изменяет себе, а ей изменяют. Неуважение к избранию трудящимися своих делегатов и советских работников, обнаруживаемое грубейшим пулеметным произволом, который был и до июльской реакции, когда вы уже часто репетировали разгоны съездов советов, видя наше усиление, - даст богатые плоды правым партиям. Вы настолько приучили народ к бесправию, создали такие навыки безропотного подчинения всяким налетам, что авксентьевская американская красновская диктатура могут пройти, как по маслу. Вместо свободного, переливающегося, как свет, как воздух, творчества народного, через смену, борьбу в советах и на съездах, у вас - назначенцы, пристава и жандармы из коммунистической партии.
О, какие вы злостные, злостные предатели коммунистической революции!
Ну, как, как теперь приходить к трудящимся с проповедью классовой власти?! Они спросят: "какого класса?" Ваши проделки с крестьянством, с комитетами бедноты... Теперь вы приняли в этой области на словах все наше, на чем мы и [всю] жизнь настаивали, но ведь пять месяцев вы мучили мужиков, пока не отказались от этих своих затей создать из преданных вам, закупленных пятидесятью процентами отнятого хлеба, кучек вашего класса, на всю крестьянскую Россию, что-то вроде корпуса жандармов. Рабоче-крестьянское правительство гарантирует себе подчинение, беря от них подписку-присягу. Какое злое извращение классовой власти!
Ваши политические локауты рабочих становятся системой. За что вы распускали курские ж.-д. мастерские, упорно выбирающие меня своим советским делегатом?
А ваше потакательство корыстности и продажности и карьеризму, 16-й (пункт анкеты, куда записывались "сочувствующие коммунисты"), эти карточки на обувь, калоши, теплые квартиры и проч. и проч., выдаваемые в первую очередь большевикам, беззастенчивое печатание об этом в "Правде" и "Известиях ЦИК"... ("Очищается дом такой-то, в первую очередь помещаются рабочие-коммунисты".)
Это выселение рабочего-меньшевика и вселение рабочего-большевика на жилое место, это ли означает классовую власть?
Увольнение многосемейного рабочего, левого с.-р, и прием на его место холостого коммуниста... Эти расстрелы рабочих, и порки, и убийства крестьян и солдат, это ли означает классовую власть? "Если мы пошлем в совет честного мужика, сочувствующего Левым Социалистам-Революционерам, то у нас ни ссуды на инвентарь, ни обсеменения; мы всегда посылаем в совет большевика, хотя мы им все "моргуем" (презираем, буквально: "брезгуем"), - пишет крестьянин, через большевика что-нибудь все-таки достанем от исполкома".
Такая подмена интересов трудящихся интересами тех, кто согласен голосовать за вашу партию, создание какого-то римского плебса, ведет, конечно, к разложению живых творческих сил революции. Массы-то все видят, все понимают, лучше нас видят, и никогда еще все общественные силы не были так истощены, никогда не господствовал в такой степени мещанский эгоизм, самоспасение, дух корыстной наживы, спекуляции, обходы законов, ограждающих личность и задерживающих эксплоатацию одного человека другим, как сейчас, при вашем партийном сектантстве. Понятие классовой борьбы, этой философско-исторической доктрины, вы подменили не только марксистским понятием, только борьбы двух экономических категорий, а подменили понятием борьбы просто волчьей.
Рабочие идут на крестьян, чтобы не умереть с голоду, отнимая у них последние куски хлеба; так как территория нашего теперешнего социалистического оазиса никогда не была хлебной житницей, и решение продовольственного вопроса, при наличии всех пагубных следствий войны, внутри острова невозможно, о чем Левые Социалисты-Революционеры говорили достаточно громко. Посеяна огромная рознь между родными братьями - земледельцами и заводскими, и не скоро она уйдет.
Классовая борьба в национальном масштабе - утопия, господа брестские националисты, она мыслима только в интернациональном масштабе; а при спасении себя, при своеобразном социалистическом шовинизме, классовая борьба вырождается, как выродилась у вас.
Посеяна междунациональная рознь проведением продовольственной диктатуры через немецкую милицию. Отряды немецких военнопленных (интернационалистов, прибавляете вы) действовали наряду с другими реквизиционными отрядами. Я знаю о Пензенской губернии.
