Многие политически близорукие товарищи, в особенности — представители группы борцунов с «хроноложеством»®©™, очень любят злоупотреблять применением понятия «факт». Даже (особенно!) там, где правильно ограничиться применением понятий «свидетельство» и «утверждение».

Но не только лишь все хотя бы слышали о любимом памфлете Альва (который, помимо прочего, наглядно иллюстрирует роль публикатора: достаточно просто сравнить «авторский» файл с «уворованным» «пиратами»), не говоря о навыках применения сего сокровенного Знания.

И уж тем более — позволяют себе роскошь оперирования реальной моделью (кто, где, когда, на основании каких источников (входной информации) и решая какие задачи (с каким целеполаганием) делал какие утверждения) вместо вульгарно-упрощенной статичной (культ преклонения перед единожны и навсегда установленным идолом «факта»).

Изначально я собирался показать тенденцию на цитировании Дмитрия Ивановича, но встретился пример позлободневнее.

Заодно рассмотрю workaround для использования традиционного в научной литературе формата ссылок (с отсылкой к номеру страницы печатного издания) в популярных текстовых форматах (масштабируемый текст отличается непостоянством информационной ёмкости «страницы») и проблему художественной литературы (помним о гуманизме и физическом смысле гуманитарных наук), и мнение, утверждающее, что есть «популяризация» истории, а есть «пикуляризация».

Итак

К настоящему времени не только лишь все даже заинтересованные знают, что г-н Грушевский был не создателем традиции научного утверждения украинства, но лишь её популяризатором.

Тезис: живописание ужасов крепостного права и немецкого засилья в некоторой неопределённой степени зиждется на весьмы зыбких основаниях.

Пересказать все приписанные москалям притеснения невозможно. Тут и тягости постоя царских войск после Прутского похода, и насильственные захваты земель русскими вельможами, бесчеловечное их обращение с крепостными, вроде того, что позволял себе какой-то брат Бирона в Стародубском уезде, заставлявший женщин кормить щенят своей грудью. Автор проявляет необыкновенную находчивость, чтобы изобразить «несносное презрение в земле своей от народа, ничем их (малороссов) не лучшего, но нахального и готового на все обиды, грабления и язвительные укоризны» ^{89}.

⁸⁸История русов … // ЧОИДР. 1846. № 4. С. 162, 153.

⁸⁹ Там же. С. 204.

Вопрос датировки источника не изучал. По моим оценкам (основанным на материале цитируемой монографии) — конец XVIII–начало XIX века.

Косвенные признаки свидетельствуют о том, что не только лишь все учёные-историки, использовавшие труды того же Костомарова, были в курсе сути материала, использованного при написании подавляющего большинства работ учёного и тем более — итоговой оценки им использованных источников.

Вангую, что памфлет досейчас пребывает в статусе, аналогичном первоисточникам норманизма (вводимым в современный научный оборот почему-то оппонентами).

И заодно кастую в тему камрада оттуда…!

Характеристика упоминаемого источника:

Едва ли не самая ранняя критика ее предпринята была в 1870 году харьковским профессором Г. Карповым ^[93], назвавшим «Историю русов» «памфлетом» и решительно предостерегавшим доверять хотя бы одному приведенному в ней факту. Костомаров, всю жизнь занимавшийся историей Украины, только на склоне лет пришел к ясному заключению, что в «Истории русов» «много неверностей и потому она, в оное время переписываясь много раз и переходя из рук в руки по разным спискам… производила вредное в научном отношении влияние, потому что распространяла ложные воззрения на прошлое Малороссии» ^[94]*{75}. В свои ранние годы Костомаров принимал «Историю русов» за полноценный источник.

⁹³ Карпов Г. Указ. соч. С. 41—123. (И-23: указан в сноске #47. «Карпов Г. Критический обзор разработки главных русских источников, до истории Малороссии относящихся, за время: 8-е января 1654 — 30-е мая 1672 года. М., 1870. С. 25.»)

