В качестве постановки проблемы процитирую очевидный, но по моим наблюдениям недостаточно хорошо известный широким массам манифест (выделением полужирным моё):

В информационном пространстве России без конца нагнетается истерика. Наши неудачи и катастрофы — выпячиваются, достижения и успехи — замалчиваются или нивелируются. А новости о событиях в лагере потенциального противника — ровно наоборот.

Понятно, что редкий журналист может описать событие абсолютно беспристрастно, не выдавая своего к нему отношения. Но наши либеральные журналисты "болеют" явно не за нас.

…

СМИ на данный момент не столько информируют граждан, сколько создают информационный и моральный фон. Фон этот явно не в нашу пользу. Считать, что люди поступают так от чистого сердца и "по велению души" — глупо. Настолько больных граждан, да в таком количестве, не существует.

Ангажированным новостям радостно подвывают комментаторы, выкладывающие "доказательства ущербности русских" из заранее подготовленных подборок.… [ссылка на начало нити инверсных подборок если кто-то располагает ресурсом на оформление подборок, в зависимости от количества новостей от годовой до квартальной — буду только благодарен]

Но тут есть один пикантный нюанс. Технология работает *только* при соблюдении условия личной неприкосновенности исполнителей. Времена борцов за Идею (тот же Равашоль) давно канули в Лету. Современные профессионалы рассчитывают на *личное* употребление гонорария. Да и, помнится, уже во времена упомянутого товарища, акции возмездия в форме «черносотенных» (если кто-то не в курсе, напоминаю историю движения) организаций подавались [заинтересованными в цеховой привилегии на полную свободу от ответственности за произносимое с общественной трибуны] как совершенная «дикость».

Современное исключение в виде высокохудожественной не побоюсь этого слова «инсталляции» в редакции известного парижского сатирического журнала тоже не в счёт.

И тем интереснее наблюдать… диалектичность подходов к освещению событий при смене поля зрения на Благословенный Заокраинный. Что в исполнении ленты(в)ру, при трансляции новостей о… разных интересных события на Западе (избирательном и как правило с задержкой на естественное остывание эмоций), что у типа «аутентичных» смей. Например (© Abram Gutang):

Напомню, что про теракт на "русской" дискотеке "Дельфинариум" не рассказало ни одно израильское СМИ.

Самое время напомнить теоретическое обобщение, утверждающее, что основным признаком власти является свобода от ответственности за профессиональную деятельность.

Полагаю, учреждение спец.трибунала по преступлениям, совершённым профессионалами древнейшей профессии при освоении фондов, выделенных на информационное обеспечение разгрома Югославии, с привлечением к ответственности [например] полного состава редакции би-би-си, с проведение *публичного* процесса в Белграде и немедленным приведением в исполнение вынесенных приговоров (современные столбы куда выше, и конфигурация не располагает… но есть ведь исторический центр города, и вообще: Традиция — Великая вещь) может… радикально сократить количество русофобских вбросов в ноосферу.

Свежая характеристика такого рода… «информации» из обсуждения (© mejik):

Всю инфу НИКТО никогда не даст. Официалы дадут то, что посчитают необходимым для окормления, прежде всего, противника. А СМИ это вторая после проституции профессия, и первая по результатам воздействия на плебс. И пока она не наша. На ТВ тем более. Но и читать и смотреть надо, хотя бы, что бы иметь почву для сопоставления и понимать кто и что лжет. И делать выводы. По началу трудно и непонятно, потом осознаешь принцип сброса с себя морока множественной лжи и становится проще отделять гору лажи от семечка правды. Трудно, да.

С продолжением о разного рода «шоу»:

Чужая "аналитика" это трансляция скрытых манипулятивных, часто вредных, смыслов. К ним же относятся личные субъективные ахи-вздохи или же плевки.