В Пензенской губернии пороли крестьян, расстреливали, и все, что полагается, они приняли в положенной форме и установленном порядке. Сначала их реквизировали, пороли и расстреливали, потом они стали стеной (кулацкое восстание - говорили вы), потом их усмиряли, опять пороли и расстреливали. Наши Левые Социалисты-Революционеры разговаривали с десятками этих, поровших крестьян, "интернационалистов". С каким презрением говорили они о глупости русского мужика и о том, что ему нужна палка; и какой дикий шовинизм вызвали эти отряды "интернационалистов" в деревнях - передать трудно. История с "комбедами" еще долго не изживется.
И нам ли учить вас, что не только фактор политический, да еще сведшийся уже только к голому принуждению, насилию, создает расслоение класса. Процесс расслоения имеет свою хозяйственную, свою культурную, свою политически-правовую основу.
Только так понимая принцип расслоения, действовала всю зиму и весну Крестьянская секция, через своих агитаторов и членов, и результаты были сплошь положительные.
Борьба с кулаками и экономическое обезвреживание их давали средства культурно-хозяйственного устроения целых уездов. Ведь ваша партия, давая на один день октябрьских торжеств 25 миллионов, мне же на организации политико-социального просвещения крестьянства за все 8 месяцев вместо нужных сотен миллионов дала только 3 миллиона, и оно вынуждено было устраиваться само в своих селах и деревнях, без помощи государства.
Вся ваша зверская, грубая политика по отношению к крестьянству, особенно развернувшаяся, когда мы стали тюремной, чрезвычайной клиентурой это политика подлинной контрреволюции.
А ваша полиция!.. Это сколок старых городовых с околоточными и избиением даже детей-воришек.
А ваша чрезвычайка!.. Именем пролетариата, именем крестьянства вы свели к нулю все моральные завоевания нашей революции.
Когда в вашей собственной среде раздавалось робкое пиканье, осмеливающееся возразить против ее разгула и пробующее добиться неприкосновенности личности хотя бы для членов комитетов коммунистической партии и членов ЦИК, то вы стали доказывать, что в чрезвычайках нет сомнительных элементов - все сплошь коммунисты, тем хуже для вас и для чрезвычаек. Мы знаем про них, про ВЧК, про губернские и уездные чрезвычайки вопиющие, неслыханно вопиющие факты. Факты надругательства над душой и телом человека, истязаний, обманов, всепожирающей взятки, голого грабежа и убийств, убийств без счета, без расследований, по одному слову, доносу, оговору, ничему не доказанному, никем не подтвержденному.
Именем рабочего класса творятся неслыханные дерзости над теми же рабочими и крестьянами, матросами и запуганным обывателем, так как настоящие-то враги рабочего класса чрезвычайке попадаются очень редко. Ваши контрреволюционные заговоры, кому бы они могли быть страшны, если бы вы сами так жутко не породнились с контрреволюцией. Когда советская власть из большевиков, Левых Социалистов-Революционеров и других партий покоилась в недрах народных, Дзержинский за все время расстрелял только несколько невероятных грабителей и убийц, и с каким мертвенным лицом, с какой мукой колебанья. А когда советская власть стала не советской, а только большевистской, когда все уже и уже становилась ее социальная база, ее политическое влияние, то понадобилась усиленная бдительная охрана латышей Ленину, как раньше из казаков царю, или султану из янчар. Понадобился так называемый красный террор. Те самые люди, которые за безмерное страдание всего народа и нас, социалистов, из политических соображений не поднимали руку на Николая Романова и прочих царей и подцарей, и распустили их по всем украинам, крымам и заграницам, и подняли руку на Николая только по настоянию революционеров, те самые люди, сразу утеряв всякое соображение из-за поранения левого предплечия Ленина, убили тысячи людей. Убили в истерике (сами признают), без суда и следствия, без справок, без подобия какого-либо юридического, не говоря уже нравственного, смысла. Да, Ленин спасен, в другой раз ничья одинокая, фанатичная рука не поднимется на него. Но именно тогда отлетал последний живой дух от революции, возглавляемой большевиками. Она еще не умерла, но она уже не ваша, не вами творима. Вы теперь только ее гасители. И лучше было бы Ленину тревожней жить, но сберечь этот дух живой. И неужели, неужели Вы, Владимир Ильич, с Вашим огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой, не могли догадаться и не убивать Каплан. Как это было бы не только красиво и благородно и не по царскому шаблону, как это было бы нужно нашей революции в это время нашей всеобщей оголтелости, остервенения, когда раздается только щелканье зубами, вой боли, злобы или страха и... ни одного звука, ни одного аккорда любви.