⁹⁴ Письмо в редакцию «Вестник Европы», т. IV, авг. 1882 г. Там же Костомаров предостерегает от неосторожного пользования казацкими летописями, составленными сплошь людьми, занимавшими видные казачьи чины. «Во всех наших летописях, — замечает он, — необходимо пройтись руке беспристрастного и добросовестного критика»^*. Это завещание до сих пор не выполнено украинофильской историографией.

⁷⁵ Упоминаемое письмо озаглавлено: «Крашанка, г. Кулиша. Письмо в редакцию». Цитируемая характеристика «Истории русов» содержится на стр. 738 журнала, замечание Костомарова о том, что «во всех наших летописях необходимо пройтись руке беспристрастного и добросовестного критика» — на стр. 740.

Первая ласточка

Первое упоминание свидетельства в художественной литературе закономерно обнаруживается в литературном наследии другого идола украинской псевдо-государственности (сомневающимся в корректности термина категорически рекомендую прежде чем критиковать, потрудиться ознакомиться с полным текстом цитируемого исследования):

Есть у Шевченко повесть «Близнецы», написанная по-русски. Она может служить автобиографическим документом, объясняющим степень воздействия на него «Истории русов». Там рассказывается о некоем Никифоре Федоровиче Сокире — мелком украинском помещике, большом почитателе этого произведения.

«Я сам, будучи его хорошим приятелем, часто гостил у него по нескольку дней и, кроме летописи Конисского, не видал даже бердичевского календаря в доме. Видел только дубовый шкаф в комнате и больше ничего. Летопись же Конисского, в роскошном переплете, постоянно лежала на столе, и всегда заставал я ее раскрытою. Никифор Федорович несколько раз прочитывал ее, но до самого конца ни разу. Все, все мерзости, все бесчеловечия польские, шведскую войну, Биронова брата, который у стародубских матерей отнимал детей грудных и давал им щенят кормить грудью для своей псарни — и это прочитывал, но как дойдет до голштинского полковника Крыжановского ^{142}, плюнет, и закроет книгу, и еще раз плюнет»^*.

¹⁴² …голштинского полковника Крыжановского…— По сюжету «Близнецов», в одном из полков под его командованием служил дед героя повести, Никифора Федоровича.

Кстати, к вопросу о значении художественных источников для формирования мрий, Крым и Кубань отнесены к Украине уже в алтасе 1910 года издания.

Кукушка хвалит петуха…

Путешествие свидетельств источника по трудам столь же академических (к вопросу логики присуждения титула я ещё вернусь) авторов.

Франциск Духинский родился в 1817 г. и по происхождению был малоросс, хотя уже родители его оказались захвачены польским патриотизмом и польскими устремлениями. Выросший настоящим поляком, он с молодых лет интересовался русско-польскими отношениями в древности и писал в конце 30-х годов какие-то сочинения на эту тему. Эмигрировав, он поселился в Париже, потом в Швейцарии, жил в Италии, в Константинополе, потом опять в Париже, где стал профессором местной польской школы. Известность приобрел своими парижскими публичными лекциями по польской истории, в которых и развил знаменитую теорию о взаимных отношениях славянских племен. Успех его чтений среди французов был исключительный и объяснялся, кроме обычного для них невежества в вопросах славистики, также и русофобией, широко распространенной в тогдашней Франции. Исторические опусы свои Духинский напечатал в 1847—1848 гг. в одном из польских изданий в Париже, а в 1858—1861 гг. выпустил в виде трехтомного труда под заглавием «Zasady dziejów Polski i innych krajów Slowianskich».

Труд этот давно забыт и ни одним ученым всерьез не принимается. Интересен он только как документ общественно-политической мысли своего времени. Излагая взаимоотношения поляков с прочими славянскими народами в прошлом, автор наибольшее внимание уделяет Руси. Русь, по его словам, представляет простую отрасль, разновидность народа польского; у них одна душа, одна плоть, а язык русский — только диалект, провинциальное наречие польского языка. Конечно, под Русью надлежит разуметь не тот народ, который себя называл этим именем в XIX веке — не московитов. Русь — это галицкие русины и малороссы, которые только и достойны называться русским_|232: именем, тогда как современные русские присвоили это имя незаконно и в старину назывались московитами и москалями. Произошло это присвоение сравнительно недавно, с тех пор, как московиты захватили часть «русских» (украинских) территорий с их населением.