Ну а теперь можно перейти к цитированию источника [около]вековой давности (фантастический роман, написанный по мотивам первой русской революции, с замечательной иллюстрацией в том числе издержек третьей этической):

---

Кабинет диктатора (Политическая фантазия. Завершение «Диктатора»)

XLI. Губернатор «со статьей»

Получив от генерал-адъютанта Иванова 16-го служебную депешу, вызывавшую его в Петербург, Крутогорский губернатор Павел Николаевич Тумаров показал ее жене и дал знать по телефону на вокзал, чтобы ему оставили купе в скором поезде, проходившем через Крутогорск на Москву всего через два часа.

Сборы Тумарова были недолги, была готова во всякую минуту к любой поездке и его жена, преданная своему мужу и своему долгу как образцовая русская женщина. Так как энергичный губернатор ждал ежеминутно бомбы или пули, то Мария Николаевна не отпускала его одного никуда и была как бы его ангелом-хранителем.

— Ну, разумеется, тебя, Павлик, вызывают для назначения, — сказала Мария Николаевна, когда они уселись в вагон, распрощались с группой провожавших и поезд тронулся, — но что он тебе предложит?

— Ничего не знаю. Мы с ним виделись всего один раз у Лауница, правда, поговорили по душам, но ведь он меня совсем не знает. А в Петербурге кроме врагов никого… Да не все ли, Маруся, равно? Чем выше положение, тем более опасностей, а для тебя тревог. Давай лучше укладываться, я страшно измучен за эти дни.

Пока поезд спешил к Москве, можно в нескольких словах сделать характеристику Тумарова, которому судьба предназначила крупную историческую роль.

Революция выдвинула его из скромных рядов русского судебного сословия и сделала известным под кличкой «губернатор со статьей».

Тумаров говорил:

— Среди наших губернаторов есть отличные работники. Одно жаль: законов не знают. В нашем своде законов есть такие статьи, о существовании которых люди даже и не подозревают. Сделает человек что-нибудь, даже умное и хорошее, но без статьи, — глядь и нарвался! А со статьей милое дело: без ошибки — ни возражений, ни жалоб!

Так и пошло: «губернатор со статьей». В Крутогорске эта «статья» создала ему огромную популярность и перепортила немало крови местной красной братии.

Назначенный Столыпиным совершенно случайно из прокуроров в губернаторы, Тумаров явился в Крутогорск в самый разгар «освободительного движения». Первое, что он застал, — это огромное количество всяких революционных организаций, легализованных по новому закону как профессиональные союзы.

Собирает Тумаров свое губернское особое по обществам и союзам присутствие и заявляет:

— Тут у вас, господа, открыто множество профессиональных союзов и все незаконно. Нарушена статья такая-то, запрещающая участие посторонних лиц. Союз портных — члены адвокаты и акушерки. Союз фельдшериц — члены учителя гимназии и т. д. Я все их закрываю, но мне любопытно знать, кто о них был докладчиком?

Поднимается фабричный инспектор и заявляет, что докладывал он и что зарегистрированы союзы правильно.

Видит Тумаров, что докладчик «левее кадет», делает перерыв и отзывает фабричного инспектора в сторону:

— Скажите, мой дорогой, вам известна статья такая-то, объясняющая, что бывает чиновнику за фальшивую справку? Неизвестна? Так вот: за это чиновник увольняется со службы. Но я не хочу портить вашей карьеры и рекомендую вам самому подать в отставку. Срок — два часа.

С первого же дня Тумарову пришлось повести в Кругогорске отчаянную борьбу с местной революционной печатью. Временные правила 24 ноября 1905 года были составлены словно нарочно для того, чтобы администрация не могла захватить выпущенный номер газеты. Тумаров распорядился отпечатать бланки приказов о конфискации, где оставалось только проставить номер «Крутогорского Голоса» и статью закона. Затем полиция дежурила у типографии и как только издание начинали накладывать на подводу, номер мчали к губернатору. Тот вставал, бегло проглядывал и говорил по телефону, какой пункт нужно проставить в приказ об аресте, затем ложился снова спать.