Когда были первые единичные случаи расстрелов в чрезвычайках, Дзержинский ломал голову над решением задачи, как оградить Питер, потом Москву от диких грабежей и не быть палачом, убегал мертвенно бледный Александрович, умоляя взять его из чрезвычайки сегодня, сейчас.
Пил запоем матрос Емельянов, говоря: "убейте меня, начал пить, не могу, там убийства, увольте меня из чрезвычайки, я не могу"... Вот обстановка первых попыток террористических действий. Так как Левые Социалисты-Революционеры в чрезвычайной "тройке" голосовали против расстрелов, то им было предложено уйти оттуда; так и было сделано.
Но, как и во французском терроре трудно было только начало, так и в России то, во что развернулась большевистская чрезвычайка, превзошло все бывшие у нас опасения.
Эти ночные убийства связанных, безоружных, обезвреженных людей, втихомолку, в затылок из нагана на Ходынке, с зарыванием, тут же ограбленного (часто донага) трупа, не всегда добитого, стонущего на этой же Ходынке, в одной яме [для] многих, не могут называться террором. Какой это террор!..
С этим словом связано на протяжении русской революционной истории не только понятие возмездия или устрашения - это в нем последнее дело - и не только желание или необходимость физического устранения какого-нибудь народного палача. Первым и определяющим его элементом является элемент протеста против гнета и насилия и элемент (путем психиатрического давления на впечатлительность) пробуждения чести и достоинства в душе затоптанных трудящихся и совести в душе тех, кто молчит, глядя на эту затоптанность. Это средство агитации и пропаганды действием, наглядное обучение масс. Так именно, не боясь никаких последствий, бестрепетно и гордо бить по своему врагу.
Акт над германским послом Мирбахом в Советской России и германским генералом Эйхгорном на Украине имели прежде всего это предназначение. И почти неразрывно с террором связана жертва жизнью, свободой и пр. для нападающей страны. И, кажется, только в этом и есть оправдание террористического акта.
Где все эти элементы в чрезвычайках?!! Переписка в газетах идеологов чрезвычаек свидетельствует о невероятном умственном и нравственном их убожестве; страстность же защиты полной своей самостоятельности чревата самыми интересными осложнениями для самой вашей коммунистической партии. Вы скоро окажетесь в руках вашей чрезвычайки, вы, пожалуй, уже в ее руках. Туда вам и дорога. Но, бешено защищая себя через этот орган, себя, а не рабочий класс, не смейте говорить при этом от имени пролетариата и крестьянства, от имени которого вы скоро будете иметь столько же права говорить, как Авксентьев или Скоропадский.
Революция, хотя вы и выдаете мандаты на участие в ней подобно мандатам на получение калош, не может быть вашей монополией, она пошла [слово неразборчиво] и помимо вас. И если еще сможет осилить вашу и психологическую в себе из-за вас реакцию, она найдет свои способы самозащиты и очистит запачканные вами и правыми социалистами социалистические знамена. Сама сущность восстания масс предрешает в себе самой совершенно иные законы борьбы, чем те, что вы ей подсунули. Пользование робес-пьеровскими фразами из времен французской революции, бывшей полтораста лет тому назад, в совершенно иной обстановке не аргумент и не оправдание, но Робеспьер так же подкосил и жестоко повредил своим террором французской революции, как вы - русской.
