Признаюсь, что впервые в жизни сел писать такого рода послесловие для книги, чья публикация здесь даже на две трети не закончена (ввиду личного запрета Алексом). Но и впервые что-то делать в этой жизни тоже не впервой. Так что чуть ниже мы с читателем сыграем партию в "мерцающие шахматы", использовав книгу как повод, а повод - лишь сам по себе.

Тут АнТюр Борису, как бишь там его... Межуеву заочно отвечает:

Между тем эти слова "сложил" много лет назад (если не ошибаюсь) once: "Мы будем анализировать геополитику весело и цинично". На АШ здоровый цинизм плотно укоренился.

А мы с читателем в нелегком деле аналитики Большой Игры сначала основной акцент сместим на всеми столь любимую борьбу идей (идеологий), а затем продвинемся от несомненно симпатичного здорового цинизма еще дальше. И поговорим о Русской Идее (той, которую зову Мечтой-3000. - прим.) со "звериной серьезностью... впрочем, уже никого не отталкивающей". Пусть и с фигушкой в кармане. Вообще Мечта-3000, как я уже писал вот здесь, явилась неожиданной для тех, кто выступает в пользу "возрождения идеологий", флуктуацией процесса реидеологизации, т.е. в отношении последней - и следствием, и в то же время отрицанием феномена идеологий в качестве действительного типа социокультурных оснований трансформации российского политического процесса. Кстати, если продолжать фигачить тут в пригожинской терминологии, искомой точкой бифуркации в этом смысле выступили глобальные и внутренние события 2011-2014 гг. (хотя, пожалуй, временные рамки можно и сужать, и расширять по мере уточнения нюансов, всё это не суть в контексте данного текстизделия).

Итак, что было бы, не ниспошли Господь наукам политическим Лав-Маркова? Была бы крайне стройная в своей концептуальной ограниченности, чуть пустотная, чуть многословная, но в целом всех устраивающая тишь-да-гладь-да-благодать (консенсус): дескать, прогрессивные идеологии сменили в свое время мракобесие религий, победили в некоторых странах, но потом из-за предателей в элитах этих стран сменились мерзопакостным консумеризмом, но хорошую идею ни задушишь, ни убьешь, поэтому идеологии сегодня триумфально возвращаются... Единственным бы лучиком дневного света в полутьме невежества поборников идеологий были бы наверно только редкие (я, правда, ничего подобного не читывал на русском языке) статьи, как "После цинизма. Утопическая мобилизация в обществах зрелого модерна" белорусского доцента, к.ф.н. А. Екадумова - ценная хотя бы тем, что разбирает сам феномен реидеологизации не с точки зрения перечисления всяких аронов, леметров и бжезинских с их паскудными идейками, а в сущностном русле.

Автор пишет в частности, что вопреки т.н. деидеологизации эпохи постмодерна и тому подобной "фукуяме", с самого начала ХХІ столетия мы видим неожиданное обострение противоречий между всеми политическими силами, будь то ядра капстран (с приходом после лопнувшего "пузыря доткомов" в Белый дом лихой ватаги неоконов и последовавшим на волне тенденций к ресурсному голоду и пробуксовке мировой экономики спектаклем 9/11), будь то периферии Pax Americana (с "оранжадом" жовто-блакитных или "полевением" российского электората). Я, к примеру, помню, как уже в конце 2003-го поддался на уловку путинских политтехнологов, слепивших перед выборами в Думу незапамятную "Родину". И как под капитальным впечатленьем от агитконцерта с Николаем Расторгуевым (алеющий кумач, звериная серьезность, русские мурашки... даром, что всего еще двумя годами ранее я был по молодости чуть не западником, чуть не русофобом) первый в своей жизни голос в роли избирателя я отдал Глазьеву, Рогозину, Варенникову...