Екатерина Вторая высочайшим повелением даровала московскому народу имя русского и запретила называться древним именем «москвитян». В этом сказался, как бы, стыд варвара, вступившего в высшее культурное общество и захотевшего украсить себя именем благородного народа, спрятав свое хамское дикое имя подальше. В то время как русские, т. е. русины — чистые славяне, москали ничего общего со славянством не имеют. Это народ азиатский, принадлежащий к финско-монгольскому племени, и только слегка ославянившийся под влиянием русских (украинцев). Духинский категорически отрицает за москалями арийское происхождение, относя их к туранской ветви народов. Отсюда выводятся все низкие умственные и нравственные качества москалей и все ничтожество их культуры.

Большая часть польских образованных кругов приняла теорию Духинского с восторгом и повторяла ее на все лады. Во Львове в 1882 г. вышла книга некоего Бестронного «Przestroga historii» (предостережение истории), где автор рассыпается изумительными вариациями на тему Духинского. По его словам, из 90 миллионов жителей Российской империи только четвертая часть говорит языком российским, и притом начала говорить им «не дальше, как сто лет тому назад». По словам автора, этот язык, происходящий от славянского языка, распространялся вместе с религией среди народов московского государства еще тогда, когда в них не было ни капли славянской крови. «Жители империи особой московской народности не имели мужества называться тем, чем они были в действительности, не имели мужества называться москалями, им казалось, что это оторвет их от Европы… В удивительном смешном ослеплении они думали, что имя москаля тождественно с варваром и что название их россиянами защитит их от укоров в варварстве. Им казалось, что Европа не знает о том,_|233: что делается в этой России, а хотя бы и знала — они лучше хотели быть варварами европейскими, чем достойным, свободным народом московским, хотели лучше угнетать и быть угнетаемыми, чем принять название москалей и признать себя финско-монгольским племенем, они назвались славянами».

Произведений, подобных этому, появилось множество, благодаря чему теория Духинского приобрела широкую известность не только в польских землях, но и за границей. Она была воспринята французским историком Анри Мартеном и по причине полной неосведомленности европейцев о России долго процветала во Франции, как «научная». Понадобился авторитет Рамбо, чтобы вывести французскую науку из недостойного положения.

Наблюдения полезный в том числе для понимания сути демократической науки и физического смысла преклонения перед ней. На всякий случай напоминаю: по оптимистичнейшим оценкам речь идёт о позапрошлом веке!

Число в нижнем индексе — маркер разрыва страницы. Ценой толики читаемости решает задачу согласования стандарта ссылочной базы (отсылка к номеру страницы печатного изщдания) с фичей масштабируемости текста в электронном представлении.

Выход в худ.лит

К сожалению, путешествие цитированного утверждения по популярной художественной литературе не закончилось позапрошлым веком.

Из современных авторов, предположительно через труды Костомарова (вообще, если повнимательнее присмотреться к авторитетам борцунов с ими же придуманным для клеймения оппонентов «хроноложеством», то та-а-акое вылезает…) оно просочилось в произведения(е?) пользующегося широкой известностью В.С. Пикуля.

Правильный худлит:

В благословенные времена правления тов. ИВС (и, благодаря инерции системы, некоторое время после его безвременной кончины) издавалось изрядное количество правильной и крайне годной художественно литературы. Например:

«Повести древних лет» Валентина Иванова и «Иван III» Валерия Язвицкого.

Библиографию цикла «Государи московские» Дмитрия Балашова специально не исследовал, сейчас лень, да оно и не принципиально.

Проблема в том, что известность упомянутых авторов, а сугубо — произведений, мягко говоря недостаточна. И радикальным образом уступает известности плодовитого мастера-многостаночника В.С. Пикуля (про которого злые люди говорят, что в иных произведениях он, пользуясь моментом, страницами… заимствовал чужие тексты; что с оговорками про упоминание автора/источника допустимо в учебной литературе, но не в художественной).

Только пришедшее вслед за катастройкой осознание того факта, что не-издание упомянутых авторов — куда более надёжный способ привлечения внимания активной части граждан отчасти исправило ситуацию.