А как за эту своеобразно понимаемую диктатуру будет расплачиваться своей жизнью и честью не вы, а пролетариат и крестьянство, воображение отказывается представить. Если временно победит Учредилка и начнется террор социал-предателей и буржуазии, что, что, кроме мольбы о пощаде, может противопоставить давящей силе реакции разбитый и связанный пролетариат? К чему, к каким абсолютам, к каким идеям морали и человечности может он апеллировать; ему скажут те же мстительные, шкурно-хамские, торжествующие слова, которые говорите вы -вы, а не пролетариат, в ваших газетах и на митингах, когда берет ваша физическая сила. И при временном (потому что революция все же победит) торжестве своем враги трудящихся вернут пролетариату все сторицею, беря санкцию на это не только из своей жестокости, но и из ваших примеров, все вернут в сгущенном и усиленном размере, и то, что вы расстреливали 150 человек за одного члена чрезвычайки, и прочие ваши подвиги "морального дерзания".
Рабочий класс до сих пор творил свою революцию под чистым красным знаменем от его собственной крови, и в этом был великий моральный авторитет его революции, неугасаемая светоносность его борьбы и страданий за свои лучшие идеи человечества. Сама революция, взятая вне ее временных текущих изменений, в существе своем есть великое светлое преображение жизни, очищение, подъем, освящение ее.
Рабочий класс должен запретить вам спекулировать его именем, прикрывая великим, святым понятием диктатуры пролетариата эти мастерства красного цеха. Рабочий класс и крестьянство должны сказать свое слово: "Долой Чрезвычайки" - и они не только скажут, они разгромят их. Социализм должен осуществиться, так как этого требуют интересы огромного большинства трудящихся, так как капиталистическое развитие подготовило почву и укрепило класс, непосредственно заинтересованный в социализме, - он должен быть, как неизбежный результат всей теперешней исторической катастрофы. Это научное основание социалистической веры не может быть поколебимо никакими неудачами, но она имеет и идеалистические, иррациональные корни. Вера в социализм есть вместе с тем вера в лучшее будущее человечества, в добро, правду и красоту, в прекращение всех форм гнета и насилия, в осуществление братства и равенства на земле.
И вот, по этой вере, как никогда еще не бывало, ярко разгоревшейся огненным светочем в душе народа, вы ударили в корень, будто плюнули в детскую душу.
Что, что сделали вы с нашей великой революцией, освященной такими невероятными страданиями трудящихся?!!
Я спрашиваю вас, я спрашиваю...
Что сделали вы с той безграничной верой трудящихся в вас, которой вы, в союзе с нами, счастливо обладали в такой мере, как, кажется, ни одно правительство на свете. Вспомните 3-й съезд советов, после казавшегося нам рискованным разгона учредительного собрания. Трудящиеся отбросили жалкие опыты парламентаризма с величайшим спокойствием верующего. Они отдались нам, как дитя -матери.
Среди вас есть крупные дарования и рядовые работники светлой убежденности и идейности, и все же, вы устроили что-то вроде единственной в мире провокации над психологией масс, сделали ядовитую прививку в громадном масштабе, во имя идеи социализма - прививку отвращения, недоверия и ужаса перед этим социализмом-коммунизмом. За тот кусочек правды, что вы показали народу и помогли осуществить, вы превысили свое значение, потребовали себе, как великий инквизитор, полного господства над душой и телом трудящихся. А когда они стали сбрасывать вас, вы сдавили их застенками для борьбы с "контрреволюцией".
Но ведь до сих пор еще в ваших руках множество средств усмирения недовольства трудящихся. Единая трудовая школа, социализация домов, национализация торговли, каждая из этих реформ - грандиозный фактор в социальной жизни, продолжение октября. Трудовые массы почти никогда не бывают контрреволюционны. Они только бывают голодны или обижены. И сейчас они сумели бы героически голодать и холодать, и терпеть еще большие ужасы империалистической и белогвардейской блокады, дотягивая до более светлых дней, если бы и иррациональные корни их движения брались в учет.
Особенно это чувствовалось после октября. Сокрушительные выступления рискованных народных стихий ломали все преграды государственности, в освободительном движении трудящихся действительно слышались "голоса" почти из наличного "древнего хаоса", вскрывались, как и во всем мире скрываются, подземные родники, в огне восстания обнажались глубокие истоки народной психологии, искания удовлетворения не только брюха, на чем вы все строите, своеобразные метафизические абсолютисты. И, как всегда в эпохи катастрофических переворотов и напряженности мирового страдания, начинают действовать самые глубокие и основные тенденции исторических процессов, а они (быть может, и вы теперь это увидали) не покрываются формулой вашего экономического материализма.