Так, в ситуации, когда пирог ресурсной базы на планете уменьшался чуть быстрей, чем всем это казалось за еще какие-то лет 10 до того, а ртов не становилось меньше (даже становилось больше!), отзвуки тех закулисных тёрок между акторами на всех уровнях (меж странами, меж регионами и политическими партиями, и, конечно, кланами внутри стран) прорвались в пространство пресловутой "публичной" политики. И как во всяком уважающем себя публичном доме проститутки политические силы силились завлечь потенциальных неофитов вроде подрастающего поколения "миллениалов" через механизмы утопической мобилизации. А, проще говоря, подвешивали перед носом сладкие морковки: западному плебсу - в виде "жрать в три горла, как и раньше", свидомитскому - "идем в Европу", а российскому (смотря, насколько обездоленна была ЦА) - "поднимемся с колен" / "отменим итоги приватизации". В условиях "постмодернистского плюрализма нарративов" это и осталось бы стандартной трескотней политтехнологов, кабы не скрывалась за последней тектоническая трансформация политического процесса, причем в глобальном масштабе. И неважно, пишет Екадумов, либеральными ли (см. ту же марксову теорию с ее риторикой "эмансипации") были предлагавшиеся в тот момент утопии (проекты) или фундаменталистскими. Важнее то, что их объединяло.

Во-первых, их объединяло некое "спонтанное формирование запроса на проективистские доктрины". Чтобы было чуть понятнее, напомню: русский (из остзейских немцев) наш философ Яков Озе противопоставил свой "критический персонализм" именно проективизму в выделенных им трех плоскостях - наивной, идеалистической, физической. К примеру, первый из проективизмов говорит о подлинной реальности лишь наших ощущений, идеалистический - возводит во главу угла идеи как продукты нашего ума, а вот проективизм физический обычно пляшет от естественнонаучных абстракций (вещество, пространство и движение). Первый из подходов, соответственно, известен как наивный реализм, второй - под грифом объективного идеализма, третий же и есть тот самый материализм (см. подробнее: Озе Я.Ф. Персонализм и проективизм в метафизике Лотце. - Юрьев: 1896). Отдельно ткну вот в это носом всех любителей вульгарного стереотипа: дескать, материализм научен потому, что... просто потому, что есть материя, которую пощупать можно, а идеи не пощупать, стало быть, "идеализм ненаучен". Выясняется, однако, что в ключе проективизма диамат и остальные "маты" вообще не отличимы в эзотерике своей от чисто идеальных построений. Всё отличие - в "научно обоснованной" претензии на власть монополию на истину. Однако же, в отличие от властолюбцев-карьеристов из академической среды нормальные ученые [из отрасли естественнонаучных знаний] рано или поздно обнаруживают себя на позициях деизма.

Ранее произошедшая (на Западе - в 60-х, в нашем случае - в 80-х) деидеологизация с ее опять-таки "рациональным" и "критическим" (заметьте, сколь глупостей творится в человеческой истории под флагом этих убедительных эпитетов) разоблачением "идеологии как ложного сознания", однако, не настолько преуспела в собственной попытке полностью предать идеологии забвению. В первую очередь потому, что полностью игнорирует "аксиологический аспект идеологической лояльности", а по-простому говоря - своеобразную религиозность индивидуально-массового сознания, подверженного действию идеологии. То есть: первый парадокс 80-х, о котором я уже писал вот здесь, заключается в гораздо большей по сравнению с советскими людьми степени идеологизации тогдашних американцев, причем именно без "ре-"! Ведь несмотря на деидеологизацию, двумя десятилетиями ранее описанную именно американской наукой, никакой публичной писаной идеологии в самих США представленный феномен не опровергал за неимением... объекта низвержения. То, что мыслилось как средство торпедировать (и это, к счастью для России и к несчастью для США, американцам удалось!) идеологию Страны Советов, так уж получилось, предварило самый первый опыт приобщения к идеологии для всей американской нации уже при Рейгане. И не предатели в верхах КПСС просрали наш СССР - его просрали пылким неофитам (см. Сияющий Град на Холме против Империи Зла) все мы, в то время пребывавшие на нисходящем тренде [своего скептического отношения к идеологии]. При внешне, так сказать, благообразном и донельзя лицемерном ей поклонении. Это важный исторический урок: не нравится - не ешь. И не физди, что нравится. И не молчи о собственном неудовольствии. Об этом, кстати говоря, шкандальный романист Сорокин ту же свою "Норму" написал...

Второй же парадокс, уже по нашу сторону океана, заключается в том, что хваленое атеистическое сознание тогдашних советских марксистов оказалось в лютой реальности 90-х этаким, на пять минут, религиозным (чуть ли не эзотерическим!), что нынешний левацкий ренессанс в определенной части общества почти ничем не отличается от ренессанса той же РПЦ в общественно-культурном поле нашей жизни.