Когда, таким образом, за месяц было конфисковано что-то около 20 номеров, газета сама собой прекратилась.

Но издатель, местный кадет из купцов, Пузатов, не сдавался. Он объявил губернатору войну и представил на регистрацию несколько новых газет с разными редакторами. Проходят установленные семь дней — свидетельство не выдается.

Пузатов к губернатору.

— Ничего не знаю, никаких прошений не поступало.

— Как так?

Наводят справки, и оказывается, что подпись Пузатова на прошении нотариального засвидетельствования не имеет, что прямо требуется статьей такой-то.

— Вздумали воевать со мной, а законов не читаете! Дети вы!

Наконец, все формальности соблюдены, и для отказа предлога нет. Но и вечные конфискации надоели. Зовет Тумаров двух частных типографщиков, так как, конечно, ни губернская, ни земская типографии революционной газегы печатать не будут.

— Я должен вас, господа, предупредить. Разрешены газеты такая-то и такая-то. Печатать собираются у вас. По статьям таким-то мне предоставлено право закрывать типографии. Поэтому прошу вас быть особенно осторожными. Газеты будут революционные, и я церемониться не буду…

— Ваше превосходительство, да мы лучше их печатать не будем.

— Что вы, что вы! Наоборот, пожалуйста печатайте. Я только вас предупреждаю.

После этого разговора новые газеты не нашли ни одного охотника рисковать своим заведением, и главное орудие революции было вырвано.

Последним подвигом, прославившим Тумарова на всю Россию, было штрафование на 500 рублей местного присяжного поверенного Брехунцова за речь, произнесенную им в Крутогорском окружном суде.

Полетели телеграммы, была двинута в поход вся революционная сила. Столыпин смалодушествовал и не только не поддержал Тумарова, но отдал распоряжение уже зачисленный в средства казны штраф возвратить Брехунцову.

Но Тумаров себя побежденным не признал.

— Высшая политика — дело начальства. Приказано возвратить — ничего против этого не имею. Я поступал, строго держась статьи такой-то. Я оштрафовал за революционную агитацию, и мне решительно все равно, где эта агитация идет. Говорят, что окружной суд — территория председателя суда, а он не нашел нужным остановить оратора. Это его дело. Но я этой экстерриториальности не признаю, в законе этого исключения не показано, поэтому я революционные речи буду останавливать везде — и в суде, и в театре, и, если нужно, даже в церкви.

В самое короткое время Крутогорск из ярого революционного гнезда обратился в совершено спокойный и по-старому консервативный город. Наиболее опасные элементы были высланы, земство очищено, полиция подтянута, благоразумные и спокойные люди, до сих пор запуганные и прятавшиеся, оправились и подняли головы.

…

Однако ему не спалось, он нервничал и ворочался, и в восемь уже встал. Облачившись в тужурку, принялся Тумаров за кофе, рука машинально протянулась за свежей газетой. На подносе лежало «Русское Слово», еще полное запаха типографской краски.

— Что за охота сестре эту мерзость выписывать, — проворчал Тумаров, раскрывая газету и… вдруг остановился и словно застыл на месте с непроглоченным куском сухаря во рту…

Во всю вторую страницу Сытинской газеты стояла крупнейшая подпись:

НОВЫЕ МИНИСТРЫ,

а под ней в подлинном тексте именной Высочайший Указ:

«Нашему статскому советнику Павлу Тумарову повелеваем быть министром внутренних дел с производством в действительные статские советники.

Нашему действительному статскому советнику Александру Папкову повелеваем быть обер-прокурором при святом Правительствующем Синоде.

Нашему члену Совета Государственного Контроля тайному советнику Афанасию Васильеву повелеваем быть Государственным Контролером.

Правительствующий Сенат не оставит учинить по сему надлежащее исполнение».

…

— Как прикажете с приемом? Желающих огромное количество.