Поистине, у нас началось новое рождение человечества, в силе и свободе. И трудящиеся будут и хотят терпеть все муки брюха, отстаивая правду, доживая [до] ее засияния. Перед нами открылись беспредельные возможности, свет которых не могли обтускнить ни вспышки красного террора, исходящие от самих трудящихся, ни темные стороны их погромных проявлений. И, конечно, в этот пафос освобождения, в этот энтузиазм нашей революционной эпохи, нельзя было вносить ваш догматизм, диктаторский централизм, недоверие к творчеству масс, фанатичную узкую партийность, самовлюбленное отмежевание от всего мозга страны, нельзя было вносить вместо любви и уважения к массам только демагогию, и главное, нельзя было вносить в это великое и граничащее с чудом движение психологию эмигрантов, а не творцов нового мира.
Наша партия была с вами в блоке-союзе и шла вместе с октября до тех пор, пока вы были в союзе с заветами октябрьской революции и трудящимися. А когда начался у вас новый курс политики внешней и внутренней, партия наша все дальше отходила от вас. Вы не должны говорить об обмане и вероломстве. Наш партийный центр был вне всякой связи с вами уже с марта месяца, после Бреста. Единственным связующим звеном была я, но и я, уходя от вас позже других, сказала некоторым вашим совершенно определенно, что я теперь не с вами, я за крестьянство поднимаю бой.
Но шестое июля не было против вас, вы это так же хорошо знаете, как и мы, оно было последовательным проведением занятой партией позиции, вытекающей из всей тактики партии и учения ее о праве революционного меньшинства. Вашей, позорящей вас, ошибкой является смешение небольшого опыта восстания против германского империализма с якобы нашим намерением свергнуть вас... Излишнее отождествление себя с германским посольством.
Уйдя от вас, партия еще больше и глубже спаялась с революцией и трудящимися, а когда началась дикая правительственная реакция в июле, то партия почти растворилась в массах.
В промежутке между каторгой и вашей тюрьмой я собирала (особенно с октября прошлого года) данные партийного состава крестьянства. В Крестьянскую Секцию ежедневно ко мне приходило 30, 40, 50 человек крестьян, я собирала сведения, кроме них, также по всем своим фракциям Всероссийских Съездов Советов, по всем фракциям и большевиков и Левых Социалистов-Революционеров Всероссийских Крестьянских Съездов. И я отметила, что крестьяне - левые эсеры экономически несравненно обездоленнее вашего крестьянства. Все кулаки и подкулаки назывались большевиками. Это и понятно, сила тянет к силе или пристраивается возле нее. А за левыми эсерами, кроме совсем бедных и средних, сплошь идут все сектанты, целыми селами. Так, из Воронежской губернии, из Тверской, из Ставропольской, Кубанской области, Кавказа и т. д. Это глубоко симптоматичный факт.
Все реальное содержание истории и социальных переворотов человечества составляет борьбу за свободу Человеческой Личности; и недаром те из народа, кто крестным путем отстаивал свободу своей совести и личности, являются активными участниками теперешней революции и идут именно за нашей партией.
Эту партию вы думаете убить всеми вашими способами и рассчитываете успеть в этом. Только за то, что мы иначе мыслим, что отвергаем принудительный набор масс в коммунистическую партию и отстаиваем их право на инакомыслие, только за это вы не даете нам работать для революции, арестовываете говорящих с трудящимися наших ораторов (даже в октябрьские торжества), избиваете и пытаете в Смоленской и пограничных чрезвычайках, где большевики работают в сотрудничестве с немецкими и скоропадскими шпионами. (А вы покрываете это, отказываясь взять от нас об этом сведения и доказательства, когда мы, несмотря ни на что, все же приходим к вам с ними.)