Екадумов добавляет на сей счет, что:

Ценностная, смысловая составляющая убеждений сохраняет актуальность после всех критических атак, которым они подвергались как заблуждения. Требуется учесть позитивный аспект идеологических представлений, чтобы эксплицировать причины запроса на "заблуждения" после их разоблачительной критики.

 

П. Слотердайк выделяет в развитии идеологии две фазы: наивную, когда адепт искренне, буквально воспринимает идеологемы, и циничную, связанную с развитием критических интенций Просвещения. Циническая фаза характеризует просвещенное сознание, неспособное ни буквально принимать значимые ценностные суждения, ни тем более следовать им на практике. Первое невозможно из-за обусловленной успехами Просвещения утраты наивного объективизма. Второе - из-за несовместимости следования идеалам с успешным стратегическим действием. Несчастное просвещенное сознание возникает из осознаваемого разрыва между нормативными идеалами и практически реализуемыми стратегиями.

 

С. Жижек отмечает, что в цинической фазе разоблачительная критика идеологических заблуждений невозможна, поскольку последние отчетливо осознаются и тем не менее воспроизводятся так, как если бы в них искренне верили. Имитация наивной веры в дискурсе необходима для функционирования социально-семиотической системы, а также ради индивидуального успеха. Воспроизводство устойчивых востребованных способов социальной коммуникации требует воспроизводства дискурса независимо от его критического осмысления.

То есть: "наивняк" не видит никаких конфликтов между заявленным на уровне риторики и проявленным в практике, "циники" же балансируют на грани драматической утраты "смысла жизни", не всегда сводящегося к меркантильным выгодам, предоставляемым цинической стратегией. Так, экзистенциальная потребность в смыслах, не успокоенная даже ништяками из числа "даров природы материи", становится прекрасной предпосылкой к реидеологизации.

Однако, дальше что? Вот больше ты не циник - но и в наивняк обратного пути быть попросту не может. Хотя очень соблазнительно, поскольку всё в наивной фазе очень просто: "социальный садомазохизм" с его служением в квадратной степени и добровольным самоотречением, как показало сталинское экономическое чудо, - наиболее успешная стратегия для государства и для маленького человека. Чудо, к повторению, однако, невозможное - поскольку лишь наивное сознание без задней мысли, некритично служит молоху бюрократии. Цинической же фазе жизненного цикла идеологии, писал Э. Фромм, гораздо больше отвечает вышеупомянутый конформизм - но "конформизм особого рода... успешно сочетающий приспособленчество с амбициями господства" (привет господину АнТюру!)

Однако, и подобный конформизм не указывает человеку путь для выхода из тупика бессмыслицы. Тогда-то и спешит на помощь постцинический подход, инструментально-стратегические интенции властолюбия, материального благополучия подчиняющий столь не ликвидным ценностям и смыслам. Как уже было сказано, идеологическая лояльность "наивных" основана на искренней вере (не науке, обратите внимание!), в случае "циников" - на исчислимых ништяках (активах, привилегиях, так далее). Сама концепция рынка лояльности, в рамках коего идеологии сражаются за души своей паствы, позволяет разорвать порочный круг наивного / циничного в контексте всего данного материала. В постцинической ситуации вида "ни смысла, ни выгоды" разбираемая статья видит полностью корректным ожидание готовности индивида к замене "отшумевшей" для него идеологии на более предпочтительную, а при форс-мажоре - к "утопической мобилизации" ради слома существующей системы социально-идеологических порядков.

Этим, пишет автор, "открывается перспектива для постмодерного (тьфу, блин! - прим. LM) утопизма, постцинической реидеологизации, не сводимой к наивности или цинизму". Постцинизм - такое состояние просвещенного разума, которое конституирует потребность в смыслах, признавая в то же время личную за них ответственность и вообще - недостижимость идеала. Постцинизм менее уютен, чем наивная позиция, поскольку он не исключает вероятности сомнений, отрицания и разочарования в ранее принятых взглядах. Вместе с тем, осознаваемый конфликт заявленного и проявленного помимо цинического разрешения имеет значимый потенциал к "формированию компромиссных социокультурных стратегий, примиряющих ценностные представления с практическими действиями или уменьшающих их противоречия" (уже в контексте постцинизма). В силу этого же мятущееся сознание просвещенного индивида, не нашедшего последнего прибежища в цинизме, выступает фактором институциональных изменений посттрадиционного социума (например, в России. - прим. LM), в котором утопический образец ("справедливость", "пересмотр итогов приватизации", "медаль за город Вашингтон" и проч. - прим. LM) всё время остается нереализованным, что провоцирует в еще вчерашних леваках стихийных (этаких, как топикстартер. - прим. LM) вполне объяснимое недовольство и разочарование в левой риторике.