— В час я у Императорского уполномоченного. До двенадцати могу принимать. Кто там из наиболее видных?

— Официальные лица, а затем… Монархическая партия с Грингмутом и Восторговым, Союз русских людей со Щербатовым и Бартеневым, Союз русского народа с Ознобишиным. У них ликование. Говорят: наш черносотенный министр.

— Ого! Эти союзы — несчастие для всякого министра. Знаете что, Анатолий Анатольевич, направьте-ка вы их лучше в Кремль, к высшему начальству. Тот, кажется, им собирался сказать несколько теплых слов. Он даст верный тон, а мы уж так и пойдем. Я к официальным лицам сейчас выйду, а из частных… надо поговорить с Сытиным.

— Слушаю-с. Он там дожидается.

— Не знаете, он зачем?

— Вероятно, с жалобой на меня.

— Вот что: вы хорошо помните указ о приостановке закона об отмене телесных наказаний? Пункт «г» второй статьи вы применяли?

— Раза два всыпал: одному наборщику и одному вольнослушателю. Жиду, конечно.

И-23: С точки зрения читателя XXI века «антисемитизм» автора может показаться дикостью. Но если потрудиться ознакомиться с материалами монографии Якова Александровича (Я.А. Брафман, «Книга кагала», читать рекомендуется третье издание), с описанием иерархии суверенитета и технологии монополизации профессии (в качестве современной иллюстрации тенденции можно отметить статью камрада Маслова), то утверждение заиграет новыми красками.

— Что, если бы я попросил вас по пункту «г» угостить Ивана Дмитриевича двадцатью пятью горячими?

— Если вам угодно будет приказать.

— Для начала министерской работы. Идет. Давайте-ка его сюда.

Знаменитый издатель, вызванный первым, польщенный вниманием к «прессе» нового министра, вошел в кабинет — развязный и сияющий. Рейнбот отошел к окну, а Тумаров смерил глазами Сытина.

— Вы ко мне?

— К вашему высокопревосходительству. Пора закончить здешний произвол, от которого нам житья нет…

— Та-та-та, на каком вы языке беседуете, господин Сытин… Ну так вот: вы ко мне, а я хотел сам вас вызвать. Сегодняшняя передовая есть верх наглости и является прямой революционной провокацией. Вам известен пункт «г» второй статьи Высочайшего указа 27 февраля? Я могу пожалеть мальчишку — революционера, начитавшегося глупых книжонок. Могу отнестись снисходительно к болвану-профессору, проповедующему вздор, потому что тут можно хоть заподозрить убеждения. Но вы, господин Сытин, вы революцией торгуете, для вас у меня пощады нет. Вчера огребали деньги у Победоносцева и Саблера, сегодня подуло другим ветром, и вы торгуете революционной газетой… Вы наживаетесь на разврате, на гибели России, на глупости несчастной молодежи, на подуськиваниях и натравливаниях…

Сытин бледнел, краснел, и наконец, как был, во фраке, опустился на колени.

— Ваше высокопревосходительство, помилосердствуйте! Завтра же разгоню всю редакцию. Самая патриотическая газета будет. Самому надоело. Типографию какую сожгли!

— Это завтра. А сегодня, Анатолий Анатольевич, благоволите дать господину Сытину в его участке 25 розог. И возьмите с него подписку, что он их получил, а то будет отпираться.

---

И-23: PostScriptum:

08 февраля. Прощание с пилотом сбитого Су-25.

Бесплатные (совсем «быдло» оборзело, не хочет возмещать издержки на собственное программирование) вестники либеральной пропаганды (распространяемые в Москве).

На главной странице «Метро» — открытие олимпиады.

На главной странице «Москвы вечерней» — какой-то лицедей.

А вот если бы применить «пункт „г“ Положения» начиная со стрелочников и заканчивая формально-публичными организаторами… Полагаю, можно было бы наблюдать чудесное оздоровление публики, берущейся выступать с общественной трибуны.