Пусть идет контрреволюция, пусть блокада сомкнет свое кольцо, пусть приходит Краснов и Авксентьев, что вам до этого. Вы будете сводить партийные счеты, будете суживать и суживать "своих", будете искать все более благонадежных "в вашем смысле" и уничтожать все независимое от вашего морального отупения, но кровно слитое и спаянное с интересами социалистической революции и трудящихся. На радость контрреволюционной сволочи, вы последнюю энергию отдаете на нас, а не на нее. Вот сейчас вы разоружаете, на глазах организовавшейся и выступившей белой гвардии в Луге, партизанский отряд Лево-Эсеровских крестьян в Великих Луках и предаете их, таким образом, в руки помещичье-буржуазной своры.
Вот сейчас вы, быть может, совсем накануне тяжких или, наоборот, умопомрачительно радостных событий на Востоке, Западе, Севере, Юге, Англии, Франции и т. д., в порядке дня поставили вопрос о суде над ЦК партии Левых Социалистов-Революционеров и надо мною.
Теперь я не хочу его даже и для кафедры.
За это время вы развернулись в полной силе и отчетливости. Суда вашей партии над своею и над собою я не признаю. Если нужно нам судиться, то должен судить нас Третий Интернационал и история, и теперь уже не сомневаться, кто тогда будет обвиняем, кто осужден, кто оправдан.
Ваш суд составлен из партийных людей. Он должен во имя партийной дисциплины подтвердить то, что было уже решено вашей партией еще в июле. В течение этих месяцев с нашей партией во исполнение этого решения расправлялись, применяя все, вплоть до смертной казни, за "мятеж", за "заговор", за "позицию ЦК", за отказ отречься от нее, хотя судом не было еще установлено, был ли этот мятеж и заговор и в чем именно состоит эта позиция, за которую нашим Мисуно приказывают рыть себе могилу перед смертью. Если революционный трибунал установит в этой "позиции ЦК" отсутствие мятежа и заговора о свержении вас, то он же этим выносит осуждение своему ЦК. Скорее реки потекут вспять, чем это может случиться.
Мы-то знаем хорошо, что вы можете сделать во имя партийной дисциплины. Мы знаем, что у вас все дозволено во имя ее. Партийная дисциплина позволила нас осудить и держать на положении вне закона. Позволены тайные убийства нас, так, одного нашего Левого Социалиста-Революционера, видного работника, подстерегает один ваш агент ВЧК; ему дано разрешение не арестовывать, а просто "убрать". Мне только намекали, через Устинова, что если меня выпустят, то меня же может расстрелять чрезвычайка, и зондировали, не соглашусь ли я отказаться от политической деятельности.
Чудовищно, но факт.
Позволена провокация. Александрович, незадолго до своей казни вами, провалил всеми мобилизованными голосами Левых Эсеров поставленный вопрос о провокации у правых эсеров и меньшевиков. Без нас, конечно, у вас этот позор, несмываемый позор советской России, введен в употребление. Стоит ли говорить еще, на что вы способны, подчиняясь мертвой дисциплине.
Нечего, конечно, сомневаться в дисциплинированности большевиков, революционного трибунала, вопреки всякой логике, истине и доказательствам.
Должно прийти время и, быть может, оно не за горами, когда в вашей партии поднимется протест против удушающей живой дух революции и вашей партии политики. Должны прийти идейные массовики, в духе которых свежи заветы нашей социалистической революции, должна быть борьба внутри партии, как было у нас с эсерами правыми и центра, должен быть взрыв и свержение заправил, разложившихся, зарвавшихся в своей бесконтрольной власти, властвовании; должно быть очищение, и пересмотр, и подъем. Должно быть возрождение партии большевиков, отказ от губительных теперешних форм и смысла царистско-буржуазной политики, должен быть возврат к власти советов, к Октябрю.
И я знаю, с такой партией большевиков мы опять безоговорочно и беззаветно пойдем рядом рука об руку. А сейчас лучше убивайте нас и держите в тюрьмах, чем иметь наш штемпель и подпись под директивами расстрела крестьян и рабочих и разгрома всех деревень до основания. Судите и карайте, как судите и караете десятки тысяч трудящихся.