Наивная утопия стремится к мессианству ("Красный Проект - будущее человечества..." - прим. LM) и эсхатологическому проективизму (предсказания Авантюриста. - прим. LM) обновленной миросистемы. Идеологический цинизм в свою очередь использует всё это, аки топливо, - как некие "полезные для дела" заблуждения лояльных магглов (на каждую Смешинку с Сёминым имеем, говоря условно, тысячу наивных "фолловеров" Красного Проекта. - прим. LM). Проективизм же постцинический "возможен с учетом критического дистанцирования от утопического идеала без отказа от утопии" с признанием последней (собственно, Мечта-3000. - прим. LM) не более, чем "смысловым ориентиром институциональных преобразований".

Среди прочего доцент Екадумов статью заключил вот этим:

В обществах зрелого модерна (страны Запада. - прим. LM) радикальный социальный проективизм не имеет того мобилизационного потенциала, который демонстрируют транзитивные общества (Россия, Индия, Китай, Иран, Польша, Турция и др. - прим. LM) с их фундаменталистскими и традиционалистскими движениями. Социодинамика обществ зрелого модерна, соотнесенная с проективистски-утопическим ориентиром эмансипации через рациональность, также и ограничивается в своем утопическом аспекте этой принципиальной для модерной культуры рационально-критической установкой.

Коротко переведу на русский: рационализм, продукт евроцентристского ratio, не гарантирует нам тут в России ничего - "есть вещи на порядок выше... слышишь?"

В общем, тему я затронул симпатичную, но и хотелось бы ни сваливаться в эренбурговщину, демьянбедновщину, в "Убей его!" от Константина Симонова, ни уподобляться носиковым, дзыговбродским... так, Мечта-3000 - всего лишь постцинический, но в то же время новомодернистский (сей эпитет требует дальнейшего уточнения. - прим. LM) концепт, который, будучи единожды закинут в инфополе, никуда уже из оного не денется - не важно даже, в масть тебе такой концепт, читатель, или нет...

И вот что я уже писал в ответ на замечание коллеги 100 ik относительно романа запрещенного ("увы, всё это - компенсирующие нашу практическую беспомощность литературные мечты... а вот у врага такие люди есть, и длинный ряд смертей наших действующих дипломатов тому подтверждение"):

Приведу пример подобного же неправдоподобия: лирический герой Данилы Багрова 20 лет тому назад - причем в гораздо более шкандальной ситуации (условно говоря, Россия пососала у "Ичкерии" в 1996 г. и в Косово в 1999 г.*) - "компенсировал нашу практическую беспомощность" киношными мечтами, в двух частях. Что, разве нет? Ни первый, ни второй фильм оттого не стали менее великими. И с этой точкой зрения согласно большинство наших сограждан.

 

* И ах, какое совпадение: "Брат" вышел на экраны в 1997-м, а "Брат-2" - в 2000 году.

Всё ж очень просто: мы - это наши желания. Хоть и за вычетом возможностей. И Русская Мечта-3000 она про то (помимо прочего), чтобы желаний становилось меньше, а возможностей - больше. Мир - законная добыча русских. Остальные! Если мы еще не постучались в вашу дверь, не предъявили свое право сильных, это означает только то, что нас свой Материк Россия полностью устраивает, представляется достаточным. Сидеть и не отсвечивать, ребятушки. Попробуйте оспорить, если до фига здоровья, коего не жалко... Книга Любомира Сухарева, собственно, об этом: если русский - убивай. Но убивай не обязательно людей. И убивай лишь только, если этого не избежать. И убивай с любовью... С понтом русские любийцы. Чисто русские любийства. Прочее - для прочих.