Ваш суд над нашей партией символичен. Он логически доводит близко к концу то разложение, до которого дошла партия большевиков. Ведь только фракционной извращенностью и дисциплинированностью членов партии можно объяснить, что вы сами это дело не снимаете, а все-таки довели его до фикции суда, наложения штемпеля на все проделанное с нами за эти 5 месяцев.
А так как у вас не было и не будет оснований отрекаться от сделанного и так как я-то знаю, что (независимо от того, хорошо это или дурно) мы не свергали в июле большевиков и что наше намерение было только террористический акт международного значения, акт протеста на весь мир против удушения нашей революции, так как я-то знаю, что был не мятеж, а самозащита, наполовину стихийная, от расправы ослепших от гнева за Мирбаха большевиков, что было только вооруженное сопротивление революционеров при правительственном аресте, и так как ваш партийно-дисциплинированный суд должен всему этому не поверить, то для чего же мне участвовать в затеваемой вами судебной комедии? Для чего своим участием в ней санкционировать право вашей партии судить и наказывать нас, санкционировать шарлатанскую имитацию вашего Шемякина суда под суд народной совести и чести, чем должен был бы быть революционный трибунал.
Кодексом Советских Законов случаев террора против агента империализма не предусматривается. По смыслу вашей революции и должен был бы разрешить [быть разрешен] такой террор. По смыслу нашей революции выходит, что если на тебя нападает кто бы то ни было и берет тебя за горло, то, если ты не овца и не слякоть, -защищайся - защищай свою жизнь и свободу, жизнь и свободу своих товарищей.
И в этом отношении революционный суд теперешней эпохи, переоценивающей все буржуазно-государственно-правовые ценности, должен был бы разрешить наше революционное, вооруженное сопротивление вашему ЦК в лице Ладжинского, заявившего нам: "за голову Мирбаха, расстреливались [расстреливался] ЦК [партии левых эсеров]".
Духом революции, над которым вы уже не хозяева, мы вряд ли были бы посажены на скамью подсудимых.
Обвинение ЦК Левых Социалистов-Революционеров в попытке вовведения [вовлечения] в войну [с Германией] путем акта - не основательно. Акт является первым случаем в целой серии такого рода выступлений, началом острой кампании, долженствующей привести к поставленной партией [левых эсеров задачи], при расторжении Брестского договора.
Какую бы возможность вы ни нашли поставить меня под ваш суд, все равно - заставить меня участвовать в нем вы не сможете, даже ваша Чрезвычайка окажется здесь бессильной. Слишком долго я была на самом дне жизни, слишком сильно всеми помыслами и сердцем люблю революцию, чтобы бояться каких-либо испытаний и смерти: "на прицел", под который пять, шесть раз брала меня здесь в Кремле ваша стража, для ради забавы. И только убийством вы можете меня изъять из революции, меня и агитацию. Она наша, и мы ее. Как у евреев нет другого дома, кроме того, где они родились, где они живут и работают, так и у нас вне социалистической революции нет места. И как евреев заплевывали, преследовали, так делаете вы с нами. И как может [могут] иногда запутываться чувства их бытия и достоинства и их прав от утомления и гонений, так было в июле со многими из нашей партии. Но как, в то же время, в душах евреев подготовилась "будущность человечества", так и в нашей партии зреет сила революционно-социалистического возрождения.
Наша партия Левых Социалистов-Революционеров интернационалистов единственно последовательная и стойкая интернационалистическая партия. Партия крестьян и рабочих, партия власти советов, свободно выбранных трудящимися. Партия непримиримой борьбы с богачами и угнетателями всех стран, партия, не запятнавшая себя соглашательством ни с какой буржуазией, ни , с каким империализмом, не загрязнившая своих рук использованием старого аппарата сыска и насилия буржуазной государственности, партия светлой, могучей веры в социализм и Интернационал, имеет огромное будущее.
Истребить ее невозможно ни вам, ни временной реакции, так как и она, и ее идеи живут в массах, коренятся в глубинах их психологии, и революционное мировое возрождение всего человечества неминуемо произойдет под знаком ее Идеи, Идеи освобождения Человеческой Личности.
М. Спиридонова
Кремль. 1918. Ноябрь
Ну да, хотели, как лучше, эльфы хреновы.
Пытаюсь зайти по ссылке, и вот что вижу
Доступ запрещён
У вас нет доступа к этой странице.
Где это письмо можно увидеть? Или это фальшивка?
О, как сразу фальшивка... Может и М. Спиридонова - призрак? Тогда кому же оппонировал Ленин?
вот прямая ссылка
http://thelib.ru/books/felshtinskiy_yu/otkrytoe_pismo_marii_spiridonovoy...
Фельштинский.
Знаменитый фальшиво монетчик.
Вы бы хоть биографию Спиридоновой читали?
У вас с головой всё в порядке?
Тот самый Фельштинский, который вместе с Литвиненко написали:
"ФСБ взрывает Россию."
"Лубянская преступная группировка."
Да-да-да, все фальшивки, а Спиридоновой не существовало...только с кем же полемизировал Ленин?
http://elib.shpl.ru/ru/nodes/27323-ruprlib17002304
Это вы сказали. Не надо мне это приписывать.
На картинке написано:
Письмо товарища Спиридоновой из Кремлевского заключения 4-му Всероссийскому съезду партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов)
А у вас в комменте написано:
Открытое письмо ЦК партии большевиков. Кремль 1918 год
Дарю вам письмо товарища Спиридоновой
Вы лгунья, врунья и злостная фальшивомонетчица.
И? Еще раз с кем полемизировал Ленин?
стр 511
напоминаю начало письма:
При этом ее письмо своим соратникам, имеющееся в фондах, перекликается с письмом в ЦК
Тут еще надо разобраться кто врет....
Этого текста нет в "Письмо товарища Спиридоновой из Кремлевского заключения 4-му Всероссийскому съезду партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов) "
Вы крученная перекрученная балаболка как Шахрай.
Спиридонова пишет 4-му Всероссийскому съезду партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов), а вы цитируете Ленина V Всероссийского съезда Советов рабочих, крестьянских, солдатских и красноармейских депутатов.
Вы совсем больная. Ростовский психоневрологический интернат №1 по вам плачет.
С головой проблемы у Вас, т.к. не способны сложить 2 Х2...
Арест ( кремлевская гауптвахта) и V сьезд Всероссийского съезда Советов рабочих, крестьянских, солдатских и красноармейских депутатов - это июнь 1918 - поэтому Ленин и "вспоминает" об этом письме на сьезде...
Письмо соратникам, где Спиридонова частично повторяется (что, собственно, я и хотела показать) - это уже конец 1918 г ...
Вы каждый раз подтверждаете свое не умение понимать происходящее...
V сьезд Всероссийского съезда Советов рабочих, крестьянских, солдатских и красноармейских депутатов - это 4—10 ИЮЛЯ 1918 г.
Это про какое письмо?
Вот это письмо товарища Спиридоновой из Кремлевского заключения 4-му Всероссийскому съезду партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов)?
Или которое надыбал ваш товарищ Фельштинский, якобы лежит в Стэнфордском университете?
Вы что, свою ссылку не смотрите?
Бядняжка, вы совсем запутались.
Каких-то дебильных юристов готовят в Ростове.
Вы реально дебил...
В июле 1918 во время V сьезда Советов, в числе других руководителей левых эсеров, Спиридонова была арестована и отправлена на гауптвахту в Кремль, откуда и послала письмо....
Какое письмо? Которое надыбал Фельштинский?
Ю.Фельштинский, С.Юшенков. Открытое письмо Марии Спиридоновой ЦК партии большевиков
И даже по вашей ссылке Письмо товарища Спиридоновой из Кремлевского заключения 4-му Всероссийскому съезду партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов)
это не оригинальное письмо, и написано к несуществующему 4-му Всероссийскому съезду партии левых социалистов-революционеров. И это тоже машинописная фальшивка какого-то Казимира Добраницкого.
Четвертый съезд Партии социалистов-революционеров проходил 26 ноября - 5 декабря 1917.
И?
Жаловаться она могла только в письме, т.к. на сьезде не выступала...
4 -й съезд Всероссийского съезда партии левых социалистов-революционеров это вам не 5 -й Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов.
Страницы